Колючка

      — Поймал.       — Тадди…       — Я скучал, Колючка.       Брат смотрел на меня, всё ещё держа за локоть. А я… А я не верила своим глазам. Но чувствовала его тёплую ладонь на своей коже — холодной, даже сквозь ткань одежды. Знакомые, до боли родные глаза смотрели на меня серьёзно, и ухмылка на лице Тадеуша не касалась их.       Рукой нащупала спинку стула и, крепко схватившись за неё, выпрямилась, тем самым уходя от прикосновений брата. Ноги всё ещё предательски дрожали, а Тадди молчал.       Скучал. Он сказал мне, что скучал. И тут меня охватил сначала тихий, почти неуверенный смех. А после всё громче, громче, будто предвещал подступающую истерику. Фамильяр шептал в голове, что мне необходимо было успокоиться, чтобы не случился ещё один выброс. И я старалась, честно старалась. Но видя перед собой того, кого оплакивала, с чьей смертью почти смирилась…       Это было тяжело.       Снова посмотрела на него. Ухмылка исчезла, брат хмурился, следя за мной. Но не приближался.       — Скучал? — мой голос сел, но я каким-то чудом нашла в себе силы усмехнуться. — Скучал по мне, говоришь?       Зажмурилась, стиснув свободную ладонь в кулак, и сделала несколько глубоких вдохов. Сама не заметила, как смогла шагнуть навстречу к нему.       Моя ладонь с громким звуком ударилась о щёку брата, вынудив его мотнуть головой. Удар был сильным. Я тяжело дышала, как бы не старалась выровнять дыхание, теперь сжимала обе руки. И стоило Тадеушу снова посмотреть на меня сверху вниз, ударила и по второй щеке. Почему он молчал, почему терпел пощёчины от меня?       — За что ты так со мной, Тадди? — прошептала я, замахиваясь для ещё одного удара, но брат мягко перехватил мою руку и обхватил запястье.       — Колючка…       — За что? — выкрикнула, вырываясь из его хватки.       Но Тадеуш обнял меня. Крепко прижал к своей груди, стискивая в своих тёплых руках, пока я пыталась освободиться. Била по его плечам, повторяя один и тот же вопрос.       За что?       Он находился передо мной живой, во плоти. Обнимал, прижимая к себе всё крепче. А я чувствовала себя преданной им — самым близким моим человеком. Самым родным и самым любимым. Сейчас все мысли об отце и Лукреции, которая дала мне надежду, ушли на второй план, потому что внезапно живой брат был для меня куда более сильным потрясением.       Может быть, я просто сплю? Отключилась от пережитого стресса, и он просто снится мне? Может, это просто иллюзия, галлюцинации, как показалось мне с самого начала?       — Тише, моя душа, — заговорил Тадди снова над моим ухом. — Эстер, прошу тебя…       Разве смел он о чем-то просить меня, предав и разрушив меня этой мнимой смертью? Кто ещё мог знать об этом и скрывать от меня? Отец, Ворон, Санторо? Кто?..       — Как ты мог так поступить со мной?! — закричала, но звуки приглушались его телом.       — Колючка…       Он резко отстранил меня и обнял лицо ладонями, заставляя посмотреть прямо в глаза. Я видела в них сожаление, тоску, любовь. Я видела то, каким открытым он сейчас был для меня, но мне было этого мало. Мне нужны были слова, ответы от него.       — За что, Тадди? — брат тяжело выдохнул, бегая взглядом по моему лицу, мокрому от слёз. — Почему ты предал меня, сыграв такую злую шутку? Я оплакивала тебя… Я… Я хотела умереть следом за тобой. А ты…       — Не говори так, — Тадеуш рваными движениями стал вытирать мои щёки, но это было бессмысленно. — Никогда не говори о своей смерти, моя душа. Я…       Он зажмурился, отворачиваясь от меня, но продолжал держать. Его большие пальцы с нежностью касались моего лица, рисуя узоры.       — Эстер, я так хотел быть рядом. Геката, я так хотел! Скучал по тебе, хотел хоть как-то дать знать…       Но не мог. Он не произнёс этого, но я поняла. И, всё же, это не было ответом. Но уже было какой-то надеждой, что теперь на цепочку уже известных вещей добавится ещё несколько звеньев немаловажных.       У нас же никогда не было секретов друг от друга. А здесь такой — жестокий, расколовший мне душу.       — Чья это была идея? — прошептала я, делая шаг назад.       — Не спрашивай. Только не сейчас, Колючка, умоляю тебя, — Тадеуш всё так же не смотрел на меня. — Я так давно не слышал твой голос, моя душа. Так давно не видел и не чувствовал в своих объятиях. Я осознаю, как отвратительно поступил с тобой, и ты в своём праве выгнать меня, отвернуться, никогда больше не заговорить со мной, когда узнаешь правду. Но сейчас…       Тадди стремительно повернулся и снова приблизился ко мне, схватил за талию и посадил на стол, встав между моих ног. Будто сам не верил во все происходящее, взял мои ладони в свои, согревая теплом. Коснулся пальцев губами, целуя каждый, и не останавливался.       А я была не в силах остановить его, задыхаясь в его нежности.       — Моя душа… — продолжал он шептать, теперь покрывая поцелуями моё лицо. — Родная, мне так не хватало тебя. Я без тебя не чувствовал себя целым всё это время…       Я жмурилась, продолжая плакать без остановки. Но не решалась дотронуться до брата. Только позволяла целовать себя, касаться. Его следы отдавали таким знакомым теплом, и мне хотелось получить ещё больше. Чтобы самой ожить, согреться.       — Ни за что больше, никогда, Геката свидетель моих слов, не оставлю тебя и не предам. Никогда, Колючка.       И после его клятвы я выдохнула, крепко хватаясь за плечи брата. Он замер и медленно отстранился от меня, смотря в глаза. Всего несколько мгновений мы смотрели друг на друга, чтобы после потянуться вперед. Я кусала его губы, тут же языком касаясь этих укусов. Целовала и вжималась в него, крепко обнимая бедрами.       Тадди лихорадочно гладил меня по спине, по плечам, не менее эмоционально целуя в ответ. Моё тело наполнялось теплом, сердце стучало как сумасшедшее. Я позабыла о том, что сейчас дома мы были не одни. За стеной — ходила Батшеба, где-то нервничал Белогор. В спальне с отцом — Лукреция, и каждый из них мог зайти в мою спальню. Но я не думала об этом, сейчас все это было для меня не таким важным, совесть сейчас молчала.       — Я люблю тебя, Колючка, — всего на секунду оторвавшись от моих губ, пробормотал Тадди. — Больше всего на свете, моя душа.       Я не хотела сейчас отвечать. Притянула его к себе вновь, зарываясь пальцами в волосы на затылке, и снова увлекла в поцелуй. Мы задыхались, но были не в силах отстраниться друг от друга. Жар распространялся по телу всё стремительнее, но мы не позволяли себе зайти сейчас дальше. Много не озвученных вопросов и не полученных ответов.       Я это знала. А Тадди, уверена, понимал. Всё ещё трудно было поверить в то, что он был здесь… И был живым, о чем я мечтала все это время. Не верилось, что мои желания и мольбы оказались не напрасными.       — И я люблю тебя, Тадди, — наконец нашла в себе силы прошептать в ответ, прямо в губы.       И после этого в его глазах появились звезды. Это было то, о чем он так желал сейчас услышать больше всего на свете.       — Родная…       — Давай оставим разговоры сейчас, — умоляла, противореча себе. Сейчас мной владели эмоции и желания. — Поцелуй меня, пожалуйста.       И он повиновался моей просьбе. Снова.