лезвие под языком

Из окна тянет холодом, но Сергей ничего не говорит, только отходит в сторону, к застекленному книжному шкафу, где не так дует. Олег курит в окно, приспособив под пепельницу блюдечко из звонкого фарфора. Ничего. Пусть. В последнее время он так надолго не оставался, все равно уезжал в город, в свою квартиру — там к цивилизации ближе, сервера не гудят, проще и быстрее сходить разведать все, что у Сергея не получается узнать дистанционно. А теперь — месяц безвылазно живет здесь, спит в одной кровати, готовит ужины и точит кухонные ножи. Почти как в Мексике, когда они ни на минуту не расставались. Олег тушит бычок и закрывает окно. В комнате все равно пахнет куревом, как бы он ни старался; Сергей привыкает к этому, хоть и бросил много лет назад. — Выбираешь, чем сегодня меня усыпить? — улыбается Олег, приближаясь к нему. Сергей поворачивается к нему. Кладет ладони на шею, а Олег обнимает за талию и целует. Книги вообще-то неплохо помогали ему в первые дни после. После того, что было. Он просыпался от боли, со стоном пытался перевернуться на бок, но так было еще хуже; на животе спать оказалось невозможно — ребра, на спине — мучительно из-за раны. Он устраивался полулежа, обложившись подушками, и Сергей, застыв рядом в кресле, содрогаясь, словно это его ранили, вполголоса читал ему вслух, подсвечивая страницы тусклым книжным фонариком. Ярким светом старался Олега не беспокоить. Убаюкивал его монотонным зачитыванием Шекспира, никогда он еще не звучал так сухо и скучно. Помогало. Иногда Сергею казалось, что это себя он утешает чтением вслух — от каждого стона Олега по спине у него бежали мурашки, перехватывало дыхание, касался неведомый раньше страх смерти — смерти близкого, не собственной. Потом стало легче. Порезы не зажили, так и выделяется сукровица, повязки приходится менять каждый день; но в клинику Олег обращаться отказался. Нашел знакомого хирурга через приятелей, и тот, приехав с чемоданчиком, зашил кривой тонкой иглой кожу. Сергей до сих пор не уверен, что Олег совершил это в здравом уме. Может, в горячке отдал себя в руки не пойми кому. Но спорить с ним Сергей не смог. Теперь немного жалеет. Олег все обнимает его, окутывает запахом сигарет. Похудел. Стал чуть мягче — мышцы уходят без постоянных тренировок. Сергей следит за ним, запрещает бег, только прогулки быстрым шагом, не дает поднимать тяжести — потом, Олег, потом наверстаешь, давай пока что дашь ребрам срастись и синякам зажить. Он слушается. По крайней мере, Сергей так думал; потом наткнулся на его переписку с Лерой в своем ноутбуке, где она спрашивала о самочувствии, Олег ей добросовестно отчитывался, а потом интересовался, стоит ли уже потихоньку нагружать себя; Лера отрицательно отвечала капсом. — Со мной она так не болтает, — сказал тогда Сергей. Получилось обиженно. Олег только посмеялся. Плевать. Лера его откровенно недолюбливает, куча людей попросту ненавидит. Главное, что Олег с ним, Олег доверяет ему, Олег любит его так, что больше уже невозможно. Обниматься с ним, целоваться, стоя у книжных полок в гостиной, Сергей может вечно. Касаться так, чтобы не причинить боли. Он изучил Олега за эти дни досконально, даже с закрытыми глазами может показать, где его пока что нельзя трогать, а где — нужно обязательно. Сергей ведет губами по линии его челюсти, прикусывает ухо, касается шеи. Олег выдыхает. Прижимает к шкафу и рукой шарит под футболкой. Они сейчас почти всегда стоя — Сергей обычно на коленях перед ним; в кровати слишком велика вероятность потревожить раны. Олег подставляет ему шею под поцелуи, задирает одежду, его широкие ладони ведут по груди вниз. Дышит он тяжело. Сергею его мало. Тревога только недавно стала отпускать. Только недавно он перестал караулить Олега у ванной, напряженно прислушиваясь, не понадобится ли ему помощь; пришлось смириться с тем, что иногда Олег может взмолиться о личном пространстве, ну хоть на пятнадцать минут, Серый, я же не инвалид какой, дай намоюсь. Сергей хотел бы держать его в поле зрения постоянно. А еще ему хочется, чтобы между ними все как можно скорее стало по-прежнему. Приближает этот день всеми силами. В распоряжении у него только немного лекарств, мягкая постель и безграничные запасы заботы. Бесконечное количество любви. Он боится торопить Олега. Боится сделать ему больно. Пресекает все его инициативы в постели, обводит вокруг пальца — Олег и не замечает, что хотел поласкать его, а уже стонет от того, как Сергей полирует его член ртом. О себе он заботится сам. Нечего Олегу утруждаться, губы у него только-только зажили. Но сейчас, когда он так трогает, так несдержанно лапает и вжимает в стеклянную дверцу книжного шкафа, Сергей готов рискнуть. Прикосновения Олега все еще осторожны, зато он мокро целует, прикусывает шею, сжимает член. Сергей решается. — Олег… — Он обычно требует, а теперь медлит, прежде чем попросить. — Серый… что хочешь? Олег проводит носом по его щеке, скуле, жадно втягивая воздух. Сжимает чуть отросшие волосы. Смотрит в глаза. Раскраснелся. Завелся с пол-оборота. — Возьми меня стоя. Здесь. Зрачки его расширяются. Он сглатывает. Склоняет голову и целует, язык его во рту, ладони шарят по телу беспорядочно. Сергей уже забыл, каким страстным, настойчивым он может быть, привык незаметно успокаивать его, чтобы он не навредил себе. Но хочет его — такого, несдержанного — до одури. Еле вырывается из его объятий, и его поцелуев и просит: — Подожди минутку. Подожди, продолжим с того же момента… Улыбается, ведет кончиком языка по губе, и Олег смотрит влюбленно-доверчиво, отпускает. Сергей мчит в спальню за смазкой. Мог бы здесь, на кровати, разложиться в коленно-локтевую, всем было бы удобнее; мог бы, но хочется там, под камерой наблюдения в углу, чтобы потом посмотреть, и хочется новых ощущений. Он возвращается, а Олег уже разделся, сбросил домашнюю фланелевую рубашку — вместо футболок, которые ему неудобно теперь надевать и снимать; отшвырнул в сторону штаны. На миг Сергей задыхается от его израненного, цветущего всеми цветами радуги тела. Но подходит, целует в плечо и про себя обещает, что будет так же целовать и его шрам, когда он заживет. — Хочу тебя, — шепчет Олег и притягивает его к себе, снова целует. Утыкается в бедро его член. Сергей плавится от него, обнаженного, жадного до прикосновений. Олег нетерпеливо сдергивает с него футболку, снова вжимает в шкаф и касается губами плеча. Стоит взять его лицо в руки — замирает, смотрит в глаза, словно ждет команды. Сергей глядит на него, прикусывает язык — не время сейчас просить его быть осторожным, он ведь не поймет, что это просьба не о том, чтобы он растягивал подольше. И все же Сергей произносит: — Если тебе станет неудобно, больно, то… — Ой, хватит, — отмахивается Олег и вновь приникает к его губам. Сергей прижимается лопатками к шкафу, помогает Олегу стащить оставшуюся одежду, отпихивает ее ногой прочь. Пальцы Олега скользят между ягодиц, он проникает внутрь, прижимается к груди. Прикусывает нижнюю губу и чуть оттягивает ее. Сергей стонет — скучал, как он скучал по этому, пока сдерживал Олега, пока был с ним мягким… Острая кромка зубов касается шеи, Олег насаживает его на пальцы, обхватывает член, и Сергей вцепляется в него, виснет на нем, на миг забывая обо всем. Олег разворачивает его, прикусывает загривок. Приставляет член — и входит медленно, мучительно медленно, но Сергей все равно с непривычки задыхается, весь дрожит. Олег его распирает, у Олега просто огромный, Сергей его обожает, хоть сейчас и принимает с трудом. Олег обнимает его одной рукой за грудь, второй гладит по бедру. Укус сменяется осторожным прикосновением, от дыхания короткие волоски у основания шеи дыбом встают. — Серый, — бормочет он. — Не молчи. — Говорить… сложно в таком… таком положении, — выдыхает Сергей. Хотя он знает, что Олег ждет хотя бы стона — тихим Сергей быть никогда не умел. Но он концентрируется на этом ощущении полноты, на напряжении мышц, на том, как Олег невесомо целует плечо и гладит грудь. Боится лишним звуком спугнуть. Прислушивается и сам — лишь бы Олег не выдохнул через стиснутые зубы от боли в груди, в спине. Он входит до конца, прижимается к ягодицам плотно, обхватывает двумя руками, и только тогда Сергей позволяет себе ахнуть — как близко, как хорошо. Он приподнимается на цыпочки, чтобы Олегу было удобнее, и тот двигается медленно, едва выходит, бедра его совершают короткие движения. Он шумно выдыхает с каждым толчком вперед. У Сергея по внутренней стороне бедра сбегает, щекоча, капля пота; жарко от того, как Олег обнимает его, обволакивает собой; он откидывает ему голову на плечо, приоткрыв губы, и плавится в его руках. — Олег, — выдыхает Сергей. — Олег… Произносить его имя так сладко, так правильно. Губы Олега — на щеке. Тянется к губам. Извернувшись, Сергей целует его, кладет свои руки — поверх его. Неудобно, член того гляди выскользнет, но они не пытаются переменить позу, горят от запредельной близости. Сергей наслаждается тем, что он внутри, что он берет неторопливо, уверенно, совсем не так, как целовал и гладил в горячке. И все-таки они расплетают руки, делают шаг назад. Сергей выгибается в пояснице, упирается ладонями в шкаф, оставляя очередные отпечатки на стекле. Олег кладет ладони ему на бока, насаживает на себя, и Сергей стонет — прикосновение правильное, всю комнату словно вспышкой озаряет. От члена Олега он всегда кричит, визжит, хочет его трогать, облизывать, хочет в себя; он заполняет так, словно создан был специально для Сергея. Олег тяжело дышит, быстрее двигается, влетает почти грубо. Сергей прилипает ладонями к стеклу дверок шкафа, вжимается в него лбом, жмурится, себя даже не трогает — и так накрывает, словно под кайфом. Олег входит с хриплым стоном, еще раз — и замирает, опускает голову вниз, губами — между лопаток Сергея. У него бедра дрожат, когда он кончает, едва заметно дрожат. Тянется к члену Сергея, и от его прикосновения все тело прошивает, грубоватая кожа ладоней Олега заводит больше всего на свете. Он всхлипывает, пока Олег, не вытаскивая, быстро ласкает его. Кончает с его членом внутри, в уголках глаз горячо, до сих пор стыдно, что иногда кончает со слезами, но чувств и ощущений так много, что сдержать их невозможно. У Сергея слабеют колени, сперма — на животе, на груди, даже на стекле. Он со стоном сползает вниз, Олег опускается на колени рядом. Кладет подбородок на плечо, заставляет повернуть голову и целует, целует, целует. Потом Олег ложится спиной на пол, а Сергей — рядом с ним, полубоком, облокотившись. Кончиками пальцев водит по груди Олега, целует каждый синяк, каждую ссадину. Гладит по бедрам. — Как думаешь, ежедневно можно такую физическую нагрузку? — спрашивает Олег, глядя на него. Касается ладонью спины. Сергей снова хочет его. Бросает взгляд на его член, еще мягкий, и сглатывает. Отвечает: — Спроси у доктора. У нас же есть свой собственный, отвечает двадцать четыре на семь. Олег тихо смеется. Разгадал его коварный план — чтобы Лера и ему перестала писать просто так. — Серый, я же не фарфоровый. Мог бы не юлить столько времени. Сергей вспыхивает, а Олег продолжает, весело глядя на него: — Я гадал, на сколько тебя еще хватит. — Ставки, надеюсь, не делал? — ворчит Сергей. Так, для проформы. Раскусил, надо же. Сергей наклоняется к нему, целует. Олег запускает руку ему в волосы. Пусть он и не фарфоровый, но Сергей все равно осторожничает с ним. Бережет его. В конце концов, дороже у него никого нет и не будет. Олег целует его и, наверное, все это прекрасно понимает.