Grand Pas

Песня к главе: Моя Мишель - Химия

В середине сентября с больничного наконец выписали Артема. Этот день был знаменательным не только для него одного. Филипп заранее украсил гримерку воздушными шарами и спрятал в мини-холодильник чизкейк без сахара и бутылку шампанского, готовя по случаю возвращения своего младшего настоящий праздник. После заключительного визита в «Медору» Артема встретил Максим с букетом розовых роз. В Театре всех педагогов предупредили, что Артем нуждается в особом внимании и его нельзя перегружать. Приятное томительное волнение, иногда разгоняясь, перерастало в тревогу, но Артем знал, что это нормально. Ему хотелось запомнить свои ощущения в первый день после трехмесячного перерыва, и он с нетерпением ждал утра, когда поедет с Филиппом на Моховую. Это утро началось с того, что, отключая трезвонящий будильник, Артем увидел на экране айфона сообщение от Марата: «Передавай привет Василю» На кровать вылилась бочка ледяной воды. Пальцы сжали айфон до судороги. Перед глазами запрыгали красные вспышки: он все узнал, он его вычислил, он с ним расправится. Артема парализовало. В первом порыве он хотел разбудить Максима, чтобы сунуть ему айфон и поднять панику, но, повернув голову к соседней половине постели, передумал. Иногда кошмары о расправе в лесу отступали, и Максим спокойно спал несколько ночей подряд. В такие периоды Артем вслед за ним начинал верить, что психологические проблемы, вполне понятные после пережитого стресса, излечит время. Но потом случалось то, что случилось сегодня. Максим задыхался во сне, вскакивал с криками, его трясло, у него поднималась температура, а когда Артем пытался до него дотронуться, привлечь к себе и утешить, он его отталкивал и рычал, что все в порядке. Таких приступов за ночь бывало несколько, а между ними Максим льнул к Артему, как ребенок, и со слезами на глазах умолял простить его за грубость. Артем его таким никогда не видел. Максиму не были свойственны ни агрессия, ни плаксивость. Он и сам понимал, что с ним творится нездоровая чертовщина. Перепады настроения, особенно их скорость и масштаб, пугали Артема, а невозможность помочь разбивала сердце. Ему было невыносимо от страданий любимого, и в короткие минуты его дремы Артем тоже позволял себе слабость, только тихонько, чтобы Максим не слышал всхлипов и не тревожился еще из-за них. Максим заснул только в пятом часу утра, когда Артем наконец уговорил его принять таблетку, а еще посетить психотерапевта. Измотанный и растерянный от того, что с ним творится, Максим пообещал съездить в «Медору» без отлагательств, но, если честно, Артем сомневался, что он сдержит обещание. Утром ему станет легче, днем кошмары покажутся выдумкой, а вечером он вновь убедит себя, что справится без посторонней помощи. Филипп советовал давить на чувство вины и заставить Максима позаботиться о себе хотя бы ради человека, которого он тоже мучит своими кошмарами, но Артем не был таким жестоким. Максиму плохо. Он не мыслит здраво. Разве можно его за это стыдить? Максим спал тяжелым измученным сном, и будить его сейчас было бы просто чудовищно. Поэтому Артем, подавшись навстречу, дотронулся осторожным поцелуем до обнаженного горячего плеча, а после поправил съехавшее одеяло и поднялся с постели. Вместо того чтобы сосредоточиться на возвращении в Театр, Артем думал только о сообщении Марата. Очевидно, что угрозу, а это именно угроза, игнорировать нельзя. Но как поступить правильно, Артем не знал. Старые привычки подсказывали связаться с Маратом и разобраться во всем самому, но в последнее время Артем старался избавляться от старых привычек. Если не общаться с Маратом напрямую, нужно хотя бы предупредить Василя. Вот только неизвестно, как Василь отреагирует и не решит ли, к примеру, нанести удар первым. Прежде чем обрушивать на Василя новости, логичней поставить в известность Олега, выяснить, насколько серьезно Марат настроен, и попросить о помощи. Артем бы так и поступил, но он по-прежнему не верил Олегу, несмотря на все попытки Либермана доказать, что он перешел на сторону добра. Такие люди не меняются. Им плевать на добро и зло, и сторону они всегда выбирают только одну: свою. Артем знал Олега ровно столько же, сколько танцевал, и за эти десять лет вдоволь насмотрелся на его заискивания перед Маратом. Ради внимания босса Олег был готов на все. Он мчался к нему по первому зову, как пес к хозяину, и соглашался выполнять любые идиотские просьбы. Собственно, поэтому Артем с ним и познакомился. Олег так сильно хотел заслужить одобрение Марата, что даже стал нянькой его ребенку, а детей Олег терпеть не мог, это Артем отлично усвоил. И теперь он должен поверить, что Олег изменился? Да щас. Где гарантии, что не Олег рассказал Марату про Василя? Где гарантии, что «помощь» Олега не часть нового плана Марата против Максима? Вот эта логика казалась Артему здравой, а не внезапное перевоспитание. Завтрак прошел как в тумане. Они были на кухне втроем. Пока Артем, забившись в угол, барахтался в мыслях, Филипп поздравлял его с долгожданным началом сезона и варил ароматный праздничный кофе, а Василь готовил по Роминому рецепту воздушные панкейки, или, как он называл их, «обычные оладьи». Сам Рома вместе с Пашей уехал куда-то к черту на рога аж в семь утра, чтобы поставить печать на неведомую бумагу для Франции. Ксюши тоже не было: Богдан увез ее к себе в Шушары, потому что ночевать на Гривцова ему, видите ли, было тесно и неловко. Солнце улыбалось за высоким окном, пахло апельсинами, уютно ворчали сковородки и булькала турка. Филипп порхал по кухне в новом разноцветном халате, как тропическая бабочка, а Василь легонько отгонял его от плиты: «Я сам», «Не надо», «Сядь», «Испачкаешься». Они завтракали божественными панкейками со свежими фруктами, Филипп не переставая тараторил о возвращении Артема в Театр, Василь кидал Роме фотки своего кулинарного шедевра, Артем прикладывался к кружке с кофе, чтобы протолкнуть по горлу давящий комок. Ну не может он сказать им о том сообщении, только не сейчас. Но легче не становилось. Сборы в Театр были такими же оживленными и шумными. Если бы даже Артем хотел улучить минутку и шепнуть о новостях Филиппу, он бы просто не вклинился в бешеный поток его энергии. Говорить что-либо непривычно умиротворенному Василю, особенно после панкейков, хотелось еще меньше. Одеваясь в комнате, Артем решил, что время разобраться в ситуации пока есть. Они сейчас поедут в Театр, Василь никуда оттуда не денется, с ним все будет в порядке. — Тём? Ты уходишь? — хриплым голосом позвал Максим, кое-как выбираясь из одеяльного облака. — Ты извини, что я… Я сейчас встану. — Не надо, все нормально, — заволновавшись, что разбудил Максима своей возней, Артем присел на постель и ласково тронул его по волосам. — Я тебя провожу, у тебя же первый день, — Максим упрямствовал и даже порывался оторвать голову от подушки, но у него не было на это сил. Сонно растерев кулаком глаза, он сфокусировался на Артеме и повторил, едва ворочая языком: — Я тебя провожу. — Лучше сходи сегодня к психотерапевту, ладно? — Артем опустился возле кровати на корточки, чтобы видеть лицо Максима перед собой. — И приезжай ко мне в Театр на обед, посидим в кофейне. Максим слабо кивнул. Глаза его были потухшими, и матовая поволока, заглушая синеву океана до мрачно-сливовой заводи, отгораживала Артема мутным стеклом. — Отдыхай, — стараясь ничем не выдать истинных чувств, Артем подался навстречу и мягко поцеловал Максима в лоб. Так не может продолжаться. Если он не сходит к врачу, Артему придется уволочь его против воли. Высвободив из-под одеяла левую руку, Максим погладил Артема по щеке. Он избегал резкостей, старался проявлять осторожность и всегда притрагивался к Артему бережно, но рука у него была тяжелой, и нежности, которые он задумывал безобидными, получались напористыми. Артем к этому привык, и осознание того, что бурлящая мощь не причинит вреда, приводило его в трепет. Сейчас касания Максима были легкими, как рябь от ветра по воде, и, хотя Артем любил их и такими, льнул к ним и целовал горячие ладони, которые отзывались лаской, он очень скучал по прежнему Максиму и надеялся, что силы скоро к нему вернутся. — Я напишу, — шепнул Артем, поправляя на Максиме одеяло. — И ты мне пиши. Максим что-то промычал в ответ из полудремы. Отреагировать на сообщение Марата у Артема не получилось за все утро. По дороге в Театр Филипп восторженно щебетал о том, какими внезапными бывают повороты судьбы, как он все-таки рад, что Благовольский уговорил его остаться, и до чего офигенно работать с любимым человеком и лучшим другом. В приподнятом настроении он трещал без остановки, перекрывая фоновую музыку и не давая никому ответить, так что под конец Артем и Василь стали обмениваться сочувствующими взглядами через зеркало заднего вида. После Василь, неуклюже поздравив Артема с возвращением, сбежал по своим делам, а Филипп повел друга в гримерку, где ждали Ксюша и еще несколько артистов, с которыми Артем дружил. Это было неожиданно и трогательно. Гримерка утопала в цветах и воздушных шариках. Артема обнимали, приветствовали, желали ему отличного сезона и даже совали в руки небольшие подарочные пакеты с шоколадками, балетными сувенирами и алкоголем. Партнерша Артема Альфия передала ему фигурку танцовщика в костюме Ромео, которую сама связала в отпуске. От такого душевного подарка растаял даже Филипп. Он вслед за Артемом обнял Альфию и от всего сердца ее поблагодарил, чем совершенно сбил с толку и немножко напугал. В зале перед классом Артема тоже окружили и увлекли в болтовню кто о сезоне, кто об отпуске, кто о собственных травмах и выздоровлении. Артем переживал двоякие чувства. С одной стороны, повышенное внимание ребят, а затем и Юрия Владимировича Мищенко помогало отвлечься. С другой стороны, оно отвлекало. Артем не хотел думать про сообщение Марата, но притом должен был. Чем дольше он тянет, тем выше риски. Марат невменяемый. Он в равной степени способен простить Василя и явиться за ним в Театр хоть сейчас. Нельзя пускать это на самотек. Едва Артем включался в класс и позволял себе порадоваться от вновь обретенной возможности танцевать, как паника тащила его обратно в яму, он проваливался в гнетущие переживания и начинал работать механически. Один раз он до того забылся, что по привычке встал на полупальцы, хотя врач ему это строго-настрого запретила. Голеностоп напомнил о себе мгновенно, Артем охнул от боли, и Филипп сзади встрепенулся: — Тём?.. — Все хорошо, — успокоил его и себя тоже Артем. К счастью, обошлось. При должной аккуратности голеностоп не капризничал. Чего не скажешь о бедре, которое как начало ныть на fondu, так и ныло до конца класса. Надо же, за минувшие три месяца без нагрузок Артем подзабыл эти прекрасные ощущения и наивно понадеялся, что они больше не вернутся. Понимая, как сильно тревожится Филипп, Артем не мог растереть бедро и старался вообще к нему не притрагиваться, поэтому просто сжимал зубы, терпел и притворялся, будто все нормально. Сегодня неровность исполнения и друг, и Мищенко спишут на длительный перерыв, а там посмотрим. Артем закончил класс раньше, чем остальные: прыгать ему было нельзя. Дождавшись, пока все перемешаются и поделятся по группам, заиграет музыка, и в зале начнется обычная суматоха быстро сменяющих друг друга комбинаций, Артем выбрался из-под станка и незаметно выскользнул с айфоном в пустой коридор. Не надо лишнего шума. Он все замнет. Все будет в порядке. Марат снял трубку после пары гудков: — Привет, малыш. Он не звучал торжествующим, насмешливым, заносчивым или едким. В его голосе слышалось смирение, а еще отчего-то печаль, и Артем, проклиная свои чертовы рефлексы, безнадежно ткнулся лбом в холодную покрашенную стену коридора: — Привет. — Как у тебя дела? — участливо поинтересовался Марат. — Ты же первый день после больничного, да? Артем кивнул стене, забыв, что Марат не здесь, а в трубке: — Да. — Хорошо, — отозвался Марат. — Ты береги себя, не нагружайся сильно. Травма у тебя серьезная была, еще с осложнениями. Ладно хоть без операции обошлось. — Угу. — Спасибо, что позвонил. Я за тебя переживаю. — У меня все нормально, — Артема бесило, что он поплыл уже от одного заботливого тона. Надо срочно взять себя в руки. Это не милая семейная беседа. Он не за этим Марату позвонил. — Что тебе нужно от Василя? — Василя? — Марат так удивился, будто имя было ему незнакомым. — Это твой друг музыкант? — Это мой друг музыкант, — повторил Артем чуть более жестко, на самом деле леденея оттого, что Марат наверняка уже собрал про Василя все доступные сведения. — И что с ним? — продолжил ломать комедию Марат. — У него какие-то проблемы? — Ты мне скажи. В трубке повисло молчание. Марат обдумывал ход. — За машину ему ничего не сделаю, — объявил он ровно и как-то даже миролюбиво. — Другого бы не простил. Ему прощу. — Почему? — Артем не понял такую щедрость. Да и слабо в нее поверил. — Дурак он малолетний да и все, зачем мне с ним счеты сводить? — отмахнулся Марат. — То, что за друга отомстить хотел, я уважаю. Сам такой же, понимаю его, и передай ему, что мы теперь квиты. Но если еще раз ко мне решит лезть, я промолчать не смогу. Так что пусть это будет ему уроком. Бабушку пусть пожалеет. Привык он, видимо, без родителей взрослые проблемы решать, вот и сует нос, куда не надо. — Меня напугало твое сообщение, — Артем решил быть откровенным. — Я знаю, у нас все непросто, но перестань кошмарить людей, которые мне дороги. Это подло. Ты не такой человек. Не заставляй меня разочаровываться еще больше. Марат вновь взял паузу, слишком долгую, чтобы не насторожиться. В какой-то момент Артем решил, что перегнул палку и не стоило читать Марату наставления, хотя бы не после широкого жеста. Настроение Марата мотало, как флюгер, и, секунду назад благородный, сейчас он мог запросто рассвирепеть от неблагодарности. — Я слышал, Максима выписали из больницы, — вдруг заметил Марат. У Артема так и сердце рухнуло, а свободная рука сама собой сжалась в кулак. Только посмей, только попробуй сказать что-нибудь про Максима. Он достаточно натерпелся из-за тебя, ты больше не причинишь ему зла, хватит. — Хороший он парень. Порядочный. Кулак медленно-медленно разжался, и Артем прислонил ладонь к отрезвляющей прохладе стены. — Я не могу тебя простить, Тёма. Каждый день о тебе думаю. Пытаюсь понять, что сделал не так, — голос Марата надломился безысходностью. — Тяжело, когда все отдаешь, всю жизнь отдаешь, а тебе потом вот так нож в спину. — Перестань, — выдавил Артем. — Я не об этом хотел, не винить тебя, я про другое, — пошел на попятный Марат. — Мне обидно, конечно, от всего, и сердце ты мне разбил, и с тех пор, как я о Максиме узнал, я все пытаюсь найти смысл жить дальше и все не получается. — Марат, блять… — Мне спокойно оттого, что он с тобой честен, — признался Марат. — Я не хотел того, что случилось. Я повторю это столько раз, сколько нужно. Я не хотел. Я знаю, что он тебе важен. И я не поступил бы так с тобой. Ни за что. Я не подлый, ты это знаешь лучше меня. Мне тяжело от твоего решения, но я понимаю, что из всех, ради кого ты бы мог меня предать, он хотя бы достойный. Артем ничего не ответил, до крови раскусывая губы. — Если бы ты выбрал Филиппа или такого, как этот ваш Василь, я бы их со свету сжил. Я бы им тебя ни за что не доверил, — продолжал свою исповедь Марат. — Но Максиму верю. Он тебя не обижает, а это для меня важнее всего. — Я не хочу выбирать между вами, — Артем зажмурил глаза, настолько стало больно. — Вы оба мне дороги. — Не надо, Тёма, перестань меня мучить. — Я не хочу тебя терять, — упрямо настаивал Артем. — Если ты ему веришь, если он достоин, если ты меня отпускаешь, я забуду все плохое, обещаю. Мы начнем заново. Просто позволь мне быть тебе сыном. — Ты сегодня вечером свободен? — голос у Марата подрагивал. — Я заберу тебя из Театра, посидим где-нибудь, хочешь? Я очень соскучился, малыш. — Я тоже... В этот момент Артем заметил краем глаза, что по пустому коридору кто-то идет, и рефлекторно обернулся, будто его могли застукать за преступным общением с Маратом. В одну из дверей вплыла старший концертмейстер Людмила Федоровна. За ней с нотами под мышкой тащился Василь. Завидев Артема, он приободрился, коротко махнул рукой и даже постарался изобразить улыбку. Получилось странновато, но мило. Артем хотел помахать в ответ, но затормозил в своей расшатанной прострации, отчего Василь понурился, смущенно ссутулив плечи. И этот банальный сигнал отвержения, похожий на стремительное увядание цветка, вдруг вышиб Артема в реальность. Какого черта он делает?.. — Я не могу сегодня, извини, — протараторил в трубку Артем и, не дожидаясь ответа Марата, нажал на отбой. — Вась! Подожди, не уходи. Как у тебя дела? Хотя в их общении пока что сохранялись шероховатости, оно уже меньше напоминало «Сапера». Если поначалу Артем воспринимал Василя как неизбежность, то сейчас ему стал интересен и сам Василь, и процесс их сближения, который явно отличался от обычной дружбы и напоминал, скорее, приручение. Каждый шаг навстречу, который Василь поддерживал, отзывался у Артема гордостью и будто добавлял в виртуальную копилку очки опыта. Когда Максим и Филипп описывали нечто подобное, Артем не верил. Теперь он их понимал. Ощущения были необычными, но прикольными и даже немножко трогательными. Несмотря на все свои странности и социальную неуклюжесть, Василь производил впечатление надежности, честности, верности и неравнодушия. Артему нравилось, что в его окружении появился такой человек. Не только из-за Макса и Фила. Просто нравилось. С момента возвращения Филиппа из Парижа они не оставались наедине, поэтому, когда Василь предложил сходить вместе по магазинам, Артем обрадовался, будто от личного достижения. Это случилось через пару дней после их случайной утренней встречи в коридоре Театра и, как всегда у Василя, внезапно. «Привет. Мне нужны новые вещи. Одежда. Сходишь со мной, если не западло? Могу сам. Без проблем» Артем получил это послание в шести сообщениях где-то посреди дневного физио и от изумления прямо-таки ахнул. В голове вспыхнуло столько вопросов, что пальцы не успевали по кнопкам. Настрочив сочинение, полное восторга и заверений в дружбе, Артем выдохнул, все стер и ответил: «Да, конечно, пойдем! Когда тебе удобно?» Во-первых, он не будет вести себя как дебил. Во-вторых, лично все спросит. В понедельник, традиционный выходной день артистов Театра, они встретились у «Галереи», чтобы исследовать лабиринты масс-маркета. Артему было приятно, что Василь доверяет ему в плане стиля, но он не слишком хорошо ориентировался на втором и третьем этажах торгового центра: сам он одевался в ДЛТ или дизайнерских шоу-румах, а вообще, как правило, заказывал шмотки через байера из-за границы. Василь, с другой стороны, ходил в секонд-хенды, перекупал вещи у друзей, сидел на «Авито» и навещал «Интеллигентные барахолки». Артем решил смотреть на это позитивно: они вместе открывают новый мир, что вдвойне интересней. Лавируя между рейками в h&m и Pull&Bear, Василь после осторожных наводящих вопросов рассказал Артему, что скопил немного денег для Филиппа, когда тот остался без работы. Сначала деньги лежали под подушкой, но в итоге Василь набрался храбрости передать их своей Музе. Отреагировал Филипп спокойно, раз Артем не слышал воплей из-за стены и даже ничего не знал про всю эту историю. Но деньги он не принял, а вместо этого предложил Василю потратить их на себя. — Мне пока ничего не нужно для гитары, а на новую гитару тут не хватит, — пожал плечами Василь. Но Филипп имел в виду другое. Красные волосы были только началом: Василь менял свой стиль. Он не особо это анализировал. Скорее, чувствовал, что хочет выглядеть иначе, и представлял себя в других вещах, чем бесконечный мерч хардкор-групп, черные джинсы и толстовки. Он стал присматриваться к гардеробу Филиппа — ну, той его части, где не было ботильонов, мини-шорт и полупрозрачных топов. Филипп, в свою очередь, стал присматриваться к нему. Потом Василь примерил светлые джинсы, и Филипп их ему отдал. Потом они купили фланелевую рубашку в бело-серую клетку. Этот опыт дал Василю понять, что преданная любовь к Музе уживается в нем с нелюбовью к совместному шопингу. Филиппу нужно было показывать только готовый результат, который невозможно изменить. — Иначе он на меня давит, — честно сознался Василь, перебирая джоггеры в поисках размера. — Говорит, что поддержит любой мой выбор, не будет настаивать и главное, чтобы мне нравилось. Он старается, я это вижу, но все равно чувствую, как он контролит каждую вещь, которую я беру. Понимаешь? Артем понимал. — Это только между нами, ладно? — Василь отвел от вешалок суровый взгляд. — Ты сам ему скажешь, если будет нужно, — кивнул Артем. Тратить деньги на себя Василь катастрофически не привык. У него не возникало вопросов с подарками для бабушки или Филиппа, он без проблем покупал что-нибудь в дом и ни секунды не раздумывал, прежде чем потратиться на музыку: обновить струны на гитаре, обзавестись педалью для очередного эффекта, отремонтировать фортепиано… А вот предложение Филиппа вогнало его в ступор. Он несколько дней обдумывал, что такое это загадочное «на себя». О себе он и так нормально заботился. Не жаловался, по крайней мере. Шмотки в секондах были приемлемыми, на большее у него все равно никогда не хватало. — Теперь хватает, — многозначительно намекнул Филипп. И вот так Василь отправился не на барахолку, а в торговый центр, чтобы купить себе новую одежду и постараться не умереть при этом от чувства вины. По «Галерее» они бродили почти два часа. Василя тянуло к стритовому хулиганскому стилю, и одежду он подбирал соответствующую: джинсы с подкатами, рубашки навыпуск, свитшоты с принтами, кеды, шапки-бини. У него оказалось хорошо развитое чутье, и вещи сидели на нем отлично. Артем даже пошутил у одной из примерочных, что это теперь Василь версии два ноль: верный себе, но вдобавок модный. Василь в ответ нахмурился и задернул шторку. Он очень смущался поначалу, показываясь Артему и спрашивая его мнения: все время поправлял рукава, одергивал низы, разглаживал невидимые складки, застегивался и расстегивался, потерянно крутился перед зеркалом. Артем старался деликатно его подбадривать, благодарный, что, несмотря на трудности, Василь не сдается и не уходит в себя. Постепенно стало легче, а в какой-то момент Артем даже отважился предложить Василю футболку-поло. Тот никогда их не носил, не понимал, в чем их смысл, поэтому проходил мимо. А вот Артем не сомневался, что поло будет смотреться классно. И не ошибся. Контраст прилежного воротничка и набитого на шее волка завораживал. Это была первая вещь, которую Василь не вернул тоскливо после примерки, а понес на кассу. Расставаться с деньгами ему было очень тяжело. Артем такого еще не видел. Никто в его окружении, кроме Марата, не жил на широкую ногу, но никто и не бичевал себя за каждый потраченный рубль. Сколько бы Артем ни убеждал Василя, что новая одежда не прихоть, что понравившиеся вещи достойны покупки и что в пределах отведенной на шопинг суммы винить себя ни за что не надо, тот продолжал с собой бороться. Артем даже хотел купить что-нибудь за компанию и показать своим примером, как легко могут даваться такие решения, но передумал. Он не одевается в масс-маркете, и Василь об этом прекрасно знает. Не стоит обманывать человека, болезненно чувствительного к обману. После футболки-поло Василь стал смелее и, кажется, готов был купить что-то еще, но вещи ему внезапно разонравились. И хотя сидели они по-прежнему замечательно, Василь постоянно был недоволен: «Не мое», «Отвратительно», «Не то». Артем сперва впал в ступор, потом решил, что Василь таким образом оправдывает свою экономию, но в итоге Василь сам признался, что не так: — Я не хочу вещи из масс-маркета. Воу, едва не вслух воскликнул Артем, это резко меняет дело. Через полчаса они уже были в крафтовом магазине локального бренда, затерянном посреди Советских улиц, и Василь, напрочь позабыв свою неловкость, примерял там все подряд. Оказалось, в этот магазин он и хотел изначально. Он знал про него давным-давно, выучил наизусть весь его ассортимент, перезнакомился со всеми продавцами, но позволить себе вещи не мог даже близко. Одежда здесь и правда стоила раза в полтора дороже, чем в «Галерее», но Василя это больше не смущало. У него в примерочной от счастья светились глаза. Чтобы не спугнуть чудо, Артем старался помалкивать и просто наблюдал. Василь налету выбрал укороченные хлопковые брюки, несколько рубашек, штук пять футболок и потрясную джинсовую куртку. Эти вещи будто сшили для него. Они сидели безупречно да еще и подчеркивали индивидуальность. — Василь версия три ноль, — улыбнулся Артем. Воодушевление Василя было жутко заразительным, и Артему тоже захотелось себе что-нибудь купить, тем более магазин, несмотря на андеграундное оформление в стиле лофт и пилившую из колонок рок-музыку, оказался интересным, да и вещи в нем продавали довольно качественные. Позже Артем выяснил, что в зале играл не рок, а панк. Против своей воли выяснил, как обычно. Присмотрев кардиган, Артем накинул его перед ростовым зеркалом, убедился, что чувствует себя уютно, и понес на кассу. Ценник он не проверил. Цена там в любом случае была смехотворной по сравнению с ДЛТ. — Что-то карта не читается, — продавец задумчиво ткнул в терминал. — Давайте еще раз попробуем. Еще раз не помог. — Есть возможность заплатить наличными? — продавец задал стандартный вопрос, а у Артема пол поплыл под ногами. Наличкой он не пользовался. Карта была привязана к счету, который пополнял Марат. — Какие-то проблемы? — нахмурился Василь, вороша рядом металлические кольца и браслеты в полукруглой вазочке. — Я… я щас… — Артем начал пятиться к выходу, чем вызвал на лице продавца комбинированное выражение недоумения, разочарования, смирения и сочувствия. — Вась, сходи со мной до банкомата, пожалуйста. Ближайший банкомат находился в затхлом «Дикси» через дорогу, но Артема это не волновало. Протиснувшись между потерянных в пространстве и времени алкашей, он с силой шлепнул картой по бесконтактному считывателю: не сработало. — Что случилось? — напрягся Василь. Артем как подкошенный рухнул у банкомата на корточки и глухо выдохнул в ладони, сложив их перед лицом: — Пиздец. — Тём? — Василю тоже пришлось сесть. Так они даже лучше вписывались в местный колорит. Потрясенно качнув головой, Артем развел руками: — Марат заблокировал мою карту. — И что? — Василь искренне пытался разобраться в ситуации и помочь, но ему было нужно больше контекста. — У тебя нет своих денег? — Есть, но… — вместо ответа Артем с вымученным стоном запустил пальцы в волосы и, зарычав сквозь стиснутые зубы, с силой потянул. Какой же он кретин, ну какой же кретин! Он ведь догадывался, что такое может произойти! Надо было вывести деньги в другое место, придурок. Кое-как восстановив дыхание, Артем вытащил из кармана айфон, чтобы связаться с Маратом и потребовать объяснений. В целом он и сам прекрасно знал все эти объяснения, просто деньги на карту поступали еще и от отца. Марат не имел права ими распоряжаться и удерживать средства, которые Вячеслав Елисеев передавал через него единственному сыну. Или имел?.. В диалоге WhatsApp уже лежало несколько сообщений. «Мы с твоим отцом недовольны тем, как ты расходуешь деньги», — разгромный спич Марата начинался так. Последняя надежда Артема угасла, едва зародившись. Значит, отец в курсе и поддержал блокировку карты. Ну и с чего он вздумал, будто могло быть иначе? Особенно после их с отцом последнего, с позволения сказать, контакта. Это случилось незадолго до выписки Максима. Артем как сейчас помнил умиротворение парка возле «Медоры», влажность свежего воздуха и перламутр капель по листве в переливах вечернего солнца. Они с Максимом прогуливались, как обычно, по дорожкам и, как обычно, планировали ужин, будто собирались в ресторан высокой кухни, а не заказывали доставку в больничную палату, и Максиму, как обычно, было наплевать, чем ужинать, и Артем, как обычно, строил ему недовольные гримасы, хотя сам при этом ждал, когда его уже оборвут на полуслове, чтобы обнять аккуратно за талию и украсть поцелуй под яблоней. Все было, как обычно, хорошо и тихо, как вдруг у Артема зазвонил айфон. Артем удивился уже этому. И Фил, и все остальные прекрасно знали, что фраза «Я поехал в “Медору”» означает «Не беспокоить». Артему было важно побыть с Максимом наедине. Особенно чувствительный после операции и тяжелого восстановления любимого, Артем ценил каждую минуту вместе даже после того, как ему разрешили оставаться в «Медоре» на ночь. Марат тогда был гордый и не звонил, Благовольский или кто-то другой из Театра не побеспокоил бы Артема вечером. Уверенный, что там очередной сотрудник службы безопасности банка, Артем вытащил айфон из кармана и едва не споткнулся, увидев на экране «Папа». — Что такое? — заволновался Максим. — Да так, — у Артема не было причин таиться, но он настолько не верил в реальность личного звонка отца, что отмахнулся машинально. — Я отойду, ладно? — Нет, не ладно, — Максим посуровел. Отмахнуться было не лучшим решением. — Это Марат? — Нет, это… — сердце у Артема вздрогнуло. — Это отец. — Из Штатов? — судя по риторичности вопроса, Максим тоже сильно удивился. Артем кивнул, чмокнул Максима в щеку и, шепнув: «Сейчас вернусь», поковылял к стоявшей неподалеку скамейке. Он почему-то оптимистично решил, что беседа с отцом потянет аж на скамейку. Дыхание сбилось от волнения, когда Артем поднес трубку к уху: — Привет. — Артем, добрый вечер. Я тебя не отвлекаю? — голос отца прозвучал бесстрастно, но сам тембр этого голоса, вибрации, обращенные к Артему через расстояние и часовые пояса, невольно откликнулись в груди теплотой. Он знает, что в Санкт-Петербурге сейчас вечер. Он побеспокоился, вовремя ли звонит. Отец почти всегда вел себя как робот, и любые крохи его человечности казались волшебством. — Нет, не отвлекаешь, я гуляю, — Артем осторожно присел на скамейку, поглядев в сторону Максима. Тот напряженно ждал, готовый, если что, вмешаться. — Хорошо, — отец несколько помедлил, и Артем, воспользовавшись паузой, приготовился отвечать на вопрос «Как дела?». — Я вчера просматривал выписки по твоей банковской карте из-за серьезно возросших расходов и обратил внимание, что увеличение связано с лечением некоего… — отец потянул последнее слово, ища заметку, — Громова Максима Викторовича. Артем словно рухнул плашмя в бассейн, заполненный иглами, — настолько дико было слышать имя Максима из уст отца. Сейчас он поинтересуется, кто это такой, какие их связывают отношения, почему Артем платит за его лечение… — У тебя новый благотворительный проект? — спросил отец, и айфон чуть не вылетел из руки Артема прямо в лужу возле скамейки. Пытаясь решить, порыдать или посмеяться, Артем впал в ступор. Благотворительным проектом Максима еще не называли. — За последний месяц ты потратил на лечение Громова Максима Викторовича почти полмиллиона рублей, — невозмутимо уточнил отец. — Поскольку лечится он в «Медоре», а это наша клиника, претензий по расходам у меня нет. Я бы хотел прояснить формат твоей благотворительной деятельности. Артем откинул на спинку скамейки разом потяжелевшую голову. В висках начало стучать. Из трубки вибрировал голос отца: — …и есть благотворительные фонды, с которыми ты сотрудничаешь… — …официальный размер пожертвований… — …сверх учета и выделенного бюджета… — …согласовывать дополнительные частные проекты… Устало сомкнув веки и вновь открыв глаза, Артем взглянул на прояснившееся после дождя небо. Надо же, он ведь знает своего отца всю жизнь, пусть даже дистанционно, а так и не понял, что вопроса «Как дела?» не последует. — Ты бы не мог рассказать мне подробней об этом лечении? — завершив лекцию, попросил отец, и Артем с грустной усмешкой ответил: — Позвони Марату, он тебе все расскажет. И вот теперь настало время пожинать плоды «благотворительности». «Мы с твоим отцом решили ограничить доступ к счету, — писал Марат. — Сможешь пользоваться деньгами по запросу, через меня. Благотворительные фонды, которым ты делаешь ежемесячные пожертвования, продолжат получать их в полном объеме от твоего имени. Попробуй пожить на зарплату и почувствовать каким трудом достаются деньги. Возможно расхочешь их транжирить» ¬— Скотина, — прошипел Артем, стремительно настрочив: «Это все потому что я отказался с тобой встретиться?» Марат прочитал сообщение без промедлений — караулил, гад — и так же быстро выдал ответ: «Ты сделал свой выбор» Экран задрожал перед глазами. Отчаяние и бешенство, схлестываясь в поток, вымывали из Артема воздух. Его опять обманули. Там, в утренней капели фортепьянных нот, прижимаясь лбом к стене коридора, он поверил, что Марат готов его слушать, что теперь все изменится, что еще чуть-чуть, самую малость, и эта история закончится счастливо. Марат назвал Максима достойным. Он признался, что доверяет ему. Артем не был нужен Марату после другого мужчины. Голос в трубке звучал безутешно… Господи боже, да когда это кончится?! Да почему он продолжает ему верить?! Он надеялся на адекватный разговор, а Марат лишил его денег, обидевшись, что он занят. Надо было просто с ним встретиться. Он ведь хотел выслушать, он был открыт и растроган. Надо было пользоваться этим, а не сдавать назад и не ранить в момент уязвимости… Артем закрыл лицо руками, сдаваясь эмоциям, и даже не заметил, как айфон глухо стукнулся о пол. Он никогда не освободится от Марата. Он будет вечно давать ему шансы, искать оправдания и ждать, что он изменится. Марат запечатал в него какие-то рефлексы. Он не может себя контролировать и, как бы ни старался, все равно ставит под удар своих близких, одного за другим, одного за другим… Это конец. — Тём? — осторожно позвал Василь, подняв треснутый в уголке айфон. — Не переживай так из-за денег. Деньги херня. Ты справишься. Мы все справляемся. — Спасибо, — всхлипнул Артем, вытирая кулаком глаза. О деньгах он беспокоился в последнюю очередь, но его тронуло сочувствие Василя к богатым, которые тоже плачут. — Тебе есть, на что жить? — озабоченно спросил Василь. — Дома есть на зарплатной карте, — Артем понятия не имел, где лежит эта карта, и, кажется, забыл от нее пароль. — Вот, держи, — Василь сунул ему тысячную купюру и, случайно тронув при этом по ладони, смущенно отдернулся. Артем опустил на деньги изумленный взгляд: — Я не… зачем ты… — Я потом еще дам, если нужно. — Не нужно, Вась, ты чего… — голос у Артема просел. Вместо утешения, на которое рассчитывал Василь, эффект получился прямо противоположным. Артем ни разу не занимал у друзей и от жеста Василя ощутил себя жалким и нищим. Еще и сидел на полу у банкомата в «Дикси». На минуту между ними застыла неловкая немая сцена, после чего в голове Василя запустились процессы осмысления. Нахмурившись, он строго уточнил: — Ты голодный или нет? — Чего?.. — растерялся Артем. Непривыкший к тому, как внезапно у Василя меняется предмет внимания, он попробовал связать вопрос с предыдущей темой. — На еду мне точно денег хватит, не переживай. Лицо Василя осталось непроницаемым. Он, в свою очередь, не понял, к чему относится комментарий Артема. — Я знаю, как поднять тебе настроение, — все так же сурово пояснил Василь. — Но для этого нужно, чтобы ты был голодным. Тут Артем наконец сообразил: — Ты меня в кафе хочешь пригласить, да? Василь утвердительно моргнул. — Так голодный или нет? Вместо ответа на губах Артема появилась слабая улыбка, и Василь сунул ему во вторую руку айфон: — Вставай. Артем специально выбрал слово «кафе», чтобы не делать намеков, которые могут обидеть Василя, но поддержку от него ожидал в виде полуподвального бара где-нибудь неподалеку, в родных Песках. Однако Василь повел его не в бар. Они даже в Песках не остались. К изумлению Артема, Василь вызвал самое настоящее такси, и через пятнадцать минут, выйдя у «Петроградской», они через облезлую железную дверь провалились сперва в двор-колодец, а оттуда вместо панкушной забегаловки, которая бы хорошо дополнила и обстановку вокруг, и безмолвную мрачность Василя, в потрясающе живописную оранжерею с пальмами, фонтанчиками, струящейся музыкой и заплутавшими в листьях трелями птиц. Народу в понедельник было немного, поэтому Василь кивнул на свободный столик, укромно примостившийся среди зелени, и приветливая хостес повела гостей туда, профессионально не замечая, как Артем всю дорогу старается захлопнуть рот. Над столиком покачивался фонарик, маленькие лампочки обвивали стволы, а добрая половина меню отводилась сладостям и мороженому. — Окей, — наконец не выдержал Артем, когда они с Василем остались наедине. — Мне нужно немного пояснений. — Тебе здесь не нравится? — напрягся Василь. В этом сказочном саду он был похож на занесенный ветром чертополох. — Я думал, ты любишь… — он неловко обвел глазами пространство, — такое. — Я люблю такое, — успокоил Василя Артем. Кафе было милым, и Артем пожалел, что не узнал о нем раньше. Можно было бы пригласить сюда Макса и часа полтора любоваться им, пока он супится, смущается и ворчит, какое все отвратительно приторное, хотя на самом деле ему неважно, где проводить время, лишь бы вдвоем. Странно, что Фил показал это место Василю, максимально далекому от умиротворенных оранжерей, а не лучшему другу, который против них ничего не имеет. — При чем тут Филипп? — свел брови Василь, когда Артем поддался мимолетной ревности и озвучил свою мысль. — Я не приходил сюда с Филиппом. От подобных новостей Артем даже прикрыл меню и медленно потянулся через столик: — Так… При вторжении в личное пространство Василь рефлекторно отодвинулся вместе со стулом. Со стороны это, наверное, странно выглядело, но Артем немедленно вернулся на место, осознав оплошность, и вместо извинений притворился, будто ничего не было. Он еще многого не понимал о Василе, но уже выучил, что дежурные извинения и акцент на ситуации только усугубят ее. Василь тактичность Артема заметил и оценил. Когда между ними восстановилась приемлемая дистанция, он, несколько тушуясь, отважился на откровение: — Мне это кафе на той неделе показала Катя. Моя бывшая девушка. Мы с ней снова общаемся. Типа. — Ого! — вырвалось у Артема. Василь нервно потеребил воротник новой футболки-поло, и Артем по этому жесту догадался, что Филипп о Кате не в курсе, а Василь не уверен, правильно ли поступает. А еще чистосердечность вместе с робостью намекали на то, что Василю нужен совет. Распознав осторожный сигнал, Артем испытал такой медовый прилив теплоты, что вмиг забыл и про Марата, и про заблокированную карту. Ему только что признались в дружбе. Василь запоздало сообразил, что мягкие вафли со взбитыми сливками, мороженое и шоколадные фонтаны не слишком подходят диете балетных танцовщиков, но, к счастью, в меню тропического кафе обнаружился фруктовый салат, который Артем и заказал бы в обычном настроении. Вот только сейчас ему хотелось бунтовать, и бунт в его представлении выглядел как огромная вафля из пышного теста, усыпанная свежей клубникой с маршмеллоу и залитая молочным шоколадом. Артем знал, что, слопав такую, будет чувствовать себя более дерзким, чем от любого количества алкоголя. Василь за компанию заказал у официантки «ту же фигню» и американо, а потом рассказал Артему о своей бывшей девушке Кате и их возобновившемся общении. Артем слушал с неподдельным вниманием: мало того, что Василь делился с ним личным, так еще и монологи в его исполнении были редкостью. Петь Василь мог часами, а вот ораторское искусство ему пока не покорилось. Долгие речи заставляли его чувствовать себя неловко, но чем активней Артем кивал, что все хорошо, тем меньше Василь сбивался. Оказывается, Катя была его подругой детства и, по сути, единственным человеком, с кем он тесно общался вне Гривцова. Именно поэтому он дорожил ей и согласился восстановить общение. Четыре года отношений помехой не стали: Катя простила Василя, и он с облегчением закрыл тот период в железный сундук. Он был готов дружить как раньше, но переживал из-за Филиппа и надеялся, что Артем подскажет, как быть. Конечно, ничего плохого Василь не делал — об этом Артем сказал ему в первую очередь. Если и его, и Катю все устраивает, почему бы не дружить? Но насчет Фила Артем не стал лукавить: Фил мог отреагировать по-разному. — Объясниться с ним точно надо, — убежденно заявил Артем. — Но есть вероятность, что он заревнует. Василь это понимал и, грустно кивнув, попытался утопить клубнику в луже шоколада. — Если хочешь, я могу прощупать почву, — предложил Артем. — Пока не знаю как, но попробую выяснить мысли Фила и смягчить его, если нужно. Хочешь? — Ты правда это сделаешь? — впечатав бедную клубнику в тарелку, Василь глянул на Артема с колючим недоверием, хотя голос его прозвучал обнадеженно. Артем заверил: — Конечно. И в эту минуту неожиданно ощутил, как жгучие волны, пульсируя от Василя, уже не бьют его в грудь, а будто обтекают, окутывают, подхватывают и держат надежно и бережно. Эта сила больше не хотела причинить ему вред. Она стала для него безопасной. — Я хочу, чтобы у вас с Филом все было хорошо, потому что вы оба мои друзья, — произнес Артем, и мягкая рябь по невидимой глади, качнувшись, заструилась обратно, навстречу Василю. Полуночное небо в его глазах прояснилось, и жесткая линия губ дрогнула в улыбке, прежде чем он отправил в рот многострадальную клубнику и запил ее кофе. Через некоторое время к ним присоединился Филипп, у которого неподалеку закончилось занятие в студии танца, хотя описание «присоединился», как всегда у него, не дотягивало до фееричности самого действия. Отыскав глазами нужный столик по наводке хостес, Филипп пронесся через листву муссоном, кинул рюкзак на свободный стул и указал пальцем на Василя: — Во-первых, ты выглядишь просто охуенно, и я хочу трахнуть тебя прямо здесь. Артем поперхнулся, а Филипп бросил на столик солнечные очки: — Во-вторых, все официантки у входа обсуждают гей-пару на свидании. Это, видимо, вас. Выдвинув стул, он приземлился на него с такой невесомостью, с какой искусный пилот сажает истребитель, и тут же потянулся к тарелке Василя: — Эта вафля выглядит просто, нахрен, нездоровой. Мне срочно нужна такая. Василь отрезал ему кусочек, щедро обмакнул в шоколад и не забыл нанизать на вилку клубнику. Он был совсем не против делиться, и Артему это показалось ужасно милым. Запив вафлю американо, Филипп поморщился: «Фу», прицелился на безалкогольный мохито Артема, но в итоге вытащил из рюкзака свою бутылку воды, глотнул и только после этого наконец выдохнул и немного успокоился. — Солнышко, ты как? Что случилось? — он повернулся к Артему и ласково тронул его по руке. — Вася написал, что у тебя полный пиздец. — Я не так написал, — пробурчал краснея Василь. — Ну суть была такая, — отмахнулся Филипп. — Что этот ублюдок сделал? Пока Филиппу готовили «нездоровую» вафлю, Артем вкратце пересказал, как Марат звонил ему и почти уломал встретиться, а потом со злости заблокировал карту. За годы, когда приходилось скрывать ото всех их связь, Артем настолько привык к молчанию, что под сердцем по-прежнему щипался стыд, хотя делиться переживаниями с Филиппом было уже легче, чем поначалу, после случившегося на даче. Филипп не знал, как освободить друга, он не участвовал в сложных схемах, которыми занимался Максим, но он слушал с нежностью, и этого было достаточно. Рука Артема покоилась в его руке, и на память приходили те страшные недавние ночи, когда он был рядом, заваривал травяной чай и шептал, обнимая, что Максим обязательно поправится. Филиппу не нужно было объяснять, что деньги пустое, а больно из-за порванного в клочья доверия — они понимали друг друга с полуслова. И так же, с полуслова, Артему стало лучше: просто потому, что Василь привел его в это кафе с лианами и шоколадными вафлями, а Филипп примчался после занятия, чтобы выслушать. И тот, и другой еще десять раз попросили Артема не стесняться занимать у них деньги, а Артем при этом думал, что они дороже всех денег мира — даже ста тысяч миллионов. Но окончательно грусть развеялась позже, когда Артем, вернувшись с друзьями домой, встретился там с Максимом. Ему по-прежнему было чуть странно от того, что комната, которую он привык считать своим личным пространством, больше не принадлежит ему одному, что на столе вместо макбука стоит потрепанный HP, что в гардеробе идет война офисной прилежности и рока, а между суккулентами на подоконнике поселился барабанный пэд: специальная прорезиненная тарелка для отработки ударов. Все это случилось внезапно, но будто само собой. Мечтая о совместной жизни, Артем прибавлял «однажды», но сейчас он бы ни за что не отпустил Максима в Девяткино, поэтому перевез его вещи к себе не колеблясь. Они оба понимали, что Гривцова — лишь временное решение. Максиму не доводилось жить в коммунальных квартирах, и общий быт доставлял ему дискомфорт даже в компании друзей. К тому же, он очень скучал по барабанам, которые на Гривцова поставить было физически некуда, разве что прямо посреди кухни. Они еще не обсуждали, вернутся ли в Девяткино после, но Артем знал, что будущее не сможет их разлучить, а значит, и волноваться им не о чем. Неважно где, главное, что Макс был рядом, что можно было к нему прильнуть и что каждое объятие ощущалось хотя бы капельку, но крепче предыдущего. Артем рассказал Максиму о звонке Марата и о том, что собирается жить на зарплату, а Максим в ответ хмыкнул с добродушной иронией и задумчиво вздохнул. — Я не смогу оплачивать твоего психотерапевта, — печально сообщил Артем. — Марат платил за базовый курс лечения. А психотерапевт был уже моей инициативой, потому что… — он не смог произнести «ты просыпался с криками» и перефразировал. — Потому что я хотел помочь. — Я сегодня был у психотерапевта, — отозвался Максим, перебирая волосы Артема с осторожной тщательностью, словно распутывал дорогие шелковые нити. — Денег с меня не взяли. Сказали, прием оплачен третьим лицом. — Но… — растерялся Артем. — Да я уже по тону этой девицы понял, что лицо там новое. Артем приподнял голову у Максима с груди и увидел, как тот недовольно хмурится, поджимая губы. — Стационарное лечение оплачивал Марат, — произнес Максим, будто признавая это против своей воли. — Угадай, кто оплачивает амбулаторное. Артем цокнул языком: — Да твою… — Он давно участвовал. Видимо, решил, что скрываться больше незачем, — Максим пожал плечами, однако, заметив реакцию Артема, добавил: — Если честно, я не возражаю. Брать деньги хреново что у Марата, что у Либермана, но по-другому оплачивать лечение не получится. Я могу пойти на физио в городскую… — Не можешь, — отрезал Артем. Послав ему обреченный взгляд, Максим продолжил: — Но вменяемый психотерапевт в любом случае будет платным, а без психотерапевта мне, во-первых, не закрыть больничный, чтобы обеспечивать нас с тобой… — Меня не надо обеспечивать. — А во-вторых, — проигнорировал Максим, — мозгоправ мне действительно нужен. Ради тебя, — он ласково пропустил прядь Артема сквозь пальцы. — Я тебя измучил всего своими припадками. — Это не… — Артем предпринял очередную попытку возразить, что это не припадки, и никого Максим не измучил, и не надо корить себя за расстройство, в котором не виноват, но ограничился вздохом. Главное, что Макс дошел до психотерапевта — каким путем, уже неважно. Помимо лечения у Артема после блокировки карты был еще один повод для беспокойства: приближающийся День рождения Максима и подарок, который надо было купить заранее. Артем слишком долго выбирал между несколькими идеями, связанными с музыкой, и набирался храбрости, чтобы попросить совет Василя. В итоге сейчас денег уже ни на что не хватало. Артем вообще не знал, сколько у него денег и, наблюдая за тем, как Филипп «живет на зарплату», проверять карту Театра русского балета несколько побаивался. Но Максим знал, как поднять любимому настроение: лапша из ближайшей чуфальни, документалка про Большой театр, которую он заранее нашел сам, добровольно и без единой подсказки, и влюбленная бессонная ночь. На первых этапах лечения в «Медоре» Артем видел плюсы даже в том, чтобы просто полежать вместе, и, пока Максим грустил от своих временных трудностей, считал целомудренные поцелуи и поглаживания в полуночной августовской тишине романтичными. Но, как и Максим, в конечном счете Артем вздохнул с облегчением, когда тот период закончился. Перелом руки, правда, не давал о себе забыть, кое-что привычное оказалось недоступным, зато открылся простор для творчества, и Артему очень нравилось использовать этот простор. Он с ума сходил оттого, как Максим одной левой нагибает его вперед, заставляя прижаться к ледяной столешнице торсом, как раскаленная ладонь проглаживает по спине вверх, повелительно обводит плечо, локоть, предплечье, и руки сами тянутся за ней, пока жесткие пальцы не сомкнутся на уязвимых перекрещенных запястьях. Артем зажмуривался, как перед стартом на американских горках. Он не знал, в какой момент, и ждал изнывая, пока рука Максима держала его запястья, а губы собирали мурашки со спины. Вдруг рука исчезала — сейчас — Артем задерживал дыхание и тут же со стоном подавался по столешнице вперед. Максим не спрашивал, как он, все ли нормально, он не заботился, а брал, и Артему хотелось, чтобы он все делал именно так. И так. И так… Левая рука скользила вдоль позвоночника, будто направляла толчки корпуса по дребезжащему дрожащему столу, а после забиралась в волосы, ласкала их, перебирала, и Артем на грани того, чтобы взмолиться в голос, чувствовал желаемое: ладонь сжималась в кулак и тянула за пряди назад: несильно, не больно, но ощутимо. Ему нравилось сдаваться. А в другом настроении, разнежено мягком после вечерней прогулки и поцелуев под птичьи трели в укромной глубине парка, Максим выключал ночник и придвигался по кровати ближе к Артему, который, приняв приглашение, льнул ответно навстречу. Минуты стирались в блаженстве, Артема окутывало теплом, и, припадая к губам Максима, словно за кислородом, он отстранялся, чтобы погрузиться в глубину его глаз, пусть даже знал, что воздух в легких кончится быстрее, чем он достигнет дна этого могучего моря. Когда они оба чувствовали, что уже можно, Артем подавался вперед, укладывал Максима на спину и перетекал на него волной. Он бы все сделал сам, но из-за ограничений Максим и так ощущал себя неуверенно, а потому Артем лишь осторожно направлял его и, с тихим стоном прикрыв глаза, позволял задавать темп. Максим обнимал его левой рукой, пригибал ближе, двигался аккуратно, плавно, чтобы не причинить дискомфорт, целовал до головокружения, и у Артема немели пальцы, крепко сжимавшие изголовье кровати. — Хочешь быстрее? — шептал Максим, и Артем улыбался сквозь поцелуй: — Да… Ночь после блокировки карты была такой же неспешной, и Артем, уже соскальзывая в сон в объятиях дремлющего Максима, услышал краем уха звук уведомления на айфоне. Пришло сообщение от Василя из-за стены: «Филипп спросил, откуда я знаю про то кафе с цветами. Я рассказал про Катю…» Артем встрепенулся: «И как?!» Василь что-то долго печатал, стирал, а после ответил: «Все хорошо) Спасибо, что выслушал меня сегодня» Находясь на больничном, Максим мог приезжать к Театру практически в любое время. Иногда это был обеденный перерыв, и тогда Артем, как стриж, летел в любимую кофейню, чтобы посидеть вместе за столиком, где полгода назад они впервые друг с другом заговорили, и вновь невольно вспоминать тот день, и волноваться, и уже предчувствовать влюбленную дрожь в коленках. «Ясно все с тобой. Променял меня на секс», — ворчал Филипп, которому приходилось оставаться в Театре и обедать в столовой, но Артем знал, что друг за него рад. И за него, и за долгожданное возвращение Максима, и за себя в том числе: без Артема Филиппу ничего не мешало через всю столовую играть в гляделки с Василем. Хотя и Артем ему обычно не мешал. Если Максим был занят днем, проводил время с семьей или отправлялся к врачу в «Медору», Артем имел счастье целых полчаса наблюдать обеденный флирт Филиппа и Василя, иногда переходивший в столь недвусмысленные покусывания губ и проникновение трубочки в сок, что ничего не оставалось, кроме как пихнуть Фила ногой под столом. Тот в ответ закатывал глаза чуть не в обратную сторону, а Василь прятал в кружке чая шкодливую улыбку. Если не получалось встретиться днем, Максим старался забрать Артема после репетиций. Их пока было немного. Артем включался в работу постепенно и куда больше времени проводил в реабилитационном крыле Театра. «Медору» он тоже навещал, но уже реже: обходились своими тренажерами и упражнениями. И если сразу после травмирования прогресс был вялым да еще и с откатами, то сейчас Артем замечал улучшения буквально каждый день и спешил поделиться ими с Максимом, который ждал его после Театра во внутреннем дворике с шоколадкой, черешней, кофе или, не удержавшись, букетиком полевых цветов, купленных по пути у какой-нибудь добродушной бабули. От цветов Артем смущался и, оглядываясь по сторонам, не видит ли кто из артистов такие знаки внимания, спешил спрятать букет в рюкзак или внутренний карман ветровки. — Ну вот зачем ты… — суетился он. — Не приносить больше? — спрашивал с улыбкой Максим, и Артем заливался краской, потому что, конечно же, приносить. Вечерами они долго гуляли по центру, золотящемуся сентябрем, шли куда глаза глядят, забывая проверить время. Это было не только приятно, но и полезно для обоих: Артем укреплял выносливость голеностопа, а Максим общее состояние. После вечерних прогулок он засыпал крепче и спокойней, а небольшие физические нагрузки постепенно возвращали его в форму. Привыкшего бродить по аллеям парка у «Медоры», в городе Максима поначалу хватало всего на полчаса: после он заметно уставал, хотя старался не подавать виду и не замедлять шаг. Но, как и у Артема, прогресс у него был активным, и довольно скоро получасовые прогулки превратились в часовые, полуторачасовые, а однажды Артем с Максимом, сами не заметив как, дошагали от Моховой через Летний сад и Троицкий мост аж до самой Петропавловской крепости. Каждый день ровно в полдень со стены Нарышкина бастиона звучал символичный пушечный выстрел. Именно к этому времени в крепость стекались туристы. После обеда толпа понемногу редела, а вечером, незадолго до закрытия центральных ворот, становилось совершенно безлюдно. Артем и не знал раньше, что в Петропавловке бывает так умиротворенно. Включали фонари и подсветку зданий, стремящийся к небу шпиль окутывался свечением, вместо золотой иглы напоминая причудливый ночник, а в песчинках между брусчаткой коротких улочек запутывался шелест шагов. Артем и Максим встречали других гуляющих: семьи с детьми, пары на свидании — но так редко, что можно было соединить ладони, переплести пальцы и ни о чем не беспокоиться. Артем нарочно взял Максима за правую руку и терпеливо ждал, пока она обхватит его руку в ответ. Максим делал упражнения для восстановления подвижности в течение всего дня. Некоторые давались непросто, но он старался, помня, что обещал Василю выступить в середине октября на рок-фестивале. И все же, каким бы ни был ответственным этот концерт, Артем мотивировал его больше, поэтому, как только пальцы наконец сжимались, Артем подносил их к губам, а после отнимал ладонь и чуть притрагивался к руке Максима краешком рукава: ты молодец, попробуешь еще разок? Через Невские ворота они вышли из крепости к реке и ненадолго задержались на пристани, любуясь открыточной панорамой вечернего Петербурга. От красоты захватывало дух. От красоты и неприветливых порывов ветра, которые вынуждали Артема крепче запахивать бежевый осенний плащ. Любуясь янтарным ожерельем дворцов на противоположном берегу Невы, Артем замечал краем глаза, что Максим вместо этого любуется им, и невольно начинал подыгрывать: приглаживал волосы, хотя знал, что секунду спустя ветер вновь превратит их в хаос, и задумчиво обнимал себя руками, устремляя взгляд вдаль, будто на Дворцовый мост или Исаакий, но на самом деле все еще на стоявшего рядом Максима. С пристани они отправились вдоль каменных крепостных стен по песчаному пляжу. Они почти не говорили, слушая шепот воды. Гуашевый городской натюрморт растворялся в Невской акварели, и остров, с которого начался Петербург, вдруг стал необитаемым, затерянным на карте и приоткрывшимся лишь заплутавшим путникам. Взметая легкий песок, Артем убегал вперед, ветер подхватывал полы его плаща, и он налету оборачивался за мгновение до того, как на телефоне Максима щелкнет затвор. Максим любил фотографировать его такого: смеющегося, беспечного, свободного. Он любил его сейчас так сильно, что даже не мог об этом сказать. Лишь протягивал навстречу руку, правую, чтобы не жульничать, и привлекал ближе к себе. Мир накрывало черничным сумраком, бархатисто урчала Нева, и дворцы перезванивались, как драгоценные камни, пока Максим, сцепив руки в замок на пояснице Артема, целовал его бесстрашно и счастливо. Обогнув Петропавловскую крепость, они вышли на набережную и направились в сторону Биржевого моста. Час был поздний, но они об этом не думали и гуляли бы, может, до самого утра, если бы Артем наконец не получил от Филиппа: «Быстро домой» Повелительный тон Артему не понравился, поэтому он проигнорировал друга, за что уже через минуту поплатился Максим. Ему тоже прилетело: «Я два раза повторять не буду» В другой ситуации он бы Филиппа осадил и напомнил, что такое личные границы и личная жизнь, но сейчас с покорным вздохом взял Артема за руку и повернул на мост. Артем при этом печатал на айфоне ответ. Они договорились возвращаться на Гривцова пораньше и при необходимости писать в общем чате о своих перемещениях: мало ли что еще выкинет Марат. Максим с Артемом на весь вечер пропали, никого нигде не предупредив, и Филипп, конечно, забеспокоился. Идею с чатом все поддерживали, хотя и не без «но». «Я не буду состоять в беседе, которая называется Подружки», — написал Василь сразу же, как только его добавили. Филипп решил проблему так: «Будешь» «Я не буду тут отчитываться, где я и чем занят» Эту проблему Филипп решил так же, после чего Василь пять раз выходил из чата и Филипп пять раз добавлял его обратно. Потом они еще часа три переругивались. Остальные наблюдали молча и стоически. «Я живой, кофе вам на кухне варю, довольны?» — написал следующим утром Василь. В ответ Паша прислал ему смайл с оттопыренным большим пальцем, а Василь ему со средним. Еще несколько дней в чате творилось черт знает что, а потом Василь внезапно объявил: «Мы с Филиппом и бабушкой сегодня в Капелле, не теряйте», и в чат «Подружки =*» вернулась прежняя идиллия. День рождения Максима обитатели Гривцова ждали куда больше, чем сам Максим. Они явно что-то замышляли, и, как ни шифровались, Максим замечал их шушуканья и переглядывания, отчего даже чувствовал неловкость за равнодушие к собственному празднику. С другой стороны, к тридцать третьему дню рождения энтузиазм уже мог и поубавиться, так что Максим старался себя не винить. Да и последние полтора месяца выдались жесткими. Максим мог вообще не дожить до своего Дня рождения, но он встречал его и живым, и даже практически здоровым. Накануне он спал, однако, плохо: то ли волновался, потому что это его первый День рождения с любимым человеком, то ли хваленые таблетки, выписанные в «Медоре», не помогали. Он твердил врачам, что не замечает за собой симптомов ПТСР, что у него все прекрасно, что диагноз, который ставят военным, не имеет к нему ни малейшего отношения и даже звучит абсурдно, а значит лечат его неправильно и неэффективно, но врачи стояли на своем. Кошмары мучили Максима чуть не до пяти утра, пару раз накатили панические атаки — в общем, ничего нового, даже знобило не так долго, как обычно — но все же хотелось мешать Артему спать несколько иначе. Он помнил, как Тёма целовал его на рассвете, сквозь дымчатую дрему проникая к сердцу, как шептал поздравления в уюте постели, гладил ласковыми пальчиками по колючей щетине и как приятно было вновь обнять его правой рукой, повторить касаниями его тонкие линии, прочувствовать контрасты уязвимо изящного и соблазнительно упругого юношеского тела и позавидовать себе самому. Лучшего подарка на День рождения и не придумать. Они нежились, пока Максим не погрузился в сон, а утром Артема рядом уже не было. Максим привык просыпаться один после тяжелых ночей. Когда он выбирался из кровати, Тёма уже вовсю накручивал пируэты на репетициях. Увы, в Театре не давали выходных в честь дней рождения любимых мужчин, так что Максим решил посвятить время себе, пока Артем не освободится. Ну, не совсем себе. К обеду его ждала мама, чтобы поздравить, а заодно похвастаться новыми двухкомнатными хоромами. Даже жалко, что со следующей недели на работу. На подушке Артема лежала записка: «Выгляни в окно :)» Ну начинается… Максим не удержался от улыбки и встал с кровати так резво, что даже на секунду об этом пожалел. На стуле рядом висел длинный махровый халат, который насыщенной глубиной своего черного цвета создавал флер загадочного благородства: это Света подарила еще на прошлой неделе, когда Максим заехал в гости к ней, Сереге и Денису. Ну как подарила. Вытащила с верхней полки шкафа-купе и прямо в полиэтиленовой пленке с наклейкой Wildberries всучила с торжественным «На, возьми щас, а то неизвестно когда опять с тобой увидимся». Халат был классным, качественным и точно по размеру — все-таки родная сестра выбирала. Запахнув халат, Максим подошел к трехстворчатому окну, аккуратно раздвинул в стороны тяжелые шторы и увидел, что на асфальте разноцветными мелками старательно выведено: «Макс, с Днем рождения! Я тебя люблю!». Надпись была огромной, ее не то что из комнаты, из летящего в Пулково самолета, наверное, было бы видно. Максим засмеялся, ткнувшись лбом в стекло. Ну ладно, праздничное настроение, кажется, начало просыпаться. Не успел Максим налюбоваться серьезным взрослым поздравлением для такого же серьезного взрослого мужчины и десять раз его сфотографировать, как услышал звонок входной двери. В ту же секунду на телефоне мигнуло уведомление из чата «Подружки =*». Филипп написал: «Макс, открой плиз» Если бы Максим знал Филиппа чуть хуже, решил бы, что он слег с острым приступом наглости. К счастью, Филипп был его близким другом, и Максим без труда догадался, что тематические сюрпризы продолжаются. Надо было, пожалуй, переодеться во что-то более презентабельное, чем махровый халат, но об этом Максим подумал запоздало: когда в прихожей его чуть не смело праздничным табуном. Он был уверен, что все заняты — будний день как-никак — а потому степень его изумления сполна удовлетворила ожидания поздравляющих. Они ввалились всемером с подарочными пакетами, коробками из пекарни, огромным тортом, закусками и бутылками шампанского во всех руках. Бесконечные поздравления перекрывали одно другое, смешивались и сыпались на Максима разноцветными конфетти. Было шумно, тесно, суетно и смешно. — Да блин, заткнитесь уже все, дайте мне толкнуть речь, — наконец не вытерпел Филипп, и остальная компания вокруг него примолкла. — Макс, ты в нашей жизни появился не очень давно, и поначалу некоторые относились к тебе с подозрением. — Кто бы это мог быть? — хмыкнул Максим. — Но! — Филипп вскинул руку с зажатой в ней бутылкой. — Это все в прошлом, потому что ты нереально крутой. Ты один из нас, ты именно тот человек, которого нам не хватало. Ты душевный, мудрый и как это… — Филипп поискал слово. — Надежный, — подсказал Василь. Филипп энергично кивнул: — Ты все приводишь в порядок. На тебя точно можно положиться. Ты каждому из нас помогаешь взрослеть. И с тобой всегда спокойно. Ну, кроме последних полутора месяцев. Остальные мягко и понимающе посмеялись. — В общем, Макс, — Филипп, расчувствовавшись, вздохнул. — Ты золото, ты наша опора, мы тебя очень любим и счастливы, что ты у нас есть. Поздравление тронуло Максима до глубины души, но он не успел ответить: все захлопали в ладоши, а Филипп крепко обнял его и всхлипнул по-братски: «С Днем рождения, дорогой». После этого он подозвал Василя, который надеялся спрятаться за спиной Паши. — Вот, — Василь сунул Максиму пластинку Arctic Monkeys, глядя куда угодно, только не на именинника. — С праздником. Они тебе нравятся. — Ого, спасибо, — обрадовался Максим, с осторожностью принимая пластинку, чтобы случайно не дотронуться до Васиных рук. Он действительно любил Arctic Monkeys, но никогда не включал их при Василе и даже ни разу не упоминал. — Я еще песню написал, — как бы между делом прибавил Василь, понизив голос. Максим вскинул глаза: — Песню?.. — Это не для тебя, — посуровел Василь. — Просто песня. Я просто говорю. Я написал ее на днях, и мне понравилось, как она звучит. Если хочешь, сыграю. И если понравится, включим ее в треклист для феста. — Окей, понял, — так же деловито отозвался Максим. — Да, супер. На ближайшей репетиции тогда. Сейчас Богдану скажу, что у нас новый материал. — Не надо! — тут же встрепенулся Василь. — Не надо Богдану. Максим изобразил простодушное удивление: — Почему? — Я хочу, чтобы ты послушал, — пробурчал Василь. — Только ты. — Ладно, — притворяться дальше было невозможно, и Максим расплылся в умиленной улыбке, от которой Василь немедленно сбежал куда подальше. Рома с Пашей подарили пару билетов на Би-2, намекая, что не разбираются в рок-музыке и увлечениях друга, но честно старались, а Ксюша с Богданом — дорогущий перкуссионный массажер для тела, который Ксюша, а заодно Филипп полчаса нахваливали, пока Максим с Богданом обменивались одним и тем же беспомощным выражением глаз: «Брат, я не ебу. Прости. Но это вряд ли связано с музыкальной перкуссией, согласен». Последним подошел Артем. Он выглядел подавленным да и во время общего поздравления держался незаметно. Максим обеспокоенно приобнял его, привлекая ближе, и чуть склонился к его поникшей голове: — Ты чего? Что-то случилось? — Нет, я… — Артем выудил из кармана небольшую коробку с нарисованными на ней наушниками. — Вот. С Днем рождения. Прости, что я так. Не «Маршаллы», конечно, но мне сказали, эти тоже хорошие. У Максима так и от сердца отлегло. — Тём… — он принял у него наушники и ласково потормошил за плечи, чтобы взбодрить. — Во-первых, ты мой главный подарок. Во-вторых, ты прирожденный художник и самый опасный хулиган. На губах Артема дрогнула улыбка, и он рефлекторно глянул на кончики пальцев, проверяя, не остались ли следы мелков. — Ну а в-третьих, наушники действительно хорошие, — подтвердил Максим. — Вася бы тебе фигню не посоветовал. — Я вообще-то сам выбирал, — Артем цокнул языком, понемножку оттаивая. — Они подключаются к барабанам, и там есть какие-то режимы, и шумоподавление… ¬— он напряг память и вот-вот бы занервничал снова, поэтому Максим поспешил прервать его пытку и, заключив в объятия, шепнул на ухо: — Спасибо, родной. Кухонные поздравления были шумными и стремительными. Паша с Филиппом доставали тарелки, Артем сервировал стол, Рома здесь же резал торт, Богдан с Василем открывали бутылки, Ксюша тестировала на Максиме массажер. Время поджимало и торопило всех обратно на работу: в Театр русского балета, в детскую студию танца на Крестовском острове, в Эрмитажный театр на прогон вечерней «Кармен» — и в ГУ МВД России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Максима тронуло, что все смогли вырваться ради него и приехали поздравить, пусть даже на каких-то полчаса. Прошлый День рождения он отмечал с коллегами, которые согласились посидеть в баре из вежливости, и даже не мечтал, что через год его жизнь станет такой. Он встретил любовь, настоящую и прекрасную, и любимый человек привел его из одиночества в семью. — Ты нормальный? Тебе щас весь второй акт «Жизели» хуярить, — Филипп забрал у Василя бутылку и ткнул пальцем в сторону Ксюши. — Тебя это тоже касается. Василь расстроенно развел руками: — Да я полбокала… — Все полбокала, — отсек Филипп и поднял свой. — Макс, за тебя. — За тебя, — вторил Паша, и все дружно чокнулись. К обеду Максим, как и обещал, приехал к маме. Ну, что сказать: новая квартира была роскошной. Пусть и двухкомнатная, но такая огромная, что Денис мог бы кататься по ней на велосипеде, квартира сочетала в себе изысканное благородство и функциональность. Современная отделка в приятном глазу сдержанном стиле, дорогие качественные материалы, превосходная техника, идеально вписанная мебель, безупречный подбор декора и оттенков фурнитуры — сделали тут все на совесть, а не для галочки. Скептицизм Максима медленно таял, особенно благодаря восторгам матери, которая нахваливала ему каждый уголок, показывала, как у нее «кран сам включается», и хвасталась подогревом полов. В квартире не хватало только смарт-системы, и Максим предположил, что это тоже неспроста: Олег вежливо оставил ему возможность поучаствовать в подарке. Странно это все было. Максим бы в жизни не заработал на такую квартиру, как бы ни хотел порадовать мать. Но если он все-таки помог ей переехать в достойное жилье из сталинки: за счет своего здоровья и внезапной бандитской щедрости — пусть так. Пусть она будет счастлива. Он задержался у матери дольше, чем планировал: дождался Свету после работы. Сестра провела ему вторичную экскурсию по квартире, но Максим не стал препятствовать и только послушно ахал и охал, бродя за Светкой по пятам. Пусть они обе будут счастливы. Время с родней неожиданно перестало казаться Максиму таким изнурительным, как прежде. Может, он действительно еще немного повзрослел и научился абстрагироваться, а может, благодарить стоило Артема, который в ожидании вечерней встречи раззадоривал его фотографиями и короткими видео из Театра. Больше всего Максим беспокоился о том, чтобы Света или, тем более, мать не увидели их на экране его телефона. Было бы сложно объяснить, что, например, означает ролик, на котором одна обнаженная юношеская ножка лежит поверх другой на гимнастическом коврике: напряжение растекается вниз по бедру, аккуратно обрисовывает тренированные мышцы, заставляет уязвимую коленку чуть втянуться и наконец, огибая выразительную икру, волной обласкивает подъем. Боже правый, как же Максим любил это движение. Зная, негодник, какое влияние имеет на своего зрителя, Артем медленно натянул стопы, слегка повернул, чтобы было виднее, а после хрупкая щиколотка, ни на что не намекая, вдруг заскользила по нижней голени: чувственно, неспешно, гипнотически прогладила ее вверх и вниз, пока бедра прижимались друг к другу в целомудренном, стыдливом и терпком томлении. «Ничего не планируй на вечер…» — прислал вместе с видео Артем. Как будто Максим собирался. Они встретились внизу у дома: Артем ждал у открытой двери такси. Было не поздно, но вишневые краски сентябрьского дня уже превратились в черничные, и на машину мягко осыпался свет дворовых фонарей. На Артеме была теплая осенняя курточка, в руках он держал шерстяной свитер Максима, а по хитринке в карамельных глазах окончательно стало ясно, что поездка предстоит не на Гривцова. Максим был заинтригован, но еще больше рад наконец остаться вдвоем с тем, кто превращал его День рождения в праздник. Допытываться о сюрпризе не имело смысла, проявлять чувства на заднем сиденье такси было нельзя, поэтому Максим положил между собой и Артемом свитер, сунул ладонь под колючую мягкость и ненавязчиво поинтересовался, как продвигается реабилитация в Театре, так же ненавязчиво пригласив Артема взглядом к себе. Тот защебетал уверенно и бодро, но вместо нити его мыслей Максим поймал под свитером его руку и осторожно согнул один за другим податливые пальчики, чтобы накрыть их все разом, спрятав под своей защитой. За окном, как ожерелье, переливался Петербург — драгоценные камни на дешевых шнурках ¬— и по Московскому проспекту через Фонтанку, Мойку и Неву такси везло Артема и Максима дальше, к причалам Крестовского острова. Теперь все сходилось, но Максим изображал неведение до самого конца, чтобы Тёме было приятно и чтобы можно было, выйдя из машины возле небольшой пришвартованной яхты, с потрясенным вздохом увлечь его в благодарный поцелуй. — На выписку из больницы не получилось, но получилось сейчас, — шепнул Артем. Он волновался, и на сбивчивый шелест его дыхания кожа Максима отзывалась трепетом. — Ты просто невозможный, — Максим улыбнулся, касаясь губами его прикрытых век и дрогнувшей, чтобы наморщиться в протесте, переносицы. — И ты еще переживал из-за подарка утром? — Если бы он не заблокировал карту… — Это свидание на яхте, Тёма, — Максим заключил в ладони его лицо. — На яхте, блин. Артем поднял глаза, в которых гладь Невы отражалась лунным сиянием: — Она не очень большая, только для нас двоих и… — Я так тебя люблю, — Максим накрыл его губы своими, и Артем, с облегчением расслабляясь, сомкнул руки в кольцо у Максима за спиной. Коренной петербуржец, Максим, к стыду своему, и забыл, когда последний раз видел город с воды. Как-то и в голову не приходило: они же всегда рядом, кораблики эти, всегда здесь, можно запрыгнуть на борт в любое время, еще успеется, да и речные прогулки — это ведь что-то про туристов, да? Надев под ветровку шерстяной свитер, Максим стоял на носу яхты, или «лодочки», как ее скромно называл Артем, и стоял бы так вечность, устремляя взгляд в разноцветную темноту, пока ветер растрепывает душу. Этими видами невозможно было пресытиться, их всегда было мало, и, как Нева могучей северной силой качалась меж берегов, никогда не захлестывая улицы, так и пейзажи Петербурга, пусть хоть тысячу раз знакомые, находили свое место в сердце. Яхта шла по Акватории, как на морском параде, и весь гранит вокруг светился золотом, и чувство было такое, словно вместо крови по венам течет река, а ветер срывает с тела затвердевшую корку. Ошибки, горести, заблуждения, разочарования — все улетало в черную даль. Максиму вдруг стало легко, он дышал полной грудью, он был молод и счастлив, он только-только начинал по-настоящему жить. — Не замерз? — теплый шепот над ухом отогнал пронзительные порывы ветра. Обняв Максима сзади, Артем сложил подбородок на его плечо и с нежностью прильнул грудью к спине. — Здесь так красиво… — Очень, — вторил Максим, накрывая руки Артема своими. Неторопливо продвигаясь по Неве, их маленькая яхта вышла в Финский залив, но к этому времени Артем с Максимом уже спрятались от холода внутри и любовались видами через окна, устроившись на просторном диване. Здесь же был накрыт праздничный стол. Вместо вина Артем, зная предпочтения Максима, заказал стаут, а себе взял светлое пиво: Blanche ma Cherie с нотками меда и апельсина, то самое, которое Максим посоветовал ему в баре на первом свидании. — Оно теперь мое любимое, — улыбнулся Артем. — И это ужасно мило, что ты помнишь. Карнавальный блеск Лахта-центра и бело-голубая подсветка Зенит-Арены были единственными ориентирами во мгле, и яхта швартовалась к их свету, чтобы течение не унесло ее в открытые воды. Только отвернешь голову от берега, и кажется, что яхта погружается в залив: широта его сливается с глубиной, гаснут звуки, время замедляет ход, и все, что за окнами, растворяется в вечности. Сейчас ничего не имело значения, кроме момента восторга и счастья, улыбки Артема сквозь поцелуй, отзывчивости его поясницы, дрогнувшей навстречу Максиму от первого касания, и желания быть рядом, которое исполнялось каждую секунду безо всяких «но». Обнимая Артема левой рукой, правой Максим перебирал его волосы. Это было лучшее упражнение на мелкую моторику, самое приятное и эффективное. Пальцы погружались в рассыпчатые кудри, нежились в их теплоте, с любовью разделяли упругие пряди, стараясь избегать их ловушек. Максиму нравилось ощущать, как только что разглаженный локон упрямится, не хочет покоряться и нарочно опутывает его палец, вот только освободиться в этом случае было непросто и требовалась большая осторожность, чтобы не дернуть слишком сильно и не причинить Тёме боль. Зная о своей напористости, Максим всегда следил за силой проявления чувств, но сейчас был особенно внимательным, потому что рука еще слушалась плохо, а навредить Артему было нельзя. Правильная мотивация творила чудеса. Максим с ума сходил от шелковистой ласки по коже и впервые после снятия гипса так хорошо контролировал руку. Артем это тоже заметил. Дыхание его участилось, прервалось пунктиром. Он позволял Максиму делать с волосами все, что захочется, и едва не мурчал от наслаждения. Отстраниться стоило больших трудов, но Артем все же сделал над собой усилие и шепнул с волнующей хрипотцой: — Приходи в каюту минут через десять, ладно? Максим и забыл, что они на яхте. Оставив поцелуй в уголке его губ, Артем поднялся с дивана и, блеснув прекрасными янтарными глазами, таинственно скрылся за раздвижной дверью. Ждать десять минут было невыносимо, но Максим понимал, что томление окупится сполна. Фраза «Приходи в каюту» еще никогда не звучала так соблазнительно. Каюта в его представлении была чем-то тесным и не слишком романтичным, но в реальности, аккуратно нырнув за дверь, Максим оказался в просторной, по-домашнему комфортной спальне. Странно, что он ожидал иного, ведь и яхта выглядела современной. Впрочем, все эти побочные мысли сдуло из его головы, едва он увидел перед собой Артема. В затаившейся тишине, нарушаемой лишь полуночным плеском волн за бортом, Артем ждал Максима в центре спальни. Мягкий ковер ласкал его босые ступни, и полупрозрачный шифон струился по гибкому торсу, словно Артем был уже не юноша, а черный лебедь. Колышущийся крошечный халат и очертания белья под невесомой тканью — больше на Артеме ничего не было. Завороженный таинством его красоты, Максим вмиг ощутил себя чересчур одетым. Свет в каюте источала лишь пара настенных светильников, по ковру расстилались силуэты, и, когда Артем шагнул вперед, тень соскользнула за ним плавным шлейфом. Тонкие кисти протанцевали свой путь до плеч, кончики пальцев тронули ткань, и она, будто от дуновения, зашелестела, опускаясь вниз. Артем согнул руки так, чтобы халат остановился на локтях. Глаза сверкнули в полумраке. Это была не корица, не жженый сахар, не карамель. Кожу Максима припекало терпкими специями. Пряный, влекущий к себе, взгляд Артема был как восточная смесь масала, которую Максим еще не пробовал на вкус. Что бы Артем ни задумал и каким ни хотел бы стать в эту ночь, Максим предвкушал их новое знакомство. Локотки разогнулись, халат стек по ногам на ковер, и только теперь Максим заметил, что позади Артема на стене есть ростовое зеркало. Он нарочно встал именно так, напротив, потому что белье на нем оказалось не боксерами и даже не плавками — в зеркале отражались две тугие черные полосы вокруг обнаженных ягодиц. — Ого… — выдохнул Максим и глупо, и ошеломленно, и не в силах отвести от зеркала глаза, и чувствуя стремительную утрату связи между мозгом и руками. Артем сделал еще один неслышный шаг, однако от впечатлительности зрителя загадочный образ дрогнул, и губы, приоткрытые в ожидании ласк, сложились в улыбку. — Тебе нравится? — шепнул Артем, кладя ладони на свитер Максима. — Я такое только в порно видел, — честно ответил Максим. Смех колыхнул темноту, и Артем потянул свитер вверх: — Не порти мне сюрприз. — Прости, — Максим помог Артему и вышвырнул свитер черт знает куда. — Можешь делать со мной все, что угодно. Артем хмыкнул, выразительно изгибая бровь: — Ты сам это сказал. Он умел сделать так, что Максим сходил с ума от одних лишь его касаний. Робкий и невинный, Максима он трогал виртуозно — легкие пальчики здесь, там, замрут на секунду, погладят, помассируют и вдруг дразня исчезнут, словно ничего и не бывало, а дрожь в коленях, учащенное сердцебиение и жажду, затмевающую разум, Максим себе придумал сам. Негодный любимый мучитель, как же хотелось опрокинуть его на кровать, занимавшую почти все пространство каюты, но Максим обещал, что будет покорным. Расстегнутая рубашка осталась на плечах — Артем всего лишь шепнул ему в губы: «Мне нравится» — и в зеркало Максим, словно во сне, наблюдал, как обнаженная точеная фигурка опускается перед ним на колени. Рядом не было очень нужной сейчас опоры, и, чтобы не утратить связь с реальностью, Максим проник рукой Артему в волосы. Он чувствовал, как кудри ласково его опутывают, и, видя в зеркале их плавные скольжения вперед-назад, погружался в контраст нежности и страсти, в противоречие двух совершенств, которым был Артем. Сладко, медленно, почти у самых губ, по нёбу, чуть глубже, глубже, глубже…. Ему позволили забыться, прежде чем ощущения прервались и руки, беззащитные и властные, повернули его к зеркалу боком. Максим хотел взмолиться о пощаде, но получился лишь блаженный стон — и все продолжилось с другого ракурса. Артем знал, что может довести его до пика, но с этим нужно было повременить. Еще немного восхитительной пытки, и Артем аккуратно поднялся на ноги. Глаза его затуманились от желания, по слегка припухшим губам бродила отрешенная улыбка, и в этот момент Максим понял, что с покорностью ему пока тяжеловато. Он дернул Артема к себе, крутанул и, подтолкнув грудью к стене, впился поцелуями в плечи. От касаний к распаленной коже Артем вздрогнул, ахнул и чуть прогнулся в пояснице, будто хотел уклониться от ласк, хотя на самом деле и ему, и Максиму так стало удобней. Тугие полосы вокруг ягодиц лишали Максима рассудка. Дыхание Артема сбивалось, по телу от касаний проносилась дрожь, он изнывал, ему хотелось больше. Максим навалился на него сзади, вдавив всем весом в стену, и едва удержался, чтобы не овладеть прямо сейчас. Пройдясь поцелуями вдоль его позвоночника, Максим опустился на корточки. Твою мать, это же просто две полоски ткани, какого… От того, что с ним сделали дальше, Артем ткнулся лбом в согнутую на стене руку и сдавленно выдохнул: «Боже…» Максиму нравилось его готовить, а когда он так вызывающе об этом просил, нравилось вдвойне. Прежде чем распрямиться, Максим стянул с Артема белье. Оно, конечно, красивое, но без него еще лучше. Сценарий был готов, оставалось его исполнить, вот только Артем так не считал. Когда Максим поднялся на ноги, он отвернулся от стены, и по коварной вспышке в его глазах стало ясно, что властвовать сегодня будет он. Восхищенный игрой в поддавки, Максим не успел и опомниться, как его подтолкнули к кровати. Мгновение — и лопатки прижались к матрасу. Артем забрался сверху. Он был легкий и тоненький, Максим мог в два счета его перевернуть, он бы любил эту трогательную хрупкость всю ночь, но сейчас ему хотелось знать, что будет дальше. Артем вытащил из-под подушки знакомый тюбик, выдавил на ладонь, завел себе за спину и улыбнулся, чуть прикусив губу. — Ты демон, — выдохнул Максим. Артем приподнялся над ним и направил внутрь. В этой позе Максима надолго не хватало. Он почти сразу наклонял Артема к себе, обнимал покрепче, и, согнув ноги в коленях, утягивал в поцелуй, чтобы собрать в себя его стоны от участившегося темпа. Сегодня он бы сделал так же. Но Артем его опередил и, отогнувшись назад, уперся руками ему в бедра. Нет, сегодня будет по-другому. Максим не возражал. На вид, который перед ним открылся, можно было смотреть вечно. Артем никуда не торопился, давая возможность вдоволь любоваться собой и наполнять себя так, чтобы они оба это прочувствовали. Он сам задавал темп, выбирал ритм, расставлял паузы — Максим доверял ему во всем, лишь немного подаваясь кверху, потому что иначе не мог. Пока Артем, прикрыв глаза, двигался, Максим ласкал его руками. В полумраке перешептывались волны. Каюта медленно качалась в такт. Было очень хорошо. Максим остался бы на яхте до утра, но долго нежиться после любви не удалось. Они с Артемом полежали в обнимку, обмениваясь поцелуями под разведенными мостами, а когда время рейса истекло, невидимый капитан взял курс на Мойку. Подъезжать к Гривцова на яхте было прикольно, Максиму понравилось. В квартиру они зашли очень тихо. Прошмыгнули как мышки. Только возле арки, ведущей на кухню, махнули из темноты Василю, и тот молча кивнул рыжим кончиком сигареты. Через несколько дней Максиму написал Олег: «Поужинаешь со мной сегодня? Есть разговор» Предложение, да еще в такой формулировке, очевидно не сулило ничего хорошего. Максим с Олегом разговаривали на одну-единственную тему, причем не самую приятную. А раз встретиться нужно было срочно, что-то случилось. Скорей всего, у Марата закрались подозрения. После сожженной машины он догадался, что расправу в лесу не забыли, и стал осмотрительнее. Видимо, придется все свернуть или хотя бы притормозить, пока Марат не перебесится из-за «Эскалейда». Понимая, что тревога никуда не денется и время до встречи с Олегом можно смело выкидывать из жизни, Максим уточнил: «Во сколько и где?» «Я заеду на Гривцова в восемь, — уведомил Либерман. — Оденься поприличней» «Нахуй иди, ладно?» «:)» Белоснежный «Ягуар» с истинно кошачьей грациозностью выглянул из-под арки ровно в двадцать ноль-ноль. Олег за рулем, тоже весь в светлом, дополнял элитарность своего автомобиля, но Максим едва ли обратил на это внимание. Тревога разрослась до невменяемых масштабов, устроила революцию и захватила власть. Теперь разум мог только тревожиться и, отсекая всякую нормальную реальность, посылал по телу хаотичные бестолковые сигналы то дрожать, то потеть, то задыхаться, то впадать в ступор. С паническими атаками Максим уже был хорошо знаком, но накручивать себя до состояния нестояния он раньше не умел, и новая способность не то чтобы сильно его обрадовала. Он боялся, что Олег заметит его психоз, а еще что он сам, сев в машину, заметит психоз Олега. Если поведение Либермана даст сигнал, что все плохо, объяснения Максиму не потребуются: он уже и так на грани полоумия. Олег, однако, был воплощением невозмутимости: поприветствовал Максима улыбкой, вежливо напомнил пристегнуться и с места тронулся мягко и неслышно, без малейшего рывка. Придерживаясь за руль одной рукой, он направлял «Ягуар» сквозь вечерний город с неторопливой размеренностью, будто помнил, что Максим не любит виражи, или просто не видел смысла торопиться. Их голоса звучали в салоне, но Максим хоть убей не смог бы обозначить тему беседы. И куда Олег его вез, тоже. Скажи ему кто-то пару недель назад, что он вот так слепо сядет в машину к Олегу Либерману, ни много ни мало ближайшему сообщнику Марата, он бы презрительно фыркнул. Но сейчас все было иначе. Максим знал, что Олег не причинит ему вреда, и даже не столько знал, сколько чувствовал, что ли, по-детски наивно и иррационально. Болтая обо всем подряд, Олег ни словом не упомянул цель встречи, но тревога Максима все равно утихала по мере того, как «Ягуар» расслабленно урчал вдоль золотых фасадов. Дело было не в самоуверенности Олега, не в спокойствии его движений, не в тембре голоса, где ни одна нота не фальшивила. Нет. На Максима действовало что-то другое. Они подъехали к навороченному бизнес-центру, Олег вышел на минуту, оставив двигатель включенным, и вот тогда в сентябрьском сумраке через распахнутую дверь Максима вдруг овеяло воспоминанием: он оказался на заднем кресле «Эскалейда» в той чудовищной параллельной реальности, где лишь одна спасительная нить соединяла его с нормальным миром. Легкий цитрусовый аромат. Парфюм Олега. Максим понятия не имел, как это работает, и мог лишь удивляться логике рефлексов, но когда Олег вновь опустился на водительское место, Максим нарочно втянул носом воздух и от рассеянной, как отголосок смеха, цитрусовой сладости почувствовал себя лучше. Оставив «Ягуар» на подземной парковке, они поднялись под самую крышу в ресторан. Благородная сдержанность светлых оттенков и лаконичность просторного зала создавали обманчивое впечатление простоты для тех, кто не умеет видеть прогрессивную роскошь. Выбор Олега показался Максиму последовательным: от ресторана складывалось то же ощущение изысканности, комфорта и функциональности, что и от новой квартиры матери. Хостес проводила их за столик у окна. Панорамный вид на крейсер Аврора, гладь Невы и блещущий огнями центр, конечно, поражал воображение. А, вот они где. Это там Литейный мост внизу. Поскольку связывало их немного, Максим понадеялся, что Олег сразу перейдет к сути дела. Но Олег так же вальяжно, как вел машину, взял меню и, судя по всему, собрался отложить беседу еще минуток на пятнадцать. Здесь Максим не вытерпел. Либерман умеет нагонять интригу, но всему же есть предел. Проигнорировав свое меню, Максим как можно дружелюбней поинтересовался: — О чем ты хотел со мной поговорить? Олег поднял на него взгляд, словно наконец дождался этого вопроса. Помолчал. Невозмутимо вернулся к чтению меню. Еще с минуту изводил Максима, выбирая, что бы заказать. В итоге смилостивился и аккуратно положил меню на край стола: — Рука понемногу заживает. Все-таки будешь выступать на том фестивале в октябре? Максим готовился к чему угодно, кроме этого. Личные темы Олега не интересовали. Особенно те, к которым он был не причастен. Он это четко дал понять. Пытаясь вернуть самообладание, Максим передвинул правой рукой одну из вилок и спросил: — Какое отношение это имеет к нашему делу? Олег вспомнил отсылку и, усмехнувшись, качнул головой: — Никакого. Где-то здесь должен был крыться подвох, но, растерянно глядя на Олега, который, в свою очередь, вновь скосил глаза к меню, Максим уже догадывался, что подвоха нет. Нет и все. Никаких подвохов. Ничего не случилось. С Маратом все по-прежнему. Просто некоторым людям нужно чуть больше сил, чтобы решиться на первый шаг. — За установку я пока не вернулся, занимаюсь подвижностью, мелкой моторикой, все в таком духе, — рассказал Максим. — Но прогресс хороший, так что да, на фест мы заявились. Приходи, если захочешь. — В клуб, который называется, как там, «Дыра»? Нет, спасибо, — Олег хмыкнул, сосредоточенный на выборе блюд, но Максим прекрасно видел, что он ничего не читает, а потому подтянул поближе свое меню и открыл, мечтательно протянув: — Эх, щас бы гречу с курой… Олег улыбнулся. Кухня в ресторане оказалась французской, и тут знания Максима, честно говоря, прихрамывали. Круассаны, луковый суп, рататуй, лягушки, равиоли. А, равиоли уже из другой оперы. В общем, к обнаруженным в меню консоме и велюте Максим был не слишком готов. Еще меньше он был готов к их ценам. В ресторане почти все исчислялось четырехзначными, а то и пятизначными суммами. О своих чувствах Максим решил поведать без обиняков: — Так, это все, конечно, прекрасно, но дорого пиздец. — Выбирай что хочешь, я заплачу, — Олег небрежно пожал плечами, однако заметив, как брови Максима поползли к переносице, поубавил спесь. — Это же я тебя пригласил. Ты не согласовывал ресторан. Значит, ответственность на мне, и платить тоже должен я. — Логика железная, — признал Максим. — Но давай лучше пополам. — Если бы я знал, что ты такой упертый, повел бы тебя в чебуречную. — Куда? — от души удивился Максим. — В чебуречную? Почему в чебуречную? — Потому что это дешевая забегаловка, — Олег пренебрежительно махнул рукой. — И потому что она прямо напротив моего дома, вижу каждый день, вот и вспомнил. Странный пример теперь стал понятен. Максим усмехнулся: — Ну, если что, есть еще пельменные. Можем тоже как-нибудь попробовать. Олег измученно пополз по стулу вниз. Ладно, шутки шутками, а выбрать что-то было надо: желудок требовательно урчал, не согласный ужинать их с Либерманом взаимными подколами. Вычеркнув все блюда с неведомыми названиями, Максим прикинул бюджет и остановился на многострадальном луковом супе за тысячу с небольшим. Тысячу он себе позволить сможет. Главное, не думать, что на суп. Пока Максим терзался муками, на столике появилась хлебная корзина и сливочное масло, а вскоре принесли закуски. Во множественном числе. Ветчина, паштеты, овощи и фуа-гра, куда же без него. Олег сделал вид, что это все само нарисовалось, и непринужденно предложил: — Может, улиток закажем? Они тут изумительные, тебе понравятся. Максим в этот момент изумлялся хрусту свежего хлеба. — Кого закажем? — медленно переспросил он. — Улиток?.. — Пальчики оближешь, — Олег откинулся на спинку стула, складывая губы в озорной улыбке. — Настоящий деликатес. Ему было интересно, как Максим отреагирует на маленькую провокацию. — Ты вряд ли помнишь, но еще недавно я сидел на изумительной диете из воды и физраствора, — Максим намазал хлеб маслом. — Сразу на улиток перепрыгнуть будет круто. Я, пожалуй, воздержусь. Лучше супчик. — Супчики здесь тоже отличные, — поддержал Олег. Ответ Максима ему понравился. Пока готовили еду, Максим рассказал о репетициях для феста. Хвастаться было нечем: название для группы не придумали, ритм-гитариста не нашли, вместо барабанщика стучал метроном на телефоне, а написание песен продвигалось так туго, что перспектива выйти в октябре как очередная «подающая надежды» кавер-группа становилась все реальней. Тем не менее Максим, Василь и Богдан не опускали руки и старались смотреть в будущее с оптимизмом. Даже Василь. Василь верил в их группу вопреки всему, истово доказывая, что она совершенно не такая, как группы-однодневки, что у них все получится и что они мощно разъебут «Дыру» — как бы это ни звучало. Своей уверенностью, подкрепленной опытом и наблюдениями за андеграундной тусовкой, он очень заряжал товарищей. Описывая все это Олегу, Максим и то ощущал прилив сил, который, кажется, беспрепятственно перетекал через столик: Олег слушал с живым интересом, рискнув втянуть свои защитные ледяные колючки. Сфера музыки да и творчества как такового была для него неведомой. Он честно признался, что хобби у него никогда не приживались, он не понимает, как самовыражаться через рисунки, песни, танцы или, к примеру, личные дневники, а людей, что-то созидающих в порыве вдохновения, считает инопланетянами. — У меня, видимо, мозг слишком аналитический, — в итоге сделал вывод Олег. — Он только считает, как калькулятор, и не умеет креативить. — Ну, — Максим задумчиво хмыкнул. — Если мне не изменяет память, я должен был работать на Марата, чтобы он унижал меня, не причиняя физического вреда. А когда этот план пошел по пизде, ты за секунду сочинил легенду про аварию «Соляриса» и замел следы так виртуозно, что даже моя мать поверила. — Хочешь, чтобы я такими вещами хвастался и гордился? — помрачнел Олег. — Еще скажи, что не гордишься. Олег со вздохом развел руками: ¬— Окей, допустим, это можно считать классной работой. — И креативной, ¬— добавил Максим. — И креативной, — неохотно смирился Олег. — Но хотелось бы вкладывать потенциал во что-то другое. — Ну, вот мы и выяснили, что у тебя есть креативный потенциал, а значит, твой мозг не калькулятор, — Максим приподнял бокал, в котором плескалось ненавязчиво разлитое официантом белое вино. — За это и выпьем. — Умеете же вы, продажники, языками молоть, — фыркнул Олег, присоединяясь. Удивительно, что когда-то Максим боялся заикнуться о барабанах: сейчас его было не заткнуть. Он так соскучился по установке, по взмахам палочек, отдаче от томов, адреналину, бешеному пульсу, счастью, что мог болтать о музыке часами. Ему уже и суп принесли, и перед Олегом появилась тарелка со сложной геометрией мяса и картошки, а беседа все не умолкала. Олегу нравилось слушать, а Максиму нравилось говорить. — Ладно, все, меня понесло, — смутившись от всплеска энергии, Максим взял ложку и с некоторым недоумением потрогал твердую сырную корочку на луковом супе. То есть это не бульон, где плавает луковица, как он представлял. Хорошо. Под корочкой тоже оказалась не жижа, а настоящий суп, мясной, наваристый, с неброским луковым привкусом и даже отчасти сливочный. Максим был в шоке от своего невежества. А потом заметил, что Олег весело наблюдает за его знакомством с французской кухней. Стало как-то неловко, и, чтобы перевести стрелки, Максим попросил: — Расскажи мне что-нибудь о себе. — Что именно? — уточнил Олег. А, да, ему нужны конкретные формулировки. Вот только Максим их, к сожалению, придумать не успел, а потому неопределенно повел плечами: — Что посчитаешь нужным для неформального общения. Олег хмыкнул, будто принимая брошенный ему вызов, и с улыбкой скрестил руки на груди: — Ты обо мне вообще никогда не слышал? — А должен был? — вопрос показался Максиму странным. — Я понятия не имею, чем ты живешь помимо Марата. Ты сплошная загадка. — Вовсе нет, — Олег качнул головой. — Ты можешь поискать меня в Гугле, Инсте, а лучше РБК и много чего узнаешь. — Мне это прямо сейчас сделать? Или ты снизойдешь рассказать? — съязвил Максим. Олег сделал вид, что обдумывает трудный выбор и волевым усилием решает снизойти. — Я не только бегаю за Маратом и нянчусь с его ребенком. У меня есть бизнес, — сообщил он. — Преимущественно занимаюсь инвестициями. Руковожу компанией, она аффилирована с Елисеевым, я не буду в это углубляться. Есть еще пара сторонних проектов для разнообразия. В прошлом году выиграл премию «Форбс» «Тридцать до тридцати» в номинации «Финансы и инвестиции». Может быть, ты слышал. Это довольно известная премия, она вручается до тридцати лет в разных сферах, в том числе, кстати, в музыке. У меня есть еще несколько премий, но они довольно узкоспециальные, в том числе американские, и тебе это будет неинтересно. Так, что еще. Я закончил юрфак МГУ и сейчас получаю экономическое дистантом в Штатах… — Олег, — аккуратно остановил его Максим. — Это все потрясающе. Ты охуенный. Бесспорно. А теперь расскажи мне, пожалуйста, о себе. Эта простая, в сущности, просьба словно ударила Олега под дых, и он завис, не понимая, что Максим имеет в виду. Лампа над столиком бросила легкую тень на его лицо, и самоуверенность красивых, подчеркнуто правильных черт начала крошиться под паутиной трещин. Огонь в голубых глазах притух. Олег задумчиво покрутил лежавшую на столе салфетку. Быть может, он, наоборот, все понял слишком хорошо, но Максим решил его не торопить. Он не собирался пояснять свои слова, не давил и не требовал ответа, он вообще не проявлял эмоций, просто молчал в режиме ожидания и подбадривал Олега взглядом, давая возможность разобраться, чем дружеская встреча отличается от собеседования. В этот момент Олег внезапно напомнил ему Василя. В неловкой ситуации, не понимая, как себя вести, Василь меньше всего нуждался в советах и утешениях. Они бы вывели его из себя. Лучше было не заострять внимания и позволить Василю все проанализировать самостоятельно. Так, не чувствуя себя нелепо, он пробрел бы новый социальный опыт без лишних травм. От Максима требовалось только показать, что все в порядке и каждый человек вправе подпускать других в комфортном ему темпе. Что бы Олег ни рассказал о своей жизни, этого будет достаточно. Но Олег, конечно же, решил пойти другим путем. Вместо ответа он вытащил из кармана и положил на край стола какой-то предмет. Небольшой, темно-коричневый, квадратной формы. Подозрительно знакомый. Максим не сразу сообразил, потому что не ожидал такого поворота событий. Да и, честно говоря, его невозможно было ожидать. Олег ненавязчиво пододвинул предмет по направлению к Максиму. Это был кошелек. — Какого… ¬— в полнейшем ступоре выдохнул Максим, машинально сунув руку в карман блейзера. Отправляясь на ужин, он положил кошелек в правый карман вместе с ключами, а телефон в левый. Вряд ли на ужине ему пригодились бы что-то еще. Телефон сейчас был на столе, ключи на месте в кармане. А вот кошелек пропал. Ну разумеется, твою мать. Потому что кошелек лежал прямо перед глазами между тупой корзиной с хлебом и кретинским луковым супом. Но Максим, упрямо отказываясь верить собственным глазам, прохлопал себя везде, где можно. Олег снова подвинул кошелек вперед указательным пальцем. — Ты что… ты нахуй… в смысле… ¬— у Максима язык запутался задать все вопросы, которые хотелось. Схватив кошелек, он сунул его во внутренний карман от греха подальше и проворчал: — То есть у тебя и такие умения еще есть? — У меня было трудное детство. — Где ты рос, в книгах Чарльза Диккенса? Олег усмехнулся в ответ, но как-то невесело. — Не оставляй ценные вещи в карманах, — сказал он, потянувшись за вином. — Так, дружеское напоминание. — Ты вообще собирался мне его вернуть? — За кого ты меня принимаешь? — За… вора? — предположил Максим. Олег отпил из бокала и поглядел через стол с уже знакомым Максиму хитрым прищуром: — Я должен был убедиться, что ты за себя не заплатишь. — Господи… — Максим схватил свой бокал и осушил залпом. Интересно, вселенная когда-нибудь начнет выдавать ему людей попроще? Но даже хотя кошелек благополучно вернулся к хозяину, Олег решил во что бы то ни стало помешать Максиму расплатиться за ужин. Поняв, что логичные аргументы не работают и Максим не воспринимает такое понятие, как «приглашение», Либерман прибег к крайнему средству. — Окей, — кивнул он, и в глазах его зажегся бесоватый огонек. — В таком случае давай уйдем и не заплатим. Максим издал безнадежный вздох. — А может, поступим как два взрослых мужика, которыми и являемся? — Исключено. — Ясно, — кивнул Максим. Либерман в самом деле намылился свалить, так что у Максима оставалось только два варианта: присоединиться или оплачивать счет за двоих. Третья опция, изначальная, в которой Олег платил за них обоих, тоже, наверное, была в силе, но Максим бы предпочел сдаться ментам. Так и объяснит потом на суде: «Ваша честь, вину признаю, но я был слишком горд, чтобы за меня платили». «Полностью оправдан», — ответит судья. Дело закрыто. — Веди себя естественно, — полушепотом велел Олег, поднимаясь из-за стола. Вот лучше бы молчал. Теперь Максим был озабочен только тем, достаточно ли естественно себя ведет. Боже, ну почему… Стараясь не отставать, Максим пошел за Либерманом в сторону лифта. Хотелось бы немного ускориться. В идеале побежать. Но Олег, как всегда, был кремень и даже нарочно привлекал внимание, улыбаясь официанткам. От каждой такой улыбки сердце у Максима падало. Вот сейчас их тормознут. Сейчас. Сейчас точно. Но нет. Официантки не сказали ни слова, хостес у входа занималась новыми гостями, охранник окинул Олега равнодушным взглядом. Никто ничего не понял. Максим только у лифта почувствовал тяжесть в ногах от выплеска адреналина. Нужно было слегка повременить. Заметив, что он обессиленно привалился к стене, Олег поинтересовался: — Ты как? — Отвали. — Кто из нас, блин, рок-звезда? — Ты, — буркнул Максим. — Боже, почему этот лифт так долго тащится? В этот момент Олег потянулся к карману джинсов и вдруг, запрокинув голову, обреченно простонал: — Ну нет… — Что? — похолодел Максим. — Я оставил там на столе свой телефон. Но Максима было не провести. Он ощутил подвох, о чем не преминул сказать: — Пиздеж. Олег вопросительно приподнял бровь. — Во-первых, ты бы ни за что не забыл телефон. Только не ты и только не тот телефон, который ты мне тогда даже в руки отказывался дать, — Максим загнул палец. — Во-вторых, ты буквально десять минут назад устроил мне показательный урок о том, что вещи нельзя носить в карманах. Ты бы не положил телефон в карман джинсов, — загнул второй. — В-третьих… — В-третьих, я живой человек и умею ошибаться, — ровным тоном перебил Олег. — Придется вернуться. Ну, или я могу вернуться один, если боишься. Если боишься? Им что, десять лет для таких понтов? — Я не боюсь, ¬¬— Максим сурово оттолкнулся плечом от стены. — И один ты туда не пойдешь. Я твой соучастник. — Звучит сексуально, — хмыкнул Олег. При всей своей решимости Максим на обратном пути не переставал продумывать сценарии катастрофы. Окей, лучше всего, если им просто разрешат заплатить. Кто вообще сказал, что они собирались сбежать? Может, они покурить выходили. Так и было, честно. А если их в чем-то обвинят и вызовут полицию? Может, Богдану написать? Блин, ну что за позорище? Не будет никакой полиции. Придется забалтывать сотрудников ресторана, вымаливать прощение и оставлять щедрые чаевые. Максим возьмет на себя ответственность как более адекватный из их двоицы и замнет ситуацию. Все будет нормально. Заплатит, если придется. По деньгам потом с Либерманом сочтутся. Так, почему он остановился? Перед Олегом, как столб, вырос мужик в черном костюме с приколотым к грудной мышце бейджем Security. Да сука. К разговорам мужик был явно не расположен: он просто кивнул на служебную дверь позади конторки встревоженной хостес и взглядом велел идти туда. Максим отчего-то сразу почувствовал, что лучше не перечить. Мужика послушался даже Олег. Ну все, пиздец. Они реально вызовут ментов. Может, уже вызвали. Может, их там за дверью примут, чтобы гости не видели, и выведут в наручниках по черной лестнице. Блять, Олег, ну какого хрена?! Максим и то понимал, что ему нельзя попадаться ментам. Как только менты разберутся, какая рыба заплыла в их сети, все, Олега не выпустят. Да и Максима, может, не выпустят. Он же соучастник. Мать и Света от таких новостей с ума сойдут. Про Артема Максим даже думать боялся. Надо было просто дать ему заплатить… Они зашли в просторный кабинет, похожий на директорский. Крепкий офисный стол, обтянутое кожей кресло на колесиках, шкафы с бумагами, фикусы всякие, диван. На диване обнаружился лысеющий мужичок, которого Максим бы описал как клерка. Секьюрити тем временем закрыл дверь и встал поперек нее. Ладно, ментов нет, это хороший знак. Мужичок подорвался с дивана навстречу Олегу, поздоровался с ним и жестом указал на стол. Там лежали бумаги. Чутье подсказывало Максиму, что бумаги эти связаны с их выходкой. Зато вот Либерману чутье, похоже, нихера не подсказывало, потому что он как ни в чем не бывало прошел за стол и, опустившись в кресло, взял предложенную мужичком ручку. — Не подписывай! — в ужасе вскрикнул Максим. Все трое присутствующих странно на него посмотрели. Так, ладно. Наверное, это стандартная процедура для подобных случаев. Досудебное урегулирование или что-то такое. Надо положиться на Олега. Все-таки у него больше опыта в преступности. Максим с замиранием сердца смотрел, как Либерман подписывает бумаги. Он подписал их в десяти разных местах. Даже наблюдать за этим было изнурительно. Когда все закончилось, Максим не почувствовал облегчения. — Взгляни, — Олег подозвал его и повернул бумаги, чтобы было удобней прочитать. Приблизившись на ватных ногах, Максим уперся рукой в край столешницы и, готовый к своей участи, медленно опустил взгляд. Перед ним был договор на поставку бутилированной воды. Максим моргнул. Чего?.. Но нет, буквы не перепрыгнули в правильное положение. Все было по-прежнему. Самый банальный договор на поставку в ресторан воды. Максим глянул исподлобья на Олега, потом снова на договор, перелистал все страницы с шикарной витиеватой подписью на каждой и наконец внизу последней обнаружил долгожданную разгадку: «Генеральный директор О.Я. Либерман» ¬— Это мой ресторан, — улыбнулся Олег. — Надеюсь, тебе все понравилось. Мы старались. — Я тебя ненавижу, — Максим пихнул бумаги ему обратно. — Еще хоть раз попробуй мне сказать, что ты не креативный. Ну, шалость явно удалась: Максим чуть богу душу не отдал, Олег себя чувствовал победителем. Когда они вернулись в зал ресторана, их уже не игнорировали. Хостес, официанты, полусонный охранник у входа — все оживились, начали приветливо здороваться с Олегом, спрашивать, как дела. Оказалось, что это они все сообщники, а Максим, увы, только жертва. Но он не держал на Олега зла, даже, наоборот, ощутил после розыгрыша облегчение и прилив положительных эмоций. К тому же, атмосфера в коллективе ресторана выглядела позитивной. То ли сотрудники не знали о самой интересной части жизни своего директора, то ли она их не смущала, но никакой робости или, тем более, страха Максим не заметил. Либерман проходил сквозь персонал как суперзвезда. Его тут обожали. И само собой, раз теперь было можно, бросали любопытные взгляды на его спутника. Очень любопытные. Слишком. В какой-то момент Максиму захотелось объявить, что они с Олегом не пара, что это не свидание, что у них сугубо деловые отношения — с ненавязчивым оттенком приятельства, не более. То есть про бандитизм они не знают, зато ориентация ни для кого тут не секрет. Ну ладно. Окей. Можно пока под столом где-нибудь пересидеть? Когда они наконец спустились из ресторана в лобби бизнес-центра и вышли оттуда на улицу, Олег все еще казался вдохновленным. — После таких потрясений тебе определенно надо прогуляться, — усмехнулся он, задавая направление к Литейному мосту. — Ты не торопишься? Максима дома ждал Артем, но час был еще не поздним, да и оставлять Олега на такой мажорной ноте не хотелось. Его неуязвимость, холодность и отстраненность были не более чем ширмой. В этом он напоминал Максиму Филиппа. И если бы Максим додумался отказать Филиппу, когда тот подпустил его поближе, шанс наладить общение был бы потерян навсегда. Такие люди дают один-единственный шанс. Но поломаться для приличия все же было нужно. — А машина? — Максим обернулся к въезду на подземную парковку. — Ты ее здесь бросишь? — Я выпил, мне нельзя за руль, — напомнил Олег и беспечно отмахнулся. — Водитель заберет. Ну так что? Водитель. Ну разумеется. — Да, я бы проветрил голову, — отозвался Максим, нарочно сформулировав согласие так, будто оно вообще не связано с Олегом. — Только напишу кое-кому. Олег не упустил возможности съязвить: — А я думал, кое-кто уже посмотрел «Спокойной ночи, малыши» и лег спать. Чтобы не развивать ни тему, ни свое раздражение, Максим смерил Либермана предупреждающим взглядом, а после вернулся к переписке: «Я еще с Олегом, все в порядке, не переживай» Сообщение Артем прочитал сразу и вместо ответа скинул их селфи с Филиппом и Ромой из танцевального зала на фоне пыточного оборудования для пилатеса. С тех пор, как Рома устроился в студию танца на Крестовском острове, все трое иногда собирались по вечерам пользоваться служебным положением. Тренировки вел Артем. Он занимался пилатесом уже несколько лет, отлично в нем разбирался и верил, что для танцовщиков пилатес куда полезнее качалки. Филипп называл друга ленивой жопой, однако на пилатес с ним ходил. Убедившись, что все в порядке и Тёма не тоскует в одиночестве, Максим отправил ему пару сердечек — одно сердечко у них считалось признаком пассивной агрессии. В ответ прилетела новая фотография, такая же, только Филипп на ней показывал средний палец. «Олегу привет)» Максим безнадежно качнул головой. Эти двое определенно друг друга стоят. Если Олег все спланировал заранее, то должен был составить и маршрут прогулки, посреди которой случится новое приключение, забавное для него и нервное для Максима. Однако складывалось ощущение, что моноспектакль Либермана состоял из одного акта и теперь актер, неожиданно снискав расположение публики, отважился импровизировать. Они перешли Литейный мост и, повернув направо, двинулись вдоль Невы по набережной Кутузова. Вечер был мягким, теплым для середины сентября и, можно сказать, располагал к прогулкам, однако с воды дуло недружелюбно, по-осеннему. Олег сунул руки в карманы ветровки, Максим застегнул блейзер. Вокруг было слишком красиво, чтобы сдаваться. Они приближались к Троицкому мосту, парадному Петербургу. В отличие от Максима, который частенько гулял здесь с Артемом, а пару дней назад вообще катался на яхте, Олег оглядывался по сторонам, почти как турист. Чем бы он ни занимался в свободное время, пеших прогулок по Питеру там, скорей всего, не было. Максиму даже начало казаться, что это он пригласил Олега на экскурсию по городу. Во всяком случае, он точно куда больше болтал и махал руками, показывая то одно, то другое. Почему-то хотелось это делать. Наверное, потому что интерес Олега был искренним и как-то даже трогательно робким. Они бы могли добрести так и до Троицкого моста, и дальше до Дворцового, а может, до Благовещенского, но на пешеходном переходе Олег повернул с набережной в глубину улиц. Едва отойдя от реки, Максим мысленно согласился, что ветер все-таки холодный, а великолепие Петербурга они уже оценили сполна. К тому же, Максим ощущал, что по мере развития диалога картинка вокруг, или, как балетные бы сказали, антураж лишается смысла. Смысл заключался в общении, а где оно происходило, на набережной, посреди ветвистых улочек или в тупиках-колодцах, было неважно. Они просто шли куда глаза глядят. Максим впервые чувствовал себя с Олегом так свободно, будто они и правда дружили без отягчающих обстоятельств, и пытался осознать феноменальное спокойствие рядом с человеком, который должен был внушать одно сплошное беспокойство. Прохожих становилось все меньше, а потому Максим без труда заметил, что за ними с Олегом тянется хвост. На самом деле он заметил его еще на Литейном мосту, но поначалу не придал значения. Ну мужик и мужик. Ну идет и идет. Каким надо быть параноиком, чтобы заподозрить долбанную слежку? Но судя по тому, что мужик был по-прежнему с ними, почти час спустя, Максим с ума не сошел. Ситуация осложнялась тем, что выглядел мужик, как бы выразиться помягче, внушительно. Где-то за тридцать, под два метра ростом, с густой щетиной на суровом лице, он был такой широкий и мощный, что, казалось, кожаная куртка вот-вот треснет по швам. Удивительно, как от его шагов на Неве не вздувались волны. Довольно странный у Марата был выбор преследователя. Хотя это же Марат. Максиму очень не хотелось знакомиться с мужиком поближе, и он сомневался, что такого борова можно уложить даже вдвоем. Был нужен какой-то хитрый план. К счастью, рядом оказался специалист по хитрым планам. — Олег, — Максим незаметно тронул его за локоть и дернул подбородком в сторону мужика. — Видишь? Прервавшись на полуслове, Либерман тоже обернулся. — Идет за нами от самого ресторана, — Максим зачем-то приглушил голос, хотя расстояние до преследователя было приличным. Олег кивнул и вдруг отметил не без иронии: — Ты весьма наблюдателен. — Сейчас вот вообще не до приколов. — А я и не прикалываюсь. Ну немножко, — подмигнул Олег. Да как ему удается все время сохранять самообладание?! У Максима терпение иссякало очень быстро. — Спасибо, блять, Олег, за комплимент, но надо что-то делать, — прошипел он. — Не надо, — все так же расслабленно заявил Либерман. — Это Гоша. Максим хлопнул глазами. — Гоша?.. — Гоша, — повторил Олег. Объяснение, видимо, показалось ему достаточным, потому что он продолжил путь. Максиму даже пришлось его догнать. — Я чего-то не знаю, да? — Ну, — Олег хмыкнул, обдумывая ответ, и по его губам скользнула терпкая усмешка. — Гоша мой… охранник. Самую главную информацию Максим почерпнул из паузы. — Охранник? — медленно переспросил он, притормаживая, чтобы еще разок взглянуть на подпиравшего стену медведя Гошу. — И часто он тебя… охраняет? Олег в полтона засмеялся, повременил немного и, кольнув Максима искристым взглядом, загадочно повел плечом: — По необходимости. — Окей, — Максим сдал назад, показывая, что лезть в чужую личную жизнь не станет. Это не его дело. Совершенно не его. И все-таки было как-то… неприятно — нет, не то слово — неправильно, что Гоша за ними тащится. — Он тебя пугает? — напрямую и уже без шуток спросил Олег. Максиму тотчас захотелось вернуть вопрос: «А он не пугает тебя?». Слишком погруженный в неожиданно сложные внутренние переживания, Максим растерянно отозвался: — Не пугает, просто… — Если хочешь, я попрошу его уйти. Он нужен сам знаешь зачем. — Да все нормально, наверное. Я в такой ситуации впервые, если честно. Олег понимающе кивнул, а после сделал быстрый жест рукой, и Гоша, нахмурившись, отступил в тень. — Все, проблема решена, — бодро сообщил Либерман. — Если нам встретятся люди Марата, мы сами по себе. — Звучит классно, люблю наши встречи, — прокомментировал Максим. И хотя бдительный Гоша исчез по одному лишь взмаху пальцев Олега, легкость общения, которую Максим вот-вот начал чувствовать, надломилась, как фарфоровая чашка, которую сжали лапищей. Это не просто дружеская прогулка. Олег не просто новый приятель. Здесь ничего не будет и не может быть просто, а Максим, увлеченный болтовней, наивно об этом забыл. Олег, к сожалению, тоже. Контраст между расслабленностью до Гоши и хмуростью после него был разительным. Искоса поглядывая на Либермана, Максим даже с грустью решил, что все, чары рассеялись и человек превратился обратно в тыкву. — Может, по шаверме? — вдруг предложил Олег. Максим аж запнулся на ровном месте. Вечер становился все интересней. Сложно было представить, что великосветский Олег Либерман, весь в золотых перстнях, на исполински длинном «Ягуаре», обладатель кашемировых поло, бордовых лоферов и декоративной трости, способен опуститься до плебейской шавермы. К тому же, он произнес это слово правильно, по-петербуржски, хотя приехал сюда из Москвы. — Я в Питере живу дольше, чем жил в Москве, — пояснил Олег. В это время они уже стояли у круглосуточного вагончика в ожидании заказа. — То есть ты родился не в Москве? — Максим почему-то был уверен, что Олег москвич в тридесятом поколении так же, как Василь петербуржец до седьмых дедов. — Я в Москве только универ закончил, — Олег принял через окошко шаверму, любовно завернутую в бумагу и полиэтиленовый пакет, и стаканчик кофе. — И предвосхищая твой следующий вопрос, я родился и вырос в Кемеровской области. — В Ке… ого, — Максим никак не ожидал такого поворота и глупость не ляпнул только потому, что ему тоже высунули из окошка шаверму. — Ты бы не пил кофе на ночь. Олег остановил стаканчик на полпути. — Заснуть не сможешь, — скомкано пояснил Максим. Ладно, все-таки ляпнул. Олег ничего не ответил, только спрятал в стаканчике полуулыбку. Пройдя немного по безлюдной набережной Фонтанки, они нашли удобный спуск к реке и присели прямо на гранитные ступени. Пока Максим, обложившись салфетками, сражался с шавермой, Олегу она не доставляла неудобств. Этот демон ел шаверму из ларька так же элегантно, как шатобриан с демиглясом. Плевать, что на нем была светлая ветровка, джинсы бледно голубого оттенка и белоснежные кроссовки. Он был слишком пиздатым, чтобы запачкаться. Занятый едой, он отвлекся от общения с Максимом и, попивая кофе, задумчиво смотрел на воду. В этот момент, с шавермой в одной руке и кофе в другой, он выглядел совершенно нормальным, земным, даже отчасти понятным. Максим наблюдал за ним и начинал верить, что он просто толковый парень с Кузбасса, который закончил МГУ, переехал в Питер, построил карьеру, даже в Штатах успел пожить. У человека все прекрасно. А потом Олег поднес кофе к губам, рукав ветровки немного съехал вверх, и Максим увидел на предплечье царапины. Они не казались зловещими. Тонкие, уже немного зажившие царапины, края которых уходят под ветровку. Олег не придал значения задравшемуся рукаву, не испугался, что Максим заметит лишнее. Обычные бытовые царапины, которые могли появиться каким угодно образом. Но Максима от их вида прошиб холодный пот. На безупречной коже Либермана, на всей его безупречности они выглядели как печать Каина. Максима мотнуло из равновесия. Он снова оказался в том лесу, и голос забился пульсом в черепной коробке так громко, словно Олег говорил это вновь: «Если Марат узнает правду, то я, как ты понимаешь, следующий» Это были просто-напросто царапины, но из-за них Максим думал лишь о том, в какой безумной опасности живет человек, вот так непринужденно жующий с ним рядом шаверму. В любой день его могут убить. В любой день его могут изувечить. Запихнуть в машину, вывезти в лес, причинить боль его близким людям. В любой день. Захотелось протянуть руку и спустить этот рукав обратно, чтобы закрыть царапины и они исчезли. Такую жизнь не выбирают добровольно. Олег бы не принес Максиму регистратор, если бы не балансировал на краю отчаяния. Предложив помощь, он надеялся, что его спасут. — Все нормально? — Олег наконец заметил отрешенность Максима и озабоченно нахмурился. Максим растерянно кивнул: — Да… Да, все в порядке. Я так. Но ничего не было в порядке. Внутри Максима происходили изменения. Странные, тревожные, даже отчасти пугающие, они заставляли смотреть на Олега по-другому, подмечать в нем новое, осознавать это иначе. Еще час тому назад в ярко освещенном ресторане царапины на предплечьях так и остались невидимыми. Они проступили только сейчас у напевавшей колыбельную Фонтанки в размытом водной гладью свете фонарей. Максим не мог отвести от царапин глаз, будто требовал у них ответа: действительно ли все так, как он понял, действительно ли они разграничили до и после. Взгляд скользнул по царапинам до запястий, до тонких пальцев, занятых ерундой с такой выразительной грацией, словно это был сложный артхаусный танец: смять кофейный стаканчик, сунуть в пакет из-под шавермы, аккуратно все свернуть и положить на гранитную ступеньку, чтобы выбросить в урну на обратном пути. На левом мизинце массивный перстень с бриллиантом, еще на нескольких пальцах — свита из изящных золотых колец. Ремешок часов поблескивал сапфирами, вокруг другого запястья струилась золотая цепочка. Ювелирные украшения на мужчинах, да еще и в таком количестве, всегда казались Максиму нелепыми. Это бы на всех смотрелось плохо. На всех, кроме Олега. Каждый аксессуар был подобран неспроста, и вместе они, как мазки импрессиониста, создавали завершенную картину. Максим вспомнил спрятанный в бардачке «Ягуара» пистолет и небрежный приказ Марата с переднего сиденья «Эскалейда»: «Олежек, наш гость не совсем понимает, что происходит. Попроси у него еще раз трубочку». Олег вздохнул с облегчением, когда кастет Василя не пришлось пускать в ход. Тогда Максим подумал, что ему просто лень напрягаться. Сейчас он считал, что Олег бы не смог его ударить. Эти пальцы были предназначены не для пистолета и уж точно не для кастета. Гипнотически красивые, они просились за музыкальный инструмент и оттого напоминали Максиму пальцы Василя: хотелось следить за ними не дыша, записывать на видео их самые простые движения, а после восхищенно пересматривать. Странно, но о руках Василя Максим никогда не думал как о красивых. Талантливых — да, красивых — ни за что. Это было невозможно, неправильно и неловко, будто оцениваешь родного брата. С Олегом таких препятствий Максим не испытывал. И это напрягало. Он заставил себя отвести взгляд от его рук и опустил глаза, решив лучше смотреть на воду. И лишь через минуту осознал, что вместо воды по-прежнему таращится на Олега, теперь на задравшиеся края его джинсов и голые щиколотки. В голове фонил голос Марата: «Только поаккуратней, Олежек, не пачкай мне сиденья». Джинсы с модными рваными краями, дерзкие белые кроссовки — его щиколотки казались хрупкими, уязвимыми, почти мальчишескими, и сам он… Блять, что происходит? Его дома ждет Артем. Какого хрена он думает про либермановские щиколотки? Почему он не может уйти отсюда или хотя бы наконец посмотреть на чертову воду? И тут Максим понял почему. Вернее, вспомнил с леденящим сердце ужасом. Точно так же начиналось его общение с Филиппом. Ладно, спокойно, это не повод для паники. То есть повод, конечно, но с Филиппом же ситуация разрешилась. Максим не забыл, в какое буйство приходили поначалу его инстинкты. Казалось, что Филипп сошел, точнее снизошел к ним прямиком с Олимпа. Он был невероятным, необъяснимым, недосягаемым, и его влекущая сексуальность действовала на Максима как афродизиак. Реальный Филипп такого эффекта не производил, и Максим ни на секунду не мог представить себя с ним. В реальности значение имел только один человек: Артем. Однако загадочный образ Филиппа никак не давал Максиму покоя. Похоже это на сидящего рядом любителя шавермы? Вывих вправился, когда Максим вместо ослепительного божества наконец увидел настоящего Филиппа. Когда сходил с ним, например, в качалку и понял, что идеальное тело не даруется природой для соблазнения и красивых фото в Инстаграме, а нарабатывается часами безжалостных тренировок. Разрушив образ, разум взял инстинкты под контроль, и Максима отпустило. Его волнения вокруг Филиппа теперь были исключительно дружескими. Ну вот, не так и жутко. Чтобы успокоить бестолковые инстинкты, нужно увидеть человека настоящим, честным и простым. — Спасибо, что пригласил меня сегодня, — от чистого сердца произнес Максим. — Мне нравится общаться с тобой о чем-то кроме дел. Весь вечер наблюдая, как Олег борется с самим собой и пытается раскрыться, Максим был уверен, что эти слова как раз и подтолкнут его стать настоящим, честным и простым. Вот только сравнивая Филиппа и Олега, он не учел один момент. Филипп всю дорогу напоминал ему про Артема и недвусмысленно ставил на место. — Мне пока тоже все нравится, — с присущей ему легкой иронией отозвался Олег. Было, наверное, уже довольно поздно, но Максим не ощущал ни времени, ни холода, струящегося по реке от призрачной подсветки Михайловского замка. Вода убаюкивала легким ворчанием и в своем течении несла золотые песчинки, отблески Невского. Максим огляделся по сторонам и на мгновение пожалел, что редко видит город в такой час. — Я не сразу полюбил Питер после Москвы, — словно почувствовав направление его рассуждений, признался Олег. Максим сосредоточился: прежняя ирония куда-то исчезла. — У нас другой ритм жизни, — поддержал беседу Максим. — По крайней мере, так говорят. Я бывал в Москве несколько раз по работе, не дольше недели. — Я не об этом, — Олег качнул головой задумчиво, печально и тяжело, будто мысли начинали весить все больше. — Плевать на ритм. Человек сам задает себе ритм. После переезда я ничего не замечал вокруг. У меня была только работа. И Марат. Я так старался ему угодить, что забил на все остальное, особенно на себя. Максим ощутил порыв ободрить и утешить, но, вовремя его заглушив, промолчал. — Когда розовые очки спали и я впервые огляделся по сторонам, мне здесь все стало противно. Наверное, потому что город ассоциировался для меня с Маратом, — Олег обвел пространство потускневшим взглядом. — Я наконец-то понял, во что влез. Это было тяжелое время. Одиночество, Питер и пять стадий принятия. Я даже хотел покончить с собой. У Максима сердце оборвалось: — Твою… Олег поднял ладонь: не надо. ¬— В тот момент я и подумать не мог, что открою здесь ресторан и, более того, куплю квартиру, — он усмехнулся. — Когда я работал с Елисеевым в Штатах, то месяца через два начал скучать по Питеру. Не знаю, как такое возможно, но даже при всем, что я здесь пережил, я привязался к городу. Он видел, как я опускаюсь на самое дно и как выплываю обратно. Олег перевел взгляд на Фонтанку и скрестил руки на груди, спасаясь от холода и болезненных воспоминаний. Хотелось что-то сделать, сказать ему что-то важное, но ни слова, ни действия ему сейчас бы не помогли. Он ждал их тогда, мальчишкой, который бросился вслед за кумиром, а после жестоко разочаровался. Сейчас жалеть его было поздно. — Марат всегда нуждался в преемнике, — продолжая смотреть на воду, сказал Олег. — Он одержим идеей передать свое наследие, особенно в последние годы. Ему это правда важно. Преемником он видел Артема, но, как только Артем подрос, стало ясно, что он совсем не той породы. Память немедленно подкинула Максиму фрагменты разговора с Маратом в дачной столовой перед взрывом «Соляриса». По бумагам дача принадлежала Артему, и Марат, возможно вместе с Елисеевым-старшим, планировали передать ему свой бизнес. Олег развил эту мысль: — Марат таскал Артема на официальные встречи лет с шестнадцати, показывал его партнерам и тем самым как бы намекал, что у империи есть наследник. Артем танцевал, ему это все было по барабану, а меня это бесило. И Максим понимал, почему. — Марат до сих пор надеется, что Артем одумается и «вникнет в бизнес», — Олег изобразил кавычки пальцами, прежде чем вновь завернуться в защитный кокон. — Но штука в том, что о бизнесе, реальном бизнесе, он ему не рассказывает. Понимаешь? — темный, как ночные воды, взгляд настороженно коснулся Максима. Тот кивнул. — Марат любит Артема. Прости, я знаю, как для тебя это звучит. Но он действительно его любит. Как-то по-своему, извращенно, но любит, — Олег повел плечами. — Он носится с ним и очень бережет. Он ни за что и никогда не посвятит его в дела, на которых держится бизнес. По телу пролетела волна адреналина: они подобрались к самой сути. — Раз Марат боялся посвящать Артема в дела, а в преемнике по-прежнему нуждался, он постепенно стал перекладывать роль преемника на меня, — объяснил в сторону Фонтанки Олег. Максим кивнул. Так он и думал. — Марат видит во мне кого-то вроде старшего сына. Наверное, поэтому у нас ничего и не вышло. Сначала я надеялся, что мы станем как Бонни и Клайд. Потом надеялся, что просто переспим. Потом, что он меня поцелует по пьяни. Но он в мою сторону ни разу не взглянул. — Это к лучшему, — впервые нарушил молчание Максим. — В Москве я считал себя доном Корлеоне, — в голосе Олега промелькнул сарказм. — Но приехав к Марату, понял, что был мелкой сошкой. Я ничего не знал о бизнесе. Не умел вести дела. Не мог за себя постоять. И понятия не имел, что меня ждет роль старшего брата, которому от отца прилетают одни кнуты, пока младшему достаются все пряники. — Ты знаешь, что Артему пришлось пережить, — строгим тоном напомнил Максим. — Да, прости, — Олег поежился. — Марат показал мне вещи, которых я не хотел бы видеть. Он научил меня бороться за себя до последней капли крови. Благодаря ему я стал сильнее. Гораздо сильнее. Хотя лучше бы мне никогда не пригодилась его школа жизни, — руки, сжатые на груди, стиснулись крепче. Максим видел, как побелели костяшки. — Иронично, что Марат с таким усердием воспитал своего главного врага. — Ты все делаешь правильно, — Максим отважился вступить в диалог, потому что речь Олега вот-вот повернула бы в опасную сторону сожаления. — И ты не один. Ты больше не будешь один, если позволишь нам быть рядом. Олег прикрыл глаза, прислушиваясь к умиротворяющему шелесту Фонтанки, и провел так, недвижимый, несколько минут, прежде чем Максим услышал его выдох, обреченный, будто приговор, и смиренный, будто мантра: — Я по уши увяз в этом дерьме. Надо было промолчать и позволить ему восстановить внутреннее равновесие, но Максима дернуло за язык: — Неправда. Оброненное слово вывело Олега из оцепенения, и он повернулся к Максиму прежде, чем успел себя остановить. — Я понимаю, что тебе страшно, и ни в чем тебя не виню, — Максим слегка подался навстречу, пытаясь вложить в голос всю уверенность, на какую был способен. Он думал, Олег отпрянет, но Олег продолжал изучать его пытливым взглядом. — Ты сотрудничаешь с полицией, они гарантировали тебе защиту и освобождение от обвинений, правильно же? — Условку, — фыркнул Олег. — Они считают, что снять все обвинения не получится, что я слишком повязан с Маратом. — Ну в любом случае… — Я сдаю им Марата Цепакина не ради сраной условки, — перебил Олег, видимо заметив, как у Максима подломился голос. — Они меня немного недооценивают. Во-первых, я десять лет заметал за Маратом следы так, что теперь только я и могу их найти. Во-вторых, я не верю в гарантии, пока они не заверены нотариусом. Богдан и его компания могут обещать мне что угодно, но ни одной улики, которая напрямую докажет мою связь с Маратом, они не найдут. Я не настолько тупой. В отличие от следаков, которые до сих пор в восторге оттого, что я не попал на запись видеорегистратора. Его стремление доказать свое интеллектуальное превосходство над полицией было даже забавным. Максим не удержался от мимолетной улыбки. Вот только Олегу было совсем не смешно. — Я не хочу насилия. На моих руках нет крови, — он произнес это с таким нажимом, словно Максим считал его монстром похлеще Марата. — Он никогда не изменится и не успокоится. Чтобы я мог жить дальше, чтобы Артем и все остальные могли жить дальше, я должен забрать себе все, что ему принадлежит, и вытравить его оттуда, как раковые клетки. — Мы должны, — мягко поправил Максим. — Мы справимся. Все будет в порядке. — Если я от него не избавлюсь, он меня убьет. — Он до тебя не доберется, я обещаю. Олег хотел продолжить по инерции, но вдруг запнулся и передернул плечами то ли от холода, то ли от удивления. Что-то в словах Максима выбило его из колеи, и он взял паузу подумать. Максим не торопил. Время проходило мимо, уплывало в золотисто лиловом течении Фонтанки, а они сидели на ступенях, слушая переливы воды и молчание друг друга, и им обоим этого было достаточно. Легкий ветерок побежал по реке, дотронулся до гранита и с новым дуновением принес Максиму потрясенный шепот: — Ты обещаешь… Олег отвернулся и, сунув руки в карманы, нахохлился снегирем. Кажется, тема была закрыта. От внезапного порыва откровений Максима охватила дрожь. Момент был слишком важным, без преувеличения переломным. Максим не мог предугадать, как сложится его дальнейшее общение с Олегом, но абсолютно точно понимал, что с нынешнего вечера оно станет другим. Это вызывало растерянность, волнение, а еще — Максиму пришлось крутануться к Олегу спиной, чтобы признаться себе — любопытство. Некоторое время они глядели молча каждый в свою сторону, будто по-идиотски поссорились. Наверное, новое начало может быть таким: внезапным, неуверенным и плохо продуманным. Наконец, кое-как собрав раскрутившиеся мысли обратно в клубок, Максим решился сделать первый шаг в это их загадочное новое и медленно развернулся обратно к Олегу. Тот сидел в начальной позе, невозмутимо глядя на Фонтанку, словно последних минут и разговора о Марате не было и в помине. Максим даже поморгал, проверяя, не сбилась ли реальность. Может, ему померещилось? Может, в шаверму подмешали галлюциногены? Если он спросит: «Эй, помнишь, ты мне сейчас сознался, что хотел покончить с собой?», Олег очень сильно заржет или как? Пытаясь разобраться, кто из них двоих сильнее отклонился от нейтрали в сторону бесчувственности или чувствительности, Максим задумчиво опустил глаза. На граните между ними стояла бархатная коробочка черного цвета. — С Днем рождения, — негромко произнес Олег. Максиму показалось, что от коробки поднимается струйка пара. Через секунду пар вился уже над ступенями. В Фонтанке отчего-то нагрелась вода, покрывшись белесой испариной. А после до Максима наконец дошло, что это его самого бросило в жар. — Что это? — он нахмурился, взглядом требуя у Олега ответ. Но тот продолжал сидеть в профиль. — Можешь открыть и взглянуть. — Я уже отсюда вижу, что это охуенно дорого. Олег хмыкнул себе под нос, восхищенный упрямством Максима, и все-таки повернул в его сторону голову: — Знаешь, когда гангстер делает тебе подарок, лучше не отказываться. В выражении его лица наметилась плутоватость, которую ни в коем случае нельзя было игнорировать. — Спасибо за совет, — кивнул Максим. — Если встречу гангстера, так и поступлю. Озорная искорка в глазах цвета апатита отблеском коснулась скул и крыльев носа, отскочила игристой улыбкой от кончиков губ, и Олег засмеялся. А после вновь обратился к реке и ей адресовал свое веселье, затухающее в легкую печаль: — Что, даже не откроешь? Максима кольнула совесть. Он вдруг подумал, что Олег не только навел справки про его День рождения, но и весь вечер держал подарок при себе, дожидаясь удачной минуты, чтобы его вручить. Отвергнуть поздравление после такого было бы слишком жестоко. — Спасибо, — смягчившись, Максим взял коробочку с гранита и осторожно поднял бархатную крышку. Внутри на подушке лежали часы. Из груди вырвался очарованный вздох: Tissot. Выяснить дату праздника несложно, но как Олег, черт возьми, угадал, что Максиму нравятся именно эти часы? Лучше бы он не был таким проницательным. Благодаря любви к Tissot Максим прекрасно знал, что модель, которую он сейчас держит в руках, стоит больше пятидесяти тысяч. Олег дал ему немного времени, с деликатным любопытством наблюдая за борьбой чувства и долга. Примерить часы очень хотелось. Еще бы, твою мать. Они были идеальными. И как же тонко этот дьявол все рассчитал: подарок был достаточно дорогим и соответствовал его статусу, при этом прекрасно подходил Максиму, не давя лишней тяжестью люкса. Максим бы мог, конечно, вечность любоваться часами, но надо было что-то решать. — Сначала я хотел подарить тебе браслет, — подал голос Олег, подтолкнув Максима из ступора. — У меня был один на примете, из белого золота. Тебе бы понравился. — Я не ношу браслеты, — отозвался Максим, но Олег небрежно повел плечом: — Ради меня ты бы сделал исключение. Его самоуверенность была такой естественной, что даже не бесила. Максим поймал себя на этой мысли, усмехнулся, и Олег, заметив его реакцию, приободрился: — Браслет был супер, но я в итоге решил, что Артем не даст тебе его носить. — Почему? — не понял Максим. — Потому что это украшение, которое подарил я, — удивившись наивности вопроса, пояснил Олег. — Часы более нейтральный вариант. Часы ты точно будешь носить. — Я не могу их принять, прости, — вздохнул Максим. Долг все-таки победил. — Это часы на День рождения, — напомнил Олег, стараясь притвориться, что отказ его не задел. — Они ни к чему тебя не обязывают. — Я знаю, но для меня они очень дорогие. — А для меня дешевые и что? — И… — Максим запнулся с аргументом. — И то. — Нет, серьезно, — Олег развел руками. — Что дальше? Почему ты не можешь носить дорогие часы? Ты считаешь, что недостоин? Что люди будут считать тебя меркантильным? — Так, ну вот не надо всех этих… — Ты можешь привести одну внятную аргументированную причину… — Господи боже, блять, — Максим выдернул часы из коробки и резким движением застегнул на запястье. — Все, окей, я буду их носить, ты доволен? Прежде чем решить, доволен он или нет, Олег придирчиво сощурился, оценивая посадку, и наконец выдал заключение: — Тебе идет. — Конечно, блин, идет. Это «Тиссо», — Максим покрутил рукой, завороженный тем, как лунный свет окутывает циферблат свечением. — Спасибо. — Пожалуйста, — добившись своего, Олег расплылся в лучезарной улыбке. Ночь постепенно сгущалась и холодела. Как ни хотелось и дальше сидеть на гранитных ступенях, вскоре стало ясно, что пора по домам. Максим вызвал такси, однако, прежде чем попрощаться с Олегом, решил прояснить еще один важный вопрос. — Как ты будешь добираться до дома? — без лишних вступлений поинтересовался он, видя, что Олег не торопится разблокировать свой навороченный айфон. — На такси или… тебя заберут? Едва Максим представил, как сюда подъезжает один из Маратовских «Хаммеров», внутри что-то екнуло. Вот Олег садится по привычке на переднее сиденье, здоровается с водителем, застегивает ремень безопасности, откидывается на спинку кресла, расслабленно уткнувшись в айфон, а через некоторое время, заметив, что поездка длится подозрительно долго, поднимает глаза и вместо городских проспектов вдруг видит за окном леса. Айфон медленно вынимают из онемевшей руки. Все. Уже слишком поздно. — Я вызову такси, — успокоил Максима Олег. В голосе его, как в теплом чае после уличной стужи, послышались нотки имбиря с корицей: он удивился неравнодушию и был тронут. Создавалось впечатление, что у него все под контролем. Посидит немного, подышит свежим воздухом и тоже отправится восвояси. Но оставлять его одного у Фонтанки все равно было тревожно. Максим с тяжелым сердцем забрался в такси и, черт возьми, даже оглянулся, чтобы в последний раз поймать взглядом светлую ветровку, прежде чем водитель свернет с набережной. Надо было вызвать такси на два адреса. Или хоть попросить его написать. Если он изначально привел на прогулку охранника Гошу, то там нихера не под контролем. Может, люди Марата сидят по кустам, дожидаясь звездного часа. Никто ничего не заподозрит. Компания гопников напала на полуночного прохожего. Обычная история. Максим влепил затылок в мягкий подголовник. Пиздец блять. Дожили. Так, ладно, спокойно. Это все еще Олег Либерман. Тот самый. Он не даст себя в обиду. Наверняка он сейчас встретится со своим Гошей, и все будет нормально. А может, он носит в карманах не только подарки и чужие кошельки, но и пистолет, нож, перцовый баллончик в конце концов. Да и кастеты для него вещь, кажется, хорошо знакомая. Максим смахнул блокировку на экране телефона и написал Богдану: «Мы должны защитить Олега» Через пару минут от Богдана прилетел встревоженный вопрос: «Что случилось?» За пару минут Максима уже слегка отпустило. «Пока ничего», ¬— он почувствовал себя до крайности нелепо и, словно Богдан лично глядел на него из телефона, пристыженно отвернулся к окну. Какого хрена с ним вообще творится? Надо было как-то замять ситуацию и закончить со странной темой, чтобы Богдан не начал задавать более детальные вопросы про Олега, мысль о которых приводила Максима в смятение. Не придумав ничего лучше, Максим отправил: «Будь начеку» Взгляд мазнул по времени сообщения: половина второго. Максим вздрогнул, будто от скриммера, и немедленно сверился с новыми наручными часами. Они были так же безжалостны. Совершенно очевидно, что пилатес у Артема закончился давным-давно. На экране появилось уведомление от Богдана: «Макс, у тебя все в порядке?» Но тело впало в беспомощный ступор. Максим бестолково таращился на сообщение, не в силах даже пальцем шевельнуть. Сердце отбивало двести, стало тяжело дышать, буквы прыгали перед глазами, меняли друг друга, падали, крутились, и в черепной коробке эхом разносился их издевательский смех. У тебя все в порядке? Все в порядке? В порядке? Тебе не стыдно, Макс? Телефон завибрировал в руке, и Максим встрепенулся. Не дождавшись ответа, Богдан позвонил. Разговор у них получился недлинным: Максим наплел, что перебрал с выпивкой и слегка загнался, а Богдан, в свою очередь, сообщил, что у Олега есть защита со стороны полиции и разрешение на ношение оружия. В конечном счете Максим даже порадовался, что Богдан отвлек его от удушливых мыслей и не дал провалиться в очередную паническую атаку. Вот только это не отменяло тотального молчания Артема после вечерней фотографии из студии танца. По лестнице в квартиру на Гривцова Максим поднимался, как на плаху. Все было слишком очевидно. Если бы Артем считал, что он в беде, то давно бы поднял шум. Но Артем вычислил правду еще раньше, чем она дошла до Максима. Деловые встречи с человеком, на которого плевать, не заканчиваются шавермой у реки, откровениями о прошлом и дорогущими часами на запястье. Максиму было не плевать — стало не плевать. Тот, кого Артем на дух не переносит, кого опасается, кому просит ни за что на свете не верить, переманил Максима на свою темную сторону. Да твою мать. Нет там никакой темной стороны. Максим остановился перед дверью, чтобы собраться с мыслями, и ткнулся лбом в косяк. Ему пиздец. По всем фронтам. Прежде чем вставить ключ в замочную скважину, он снял часы и убрал их обратно в коробку. Этого сейчас еще не хватало. Дома все спали, и в глубине ночного коммунального нутра мягко теплился лишь один огонек: рыжеватый абажур вокруг двери Тёмкиной комнаты. Еще не ложился. Ждет. Сердце мучительно сжалось в комок. Пусть делает с ним что захочет, любые кары на него обрушит, только не думает лишнего. Они одно целое. Никто между ними не встанет. Никто и не собирается. Олег совсем не чудовище, каким Артем его видит. Из-за проблем, в которых виноват один Марат, они относятся друг к другу катастрофически предвзято. Если немного направить… Так, стоп. Это точно не сегодня. Разбитый и покаянный, Максим неслышной тенью проскользнул мимо захлопнутой двери Филиппа и просочился к Артему. Включив растянутую по стене гирлянду из лампочек Эдисона, Артем читал в постели «Тринадцатую сказку». Эта книжка Максима уже с ума сводила. В дом ее притащила Ксюша после какой-то своей подружки по кордебалету. Потом «Тринадцатую сказку» пару недель читал Филипп, о чем, разумеется, без конца напоминал всем вокруг, активно втягивая в болтовню Ромашу, которые даже фильм посмотрели. Бешеный фанат «Тринадцатой сказки», Филипп ее в итоге не закончил и, резко охладев, передал Василю, который прочитал книжку за день, пожал плечами: «Ну норм» и отдал бабушке. Та тоже справилась за день — петербуржские интеллигенты Островские. И вот теперь «Тринадцатая сказка» добралась до Артема. Максим планировал держаться до конца и не хотел читать книжку уже просто из принципа. Был у них, конечно, еще Богдан, но Богдан вообще не читал художественную литературу, потому что считал ее, в отличие от нон-фикшна, бесполезной. Все эти рассуждения, пронесшись в голове, внезапно помогли Максиму успокоиться перед встречей с неизбежным. — Привет, — он прикрыл за собой дверь. Молчать было незачем. ¬— Тём, прости меня, я что-то… Я должен был предупредить, что задержусь. Точнее, я вообще не должен был задерживаться. Я еблан, я знаю, и я очень перед тобой виноват. Артем отбросил книжку на матрас и встал с кровати так стремительно, что Максим вздрогнул, приготовившись к физической обороне. Он ждал, что Тёма будет злиться, но не настолько же... Пролетев через комнату полуночным ветром, Артем вскинул руки — и вдруг крепко сомкнул их у Максима за спиной. — Слава богу, ты в порядке, — с невероятным облегчением выдохнул он, прижимаясь к Максиму всем телом. От шока Максим так растерялся, что даже не сразу обнял его в ответ. — Тём… Страшно было дотрагиваться: вдруг передумает и отпихнет. Но от осторожного прикосновения к лопаткам Артем только прильнул теснее. — Все хорошо, родной. Прости меня, — шепнул Максим, бережно гладя его по спине. — Я не хотел, чтобы ты волновался. Я кретин. Артем ткнулся лбом ему в плечо: — Книжка интересная, отвлекает. — Ты не сердишься? — Максим собрался с духом для вопроса. — Ты молчал после той фотки, и я решил, что ты обиделся. — Мне надоело параноить, — отозвался Артем, начав тихонько отстраняться. — Но если бы ты не объявился еще через пятнадцать минут, я бы тут всех поднял на уши. — Прости, — когда объятие разомкнулось, Максим стиснул руки Артема в своих и, поднеся к губам, осыпал быстрыми поцелуями. На эту нежность Тёма откликнулся улыбкой, утомленной, но радостной: с каждым днем пожатие становилось все крепче и, кажется, грозило вот-вот вернуться к прежним временам, когда от вдохновленной чувствами силы пережимало дыхание. Ласково глядя Максиму в лицо, Артем произнес с утешением: — Однажды все это закончится, и тебе больше не придется с ним общаться. Будто въехав грудью на штырь, Максим выдохнул: — Да… События минувшего вечера взвились в голове ураганом, и след от часов на запястье заполыхал от стыда. — Да, ты прав, — отрешенно шепнул Максим. — Когда-то все это закончится. Они легли в постель, потушили лампочки, убрали к чертям бестолковую книгу. Артем почти сразу провалился в сон: он не привык засиживаться допоздна, утомился за день да и понервничал, ко всему прочему. А вот у Максима сна не было ни в одном глазу. Ничего нового. Обычная после той дачи история. Он таращился в зев потолка, словно оттуда могли посыпаться ответы на не озвученные вопросы, и слушал тишину в надежде очистить голову от мыслей, которым там не было места. На столе рядом с кроватью в какой-то момент булькнул телефон, и Максим быстро стянул его к себе, чтобы выключить звук и не разбудить Артема припадочными смс о супер-выгодных акциях в продуктовом. На экране висело сообщение: «Ты добрался?» Максим с тяжелым вздохом положил телефон на грудь. Не отвечай. Не смей. Удали его номер. Заблокируй. Забудь о его существовании. Его нет. Ничего этого нет. «Добрался, все ок», — ответил Максим. Это всего лишь вежливость. Он выключил звук, вернул телефон на стол. Перевел взгляд к потолку. Не смей. Схватив телефон, ткнул по экрану на ощупь: «А ты?» Ему нужно было узнать. Мало ли что могло случиться. Беспокоиться о людях, когда им угрожает опасность, нормально. «Я в зале», — ответил Олег. Ну может, не прямо сейчас угрожает, но перестраховаться не лишнее. «В каком еще зале?» — нахмурено потребовал Максим. Сообщение не заставило себя ждать: «Тренажерном» «Три ночи, Олег» «Мне нравится ночное кардио ;)» — Пошел ты, — беззвучно усмехнулся Максим и, перебегая пальцами по кнопкам, написал: «Попробуй как-нибудь ночью поспать, вдруг тоже понравится» Олег прочитал сообщение, но в ответ ничего не прислал. Ого, это что же, он оставил последнее слово за собеседником? И даже не собирается парировать? Хотя, наверное, все в точности до наоборот, и он там на беговой дорожке сочиняет свой лучший сарказм. Экран легонько мигнул, привлекая внимание. «Доброй ночи, Максим» Максим швырнул телефон на стол. На такое он отвечать не станет. — Макс? — сонно позвал Артем, которого разбудил внезапный стук. — Ты чего? Все в порядке? — Все хорошо, — Максим перевернулся к нему и ласково погладил по волосам, успокаивая. — Просто телефон упал. — Опять заснуть не можешь, да? — Не спится что-то. — Может, таблетку выпьешь? — Артем забеспокоился и начал шарить рукой в поисках выключателя гирлянды, но Максим его остановил: — Я лучше чай тот попью травяной. — Он же бесполезный, ¬— цокнул языком Артем. — Это просто плацебо. — «Плацебо» — это группа, — не удержался от каламбура Максим. — Я прямо знал, что ты так скажешь. — Все-то ты у меня знаешь, умник, — подтянув его, размякшего от сна, к себе, Максим зарылся носом в его шею, провел губами по уязвимо нежному изгибу, поцеловал за ушком и с неохотой отстранился. — Засыпай. Я скоро вернусь. Выходя из комнаты, он еще раз бросил взгляд на телефон и убедился, что тот приземлился экраном вниз. Вот так пусть и лежит. Пить чай расхотелось, поэтому Максим решил прогуляться до ванной, умыться прохладной водой и попробовать вернуть себе вменяемость. По квартире витал легкий, почти неуловимый призвук сигарет. Кому-то тоже не спалось. Максим даже догадывался, кому. Он прошел на приглушенное свечение ночника и, прежде чем свернуть в ванную, заглянул под кухонную арку. За столом в одиночестве сидел Василь. Вокруг него лежали триста страниц бизнес-плана развития группы. Заметив движение под аркой, он настороженно повернул голову. Максим махнул ему из темноты, и Василь молча кивнул рыжим кончиком сигареты.