Соевое молоко

Я ем только зелёные яблоки, потому что сахара в них меньше, чем в красных. Прежде чем закинуть их в блендер, стоит счистить кожицу, распрощавшись с лишними калориями и токсинами от удобрений. Яблоко, морковь, шпинат, брокколи и апельсиновый сок. Ингредиенты, отличные лишь пищевой ценностью, были одинаково отвратительны. Я астронавт, который питается едой из тюбиков, послушно мирясь с мерзостью этого процесса. Не так уж и просто существовать в невесомости — приходится есть иногда, поддерживая жизнь чем-то, напоминающим очищающий гель для желудка. Тоскливо от одинокого существования на космическом корабле, экипаж которого разместил бы меня в багажном отделении, если бы я туда вмещался. Блендер постепенно перемалывает и превращает все ингредиенты в тёмную густоватую жижу, не издавая при этом ни звука. Я ощущаю себя в вакууме, тишину которого разрезает осевший в памяти испуганный выкрик «Фрэнк, постой». Когда тебе 21, ты и так прогибаешься под тяжестью собственных проблем. Зачем же напрашиваться и на чужую ношу? Нажимаю на кнопку, но на этот раз слышу щелчок, и фруктово-овощная кашица замирает. Стакан соевого молока на завтрак. Сто. Обезжиренный капучино из Старбакса. Сто плюс сто тридцать. По субботам я съедаю по 500 калорий. Двести тридцать, двести тридцать. Теперь числа начинают вести борьбу в моей голове, перебивая голос двадцатиоднолетнего Джерарда Уэя. Тик-так. Тик-так. Руками-льдинками, холодными и прозрачными, я пытаюсь перелить свой смузи в стакан. Если бы мистер Холланд заметил меня при встречах, то хоть раз бы однозначно отметил мою многозадачность. Мои способности даже смешно сравнивать с функциями его жалких гаджетов. Я могу думать обо всём одновременно, могу внимательно читать, проделывая подсчёты в уме, но на своём таланте не заработал пока нисколько, в то время как мистер Холланд не покупает кокаин дешевле, чем 250 за грамм. Каждый серый вечер хоть пару минут я провожу в гостиной, уткнувшись лбом в панорамное окно как ребёнок, который мечтательно прижимается к витрине магазина с игрушками. Именно здесь, в Городе ветров, я впервые увидел невероятных людей. Они просыпаются уже уставшими, но всё же способными учиться до помутнения рассудка или работать, не видясь с семьёй сутками. Суровый город с суровой историей не меняет своего облика за ночь, просыпаясь утром таким же, каким засыпал поздним вечером. Должно быть, это наивно, но я верю, что он спит по ночам. Панорамное окно, начинающееся от пола, — моя телевизионная стена, какие пророчил Бредбери. Однако неисправные — они повторяют одну программу снова и снова. Постоянно смотря на людей, не подающих вида о своём несчастье, ты начинаешь закрывать глаза на всё и слепо следовать моде. Теперь и ты притворяешься, но даже находясь в толпе, имея семью и друзей, чувствуешь себя одиноко. Созерцая вечерний Чикаго, я ощущал себя в идеальном вакууме пустующей квартиры. Ни единый звук не проникал сюда: сигналы автомобилей, цокот каблуков, лязг тормозов, вибрация телефонов, несдержанные возгласы и ругательства — тот самый язык Города Ветров со строгими правилами и грамматикой. Однако ощущение изолированности развеялось, когда мобильный загудел в кармане пиджака, перевешенного через спинку кресла. Вызов шёл с незнакомого номера, и я без долгих размышлений поднёс телефон к уху. — Фрэнк, только не бросай трубку, — раздался тот самый голос, не выходивший у меня из головы сегодня. Джерард Уэй не походил на других мозгоправов, но это не значило, что он не актёр, проваливший кастинг. Ему было 21, и со своей работой он ни черта не справлялся. — Добрый день, — был мой спокойный ответ. Я знал, что ничего нового он не скажет и ничем не удивит того, перед кем уже не раз извинялись, лепеча шаблонные фразы от чистого эгоизма. Лишь бы не чувствовать себя мудаком. — Ты так быстро ушёл, что я даже не успел объясниться. Можешь дать мне второй шанс? Давай попробуем начать наш разговор сначала в более неформальной обстановке. Поужинаем на Оак-Стрит* сегодня, — нескладно затараторил он, не давая мне вставить и слова. — Встретимся в полседьмого, хорошо? Нехорошо. По субботам я съедаю по 500 калорий, чтобы по воскресеньям любоваться ключицами. А когда тебе 21 и ты желаешь казаться опытным профессионалом, твоя докучливость может переходить все границы. Джерард Уэй доводил все начатые дела до конца, но я никогда не посещал одного врача дважды. Рассказывал, чтобы выслушали. Строил глазки, чтобы сразу выписали рецепт. Я мог бы обойтись полусотней долларов поверх таблеток, сунув взятку фармацевту в карман, но я не решался на это. Я слышал, таблетки нередко влияют на гормоны, а от такого может разнести и на двадцать кило. Я мог бы обойтись полусотней долларов поверх консультации, но психиатры не решались на это, боясь потерять работу и чистое имя в профессиональном кругу. Нехорошо. Нехорошо. Нехорошо. Нехорошо. — Хорошо, — я не отдавал отчёта словам, которые словно были за секунды запрограммированы под коркой мозга нелепым монологом Уэя. — Отлично! В полседьмого на пляже, — беззаботно повторил он и повесил трубку. Мягкий тенор Джерарда уже начинал раздражать своей непосредственностью и лёгкостью. Его нахмуренные брови, поджатые бледные губы и складки на лбу не придавали серьёзности или задумчивости во время утренней консультации. Вся игра неопытного артиста терпела крах, стоило ему заговорить. В больнице он строго представился, напуская вид опытного специалиста, но в голосе звучала игривая детскость и юношеская безответственность, которые не была способна скрыть никакая маска. Мягкий тенор Джерарда уже начинал раздражать своей непосредственностью и лёгкостью, потому что я так говорить не мог. Для меня слова всегда были не просто словами, а продуманным планом. Но прямо сейчас мне захотелось повести себя как Джерард — легко и безрассудно, не задумываясь о последствиях, как я и делал раньше. Я решил уйти без тени сомнений, что моего отсутствия даже не заметят. Прежде, чем покинуть апартаменты, я обыкновенно мыл голову, укладывая волосы назад так, чтобы лоб оставался открытым, проводил в гардеробной минут двадцать, приставляя рубашки к брюкам, подбирая идеальное сочетание, а после отглаживал их. На этот раз весь ритуал удалось сократить и прийти в вид не безупречный, но хотя бы приемлемый очень даже быстро. Хлопковая рубашка от Сен-Лоран заправлена в чёрные джинсы, крепко утянутые матовым ремнём, на котором на прошлых выходных пришлось проделывать новое отверстие дыроколом. В душе пропасть, а на лице усталость от куцой, поверхностной жизни, лишённой оттенков и тонов, восхищавших меня когда-то. Я мчался в такси, провожая взором деловой центр города, который медленно пустел к выходным. В Лупе** покупают апартаменты лишь тупорылые выпендрёжники вроде моих родителей, хотя сейчас-то они понимают, что с выбором района оплошали. Безмозглые нувориши повелись на стереотипы о престижных районах в центре. — Благодарю Вас, — кивнул я головой, передавая купюру водителю в костюме. — Доброго вам вечера, сэр. Радужка моих глаз тускнела и обесцвечивалась, с каждым днём теряя свой болотный оттенок, но я сам позволял ей меняться. Фамилия Айеро уже не была пустым звуком, и всё улучшалось в моей жизни, неправда ли? Мысль о поездке на общественном транспорте казалась нелепой. Автомобиль бизнес-класса: чёрная кожа салона, прохладный воздух со свежим ароматом, тонированные стёкла, водитель в костюме, держащийся благородно, будто забывший, что его занятие в жизни и средство дохода — подвозить людей в пределах города, обращаясь к ним «сэр» или «мэм». Именно такая поездка по городу была единственной допустимой альтернативой. Шесть ча­сов пят­надцать ми­нут. Обычно я прихожу за несколько минут до назначенного времени, но не сегодня. Сегодня моё любопытство заставило меня оказаться на месте встречи намного раньше, пусть и помощь мозгоправа мне была не нужна. Всё, о чём я мог меч­тать, — ле­галь­ный ре­цепт на пре­пара­ты, что упростили и ус­ко­рили бы трудный путь к со­вер­шенс­тву, ко­торый я пре­одо­левал в оди­ночес­тве. Ужас овладевал от мыс­ли, что однажды после очередного падения я не най­ду сил, что­бы твёр­до стать на но­ги и оправиться. Тем не менее я не нуж­дался в пле­че для опо­ры или сви­тере, что­бы поплакаться. Шесть часов двадцать пять минут. Жирный мальчишка с прихлюпыванием пытается высосать из трубочки остатки колы и качает босыми ногами, сидя на скамейке. Дог при виде чихуахуа на ручках у наштукатуренной девицы в рваных шортах срывается на глухой лай, натягивая итак короткий поводок. Отвратительная электронная музыка, доносящаяся из колонок прибрежной забегаловки, стимулирует рвотные позывы своим звучанием не меньше, чем лижущаяся в паре метрах от меня парочка. Всё окружающее кажется до безобразия мерзким, но сюда меня привела не субботняя скука. К тому же терпеть давно стало моей привычной обязанностью. Шесть часов тридцать пять минут. Не выношу, когда люди опаздывают. Шесть часов сорок пять минут. Знакомый силуэт показался из-за угла магазина. Джерард ступал нетвёрдо или же просто в небрежной манере, слегка покачиваясь. Увидев меня, он с неуместно радостной улыбкой помахал рукой и ускорил шаг. Казалось, я чувствовал, как давно остывшая кровь снова закипает в жилах не то от раздражения, не то от предвкушения и нетерпения. — Фрэнк, привет. Извини, что опоздал… — начал оправдываться парень, но я перебил его, не желая выслушивать объяснения. Моё недоумение сменилось раздражением — все мысли разом исчезли из головы: цифры умножились на ноль, а слова забылись. Сознанием владели одни эмоции, в совершенстве контролировать которые я так и не научился за это время. Я прекрасно умел прикрыть спину Эмили от её молодого человека, когда красотка проводила ночи с другими. Я научился ужинать, как Джоан, размазывая ризотто по тарелке. Мне удавалось спать по четыре часа, чтобы успевать за день больше выучить и сделать. — Вы что, издеваетесь, мистер Уэй? — к моей коже пристал тонкий аромат цитруса, а вот от Джерарда Уэя однозначно несло перегаром. — Ну да, вы хотели встретиться, чтобы закончить консультацию менее формально. — Не называй меня так, ладно? Джерард, просто Джерард, — ответил он, не обращая внимания на моё возмущение. — Наша консультация так и не закончилась. К тому же я просто хочу помочь тебе. Не подумай, что я нашёл твои проблемы пустячными. — Ты их просто не понял. Тебе 21, так что это нормально, — снова перебил я, обиженно пробормотав это себе под нос. Осознание, что парень хорошенько промыл горло каким-то крепленым пивом перед нашей встречей, отозвалось в душе приятным облегчением. Очевидно, что никакого ужина не будет и мне не придётся снова совать два пальца в рот или голодать на следующий день, поэтому выходка Джерарда бесила меня куда меньше, чем окружение на Оак-Стрит. Шагая с парнем в ногу, я ловил себя на мысли, что именно его искал все эти чёрно-белые месяцы, полные тягучей меланхолии. Мне нужен был безответственный ребёнок, имеющий право выписывать рецепты на искусственную эйфорию и способный подобрать мне именно тот препарат, что не навредит, а наполнит дни нужными тонами. _________________________________________ * Оак-Стрит — один из крупнейших пляжей Чикаго, с одной стороны которого открывается вид на озеро Мичиган, с другой — линию небоскрёбов. ** Луп — исторический деловой центр Чикаго.