Grand Pas

Песня к главе: Элли на маковом поле — Русские горки

Завершив разговор с Филиппом, Максим, все еще под впечатлением, скорей вернулся в комнату, будто Марат мог похитить Артема через окно, если хоть на минуту утратить бдительность. Он старался не шуметь, хотя предосторожность была лишней: измотанный стрессом, Артем крепко спал, свернувшись в клубок и неловко укрывшись скомканным одеялом. Одну ладонь Тёма подложил под щеку, отчего щека смешно и трогательно смялась — Максим уже представил, как, проснувшись поутру, его лохматый домовенок будет ворчать на свой заспанный вид. В другой руке, расслабленно покоившейся на простыни, Максим заметил черный медиатор Василя, который он потерял пару дней назад и который Артем неизвестно где раскопал. Пока Максим затруднялся определить, хороший это знак или плохой, и решил отложить вопрос их сложных отношений до более подходящего момента. Неслышно раздевшись, Максим присел на свою сторону кровати и слегка потянул за одеяло. Артем нахмурился, видимо чувствуя поползновения, и Максим аккуратно расправил одеяльную кучу, чтобы укрыть их обоих. Постель была согрета Тёмкиным теплом, он дышал плавно и глубоко, и Максим увидел в предрассветной дымке беззащитные крылышки лопаток и тонкую змейку позвонков, прежде чем поддался зову сердца и, придвинувшись к Артему вплотную, крепко его обнял. Вернее, он хотел его так обнять. В реальности же, едва только он тронул его по руке — буквально кончиками пальцев задел — как сон с Артема сдуло ветром. Он встрепенулся, перекатился на другой бок, чтобы оказаться к Максиму лицом, отдернулся, чуть не грохнулся с кровати, сунул ладонь под подушку, будто хотел что-то вытащить, и рявкнул: — Не трогай меня! Максим от шока так и замер с поднятой параллельно простыни рукой. Глаза у Артема были затуманены. Он быстро смаргивал сонливость, весь ощетиненный, злой, готовый отражать атаку. Узкая грудь вибрировала быстрым дыханием. Он хотел сесть, но на это сил уже не хватило. — Тём... — сдавленно позвал Максим. Он никогда его таким не видел. Это был не испуг от неожиданности, а леденящий душу первобытный страх. Артем продолжал таращиться на него с противоположного края постели, как Маугли. — Хочешь... — Максим сглотнул, надеясь, что со второй попытки голос перестанет так явно дрожать. — Хочешь, я посплю на диване? Артем оставался все так же по-звериному начеку. — Я тебя не трону, — Максим убрал протянутую руку и чуть подался назад, избегая резких движений. Объяснять себе происходящее он даже не пытался. — Все хорошо. Я ухожу. Он медленно заскользил из-под одеяла, как вдруг с той стороны кровати донеслось едва слышное: — Макс... Он остановился. — Пожалуйста, не уходи, — слабым полушепотом попросил Артем. — Хорошо, — Максим, по-прежнему оторопелый, вернул одеяло на место. Артем понемногу приходил в себя. Исчезли острые когти, вздыбленная шерсть улеглась, инстинкты перестали выискивать хищников. Артем смотрел на Максима несчастно и напугано, но уже не из-за его присутствия, а из-за собственного неадекватного поведения. — Тебе что-то плохое приснилось? — Максим попробовал установить контакт, но реакция на его простой вопрос превзошла все ожидания: глаза Артема стремительно наполнились слезами, и он с протяжным стоном утопил лицо в подушке. Следующие полчаса Артем катался по кровати, как по раскаленной сковородке, рыдал взахлеб, выл до хрипоты, со всей дури молотил по матрасу, бессвязно тараторил и даже пытался выдрать себе клок волос. Максим же со своей стороны выяснил, что единственное успокоительное у него дома — это вода. Наверное, ему, среднестатистическому питерскому чуваку, было далеко до тонкой душевной организации балетных танцовщиков, но с ним подобных срывов не случалось ни разу в жизни. У балетных он такое видел уже трижды. Правда Филипп и Рома вели себя более-менее смирно и позволяли друзьям себе помочь, а из Артема сейчас бесы выходили. Максим мог только следить, чтобы он не покалечился. Через полчаса Артем наконец выбился из сил и замер на подушке, тихонько всхлипывая, поэтому Максиму все же удалось дать ему стакан воды, а затем очень осторожно прилечь рядом. — Тёма... — шагнул по минному полю Максим. — Я так больше не могу, — прошелестел Артем. Несмотря на суть его слов, в груди у Максима мигнула радость: фраза была хотя бы осмысленной. — Можно тебя обнять? — попросил он и после робкого «Да» с облегчением накрыл рукой колыхавшееся тельце. — Родной... Ободренный этой простой нежностью, Артем нырнул к Максиму в объятия и ткнулся лбом ему в плечо, оставляя на обнаженной коже мокрые следы. — Я не хотел тебя отталкивать, Макс. — Я знаю, — Максим поцеловал его в макушку. — Я чудовище. — Перестань. — Мы с Филом станцевали в последний раз. Я теперь буду лечиться, а он уйдет из балета, — безутешно выговорил Артем. — Это был последний раз в жизни. Последний. — Ну Тём... — Как же это тупо! — Тебе нужно поспать. — Я пять месяцев репетировал «Шопениану», чтобы станцевать ее в Париже, и выбыл за неделю до гастролей. — Да хрен с ней, с «Шопенианой», она не стоит твоих нервов, — Максим ласково пригладил встопорщенные кудряшки, крепче прижимая Артема к себе. — Руки-ноги целы, это главное. Успеешь ты еще в Париж. — Я свадьбу Ромаши пропущу. — Они что-нибудь придумают, я уверен. — И Марат теперь знает о тебе. Максим осекся. Так. Здесь надо поаккуратней. Артем тревожно дышал у него на груди. — Это очень плохо, что он знает? — Максим решил прощупать почву и задать какой-нибудь наивный вопрос. Вдруг он поможет разговорить Тёму? — Я тебя очень прошу, будь осторожен, — внезапно шепнул Артем, мелко касаясь губами его ключиц. — Марат страшный человек. Он неуправляемый. Непредсказуемый. Мстительный. Он не отдаст свое. — Не отдаст свое?.. — эхом повторил Максим. Внутри что-то щелкнуло, и страшная догадка, вспыхнув в сознании, продрала насквозь оба легких, как пущенная из арбалета стрела. Артем целовал его плечи, поглаживал его руку в своей, застенчиво шепча, что любит его больше всего на свете. Он отвлекал внимание от запретной темы, к которой они слишком близко подобрались. Не трогай меня! ­­— Я что-то совсем расклеился из-за травмы, — горько бормотал Артем. — Все случилось так внезапно. Я не был готов. Ладно бы бедро, но вывих голеностопа, перед самыми гастролями, я и представить не мог... Максим его не слушал. В памяти свистели случайные фразы, жглись картинки секундных эмоций, и молнии страха Артема, врезаясь друг в друга, срастались из бывших касательных в общий рисунок. — И у тебя… у тебя нет никого другого? — В смысле другого? А у тебя есть, что ли? Артем льнул к нему, мурлыкал, осыпал его лицо крошечными поцелуями, благодарил за помощь, извинялся за глупую ревность и несдержанность, щебетал, как счастлив жить вместе, как он мечтал об этом, как его пугают и волнуют перемены — он отчаянно старался залепить лопнувший нарыв разноцветным пластырем, ему было стыдно, что Максим видел его в слезах, он боялся рассердить его своей незрелостью и хотел получить какое-нибудь подтверждение, что все в порядке. Максим это чувствовал и в любой другой момент в два счета бы распутал загоны, которые закручивались, как серпантин по горе, но не сейчас. Сейчас он стоял в арке на улице Зодчего Росси, где все началось тем промозглым мартовским вечером. — Это был твой первый поцелуй? — Нет, не первый. Но у меня никогда не было отношений. Это всегда лежало на поверхности. Это первое, что следовало заподозрить. Максим зарылся носом в волосы Артема, воздушные и теплые, как булка свежего хлеба. Провел ладонью сверху вниз по тоненькой спине. Привлек ближе к себе, еще ближе, еще. Погрузился в трескучий голосок. Зажмурился. Он страшный человек. Он не отдаст свое. — Он тебя больше не тронет, Тёма, — прервав очередное признание в любви, пригвоздил Максим. — Никогда. Вскоре Артем заснул, укутавшись в Максима, а вот сам Максим уже ни на минуту не сомкнул глаза. Чувства обрушились на него и, будто стая бродячих псов, рвали изнутри на части. На прикроватной тумбочке со стороны Артема лежал айфон, и Максим с трудом удерживался от того, чтобы позвонить Цепакину и забить ему стрелу или какой язык эта сука там понимает. Тварь поганая. Мразь. Придушить бы его голыми руками. Что он с ним делал? Трогал его? Когда? Насколько далеко все зашло? Максиму было нужно это выяснить. Он хотел растолкать Артема и, отбросив деликатности, потребовать выложить все от и до. Скрывать больше нечего. Все уже ясно. С другой стороны, Максим хватался за спасительные сомнения. Что если он ошибается? Что если он неправильно понял про «не отдаст свое» и повел рассуждения по ложной тропе? Его подозрения очень серьезные. Его подозрения — ебаный пиздец. Нельзя предъявлять такое Артему, если не уверен на сто процентов. Может, он просто психует? Может, это его истерика? Ну такое не должно быть правдой. Это за гранью. Не случается этого в обычной жизни. Той самой жизни, где существует офис в Обухово, кредит на «Солярис» и электронные барабаны в новостройке в Девяткино. Шанс один на миллион. Да и несостыковки очевидны, ведь Максим у Артема первый. Здесь без сомнений. Нужно обладать фантастическим актерским даром, чтобы так мастерски подделать целомудрие. Артем искренний мальчик, Максим ни за что не заподозрил бы в нем притворство. Даже если предположить, что Тёма играл недотрогу от стыда, что он хотел узнать настоящую любовь, но боялся разоблачения своей опытности... Максим аккуратно поправил на Артеме одеяло. Ему, кажется, во всей жизни еще не было так больно. Нужно расставить все точки над i, вывести Тёму на чистую воду, задать вопросы в лоб, но как? как?.. Сердце сдавливало и кололо, мысли взбухали, будто под анестезией. Развивать свои подозрения дальше Максим не мог. Он скользил взглядом по точеной фигурке мальчишки, спящего у него в объятиях, словно пытаясь считать его прошлое и тут же стереть это прошлое с его кожи, дотрагивался губами до уголка его плеча, краешка его уха, детского шрамика на брови, почти незаметного — Артем рассказывал, что его родителей тогда вызвали к ректору Вагановской академии и поставили перед выбором: балет или беспечные развлечения вроде конкура, а сам десятилетний Артем при этом сидел под дверью и напуганный, и счастливый, ведь это был первый раз за три года, когда он видел родителей вместе. Прикосновения Максима больше не тревожили сон Артема. Он дышал глубоко и ровно, он не боялся его, он ему верил, ему было с ним спокойно. Он сбежал к нему из своей темницы. Да как расспрашивать его о Марате?! И если вот так, в дымчатой тишине раннего утра, еще можно было решиться, то, едва только Артем проснулся, взглянул на Максима своими глазами цвета соленой карамели, прозрачными и светлыми, как янтарь, улыбнулся разнежено и, потянувшись навстречу, притронулся теплым поцелуем к губам — Максим поплыл. Он выяснит, что нужно. Но он не ранит любимого человека. — Привет, — шепнул Артем. — Привет, — Максим поднес к лицу его ладонь и ласково поцеловал. Хотелось быть сейчас особенно бережным. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально, — Артем пристыженно потупился, а Максим с влюбленной заботой уложил на место случайную выбившуюся прядь. — Что это было вообще со мной? Я маленько отъехал. Максим усмехнулся: — Наши отношения выходят на новый уровень. — Ага, по всем фронтам, — заворчал Артем. — Я не ебанько, ты не думай. — Мне нравятся ебанько, — Максим задорно подмигнул ему, за что получил воинственный тычок под ребра. — Так, а ну не драться с утра пораньше. — Тогда не провоцируй меня. — Как нога? Болит? — Уже нет, — Артем бодро положил перевязанную правую ногу поверх одеяла. — Мне гораздо лучше. — Врешь ведь, — сощурился Максим. — Мне правда лучше, — с образцово-подростковым энтузиазмом заверил его Артем. — Врач просто перестраховывается. «Медора» принадлежит моему отцу. Если меня будут плохо лечить, их там всех поувольняют. На самом деле это обычный вывих. Я уже могу шевелить стопой. За неделю точно поправлюсь и поеду на гас... ай! — Тёма! Бога ради! — перепугался Максим. Артем разочарованно перестал дергать щиколоткой. Отцовская роль Максиму страшно не нравилась, но иногда этот упрямец просто не оставлял ему выбора. — Ты только начинаешь карьеру в балете, у тебя этих гастролей еще будет сотня, — воспитательным тоном произнес Максим. — Побереги себя. Отдохни. Побудь со мной. Мы две недели не виделись. Давай проведем это время вместе. Давай съездим куда-нибудь. В Карелию съездим. Хочешь в Карелию? — Хочу, — Артем сунул ногу обратно под одеяло и придвинулся ближе. Удивительно, каким он становился покладистым, едва Максим начинал говорить с ним строго. Будто чувствовал довлевшую над собой силу и стремился спрятаться под ее защитой. Да, с отцом у него там, конечно, совсем все плохо. — Тёмка... — Максим осторожно взял его за подбородок и, только Артем поднял на него распахнутый взгляд, полетел без страховки с обрыва. — Ты у меня такой красивый, Тём. — Ты чего вдруг? — Артем не ожидал такой внезапной перемены темы. Максим положил ладонь ему на талию: — Просто рад, что ты здесь. Губы Артема дрогнули, чтобы сложиться в улыбку, и Максим скорей накрыл их своими, будто торопился сорвать едва поспевшую ягоду. Артем слегка растерялся от спонтанности ласк, но вскоре уже отвечал на поцелуи Максима и чертил нежными пальчиками по его спине дорожки мурашек. Подавшись вперед, Максим мягко уложил Артема на спину. — Макс... — Я помню, — Максим погладил его по щеке. — Намекни мне, когда будешь готов. А пока расслабься, я все сделаю сам. Артем вспыхнул и шумно задышал, поняв, что с ним собрались делать. Рука его напряженно стиснула простынь. Ах, эта прелестная юность: Максиму было достаточно что-нибудь пошептать своему принцу на ушко, чтобы он задрожал от возбуждения. Нырнув в терпкий жар одеяла, Максим заскользил губами по гибкому торсу, оглаживая его налившимися силой руками. Артем постанывал, ерзал, выгибался навстречу, чуть подавался кверху бедрами, но Максим не шел у него на поводу, учил вместо этого прислушиваться к себе, а не выпивать все удовольствие залпом. Ему нравилось быть для Тёмы проводником, и он хотел выяснить, как сделать ему особенно приятно. Пока что Тёма стеснялся откровенно обсуждать секс и кайфовал от самого факта их близости, но Максим чувствовал, что они на верном пути и скоро Тёмка в себе разберется. Сам Максим уже отлично понимал свои желания... ...спуститься поцелуями к низу его живота, прикрыть глаза, чтобы не отвлекаться от сладких ощущений, потереться кончиком носа о непривычную щетинистую жесткость, прислушаться к его умоляющим стонам, провести кончиком языка снизу вверх по шелковистой пульсации, нежно обхватить губами головку и заскользить... Квартиру пропорол дверной звонок. Артем содрогнулся всем телом и тут же отпрянул вне зоны досягаемости. Максим поначалу завис, растерявшись: куда, в смысле, они же тут в самом разгаре... Звонок задребезжал опять. Плохо соображая от возбуждения, Максим вылез из-под одеяла. Артем сидел в изголовье кровати, подтянув колени к груди, и переводил ошалелые от ужаса глаза с прихожей на Максима и обратно. Лицо у него побелело, бескровные губы шептали: — Макс... Макс, не открывай... Звонок повторился, уже настойчивей. Артем сжался в комок. Так, надо с этим разобраться. Максим начал спускать ноги с кровати. — Макс!.. — Я просто в глазок посмотрю, — попробовал успокоить его Максим, а у самого внутри шевельнулась ожесточенная надежда: да хоть бы это был он. ­— Макс, нет! Не смей! — Артем бросился к нему и повис на руке всем корпусом. Откуда в этом измученном балетом тельце столько силы?! Звонок в прихожей тем временем разразился взбешенной тирадой. — Не паникуй, — отцепить Артема у Максима не получилось. — Это, наверное, сосед. Он хотел окуней забрать. Максим действительно предлагал соседу ненужный улов с многострадальной Серегиной рыбалки. — Нет! — отчаянным шепотом вскрикнул Артем. — Если ты меня любишь, не ходи туда, Макс, пожалуйста, прошу... — Да господи боже, — Максим залез обратно в одеяльную крепость. Артем стремительно прижался к нему, перепуганный до смерти. — Ну все-все. Я никуда не пойду. Не бойся. Будем прятаться в кровати до конца времен. Артем ничего ему на это не ответил. Так и сидел, пригнув голову и мелко вздрагивая. От его поведения Максиму становилось куда тревожней, чем от визита незваных гостей. Он не беспокоился, что за дверью может стоять Цепакин и что Цепакину удалось найти их за ночь в глубине спального района на краю города. С Цепакиным Максиму давно пора было повидаться. Не шмальнет же он с порога. Куда больше Максима волновало, каким образом Цепакин запугал Артема до такого состояния, что приходилось с силой растирать его ледяные плечи и бормотать ему на ухо разную чушь, лишь бы он хоть чуть-чуть успокоился. Через пару минут звонок замолчал. — Все, сосед ушел, — подытожил Максим. В этот момент у него завопил телефон. — Не бери! — снова вскинулся Артем. — Это он звонит! Он! Я знаю! Очень кстати, если это он звонит. — Тёма, — кое-как выпутавшись из объятий, Максим все-таки стянул телефон с тумбочки. — Посмотрю, знакомый номер или нет. — Макс... Довести бы этот триллер до эпичной кульминации, но увы, на экране высвечивалось лишь банальное «Света». — Все в порядке, это моя сестра, — Максим показал телефон Артему и нажал на зеленую кнопку. — Я долго буду под дверью с ребенком стоять? — раздалось одновременно из телефона и парадной. Артем искренне изумился, что там не Марат, а Максим хлопнул себя по лбу пятерней с обреченным протяжным «Да бля...» Они договорились, что сегодня Света привезет Дениса поиграть на барабанах. Максим вылетел в прихожую как оголтелый, одной рукой расправляя шорты, чтобы впрыгнуть в них паркуром прямо налету, другой захлопывая дверь к обнаженному Артему. Так, спокойно. Без суеты. Все нормально. Сука, лучше б это был Марат! — Привет, — Максим громыхнул замком, являя взору Светку в летящем газовом платье до колен, которое очень шло ее русым волосам и очень не шло перекошенному от недовольства лицу, и прижавшегося к ее ноге Дениса. Восьмилетний Дэн заметно нервничал. Он впервые приехал в гости к дяде Максиму, и визит этот начался не то чтобы радужно. — Че с тобой? — риторически вопросила Света, окинув старшего брата подозрительным взглядом с головы до ног. — Мы уже час к тебе долбимся. — Да я что-то... — Максим отступил, пропуская их внутрь. — Не слышал, извини. Привет, Дэн. — Привет, — буркнул племянник. — Перестань ты его так звать, — Света подогнула ногу и, слегка покачиваясь, расстегнула ремешок босоножки. — Ты не один, что ли? Упавшая с голой ступни босоножка ткнулась в бок балетных кроссовок «Гришко». Ну все. Кранты. Максим не собирался рассказывать сестре и матери о своей ориентации, или, выражаясь модными терминами Филиппа, делать каминг-аут перед семьей. Никогда. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Это даже не обсуждалось. Не женился, потому что не встретил достойную девушку ни в тридцать, ни в пятьдесят, ни в семьдесят. Все. Тема закрыта. Такой же короткой была и цепочка рассуждений насчет знакомства семьи с его избранником. До Артема сама возможность встретить избранника казалась настолько неправдоподобной, что о Свете и матери Максим вообще не беспокоился. С появлением Артема вопрос тоже поднимался нечасто. Пару раз Тёма проявлял инициативу и предлагал собраться вместе, например на майских шашлыках, но в сознании Максима это попросту не состыковывалось: параллельные прямые не могут пересечься. Приводить Артема в семью Максим не планировал. Это ж надо сперва сочинить бестолковую легенду о друге, о причинах, по которым у друга никогда нет личной жизни, и приготовиться к каверзным вопросам. Максим не был морально к такому готов. Да и зачем Артему знать его семью? Ну да, так принято, но зачем это Артему в их конкретном случае? Чтобы Светка с матерью и ему мозг выносили? Общего у них так же ничтожно мало, как и у Максима с кланом Елисеевых-Цепакиных. В общем, утренняя встреча Светы и незнакомого ей голого юноши в кровати Максима была несколько нештатной. Не говоря уж о присутствии Дениса. Максим не знал, как ответить на простой вопрос, один он или нет, и чьи у него в прихожей кроссовки со странной прогибающейся подошвой. Вместо этого он молча открыл дверь в комнату. Будем импровизировать. — Здравствуйте! — зазвенел бойкий голосок. — Здра... — Света запнулась на полуслове, кашлянула, а потом как-то неуклюже оправила платье и прическу. — Здравствуйте. Кровать, где пару минут назад творился содомитский разврат, была идеально заправлена. На диване в углублении комнаты обнаружилась подушка и сложенное аккуратным плацкартным рулоном одеяло. Артем в довершение этого невинного натюрморта пристроился рядом с одеялом в своих лосинах изумрудного цвета, мягких коричневых тапочках Максима и стащенной с сушилки футболке из мерча Misfits, которая сидела на нем, как на родном, и слегка прикрывала нижним краем выразительные балетные изгибы. Максим на минутку самоустранился. — Эм... — Света рефлекторно приобняла за плечи Дениса. — Светлана. Сестра Максима. Очень приятно. — Артем, — дружелюбно представился он. ­— Извините, что не встаю. Травма ноги. Я студент Политеха. Прохожу практику в фирме Максима. Он мой куратор. Вчера была суббота, мы решили немного поработать над дипломом и засиделись. Это из-за меня Максим забыл про вашу встречу. Прошу прощения. — Да ладно-ладно, все в порядке, — Света явно не ожидала столь напористого пояснения и не знала, что отвечать, поэтому, смущенно отмахнувшись, вцепилась в плечи Дениса, как в спасательный круг. — Ну я это... Макс... Она многозначительно поглядела на брата, но тот приходил в себя заторможено. Во-первых, когда Артем успел это все сочинить? Во-вторых, актерские навыки там явно присутствуют. В-третьих, да какой же он пиздатый в панкушной футболке! — Может, чаю попьем? — невпопад предложил Максим. — Я его тогда оставлю, вечером заберу, — Света зачем-то перешла на шепот. «Он», то есть Денис, недоверчиво и слегка пугливо косился из-под загребущих маминых рук на громкого чужого взрослого. — В смысле вечером? Ты что, уходишь? — растерялся Максим. — Да смотаюсь, может, по магазинам или еще куда, ­— беспечно прощебетала Света. — Ну ты за ним последи. Поешьте, главное. Звони, если что. Она убрала руки с плеч Дениса, тем самым торжественно вверяя его на попечение дяди. Максим еще от прошлого шока не оправился, как на него свалился новый. После майских шашлыков, когда он по секрету рассказал племяннику, что играет на барабанах, и об этом тут же узнала вся семья, Денис не переставая просил родителей отвезти его в гости к дяде Максиму. Сергей не возражал, а вот Света, конечно, была против, в ужасе представляя, как барабаны вслед за братом затянут в сатанинскую секту и ее сына. Ситуация осложнялась тем, что Максим уже пообещал Денису мастер-класс, но, несмотря на это, Света держала оборону аж два месяца. Она надеялась, что Денис перебесится, и не давала ему лишний раз общаться с Максимом даже по телефону. Однако, как это обычно и происходит, стремление мальчугана к недосягаемым барабанам, теперь еще и запретным, не пропало, а десятикратно возросло. В конечном счете материно сердце дрогнуло, вернее, у Светки сдали нервы, особенно после железного финального аргумента мужа: «Свет, ну че ты как это самое-то...». Денис был счастлив до небес и целый час допытывался у дяди Максима по папиному телефону, быстро ли они будут стучать и хватит ли запасных палочек, потому что они их точно поломают. После шашлыков восьмилетний Дениска перестал избегать Максима и проникся к нему простодушным детским доверием. Если раньше Максим вообще не понимал, как общаться с Денисом и что он такое, то сейчас был искренне тронут его привязанностью. Света выдвинула одно условие: она должна присутствовать во время игры на барабанах и пристально следить, каким песням Максим учит ее сына. Она категорически отказывалась оставлять Дениса с дядей наедине. Максима это, с одной стороны, бесило, но с другой, если честно, успокаивало. Поход в лес за хворостом был пока что вершиной его взаимодействия с ребенком. Провести с Денисом день без Светы?.. — Ладно, рада была познакомиться, — Света шагнула обратно в прихожую и начала возиться с босоножками. — Денис, веди себя хорошо. Слушайся дядю. Я вечером приеду. — Во сколько? — с робкой надеждой уточнил Максим. — Ну созвонимся, — Света подлетела к порогу. — Все, пока, — она толкнула железную дверь и, в последний миг решившись, голосом на тон выше чирикнула: — До свидания, Артем! Поведение Светкино выглядело, мягко говоря, странным. Чего она сбежала-то? Неужели заподозрила?.. Нет, исключено. Света бы не бросила сына с двумя «гомосеками» и уж точно бы не смущалась. Догадайся Света, в каких отношениях состоят Максим и Артем, тут бы мебель летала по всей квартире. Тогда какого черта? Максим поглядел на Артема в его облегающих легинсах и зловещей Васиной футболке. Склонившись к отставленной правой ножке, он с очаровательной балетной воздушностью перебирал пальчиками повязку на голеностопе. Он полностью погрузился в свое незамысловатое занятие, а может быть, стеснялся присутствия Дениса и только притворялся занятым. Так или иначе, его художественная поза и мелкие движения завораживали своей естественной грацией. Даже Денис вместо того, чтобы привычно уткнуться в экран всученного матерью планшета, с любопытством наблюдал за манипуляциями Артема из-за межкомнатной двери. Да ну нет... Максим издал тяжелый вздох и даже прикрыл на секунду глаза, чтобы взять себя в руки. Хорошо, что телефон лежал в противоположном углу комнаты. Иначе Максим бы написал сестре пару ласковых вроде «А ты не охуела?! Ты его старше на 10 лет, и ты замужем! И это мой парень!». Ладно, последнее бы он не написал. Но если Светка упорхнула, потому что затрепетала от спонтанной встречи с красивым юношей, хана ей. Сейчас бы еще за парней с сестрой бодаться. — Так, сначала завтрак, потом все остальное, — распорядился Максим. Артем стрельнул в него глазами и хмыкнул в сторону. Строгий тон ему понравился. — Дэн, ты идешь мыть руки. Артем, ты мне помогаешь на кухне. — А что у нас на завтрак? — Артем вернулся в сидячее положение и, едва Денис скрылся в ванной, игриво пробежался взглядом по шортам Максима. Того аж в косяк вжало: так резко тело вспомнило, чем они занимались до прихода родни, и потребовало продолжения. — Тёма, перестань, ты меня добьешь, — шепотом взмолился Максим. — Прости, — искуситель засмеялся и, невинно хлопнув ресницами, потянулся за спрятанными под диваном костылями. Удивительно, но в скромном ассортименте холодильника Максима обнаружились вареники с творогом и даже свежая банка сметаны. Похоже, это все туда закинул Василь. Максим бы не додумался. Надо ему хоть деньги вернуть, что ли. А, он же не возьмет и разорется. Боже правый, с ними когда-нибудь станет полегче? Пока Максим занимался варениками, а Артем, прыгая на одной ноге, заваривал чай с яблоком и корицей по фирменному рецепту Ромы, Денис сидел за столом потрясающе тихо и развлекался тем, что внимательно следил за ними и жевал бутерброд с плавленым сыром и докторской колбасой, который ему с заботливой аккуратностью сделал незнакомый взрослый. Артем пробовал заговаривать с Денисом, но без лишнего напора: чувствовал, что мальчик пока стесняется и нужно дать ему время привыкнуть. Максим же думал о другом. Откуда у него в доме яблоки и, мать честная, корица?! Вася, блин! На завтраке Денис немножко осмелел и задал Артему первый вопрос: — Что у тебя с ногой? — Невежливо в лоб спрашивать, — осадил его Максим. Он не хотел вести себя с Денисом так же властно, как Света, но травма Артема была слишком чувствительной темой. — Ничего, Макс, все в порядке, — Артем с ободряющей улыбкой повернулся к Денису, который уже втянул голову в плечи. — Я упал на репетиции и вывихнул щиколотку. — На репетиции? — переспросил Денис. — А что ты репетировал? — Я танцую балет. Денис непонимающе нахмурился: — Ты же работаешь у дяди Максима. — Эм... ну... — Его не проведешь, — усмехнулся Максим, весело подмигивая Денису. Слава богу, что дети отходчивые, и благодаря незатейливой шутке мальчик перестал зажиматься. — Ну да, — Артем тем временем сочинял, как бы выкрутиться. — Я и работаю, и танцую. Такой вот я человек. — А на сцене ты выступаешь? — поинтересовался Денис. Артем кивнул: — Да, постоянно. — А как ты будешь танцевать со сломанной ногой? — Я ее не сломал, а только вывихнул. Видишь, гипс не наложили, — Артем опустил глаза на повязку. Дениска тоже. — Танцевать теперь буду только осенью. — Осенью?! — оторопел Денис. — Это же еще пол-лета ждать! — Ну да... — загрустив, вздохнул Артем. — А тебе больно было? — Нет, не очень. Поначалу я ничего не понял от шока, очнулся уже на полу, увидел, что щиколотка вся фиолетовая и вывернута в другую сторону. И двигать ногой я не мог. Потом меня увезли на «Скорой» в больницу, вкололи обезболивающее и вправили кости на место. Я только чувствовал, как их двигают и как они шевелятся. Это было странно, но не больно... Денис слушал эту эпическую историю с открытым ртом, забыв про остывающие вареники, а Максим прятал смех и растроганность за кружкой горячего чая. К концу завтрака Денис заявил, что Артем теперь его друг, а не дяди Максима. — Ну еще чего, — цыкнул дядя Максим. После бессонной ночи и всех треволнений он был далеко не в лучшей своей музыкальной форме, но к счастью, публика его не просила многого. Света высоко замахнулась, решив, что Максим будет показывать Денису какие-то песни. Они разбирали элементарные рудименты, да и то Денис стучал правой рукой, а Максим с ним вместе левой. Барабаны требовали от восьмилетнего мальчугана координации, которой ему пока не хватало. Однако, несмотря на крохотные успехи, Денис не сдавался и не терял интерес. Барабаны его завораживали. Максим был не бог весть каким учителем, он понятия не имел, как ставить технику, и даже не мог вспомнить, с чего начинал сам, но Денис все равно что-то извлекал из его интуитивных объяснений. Раньше Максим не видел племянника таким внимательным и увлеченным. Может быть, он раскрывался на занятиях по китайскому и куда там Света его еще записала, но Максим привык к пустому выражению его лица, равнодушию к происходящему и вечной апатии. Сейчас Дениска был сам на себя не похож. Его восхищало, как отдельные ничего не значащие звуки вдруг складываются в цепочку и превращаются в ритм. Он от души радовался, когда дядя Максим его хвалил, и сосредоточенно пыхтел, когда что-то не получалось. Максим старался общаться с ним мягко, поддерживать его, не отвлекаться и, главное, не беситься от мелочей, как Света. Концентрации племянника хватало ненадолго, они часто прерывались на болтовню, видео с «Ютьюба», чай или загадочные для Дениса виниловые пластинки, а еще Максим немного импровизировал в качестве показательных выступлений, что производило на Дениса невероятное впечатление. Да и не только на Дениса. Сразу заявив, что будет сторонним наблюдателем, Артем вытащил из-за шторы свой же заначенный коврик для йоги и принялся растягиваться на свободном клочке пола. Травма голеностопа не означала прекращение занятий. Артем не мог позволить себе перерыв длиной четыре-шесть недель. Тело должно было оставаться в тонусе, ему требовались нагрузки. Артем планировал найти для этого обходные варианты, пока заживает голеностоп. Утренней растяжке травма практически не мешала. Плавно разминаясь под медитативную барабанную долбежку, Артем наблюдал за Максимом и его племянником. Можно ли было представить, что первый день совместной жизни начнется с таких трогательных событий? Склонившись к Денису, Максим скрупулезно и заботливо поправлял положение его барабанной палочки, переставлял робкие детские пальцы, показывал другую палочку в своей большой уверенной руке: «Видишь, как она свободно ходит? Не зажимай. Ты иначе быстро устанешь. Вот! Молодец. Примерно так». Мальчонка не капризничал. Ему хотелось научиться играть так же классно, как его дядя, но больше хотелось угодить ему. Каждый раз, когда Максим хвалил Дениса, тот вспыхивал счастьем и начинал стараться с утроенной силой. Артем расплывался по коврику от умиления. Какие же они оба хорошие... Когда Артем завершил общую разминку и лежал в заключительной позе лягушки, жалея, что рядом нет Филиппа, который бы уселся сверху на его ленивую задницу и хорошенько прожал ее в пол, Денис внезапно позвал его играть на барабанах. — Это же ты приехал к дяде Максиму на урок, а не я, — забастовал Артем. — Хочешь, я лучше на шпагат сяду? Но шпагаты Дениса мало заботили. Он упрямо настаивал, чтобы Артем присоединился к школе музыки, не без поддержки своего дяди Максима, конечно. В итоге Артем сдался и, со вздохом убрав коврик обратно за штору, подпрыгнул к барабанной установке на здоровой ноге. Максим и раньше учил его простым ритмам. У Артема даже что-то получалось. Слух у него был хорошим от природы, координацию на балете тоже развили, так что освоить музыкальный инструмент на базовом уровне он, в общем и целом, мог. Проблема заключалась в том, что все его попытки играть в этой квартире на барабанах заканчивались сексом. — Да я с ума схожу, когда вижу тебя за установкой, — оправдывался Максим, собирая разбросанную по всему полу одежду. Благодаря Денису у Артема получился настоящий урок барабанов. Время они проводили весело. Максим задавал какой-нибудь ритм: простой для племянника и чуть усложненный для его старшего товарища, — а после и тот, и другой мучились, пытаясь хоть что-нибудь повторить. Денис с восторгом лупил по всем тарелкам одновременно и катался со смеху от Артемовых «Да блин!», «Щас, щас, щас...», «Отстань, я понял!», «Ну было же, было!», «Я тебе эту палочку засуну в... нос!», пока Максим медовым голосом переспрашивал: «Может, все-таки показать еще раз?» Перед обедом, пока Максим с Денисом перебирали старые рокерские журналы, Артем уединился на кухне и наконец включил айфон, чтобы написать Филиппу. Генеральный прогон «Ромео и Джульетты», а вернее уже только «Джульетты», должен был закончиться, Леон Ифре, наверное, сейчас прощается со всеми. Может, Фил передаст ему трубку и получится сказать слова благодарности напоследок? Нехорошо, если Ифре уедет, так ничего и не услышав от исполнителя главной партии. Однако пробиться в список контактов Артему не удалось: как только айфон ожил, туда камнепадом посыпались пропущенные звонки и сообщения. Некоторые были от Филиппа. Он утром спрашивал в чате, как дела, и пару раз позвонил. Дальше он, видимо, узнал новости от Максима, потому что попытки достучаться прекратились. Паша прислал очередное километровое извинение и предложил помощь «в чем угодно, вообще что хочешь, хоть когда». Судя по идеально расставленным запятым, сочинял он это вместе с Ромой. Ксюша интересовалась самочувствием друга и хотела узнать, приедет ли он на прощальный банкет с Ифре. Вчера вечером, позвонив Артему по дороге в Девяткино, она двух слов не могла связать от слез, только прохлюпала пожелания выздоровления, пообещала прибить Пашу и напоследок бросила в сердцах, что жизнь говно. Пролистав все послания друзей, Артем открыл общий чат «Подружки =*» и сообщил, что он в порядке. Ну а затем начал разгребать остальные девяносто девять процентов уведомлений. Марат писал и звонил ему не переставая аж до половины шестого. Это был настоящий телефонный терроризм. Около сотни пропущенных и бесконечная простыня сообщений. Марат общался сам с собой. Сыпал ругательствами, проклинал весь мир, кричал капсом о предательстве и неблагодарности и в красочных подробностях описывал, как расправится с Артемом и его любовником. Потом затихал, раскаивался, умолял простить его вспыльчивость, божился, что это не угрозы, что он ничего им не сделает и что не нужно бояться и прятаться: «Я всего лишь хочу познакомиться с ним. Я твой опекун. Я должен знать, с кем ты проводишь время». Самой тяжелой для Артема была часть «А помнишь...». Марат ностальгировал по ушедшим временам и горевал о потерянной связи со своим единственным лучиком света. «Смотрю сейчас фото с отчетного концерта, где ты танцевал падетруа, тебе там 13, — в пять утра писал Марат. — Я мчался в Эрмитажный театр прямо из аэропорта, через полгорода, с мигалками, взятки ментам давал. Самолет как назло задержали, пробки везде. Я так боялся к тебе опоздать. Жил тогда на два города, в Питере и Амстердаме. Не знаю, помнишь ли ты это. Оставлял тебя с гувернерами, воспитателями, учителями, еще кем-то, этими вечными чужими. Да нахера нужна работа, если не видишь родного человека? Своего маленького родного человечка... Я опоздал на концерт и билета не было, пускать меня не хотели, но я эту тетку уломал, пробрался в зал прямо перед твоим выходом. Стоял у дверей с дурацким биноклем, как идиот, самый счастливый идиот на свете. Успел к тебе. Все-таки успел. Я бы отдал все деньги, все, что у меня есть, душу бы вынул, чтобы вернуть тот день. Помнишь, как ты мне тогда обрадовался? Удивился, навстречу бросился, заобнимал всего. Ты думал, я за границей. Мы поехали в кино, ты болтал без умолку. Такой солнечный. Мы вечность не виделись. Я потом два года не выезжал из Питера. Не мог тебя оставить. Не мог пропустить, как ты взрослеешь. А теперь я тебя теряю. У тебя теперь есть другой. Ты к нему теперь бежишь, не ко мне. Я не знаю, зачем мне дальше жить. Ты мне сердце в клочья рвешь. Ты мой, Тёма. Ты всегда был моим. У меня больше нет никого...» Артем читал это на кухне за закрытой дверью, и видит бог, если бы не отрезвляющий хаос барабанов, заливистый смех Дениса и оживленная речь Максима, заземлявшие его в реальном мире, он бы позвонил Марату. Нельзя так с ним. Нельзя. Это жестоко. Он же правда мучится. Он не просто ревнует Артема как любовник, он волнуется о нем как родитель. Нужно успокоить его, объяснить ему все про Максима и убедить, что прежняя привязанность воспитанника к опекуну никуда не пропала. Артем не бросил Марата ради другого и уж точно не собирался втыкать ему нож в спину. Они по-прежнему есть друг у друга. Все поправимо, если Марат пойдет навстречу. Артем видел в его сообщениях проблески разума. Марат собственной рукой писал, что всего лишь хочет поближе узнать мужчину своего воспитанника. Конечно, ему тяжело смириться с личной жизнью Артема. Это тяжело для любого родителя. Любого отца, если на то пошло. Марат не безнадежен. Если поговорить с ним открыто и спокойно, если подобрать слова, если обратиться к тому Марату, которого Артем знал в своем детстве, он услышит. Обязательно. Да, между ними случилось что-то особое, но оно прошло. Марат это тоже знает, просто отказывается признавать. Артем был согласен простить его, отпустить их ошибку и закрыть дверь в подземелье. Они смогут начать сначала. Последнее сообщение Марата было таким: «Я позвонил Благовольскому. Лебедев больше не будет работать в вашем театре» Артем безысходно опустил айфон на колени и перевел взгляд на пресную сероватую горбушку неба за кухонным окном. Наверное, к вечеру соберется дождь. В комнате звенел хай-хэт и детский смех. Артем слышал через стенку, как Максим терпеливо усмиряет племянника. Денис устал и начал баловаться. Максим тоже устал. Когда Артему было восемь, деловые партнеры Марата часто приходили прямо к нему домой. Артем еще не поступил в Вагановку, не научился дисциплине и то и дело носился вокруг огромного овала стола, за которым взрослые обсуждали что-то скучное. «Тёма, верни мою ручку», «Пойди в детскую, ты же там лего собирал», «Мороженое будет после обеда», «В том шкафу ничего интересного»... Артем нарочно вредничал, чтобы привлечь внимание Марата, но тот не сердился и лишь извинялся перед партнерами за своего непоседу, украдкой ему улыбаясь. Артем открыл окно диалога и, с трудом попадая по буквам, набрал три сообщения: «Не смей вмешиваться в работу театра» «Я в порядке, но на Крестовский не вернусь» «Его зовут Максим, и если ты хоть пальцем его тронешь, потеряешь меня навсегда» После этого Артем снова выключил айфон и, проковыляв в комнату, объявил с порога: — Мне нужно в Театр. Такой поворот событий застал Максима врасплох. Они же вроде разобрались с Театром: до сентября Театра не должно быть в помине. Сезон Артема закончился. Теперь только отдых, лечение травм и восстановление душевного равновесия. С какого перепугу долбаный Театр вернулся уже на следующий день?! Плохо справляясь с негативными эмоциями, которые усугублялись баловством Дениса, Максим стал отказываться: в Театре делать нечего, все вопросы с Театром можно решить по телефону, в Театре Артема точно будут искать — здесь Максим послал ему недвусмысленный взгляд исподлобья — и вообще у них сегодня гости на весь день. «Я куда, по-твоему, мелкого дену, с собой поволоку?!» — полетел Артему следующий выразительный взгляд. «Тогда я один поеду», — закатил глаза Артем. На это Максим мотнул головой, коротко и беспрекословно: «Одного я тебя никуда не пущу». Для Максима вопрос был закрыт, но Артем настаивал с таким же непробиваемым упорством, с каким Денис требовал заказать на обед пиццу. Двух капризных детей Максим уже не вывозил. Решающим аргументом в пользу Театра стало сообщение Марата по поводу увольнения педагога Лебедева. Артем до последнего не хотел втягивать в это Максима, но иных способов достигнуть цели у него не осталось. — Мне нужно встретиться с Благовольским, пока Марат еще что-нибудь не наворотил, — подытожил Артем. Максим нахмурился, понимая, что битва проиграна, и со всей силы прокатился палочками по барабанной установке. — Да-да, ты недоволен, — Артем подмигнул Денису, который от дядиной выходки обалдело выдохнул: «Воу...». Хорошо, что мальчонка не вникал, куда и зачем они собрались ехать, и ничего не спрашивал. Для него спонтанное изменение планов выражалось в том, что вместо вожделенной пиццы пришлось обедать гуляшом с пюре. — Ешь давай, — все еще сердитый на упрямство Артема, поторопил племянника Максим. — А Артем почему не ест? — насупился Денис. — Я, может, тоже не хочу. — Хочешь, — Максим пододвинул к нему тарелку со стряпней Василя. — У Артема бойкот. — Что такое бойкот? Тоже травма? — Ага, типа того, — Максим с усмешкой покосился на Артема, который демонстративно хрустнул яблоком. К вражескому гуляшу он так и не притронулся. Перед отъездом обнаружилась еще одна нетривиальная проблема: у Артема не было никакой одежды, кроме его тренировочных легинсов и рокерской футболки Василя. Собственная футболка, балетная, еще со вчерашнего вечера отдыхала в стиральной машине. Максим едва ли мог помочь: худощавому Артему вся его одежда была велика размера на два. И если верхняя часть смотрелась как оверсайз и даже придавала Тёмкиному облику неожиданную хрупкую беззащитность, то вот с нижней была беда. Сколько Артем ни затягивал ремень, во всех штанах он выглядел, как в мешке из-под картошки. — Ну я настолько жирный, что ли?! — разыгрывал шекспировский надрыв Максим, пока Денис хохотал над их мучениями. В конечном счете Артем остался в легинсах, а сверху надел хлопковую белую футболку Максима, которая то и дело соскальзывала с плеча, вынуждая Тёму поддергивать ее резким движением, а Максима медленно плавиться от желания коснуться нежного плечика пальцами, а лучше губами. Боже, какой же Тёмка у него красивый. — Я не могу вот так явиться к Благовольскому, — вдруг заявил Артем, когда они уже проехали полдороги. — Все, домой? — обрадовался Максим. Денис на заднем сиденье навострил уши. Артем бесцеремонно крутанул к себе зеркало заднего вида, погляделся в него, разгладил футболку, придирчиво поцокал языком и, сощурившись сам себе, вынес вердикт: — Мне нужна нормальная одежда. — А моя футболка ненормальная, что ли? — подтрунил Максим. Но Артему было не до смеха: — Макс, отвези меня на Гривцова. — На Гривцова тебе точно нельзя. — Тогда в торговый центр. Любой. — Ты же не ходишь по любым торговым центрам, — с иронией напомнил Максим, перестраиваясь в соседний ряд. — Ну сегодня форс-мажор, — Артем уже завладел его телефоном и, включив геолокацию, искал на карте ближайшие магазины одежды. — Блин, я даже не знаю таких названий... Что это за ТЦ? В каком мы вообще районе? После продолжительных терзаний Артем устало кинул телефон на приборную панель и распорядился везти его в «Галерею». День Дениса в компании дяди и его друга становился все интересней. Знаменитый торговый центр возле Московского вокзала Максим, сказать по правде, не жаловал. Ему не нравилась суетная площадь рядом, где вечно вымогают деньги то трубачи, то цыгане, то посеребренные живые скульптуры. Не приносила ему удовольствия и толкотня внутри «Галереи». Туристы с чемоданами бесили, на фудкорте никогда не было свободных мест, даже двери крутящиеся на входе раздражали: чего они такие узкие в таком огромном ТЦ? В общем, одеваться Максим предпочитал в других местах. Он и не был большим фанатом шопинга. Чего не скажешь об Артеме. Оказавшись в «Галерее», он проигнорировал эскалаторы, на которых большинство вошедших посетителей укатились к сетевым магазинам одежды, и целенаправленно повернул костыли к дорогущим бутикам первого этажа. При этом выяснилось, что на остальных этажах «Галереи» он даже и не бывал. — А что там делать?.. — с милейшим простодушием растерялся Артем. И поэтому сопровождавшие его Максим с Денисом неожиданно познакомились с такими достижениями человечества, как Hugo Boss, Armani Exchange и Tommy Hilfiger. Артем перебирал футболки за десять тысяч с мученическим страданием, словно его ограбили и он вынужден одеваться в подзаборном секонд-хенде, где от запаха режет глаза. Ему ничего не нравилось, он постоянно жаловался на качество, охал и отказывался что-нибудь примерить. Консультанты обхаживали взыскательного гостя с похвальным профессионализмом, а Максим, которому еще не доводилось видеть Артема с этой стороны, разрывался между обожанием и негодованием, усмиряя свои противоречивые чувства только за счет банального любопытства. Одним глазом присматривая за Денисом, который, хоть и считал себя взрослым, поминутно вкладывал пугливую ручонку в спасительную дядину ладонь, другим Максим следил за дотошным прихотливым отпрыском олигарха, проснувшимся в Артеме во время шопинга. Если бы они не торопились в Театр, то, наверное, застряли бы в «Галерее» до вечера, но время поджимало, поэтому Артему пришлось скрепя сердце что-нибудь да купить. Остановился он на легких, слегка сужающихся книзу светлых брючках, расслабленной футболке в морскую полоску и невесомом кардигане для защиты от вездесущего петербуржского ветра. И хотя этот образ был собран, что называется, без любви, выглядел Артем превосходно. Он хорошо разбирался в моде и, наверное, идеально умел подбирать себе одежду, но Максим считал, что особо стараться ему незачем. Он, как бриллиант, был прекрасен в любой огранке: люксовых брендах, плюшевых штанах из «Спортмастера», балетном трикотаже, панкушной футболке Misfits, обнаженный... — Вторая линейка, ну и позорище, еще и с «гришковскими» кроссовками, — изнывал Артем, стыдливо прикрывая костылем пакет с крупными буквами AX. — Я завтра позвоню своему байеру в ДЛТ и... — Прости, кому позвонишь? — весело уточнил Максим. Артем, весь в «Армани» до самых трусов, вздохнул опустошенно и несчастно. Разлучаться возле арки на улице Пестеля, через которую артисты Театра русского балета ныряли на работу, было тяжелее, чем предполагал Максим. Прежде чем выпустить Артема из «Соляриса», он несколько раз объехал квартал, высматривая черный «Эскалейд». Цепакин, конечно, мог караулить и на другой машине, чтобы не светиться. А мог дежурить в глубине дворов: там, где легче спрятаться и откуда сложнее убежать. Единственная причина, по которой Максим не пошел с Артемом к служебному входу, сидела на заднем сиденье с включенным на планшете концертом Аврил Лавин. Оставлять Дениса одного было нельзя. Брать его с собой Максим боялся. Не хватало еще привести его прямиком к Цепакину: больному на голову бандюге и, вполне вероятно, растлителю. Поэтому Максим, собравшись с духом, лишь придержал для Артема витую калитку в ажурных арочных воротах и помог перепрыгнуть внутрь на костылях. — Я постараюсь недолго, — вполголоса пообещал Артем, и Максим, незаметно погладив его предплечье через мягкую ткань кардигана, с ноющим сердцем вернулся в «Солярис». Как охранять его от Цепакина на предстоящей рабочей неделе, когда нужно целыми днями торчать в офисе, Максим пока не знал. Плюхнувшись на водительское место, он открыл окно диалога, где за сегодняшнее утро набралось больше сообщений, чем за все остальное время, и напечатал: «Все, он ушел. Присмотри за ним» «Понял», ­— прилетел ответ. «Встреть его во дворе, если сможешь» «Уже, — выпало сообщение. — Все ок, мы тут одни. Как закончим, мигну тебе» «Спасибо», — Максим отложил телефон на приборную панель. Изменения в общении с Филиппом пока казались странными. Максим привык, что Фил дерзит по поводу и без, а любое взаимодействие с ним похоже на игру в «Сапера», поэтому сейчас, наконец увидев его адекватность, даже загрустил. Удивительно, но прежний несносный Фил ему нравился. Неужели они больше не будут упражняться в остроумии параллельно штанге? Нет, Фил так не сможет. Просто колючки станут помягче. Максим вспомнил его вчерашние откровения на больничной парковке и взволнованный ночной звонок, потом мысленно пролистал сегодняшнюю заговорщическую переписку и неожиданно ощутил в груди приятное тепло. Филипп наконец-то подпустил его к себе. По-настоящему. Филипп теперь его союзник против Марата. Он может доверять Филиппу и быть с ним откровенным. Филипп стал для него опорой. Раньше Максим назвал бы такой итог победой. Сейчас это казалось ему глупым. Он не приручил Филиппа, не сломал его и не добился своего. Он приобрел редкую ценность — друга — и искренне им дорожил. На волне радости и облегчения от того, что можно нести вахту вместе с Филиппом, Максим подмигнул Денису в зеркало заднего вида: — Хочешь мороженое? Разумеется, Денис хотел. Максим нагуглил недалеко от Театра точку Baskin Robbins, и там они с племянником скоротали полтора часа, в которые Артем решал с художественным руководителем не иначе как вопросы жизни и смерти. Концерт Аврил Лавин Денису понравился, поэтому Максим, щедро зачерпывая ложкой мороженое, начал рассказывать про андеграунд все, что можно рассказать восьмилетнему ребенку: как музыканты собираются в группы, как выступают, как записывают песни и становятся знаменитыми. Денису это все почему-то было интересно. Он потрясенно хлопал глазищами и вовсю воображал себя известным барабанщиком. Подобное погружение было феноменальным для мальчонки. Максим вообще встречал его лишь однажды. У Василя. — А можно снова прийти к тебе в гости? — задыхаясь от надежды, попросил Денис. — Конечно, можно, — Максим ласково взъерошил ему волосы на макушке. — Но только если мама разрешит. Артем вернулся из Театра подавленный. Ситуация с Лебедевым прояснилась: Благовольский усмирил Марата, и увольнять педагога никто не собирался. С Ифре попрощаться тоже удалось. Максим терялся в догадках, что же тогда расстроило Тёму, и в лучших традициях их детской компании отказывался заводить «Солярис», пока не получит ответ. Поупрямившись какое-то время, Артем все же сдался и, красный как рак, покаялся, что истинной целью его визита к художественному руководителю была попытка прорваться на европейские гастроли. — Ты нормальный, нет?.. — ахнул Максим. — Я почти могу ступать на ногу! — воскликнул Артем без малейшего призвука сомнений. — За неделю все заживет. Я уверен. Я быстро восстанавливаюсь. — Господи боже... — Максим изможденно закрыл лицо руками. Других аргументов у него не осталось. — Да ладно тебе, — сник Артем. — Благовольский все равно меня послал. Но даже не это выбило его из колеи. В глубине души он был готов к отказу. Находясь в Театре, он на всякий случай включил айфон, куда мгновенно прилетело электронное письмо. Объяснять дальше Артем не смог, запнувшись за эмоции, и просто сунул айфон Максиму в руки. Отправителем значился не кто иной, как «Елисеев В.А.». Максим встрепенулся, вглядываясь в экран. Вот так поворот: призрачный отец объявился. Начиналось письмо с таких душевных слов, как «Артем, добрый день! Тебя беспокоит папа по вопросу твоего здоровья», и уже это одно насторожило Максима. Ну ладно, допустим эпистолярный стиль дается Вячеславу Елисееву тяжело. Не стоит спешить с выводами. «Артем, добрый день! Тебя беспокоит папа по вопросу твоего здоровья. До моего сведения довели информацию о полученной тобой травме. Искренне сожалею и желаю тебе скорейшего выздоровления. При потребности в медицинской помощи ты можешь обратиться в клинику “Медора”. В клинике работают квалифицированные врачи, которые быстро поставят тебя на ноги. К сожалению, мне не удалось связаться с твоей мамой. Я дозвонился до Джейкоба... — Кто такой Джейкоб? — Максим отвлекся от письма. Артем сидел вполоборота, равнодушно провожая глазами пешеходов на улице Пестеля. — Мамин мужик, — безэмоционально пояснил Артем. — Он канадец. — Твоя мама сейчас в Канаде? — Максим поймал себя на том, что ничего не знает о родителях Артема, кроме добытых в интернете обрывочных сведений о роде их занятий, браке и разводе. Он даже плохо представлял, как они выглядят. В «Гугле» нашлись только фото двадцатилетней давности, которые наверняка совпадали с современностью весьма условно. — Я не знаю, где она сейчас, — Артем пожал плечами. — Последний раз мы общались две недели назад. Она была на яхте с каким-то арабом. Я не стал выяснять подробности. — Так, погоди, — информация у Максима перестала состыковываться. — А Джейкоб? — Ну... — Артем все так же глядел в окно. — У них там открытые отношения или типа того. Полиамория. Я читал пост у нее в инстаграме. Не то чтобы мы с ней это обсуждаем. Максим впервые видел, чтобы человек повествовал о личной жизни своей матери с таким убийственным отстраненным смирением. Поняв, что Инесса Витгенштейн — тема для отдельной и, скорей всего, болезненной беседы, Максим решил не усугублять нынешнюю печаль Артема. Сочувственно вздохнув, он продолжил чтение письма. Тут надо по одному родителю за раз. «... Джейкоб сообщил, что Инесса совершает восхождение на горную вершину. Есть экстренная связь с куратором их группы, но, поскольку твоя травма не угрожает жизни, я решил не беспокоить Инессу в горах. Когда она вернется, Джейкоб передаст ей новости, и она с тобой свяжется», ­— писал Вячеслав Елисеев. Максим надеялся, что на этом формальная часть закончена и дальше стиль поменяется на более теплый и дружеский, но дальше закончилось само письмо: «Если у тебя появятся вопросы, обращайся ко мне или Марату. С уважением, В.А. Елисеев (папа)» ­— В.А. Елисеев, папа?! Это что, блять, такое?! — не сдержался Максим, забыв про Дениса на заднем сиденье. — Это мой отец, — устало вздохнул Артем. — Познакомься. — Он издевается или что?! — Нет, у него это нормально, — по губам Артема скользнула грустная улыбка, и, наконец отвлекшись от пешеходов, он ткнулся взглядом себе в колени. — Самое тупое, что я обрадовался. Потому что это писал он сам, а не секретарь. Секретарь старается, чтобы получалось, ну... по-семейному. Чтобы было похоже на письмо отца к сыну. Это ее выдает. Отец так не разговаривает. Он мне очень редко пишет. Я решил, что он переживал из-за моей травмы, поэтому лично вышел на связь. — По-твоему, переживание выглядит вот так?! ­— изумился Максим, возвращая Артему айфон. — Это же дремучий пиздец. — Ругаться нехорошо, — приструнил его Денис. — Извини, — Максим, опомнившись, бегло глянул в зеркало заднего вида. — Маме меня не сдавай, ладно? — Я знаю, что это неправильно, — плечи Артема поникли и все больше заворачивались внутрь, как если бы он хотел спрятаться внутри себя самого, обнявшись лопатками. — Но ничего другого у меня нет. Слова его хлестнули Максима, как оплеуха. Бедный Тёмка, он обрадовался бездушному письму отца просто потому, что отец написал его сам. Какая жесть. Самое ужасное, что Артем осознавал изломанность своих отношений с родителями, но никак не мог на них повлиять. Вот почему, обрадовавшись контакту с отцом, он испытал стыд за свои чувства и загрустил. Максиму стало и горько, и обидно, и гадко, но больше всего захотелось ответить на письмо Елисеева-старшего да пожестче, чтобы наверняка пробить его железную обшивку и царапнуть там, где еще болит. А может, и не болит у него давно нигде. И не болело. Он же бросил собственного сына с криминальным авторитетом и до сих пор считал, что эта идея была неплохой: «Если у тебя появятся вопросы, обращайся ко мне или Марату». Какая же эта семейка ебанутая, слов нет. Впервые доверив Максиму столь глубокие переживания о родителях, Артем надеялся на поддержку и, взволнованно покусывая губы, теребил нижний край футболки. Проверив, что Денис на них не смотрит, Максим положил ладонь на сиденье рядом с Артемом и незаметно дотронулся мизинцем до напряженного бедра. Он знал, что Тёма все поймет. — Как бы там ни было, у тебя есть семья. И эта семья тебя любит. Артем шмыгнул носом, не поднимая головы: — Спасибо, Макс... — А знаете, что я придумал? — воодушевился Максим, берясь за руль. — Давайте-ка сгоняем на аттракционы. Денис встретил это предложение счастливыми воплями. Артем тихонько улыбнулся и, закрыв письмо отца, что-то напечатал на айфоне. На ближайшем перекрестке Максим прочитал его сообщение: «Я тебя люблю». Он запоздало вспомнил, что аттракционы находятся на Крестовском острове вместе с «Медорой», квартирой Артема и всеми вчерашними злоключениями, и встревожился, что насыплет соль на рану, но к счастью, новые положительные эмоции понемногу вытесняли прежние: от травмы и сорвавшихся гастролей, от неудобных костылей, от Цепакина, от наплевательства родителей. Артему становилось легче. Денис таскал их за собой по «Диво-Острову», орал от восторга и торопился залезть во все шайтан-машины сразу. От ликования он аж вспотел. Артем с Максимом еле-еле за ним поспевали. Денис заставил их прокатиться везде, от безобидного колеса обозрения до высоченной стрелы, на остриях которой болтались кабинки с креслами. Максим после каждого такого опыта благодарил небо, что его не хватанул инсульт. На пике острых ощущений никто не замечал, как Артем от страха вцепляется в руку Максима, когда кабинка срывается вниз, как он с облегчением выдыхает, поняв, что опасность миновала, как после, уже на земле, медлит и не хочет отнимать ладонь, как во взгляде его, на миг обращенном к любимому, лучится нежность, а на губах расцветает улыбка. В эти минуты Артем был счастлив и свободен, и Максим любил его больше всего на свете. Когда пару часов спустя Максиму позвонила сестра, ни он, ни Артем, ни Денис не хотели уходить с «Диво-Острова». Они только что выползли с американских горок и, все еще истерически хихикая, пытались отдышаться на ближайшей скамейке. Денис расстроился, что пора домой, да и Максиму с Артемом было жалко с ним прощаться, но увы, через двадцать минут Света уже ждала сына у выхода из парка. — Ну как день прошел? — поинтересовалась она, принимая Дениса обратно под свое крыло. Тот восторженно заголосил: — Офигенно! Сначала мы играли на барабанах, потом смотрели концерт Аврил Лавин в «Армани», потом сидели в «Баскин Робинс», а потом катались вон на той мертвой петле! Я чуть не выпал, меня Артем удержал! И еще я выучил новое слово полиамория! Артем, кашлянув, отвернулся и очень вовремя, потому что у Светы голова пошла кругом от разнообразия дичи, которой сегодня занимался ее сын, и она наградила обоих его воспитателей испепеляющим взглядом. От утренней недотроги не осталось и следа. Светлана вспомнила, кто она такая. — Ну, с твоим дядей не соскучишься, конечно, — процедила она сквозь зубы, но скорее с безысходностью, чем недовольством. Максим в ответ просиял радушием: — Приезжайте почаще. — Мам, можно мне снова к дяде Максиму, ну пожалуйста! — запрыгал мячиком Денис. — Посмотрим, — отмахнулась Света. — Все, скажи до свидания и пойдем. Но вместо «до свидания» Денис обвил Максима ручонками и прижался щекой к его животу. Максим хотел обнять племянника в ответ, растроганный его детским проявлением любви, но не успел: Денис оттолкнулся от него, так же стихийно влетел в Артема, чуть не сшиб его с костылей, протараторил, что они оба будут барабанщиками, и, довольный, убежал обратно к Свете. — Хороший он мальчишка, — с улыбкой сказал Максиму Артем, глядя на удаляющиеся по аллее фигурки. — Весь в тебя. Был ранний вечер, когда они вернулись в Девяткино, прихватив по дороге излюбленную китайскую лапшу в коробочках, и наконец смогли остаться вдвоем. Артем переоделся в домашние шорты и футболку Максима, и можно было не таясь, не опасаясь, не притворяясь и не оглядываясь, целовать то одно его оголявшееся плечико, то другое, перебирать с зачарованной нежностью теплые кудри, прижимать к себе льнущее навстречу тело, одновременно хрупкое, как снежинка, и упругое, как каучук. Они забрались под одеяло, включили «Назови меня своим именем» и, уплетая лапшу, спорили, кто красивей: Артем или Тимоти Шаламе. Артем считал, что бесполезно сравнивать обычного питерского пацана с голливудским актером, даже хотя волосы у него тоже вьются, а мать в прошлом известная модель. Для Максима все было очевидно. Он держал его ладонь в своей, ласково ее массировал, рассматривал длинные пальцы, умевшие собираться в замысловатые балетные бутоны, проводил подушечками по каждому гладкому ноготку и каждой костяшке — фильм шел где-то фоном, и Максим его почти не замечал. Голова тяжелела от бессонницы и усталости, и постепенно Максим опустил ее Артему на плечо, вслушиваясь в персиковые ноты геля для душа, который они купили сегодня в «Перекрестке». — Макс... Он почувствовал теплый поцелуй в макушку и, с шумом втянув носом воздух, рассеянно захлопал мутными глазами. — Кончился фильм, — с улыбкой в голосе сообщил Артем. Максим сонно ткнулся ему в шею: — Уже? — Ты половину продрых. — Неправда, — прошуршал Максим, разморенный в персиковом уюте. — Больше половины. — Да ну тебя, — Артем засмеялся, и к щеке Максима мягко притронулась его раскрытая ладонь. Максиму нравилось ласкаться о Тёмкины руки. Он сразу ощущал себя разбалованным домашним котярой. Это было мило. Максим любил их с Тёмкой милости. Побоявшись сквозь полудрему, что грубая щетина поцарапает уязвимую, как папиросная бумага, кожу, Максим аккуратно обхватил тоненькое запястье и, приблизив к губам, поцеловал руку Артема у основания большого пальца. — Где там твое приложение для умного дома? Оно может выключить нам свет? — Артем сполз по подушке, накрывая их обоих одеялом. Через минуту комната сама собой погрузилась в темноту, а еще через минуту Артем недовольно вздохнул: — Повязка. Они совсем забыли, что на ночь ее нужно снять. Артем завозился, нащупывая айфон, чтобы включить фонарик, но Максим его остановил: — Давай я помогу. Приподнявшись на локтях, он запустил в приложении подсветку по периметру, и пространство плавно наполнилось приглушенным рассеянным светом. Артем заинтересованно обвел комнату глазами. Выглядело все чуть иначе, чем обычно. В отличие от ярких центральных ламп, которые задавали бодрый тон, фоновая подсветка служила для расслабления. Задумывая эту подсветку при ремонте, Максим то и дело пускался в романтичные мечты о свиданиях с несбыточным мальчишкой, о том, как теплый струящийся свет обволакивает их обоих, и они чувствуют себя комфортно. Максиму было важно раскрепоститься и пробудить доверие в своем недотроге. Он не верил, что эти мечты когда-то сбудутся, но все равно любил представлять того сказочного мальчишку: юного, трепетного, бескорыстного, слегка смущенного от влюбленности и случившейся взаимности. Максим всегда хотел защищать и опекать. Это было мерилом его любви. Он бы ни за что не отдал свое. Подсветка по периметру зажглась сегодня первый раз, и как же его сказочный мальчишка был красив в ее пушистом свете... — Не больно? — едва касаясь, Максим скользнул ладонью по косточке подъема. Артем мотнул головой, и тогда Максим, подцепив край повязки, стал аккуратно ее разматывать. Он был сосредоточен и взволнован, боясь случайно дернуть рукой и потревожить голеностоп. Но Тёмкина ножка лежала спокойно, он верил, что Максим не причинит ему зла, и лишь застенчиво прятал взгляд, когда тяжелая ладонь, вдруг оробев, поглаживала стопу с любовью и утешением. Освободив голеностоп от тугого капкана, Максим увидел расползшуюся под кожей гематому и не удержался от сочувственного вздоха. Сколько же боли и слез остается в кулисах балетного театра. Артем, застыдившись, попытался спрятать неприглядную картину под одеялом, но Максим его придержал: склонился ближе, вдохнул лесной лекарственный запах мази и осторожно притронулся губами к фиолетовому пятну. Кожа здесь из-за травмы стала особенно чувствительной. Артем охнул от внезапных ощущений и невольно шевельнул стопой, отчего тут же болезненно зашипел. — Прости, — Максим провел по его щиколотке кончиками пальцев, поцеловал крохотную выступающую косточку, а затем, чувствуя, как внутри начинает теплеть от желания, проложил дорожку поцелуев выше: по голени, по острой коленке, по мелким пугливым мурашкам на шелковой коже бедра. Сперва озабоченный своим видом, Артем постепенно отвлекался от ерундовых переживаний и поддавался бережным ласкам. Когда Максим добрался до его паха, он сам, как будто уже не властный над собой, развел ноги шире. Удовлетворенно хмыкнув, Максим принял приглашение и продолжил там, где прервался утром. Вдруг шальная мысль влетела ему в голову: что если у Тёмы все это было с Цепакиным? Что если он так же стонал от блаженства и шептал бесстыдные пошлости, подталкивая бедра кверху? Что если Максим все же не первый? Что если Артем и Цепакин бывшие любовники, и один из них никак не может отпустить другого после расставания? Максим глянул на Артема снизу вверх. Тот лежал, откинувшись на подушку: прикрыл блестящие глаза, запрокинул за голову руки, изогнулся напевной волной, весь покрывшись жемчужной испариной, и судорожно кусал губы, с которых слетали молящие вздохи: «...Макс...», «...возьми меня...», «...я твой...», «...твой...» Он был безыскусен в своем наслаждении, он так отдавался, словно нырял в вулкан, и если бы он хоть немного любил Цепакина, то растратил бы эту пылкость на него. Максим с рыком поддернул ахнувшего Артема к себе за бедра — мой. После целого дня томления хотелось броситься на него зверем, но Максим опасался спугнуть его чересчур бурной страстью. Он продолжал ласкать и поглаживать его и, наощупь вытащив из тумбочки смазку, готовил к себе сначала одним пальцем, затем двумя. От холодка касаний Артем приглушенно стонал, выгибаясь дугой с каждым проникновением. Он так сладко просил перестать его мучить, что Максим в итоге вышвырнул смазку в сторону и накрыл его собой. Две недели разлуки дурманили голову. Артем притянул Максима ближе и, опустив между ними ладонь, впервые пробежался пальчиками по низу его живота — невесомо, игриво дразня. Тело откликнулось мгновенно, и Максим в измождении упал головой Артему на плечо. — Тём... Пальчики сомкнулись в кольцо, скользнули вверх-вниз, и острый язычок пробежался по ушной раковине: — Хочу тебя внутри. В следующую секунду Артем содрогнулся с коротким стоном, зажмурился и весь вжался в Максима. Тот притормозил, решив, что вошел слишком резко. — Нет, не останавливайся, — шепнул Артем. Ладони его сползли по спине Максима на ягодицы и нажали, направляя вглубь. От ощущений внутри Артем задрожал всем телом. Максим замер, позволяя им обоим прочувствовать эту секунду, а после скользнул назад, чтобы дать Артему передышку, и снова пронзил его. Стон сорвался с закусанных губ. Артем свел ноги у Максима за спиной и подался навстречу. Ему нравилось, когда Максим берет его накатами, широкими толчками, яркими вспышками. Он пока лишь инстинктами понимал, что ему это нравится. Сколько Максим ни говорил с ним о сексе, Тёма не мог даже намекнуть, как доставить ему особое удовольствие. Только смущался и уверял, что ему все нравится одинаково. Неправда. Он с ума сходил от того, как Максим вбивает его в кровать, чередуя атаки с затишьем. Приподняв бедра Артема, Максим погружался в него до предела, так что он, запрокинув голову, задыхался от собственных стонов. Максим целовал его по открытой шее, мелко толкался в глубине и приближал его к экстазу, а затем отстранялся, чтобы через паузу овладеть им вновь. Артем от этого чуть не ополоумел, и наконец Максим, чтобы больше его не мучить, перевернулся на спину, усадил его себе на бедра и в бешеном темпе довел их обоих до разрядки. Артем рухнул на подушку как подкошенный и лишь пару минут спустя нашел в себе силы шепнуть: — Это что такое было?.. — Это я соскучился, — Максим подтянул его к себе и закрепил восхищение властным поцелуем. Говорить что-то еще не мог ни тот, ни другой, поэтому Максим лениво ткнул в телефон, чтобы погасить свет, и сгреб в охапку обмякшего после близости Артема. Утром Максим уехал в офис, а Артем, проспав чуть не до обеда, оставшийся день посвятил тому, чтобы обжиться на новом месте. Одиночество ему скрасил Филипп, который привез кое-какие вещи с Гривцова и еду, а заодно проинспектировал квартиру Максима вдоль и поперек, воспользовавшись отсутствием хозяина. — То есть я правильно понимаю, что это сумка окуней? — Филипп с трудом выкорчевал ее изо льда, чтобы забить морозилку более стандартными продуктами типа пельменей и котлет. Артем поразмыслил с минуту и, безысходно вздохнув, вынес приговор: — Выброси ее нахер. Макс даже не заметит. Филипп покружил вокруг барабанной установки, пару раз стукнул палочкой по тарелкам, поглазел на виниловый проигрыватель, который они с Артемом не рискнули включать без Максима, перелистал всех его Сорокиных, Лимоновых и Ерофеевых, раскритиковал всю одежду в его гардеробе, набрызгал на себя его туалетную воду Lacoste, поохал, что Артему придется жить в такой дыре, как Девяткино, поулыбался хаотично раскиданным по всей квартире вещам Василя и помог приготовить пасту болоньезе. Театр, гастроли и травму Артема он старался не упоминать, оберегая друга от болезненных эмоций. Уехал Филипп перед самым возвращением Максима. Отпуск отпуском, а занятия по стрип-пластике никто не отменял. Артем бегло полюбопытствовал, что Филипп рассказал о стрипе Василю. В их случае этот вопрос был щекотливым. Похоже, о студии танца Василь пока не знал: Филипп отмахнулся от Артема, протараторил что-то невнятное и скорей перевел тему. Очень жаль, что он не остался: Максим привез Сатану с собой. Оказывается, он об этом предупреждал, но Артем пропустил сообщение, потому что был занят болтовней с Филиппом и готовился впервые встречать Максима после работы: прибирался, наряжался, возился с ужином... Теперь это все отправилось коту под хвост. Гость из преисподней маячил у Максима за плечом и прожигал оттуда Артема таким злобным взглядом, будто на свой ужин планировал сожрать его с потрохами. — Привет, — как можно менее неприязненно поздоровался Артем. — Привет, — брякнул Василь, занося в прихожую гитару, квадратный ящик для усиления звука и ауру раздражения. — Значит так, — Максим закрыл входную дверь. — Давайте проговорим это сразу. Моя квартира — Швейцария. Это нейтральная территория. Здесь никто ни с кем не срется. После этого он отправил Василя в комнату подключать гитару, а сам чмокнул Артема в губы и смягчившимся полушепотом спросил, как прошел день. — Нормально, — Артем опустил ресницы и все-таки намекнул, что третий тут лишний: — Я тебя ждал, ужин приготовил... — На троих хватит? — машинально поинтересовался Максим, однако реакция Артема оказалась не столь непринужденной. Он повесил нос и раздосадовано вздохнул. От шока Максим даже усмехнулся: — Тём, ну ты чего хоть? — Прости, это глупо, — Артем мотнул головой, постаравшись собраться. — Вы меня врасплох застали, вот и все. — Я же писал. — Да-да, — закивал Артем. — Я буду вести себя адекватно. Честно. Обещаю. — Может, тимбилдингом займемся? — Максим весело потрепал его по ладони в надежде приободрить. — В бумажки на лбу поиграем, нет? — Да Макс... — Артем отмахнулся от него и, все еще чувствуя себя подавлено, приглушил голос: — Я знаю, что это важно для тебя. И для Фила. Я не хочу вставлять вам палки в колеса. Правда. Я не такой. Тебе нужны хорошие музыканты. Просто... — он помедлил, подыскивая необидные слова. Получилось так себе. — Я не могу быть дружелюбным и вечно давать человеку шанс, если он не идет мне навстречу. Ты видел, как он на меня смотрит? Я его боюсь нахер. Он же явно не в себе. Почему я должен подстраиваться под него? Почему он первый не протянет мне руку? Он меня презирает, а я должен ему улыбаться, что ли? Может, он научится сначала общаться с людьми, а потом уже будете что-то требовать от меня? У Максима, конечно, созрели аргументы в ответ на эту боевую речь, но пустить их в ход и усмирить Артема он не успел. — Здесь тридцать метров площади, а у меня отличный слух, — равнодушно произнес Василь, выйдя в прихожую за какими-то проводами. — Не забывай об этом, когда будешь в следующий раз поливать меня говном. Артем тут же, крутанувшись на месте, упрыгал на кухню и сделал вид, будто страшно там чем-то занят. — Во-первых, здесь почти пятьдесят метров, — Максим повернулся к Василю, который, забрав в комнату все, что нужно, втыкал провода и скрупулезно накручивал на примочках звук. — Во-вторых, извини, Вась. Он не хотел грубить. — Хотел, — отсек Василь. — Похуй. Его встопорщенные под футболкой лопатки так не считали. Максим поглядел, как Василь агрессивно дергает струны, потом перевел глаза на Артема, бешено протирающего тряпкой и без того стерильный кухонный стол, и хмуро признал поражение: — Окей, нам нужна репточка. Приземлившись на табуретку между холодильником и столом, Артем уткнулся в ленту Инстаграма и решил листать ее, пока не отвалится палец. Ему было жутко стыдно перед Василем. Даже не столько перед Василем, сколько в целом за свою невоспитанность. Каким бы ни был человек неприятным, разве можно его оскорблять, особенно когда он находится в пяти метрах? Артему хотелось провалиться сквозь землю. Он образованный, интеллигентный и тактичный, он работник культуры в конце концов, а ведет себя хуже детсадовца. Позорище. И что теперь делать? Пойти извиниться? Ну уж нет. Фу. Чтобы Василь слушал его со своим покер-фейсом, упиваясь превосходством? Весь такой белый и пушистый, весь такой несчастный, на которого чуть не с порога ни за что ни про что накинулись... Так, ясно, лучше посидеть на кухне. Из комнаты доносилась музыкальная какофония, перемежаясь с оживленными голосами. Василь, похоже, оттаял, потому что с Максимом общался довольно свободно. Они даже пересмеивались. Артем отчетливо слышал их разговор, но мало что понимал на тарабарском музыкальном языке и только гордился в глубине души, что Максим запросто сыплет терминами, не уступая Василю, а потом еще что-то объясняет ему про барабаны или структуру песен. Обсуждали Максим и Василь исключительно творчество. Ни шагу в сторону. Удивительно, но, судя по активности беседы, их все устраивало. Готовились они минут двадцать и затем наконец начали играть. И это было потрясающе. Артем не разбирался в рок-музыке и не очень ее любил, но живой звук произвел на него впечатление. Гитара отлично дополняла барабаны, к которым Артем привык, и создавала объем. Казалось, будто карандашный эскиз раскрашивают гуашью: замысловатый контур остается на месте, но рисунок завершается, становится ярким, плотным, выразительным, практически осязаемым. Многие ритмы Максим уже играл при Артеме, но сейчас, слушая поверх них гитару Василя, Артем то и дело ахал: «Так вот оно что...», «А здесь должно быть так...», «А эту мелодию я даже знаю...». Он был заворожен не песнями, но самим течением музыки. Периодически Василь с Максимом останавливались, что-то обсуждали, накидывали, исправляли, переигрывали. Это был их рабочий процесс. Они часто расходились во взглядах, но не спорили, находя компромиссное решение. Разногласия не тормозили их, а, наоборот, подстегивали. Они повторяли мелодию несколько раз, меняя и подлаживая нюансы, пока не получалось то, что устроит обоих. Иногда Василь начинал сочинять, а Максим подбирал под него ритм. Иногда импровизировал Максим, а Василь вступал сверху перебором. У них сложился самый настоящий дуэт. Артем вспомнил, как они гарцевали друг вокруг друга на Гривцова и орали песни до утра. Нынешняя слаженность казалась ему магией. Сколько прошло времени с момента их знакомства? Месяц? Меньше? Поразительно. Особенно поразительным был Василь. Артем впервые наблюдал в его исполнении такой трюк, как социализация. И уже не хотел оставаться в стороне. Завалиться в комнату простым зевакой Артему было неловко, поэтому он напустил на себя отстраненный вид, будто репетиция не особо-то его и волнует, и приковылял из кухни с айфоном под мышкой. Комната превратилась в репетиционную базу. Барабанную установку Максим слегка раздвинул для удобства, так что теперь она заняла почти все свободное пространство, диван оккупировал Василь с электрогитарой, повсюду валялись мелкие предметы непонятного назначения и небольшие, тяжелые с виду разноцветные металлические коробки с рычажками, но главное — пол устилали провода. Артем и не подозревал, что двум музыкантам нужно столько проводов. Будто кровеносные сосуды, они хитроумно сплетали барабаны, гитару, комбоусилитель и вспомогательные приборы в единый живой организм. Заметив Артема в дверном проеме, Максим поспешил расчистить проход до кровати — единственного не затронутого репетицией островка. Прыгать через провода на одной ноге было так себе идеей, поэтому Артем вполголоса поблагодарил Максима за помощь, а затем ретировался в крепость, чтобы оттуда наблюдать за ходом репетиции. Интерес Артема заметно воодушевил Максима. Он решил, что прекращение кухонной изоляции — это шаг к перемирию с Василем, и попытался втянуть Артема в простенькую общую беседу. Артем отвечал вяло, продолжая прятаться в Инстаграме, а Василь захлопнулся в своей раковине и перестал говорить с Максимом так раскрепощенно, как буквально пять минут назад. Чуда не произошло. Поначалу Артем решил, что Василь вообще не заметил его появления. Придирчиво ковыряясь в гитаре, он и бровью не повел, пока по всей комнате стучали костыли. Но он заметил. Еще как заметил. И это стало понятно далеко не только по его резкой отчужденности. — Под плюс поиграю, ок? — бросил он Максиму и, не дождавшись ответа, врубил что-то с телефона. Сигнал полетел в комбоусилитель, и тот оглушительно залаял на английском языке. Василь поерзал по дивану, пропустил вступление, чтобы настроиться, и вдруг стремительно забегал пальцами по грифу. Звук получился низким и жирным. Матрас под Артемом слегка завибрировал. Василь играл прямо поверх песни — это, видимо, и называлось «под плюс» — но в отличие от импровизаций, которые Артем слушал с кухни, ничего мелодичного тут не было и в помине. Песня оказалась жесткой, агрессивной и хулиганской помесью рока и рэпа, а наложение живой гитары на перегруженную запись с выкриками солиста приводило к дисгармонии, от которой у Артема голова заболела примерно через полминуты. Он не привык к такой музыке. Ему было сложно ее воспринимать. А Василь, зная об этом, нарочно изгалялся, один за другим напиливая риффы. Максим в его бунте участия не принимал, потому что отвлекся на телефон и строчил кому-то сообщение. Может быть, по работе. Кровать стояла практически за его спиной, и Артему было трудно что-либо понять. Зато со своего ракурса Артем отлично видел Василя, который виртуозно изображал увлеченного рокера, хотя по факту был просто сукой. Хуже всего, что, отложив телефон, Максим безо всякой задней мысли подхватил его гадкую песню и застучал на барабанах за компанию. Василь криво усмехнулся, не отводя взгляда от струн. Игра «под плюс» у них, похоже, была своеобразным видом отдыха. Не замечая Артема, который почти что душил себя подушкой, Максим с подачи Василя раззадоривался все больше. К проигрышу после второго припева он уже колотил по барабанам со всей дури, а дальше они с Василем дружно подхватили слова: — Cut my life into pieces! This is my last resort! У Артема чуть мозги не взорвались. Лучше бы он остался на кухне. Лучше бы он вышел оттуда в окно. Когда песня кончилась, Василь сразу ворвался в следующую. Если бы не секундная пауза между дорожками, Артем бы и не понял, что это другой трек. Ничего не подозревая о коварном плане, Максим изменил ритм, подстраиваясь под вопли комбоусилителя. Артему оставалось надеяться лишь на визит разгневанных соседей. Обращаться к Максиму было бесполезно. Он ушел в музыкальный транс и понятия не имел, что происходит вокруг. Артем отлично знал это его состояние. Знал его и Василь. И пользовался, сволочь. В комнате грохотало: «So am I! Still waiting! For this world to stop hating!». Василь с Максимом пилили и долбили сначала эту песню, затем еще с десяток таких, будто в телефоне крутился специальный плейлист «Как достать Артема». Ну, достать Артема однозначно получилось. Ему эта музыка казалась отвратительной, равно как и наркоманский кайф, который ловили двое помешанных. Сложней всего было справиться с хаосом собственных чувств. С одной стороны, Артем поддерживал Максима, готов был ему помогать, признавал его талант и всей душой хотел, чтобы он добился успеха. С другой стороны, был Василь. Этот Василь превращал Максима в невменяемого рокера, который лупит по тарелкам с оголтелым фанатизмом и орет песни до хрипоты. Сегодня утром, разучивая с племянником барабанные рудименты, Максим был восхитительно сдержан и профессионален. Играя для Артема, он тоже не позволял себе лишнего. Ну, по крайней мере, в плане музыки. Разве сложно ориентироваться на золотую середину и с Василем? Артем царапнул взглядом по костылям, которые валялись у кровати. Ладно, не ему судить о фанатизме. Просто бесит, что в такие моменты, как сейчас, Максим перестает быть спокойным, добрым, уютным и милым. Он перестает быть его Максимом, становясь таким же чужим и диким, как Василь. И от этого не по себе. Несколько бомбежек спустя Максим, к счастью, опомнился. ­— Ты бы не пел пока, только голос вернулся, — предостерег он Василя, после чего крутанулся к Артему, весь взмыленный и обалделый от вдохновения: — Ты как тут, нормально? — Да, все супер, — невнятно пискнул Артем. — Я щас, — отложив барабанные палочки, Максим отодвинулся от барабанов и вышел в ванную. И вот тогда Василь впервые отвлекся от гитары, чтобы издевательски медленно поднять на Артема испепеляюще гордый взгляд. Он чувствовал себя триумфатором. Нужно было срочно сбить с него эту спесь. — Сколько же сил ты потратил, чтобы просто меня позлить, — с ехидством выговорил Артем. Василь не ответил, но пальцы его крепче вцепились в гитарный гриф, аж побелели. — Можешь не стараться, — язвительно продолжал Артем. — Ты ни на что не способен, кроме жалких подъебов. У тебя связаны руки, и мы оба об этом знаем. Тебе дорог Филипп. Ты все сделаешь, чтобы его удержать. Даже со мной смиришься. Василь не вступал в конфликт, но Артем почти физически чувствовал, что обстановка накаляется. Не нравится слышать правду, да? Он припечатал Василя надменным взглядом и демонстративно взялся за айфон. Можно было метнуть еще одну колкость, чтобы закрепить успех, но уж ладно. Василь и так на пределе, понимая свое бессилие. Вдруг Артем заметил краем глаза, что Василь откладывает гитару и поднимается с дивана. Это нехорошо. Совсем нехорошо. Артем принялся смотреть мемы усердней. Вальяжно и расслабленно, предельно невозмутимо, Василь сделал к Артему шаг. Затем еще один. И еще. Он переступал через провода не глядя, бесшумно, прицельно, как африканский хищник. Через пару секунд он стоял у кровати. Артем к нему не повернулся, активно изображая пренебрежение. Пришлось с силой сжать айфон, чтобы не выдать дрожь. От присутствия Василя становилось жарко и страшно. Он излучал чистое зло. Артем дышал через раз, словно мог обжечь легкие. Еще ничего не делая, Василь давил на него сверху, как пресс, и грозился попросту расплющить. Догадавшись, что его игнорируют, Василь медленно опустился на корточки и чуть подался к Артему так, будто собрался шепнуть ему что-то на ухо. Артем прекратил листать ленту. — Хочешь, я открою тебе один секрет? — прошелестел Василь. У Артема все внутри перевернулось. Этот чертов урчащий полушепот любого сводил с ума. — Может быть, однажды сломать тебе вторую ногу и навсегда лишить тебя возможности танцевать станет для меня важнее, чем удержать Филиппа. Айфон выпал из дрогнувшей руки. — Ты больной нахуй... Но Василь уже поднялся и, вихрем пролетев по проводам, упал на диван за миг до того, как в комнату вернулся Максим. — Так, вы друг друга не убили, прекрасно, — с облегчением резюмировал он. Василь наигрывал мелодию, Артем сидел в айфоне. За время его отсутствия ничего не изменилось. Экран плыл у Артема перед глазами. Набухшее ужасом сердце долбилось о ребра, плевалось адреналином, и он сползал по рукам и ногам раскаленным металлом. Артем стремительно дышал, чтобы справиться с паникой и, главное, ничем ее не выдать. Не пикнуть. Не шелохнуться. Господи, господи... Ему только что угрожали. Без шуток. У Максима под носом. Василь шипел прямиком в мозгу. Он ведь не блефовал. Он всерьез. Этот псих на такое способен. В первом порыве Артем хотел броситься к Максиму и — что? Нажаловаться? Василь только того и ждет. Нельзя впутывать Максима. Надо разобраться с ублюдком самому. Но как? Что сделать? Как от него избавиться? Артем открыл диалог с Филиппом. Вот ему-то нужно обо всем рассказать. Василь опасен. Филипп не должен подпускать его к себе. Какой же пиздец. Марат там весь извелся, как бы оградить своего ненаглядного от Максима. Лучше бы он повернулся в другую сторону и занялся реальной угрозой. Может, позвонить ему, попросить заступиться и... Тут Артем попридержал коней. Он собрался натравить одного маньяка на другого. Это уже перебор. — Вась, давай пройдем ту с прошлой недели, — Максим сел за барабаны. — Тебе что-то не нравилось. — Да там каша, надо разложить по нотам, — с поразительной сговорчивостью откликнулся Василь. — Задумка-то неплохая. До ума доведем, сочиним нормальный текст, и, может, получится наша первая песня. И даже не поверив такой отчаянно смелой перспективе, они с Максимом азартно и взволнованно переглянулись. — Ну а дальше что? — фыркнул Артем с кровати, чтобы прервать их воркование. Его бесила приторная творческая идиллия. Сперва этот гад буравит его полным ненависти взглядом, затем беззаботно смеется с его любимым человеком, потом запросто угрожает физической расправой, а сейчас опять разыгрывает приветливого пай-мальчика. Это разве нормально?! Однако для самого Максима в его наивном простодушии раздражение Артема выглядело как минимум беспричинным. Растерявшись от резкого тона, он обернулся к Артему с вопросом: — Что ты имеешь в виду? — Долго вы будете играть на квартире? — В смысле?.. — Вам надо искать музыкантов, собирать группу, выступать, — заворчал Артем. — Сидите тут, как две мыши. Так можно до старости просидеть и сдохнуть. Максим потрясенно хлопнул глазами: — Тём... — Он прав, — подал голос Василь. — Нам пора двигаться дальше. Настала очередь Артема изумляться. Он совсем не ожидал, что маньяк его поддержит, да еще и так рассудительно, словно вовсе не заметил, с какой враждебностью Артем нападал. Очередная манипуляция? Прячась за суматошными аргументами, в которые ударился Максим, Артем покосился на Василя. Он хотел проверить, что у маньяка на уме. В его искренность он не верил, поэтому надеялся, оставшись незамеченным, разгадать его мотивы по каким-нибудь намекам. Однако Василь оказался проворней, чем он думал, и успел перехватить его взгляд. Споткнувшись на краю черных кратеров, Артем даже вздрогнул. Леденящие душу пропасти мерцали со дна прежним потусторонним свечением, но желание убивать, пересекавшее лицо Василя, как шрам, почему-то пропало. — Так, погодите, — Максим тем временем пытался взять ситуацию под контроль. — Тём, ты все верно говоришь, но сперва мы должны продумать стратегию группы и какие именно нам нужны музыканты. По каким критериям их выбирать. До выступлений еще далеко. Мы не готовы. — Мы никогда не будем готовы, — не дав Артему ответить, возразил Василь. — Можно строить планы до бесконечности. Надо выходить с тем, что есть сейчас. — Куда выходить? — не понял Максим и по рабочей привычке предположил: — На музыкальный рынок? — На улицы. — На улицы?! Василь включил режим пресса: — Что ты делаешь на неделе после работы? — Я хотел отдохнуть наконец, можно? — Максим сложил палочки на рабочий барабан, готовясь держать оборону. Впрочем, бой оказался недолгим. — На мостах отдохнешь, — заявил Василь, уже строча кому-то в телефоне. — Каких еще... — поняв, что с Василем спорить бесполезно, Максим обратил умоляющий взгляд к Артему, но тот лишь расплылся в широченной довольной улыбке. Максим поджал губы: нашли, против кого брататься. — Пойдем играть на разводных мостах, — Василь отбросил телефон в сторону. — Свободную дату мне позже скинут. Максиму эта идея показалась настолько бредовой, что даже не вызвала особых эмоций. Он лишь со вздохом развел руками: — Вась, ну ты обалдел, что ли? У нас ни треков, ни музыкантов. Твои генератор с микрофоном разваливаются на ходу. Ты поешь вполсилы. Мы что там будем делать, в бубен бить? — Может, и в бубен. На месте разберемся. Артем, не сдержавшись, прыснул. В этот момент на экране его айфона высветилось уведомление о новом сообщении. Номер был незнакомым. Артем машинально ткнул по значку: «Давай попробуем еще раз. Я лучше, чем ты думаешь. А ты лучше, чем думаю я» Кровь обожгла щеки краской. Артем вскинул взгляд на Василя, но тот сосредоточился на гитаре и, покручивая колки, внимательно слушал малейшие изменения звука струн. Вселенское облегчение вдруг накрыло Артема. Не только потому что опасность для его ноги и танцевальной карьеры, похоже, миновала, но и потому что вязкая тьма перед ним наконец начала расступаться от долгожданного касания первого солнечного луча. Он вернулся к айфону, чтобы ответить Василю, но вместо его сообщения почему-то увидел домашний адрес Максима. Поначалу Артем решил, что случайно зашел в заметки, где этот адрес был сохранен, и лишь запоздало распознал окошко мессенджера, озаглавленное «Марат». Марат отправил ему адрес квартиры в Девяткино. Холод пополз по рукам, точно змеи. Нет-нет-нет... «Не заблудись», ­— саркастично добавил Марат. Задавать очевидный вопрос не имело смысла. Артем ведь знал, что так будет. Зачем он надеялся на другой исход? Он правда верил, что они спрячутся? Марат нашел их через двое суток. Артем просто-напросто нуждался в отсрочке, чтобы хоть немного прийти в себя, и потому написал: «Где ты взял этот адрес?» «Тебе надо кое-что уяснить, — появилось в ответ на экране. — Если какой-то мужик тебя трахает, то лишь потому, что я позволяю ему тебя трахать» Искры вспыхнули у Артема перед глазами. Он сжал айфон с таким остервенением, что еще немного и раздавил бы к чертовой матери. Его парализовало от гнева и страха. Он не мог сформулировать членораздельный ответ. Хотелось без слов въехать Марату кулаком по роже. Дожидаться реакции Марат не стал, и айфон капнул, как точкой, его заключительным сообщением: «Развлекайся. Я, пожалуй, тоже развлекусь»