Grand Pas

Песня к главе: Зимавсегда - Вселенная разберется

Ночью Максим не спал. Сознание взбудоражилось, сердце требовало жертвоприношений, а тело неделикатно напомнило о почти двухлетнем отсутствии секса. Слежки возле театра было мало, и Максим, вооружившись бутылочкой «Гиннеса», которую успел купить за пару минут до критических 22:00, решил провести небольшое исследование. «Да просто имя погуглю, ничего криминального», — убедил он себя, открывая в половину одиннадцатого ноутбук. Когда в следующий раз взгляд его упал на часы в правом нижнем углу монитора, было почти пять утра, а браузер заметно подвисал от количества вкладок. К тому времени Максим уже опух от компа и бессонницы и чувствовал себя не совсем адекватно, но просто не мог оторваться от найденной информации, пока не систематизирует ее и не уложит у себя в голове. Картина вырисовывалась следующая. Артем был единственным сыном одного из богатейших питерских бизнесменов по имени Вячеслав Елисеев. Многие ошибочно полагали, что Елисеев прямой потомок знаменитых купцов, но на деле он не имел отношения ни к купцам Елисеевым, ни к пищевой промышленности, ни, уж тем более, к аристократии. Елисеев приехал в Питер из Краснодара на заработки в начале 90х, здесь же застал развал Советов и, будучи ушлым и пронырливым, сумел на этом неплохо навариться. Пока кто-то делил сферы влияния на Апрашке, Елисеев строил целую империю на костях и бандитском бабле. Помогал ему в этом ближайший друг и соратник Марат Цепакин, больше известный по блатному погонялу Мавр. Этот Мавр, двухметровый лысый мужик с убийственной кирпичной рожей, который на всех фотках «Гугла» представал не иначе, как в кожаке и спортивках, брал дань чуть не со всей питерской мелюзги и корешил с такими авторитетами, о которых лишний раз не заикались. Благодаря Мавру Елисеева не трогали, и ему удалось подняться почти без проблем. В конце 90х Елисеев женился на питерской модели Инессе Витгенштейн, вскоре у них родился сын Артем, а в течение нулевых и Елисеев, и даже Мавр превратились в респектабельных бизнесменов и вошли в предпринимательскую элиту. Сейчас никто уже не вспоминал, откуда начинал Вячеслав Елисеев и какими путями он построил одну из крупнейших российских инвестиционных корпораций. Да и Мавра теперь звали исключительно Марат Евгеньевич или господин Цепакин. С женой Елисеев развелся пять лет назад, хотя, судя по информации в сети, брак их никогда не отличался надежностью. Елисеев и Цепакин любили погулять, в открытую заказывали на вечеринки девиц легкого поведения и осыпали их деньгами, в то время как Инесса Витгенштейн сожительствовала то с одним, то с другим любовником. Сыном они, судя по всему, вообще не занимались. Когда Артему исполнилось десять лет, Инесса отдала его в Вагановскую академию, которую сама в детстве мечтала окончить. На паре форумов писали, что у сына Елисеевых не было природных данных и он не прошел отбор, поэтому неугомонной матери пришлось его проплатить. С учетом остального контекста Максим допускал, что это правда, вот только купить шпагаты, пируэты и актерскую выразительность в прошедшем «Лебедином озере» им бы вряд ли удалось, а значит, приемная комиссия ошиблась, и Артем оказался способным мальчиком. В прошлом году Вячеслав Елисеев ни с того ни с сего передал фактическое управление корпорацией Цепакину, а сам укатил жить в США. Ходили слухи о некоем невероятно выгодном предложении, ради которого Елисеев бросил и Россию, и бизнес, и сына. Инесса Витгенштейн уже полтора года грела бока в Австралии. Все это означало, что у Артема нет и никогда не было нормальной семьи. Максиму попалось несколько статей, в которых резко осуждалась личная жизнь Вячеслава Елисеева и по контрасту превозносилась забота Марата Цепакина о брошенном обоими родителями ребенке. Якобы это Цепакин самоотверженно взял на себя воспитание Артема, в то время как биологический отец трахал шлюх и разбирался с блатным прошлым, а биологическая мать каталась по курортам в компании миллиардеров. Глядя на фотографии Цепакина и думая о его похождениях в девяностые — с настоящими, сука, авторитетами и ОПГ — Максим искренне, всей душой, всеми ее фибрами надеялся, что этот человек никогда не приближался к Артему и что на самом деле Артем вырос под присмотром бабушек или других родственников, ну хотя бы нянь и гувернеров. Но не рядом с этим бритоголовым убийцей. Максим был почти уверен, что Марату приходилось убивать. Может, и не то чтобы приходилось... После такой впечатляющей «справки» воспоминания об озорном жизнерадостном юноше на сцене Театра русского балета подергивались дымкой сомнений, что превращала человека, которого Максим видел своими глазами, обратно в фантастический образ, который он придумал. Во внутреннем дворике Артем выглядел совершенно адекватно, но как можно вырасти адекватным в нездоровой атмосфере его семьи? И почему о нем, в отличие от родителей, «Гугл» не дает никакой толковой информации? «Артем Елисеев — второй солист Театра русского балета», «Артем Елисеев — репертуар на год», «Артем Елисеев — выпуск АРБ им. А.Я. Вагановой 2017». Раздосадованный, Максим начал открывать все эти, как он полагал, бесполезные ссылки. А четыре часа спустя очнулся глубоко увязшим у Артема в Инстаграме. До сегодняшней ночи Максим не воспринимал социальные сети всерьез и даже не представлял, как много способны раскрыть о человеке фотографии с короткими подписями, видео длиной минуту и репосты. Не надо никаких пространных статей из «Гугла» — вот она, вся актуальная личная информация, вывалена на экран в доступном виде. Осталось только собрать из маленьких кусочков целый паззл, и получится не хуже, чем у частного сыщика. Максим пошел издалека: прочитал лаконичную информацию об Артеме на сайте Театра русского балета (с чудесным портретом, который можно распечатать и повесить на стену), оценил его обширный репертуар на текущий год и посмотрел фотографии двухлетней давности из Екатерининского дворца, где традиционно проходит выпускной Академии русского балета. На всех снимках Артем, гордо расправив плечи, держал в руках красный аттестат. Ну и что там с «отсутствием данных»? Даже если природа обделила мальчика талантом, он всего добился трудолюбием. Среди прочих были фотографии даже с Николаем Цискаридзе, который, оказывается, давно является ректором Вагановки. Далее Максим забрался в YouTube и нашел несколько школьных и театральных выступлений Артема. Максим почти ничего не знал о постановках, указанных в названиях видео, и просто любовался мальчишкой, довольный, что никто не может помешать ему, осудить или осмеять. Вот Артему тринадцать, он танцует «Тарантеллу» Баланчина. А вот он чуть старше, лет пятнадцати, изображает что-то крайне странное и изящное вместе с девочкой-ровесницей — па-де-де Голубой птицы и принцессы Флорины. Вот ему семнадцать, он принц в «Щелкунчике». А вот прошлогодняя запись вариации Али из балета «Корсар». Как же ему идут эти голубые восточные шаровары! Какой он сразу становится... экзотичный. На этом моменте Максим понял, что пора вылезать из Ютьюба. А потом он вдруг наткнулся на чертов Инстаграм, щелкнул мышкой по короткому нику Eliart — и пропал. Три года назад Максим зарегистрировался в Инсте, чтобы лайкать фотографии последней девушки, с которой пробовал встречаться. Это была удушливая обременительная ежевечерняя процедура, которую Максим выполнял ради секса и избегания бестолковых обвинений в равнодушии. Потом девушка ушла, а Инстаграм остался. Максим подписался на нескольких музыкантов, National Geographic и племянника Дениса и даже раз в пару месяцев выкладывал снимки закатов, Финского залива, «Соляриса» после мойки или случайно встреченных философских граффити. Но только сейчас, блуждая на странице Артема среди атмосферных профессиональных фото с цветокоррекцией и кучей другой обработки, Максим впервые понял, как люди пользуются этой штукой на самом деле. Кадров было больше пятисот, и от такого внезапного обилия Артема во всевозможных позах, нарядах и локациях у Максима попросту глаза разбежались. Он не знал, за что хвататься: хотелось разглядывать каждый снимок в мельчайших деталях и хотелось скакать к самому началу ленты и первой публикации. Наверное, такой подарок был достойным ответом на коллекцию винила. Основную часть жизни Артема составлял балет. Именно балету посвящалось большинство фотографий, видео и забавных циклических гифок под названием бумеранги. То Артем скучает в шпагате в репетиционном зале, то катает ножкой специальный валик, то отрабатывает вращения, то стоит на носочках лицом к станку, то прыгает в замедленной съемке, то нежно придерживает за талию партнершу. Пока Максиму было сложно представить, что волшебное создание не только порхает по сцене, но и умеет таскать балерин. Во всех своих тренировочных одеждах, будь то шортики с футболкой или теплый плюшевый комбинезон, Артем казался прелестным пай-мальчиком, но выступления совершенно его преображали. Тогда появлялись огонь в глазах, умопомрачительная улыбка от уха до уха, подмигивания в камеру, высунутый кончик языка и по-бунтарски взъерошенные кудряшки. Сцена раскрепощала его и, вне всяких сомнений, делала счастливым. Кроме балетных фотографий, у Артема было много снимков в комнате с лепниной и огромнейшим трехстворчатым окном, в уютной кофейне на Моховой, в куче разных музеев, в живописных скверах и двориках. В жизни он часто выбирал классический стиль студентов Оксфорда, а потому напоминал романтика-одиночку, который много читает, много размышляет и много творит. Подписи к фотографиям только подкрепляли этот образ: сплошь цитаты из Бродского да Ницше. Максим не хотел называть его мерзким словом «хипстер», но что-то сложное и загадочное в нем определенно таилось. При этом его Инстаграм никак не намекал на родство с Вячеславом Елисеевым и Инессой Витгенштейн, на Марата Цепакина, на какую-либо избалованность или любовь к роскоши. Если бы Максим не прочитал статьи «Гугла», ни за что бы не догадался, что Артем вырос в скотски богатой семье. Лишь иногда то тут, то там в кадре вдруг ни с того ни с сего мелькали кроссовки Balenciaga, часы Mercury, сумка Michael Kors или последняя навороченная модель «айфона». А следом шли вагон метро или «Макдак». Артем не кичился материальным благополучием, скорее, воспринимал его как должное. Друзей у него, похоже, было немного. На снимках появлялись лишь артисты Театра русского балета, в особенности та компания, которую Максим уже видел у служебного входа. Самый новый кадр Артем выложил несколько часов назад из театральной гримерки, и с фотографии Максиму широко улыбались все пятеро: Артем в костюме Шута в центре, держит руки перед собой и, видимо, снимает, а вокруг теснятся миниатюрная девушка в лебединой пачке, накрашенный, как извращенец, принц Зигфрид, миловидный щуплый паренек в вальсовом камзоле и ослепительный молодой человек из свиты Венгерской принцессы в пурпурном плаще, кокетливой шляпе и белых перчатках. Фотография была подписана очень коротко «Лебедим)». Лайков она собрала почти пятьдесят, но комментарий оставила только девушка с самой фотографии: «Мы как всегда антураж у Фила)))» Артем отметил всех друзей, так что через пару минут Максим уже знал, что девчонку зовут Ксюша, принца Зигфрида Паша, щуплого паренька Рома, причем сразу ясно, что эти двое встречаются, а ослепительного парня Филипп. И вот этот самый Филипп бесил до ужаса. Беглого взгляда в его профиль хватило, чтобы понять, насколько этот человек чужд тому, что Максим понимал и принимал. Филипп не просто осознавал свою природную красоту, он упивался ей и всячески ее выпячивал. Как любой профессиональный танцовщик, Филипп был в прекрасной физической форме, но, в отличие от Артема, чьи мышцы сформировались эстетично и выглядели по-балетному вытянутыми, Филипп явно не пренебрегал качалкой и спешил этим похвастаться. Загорелый рельефный торс с шестью кубиками пресса, развитые мышцы груди, соблазнительно покатые плечи, накаченные ноги и крепкие округлые ягодицы, обтянутые миниатюрными лайкровыми шортиками, светились с каждого третьего снимка. Филипп обожал фотографироваться полуголым, причем все кадры были профессиональными. То он, прикрыв глаза, лежит на металлическом столе посреди ветхого ангара, и полупрозрачная простыня стекает с его обнаженного торса, то он прыгает в «кольцо» в одних трусах где-то в парке, правая нога вперед, левая задрана сзади выше затылка, то стоит зимой на ржавой питерской крыше и ветер раздувает полы его черного пальто, пикантно приоткрывая наготу, ну и так далее. Фотографии в повседневной одежде встречались крайне редко и то на странице Артема. К совершенному телу, само собой, прилагались модельные черты лица: выразительный римский профиль, резкая, как обрыв скалы, линия челюсти, сходящаяся к заостренному подбородку, четко очерченные скулы и высокий лоб. Губы такие маняще сочные, что кажется, он накачал их ботоксом, а длинные иссиня-черные брови придают любой эмоции драматическую завершенность. При этом глаза у Филиппа были дымчато-серыми, а каштановый цвет волос, которыми явно занимались не где-нибудь, а в барбершопе, отливал жидким золотом, что по контрасту с орлиным носом, смелыми графитовыми бровями и мужественным овалом лица производило сногсшибательный эффект. Смотреть на его фотографии слишком долго было даже больно, как если таращиться на солнце сквозь защитные очки, купленные в подземном переходе. Сексуальность Филиппа была очевидна, он возбуждал, даже стоя спиной в пальто. Максим не мог противостоять этому разумом, поскольку природа такого влечения имела сугубо физический, животный характер. Филипп вызывал у смотрящего не столько плотское желание, сколько тупой бесконтрольный рефлекс. Однако, судя по фотографиям в профиле, его самого это совершенно устраивало. Даже спокойные рабочие снимки из балетного зала подобные тем, что Максим видел у Артема, у Филиппа носили гомоэротический подтекст. И не кто другой, как именно этот змей-искуситель появлялся на фотографиях Артема чаще всех остальных вместе взятых, причем лишь в чужом профиле он наконец представал живым человеком, способным широко улыбаться, от души хохотать, дуть губы перед камерой, щуриться, зевать, словом, двигать мышцами своего идеального лица. Все его фото с Артемом казались динамичными и очень теплыми и, самое ужасное, были полны нежных взаимных чувств. Максиму ничего не оставалось, кроме как признать свое поражение. Вот они оба стоят боком к балетному станку, высоко подняв правую ногу в сторону. Одинаковые черные лосины и белые футболки, одинаковая высота, одинаково натянутые стопы, руки одинаково застыли в позиции над головой, одинаково сосредоточенное выражение лиц. Вот они сидят в кофейне на Моховой, закинули ступни в кроссовках на низкий подоконник и, наслаждаясь видом из окна, синхронно потягивают кофе. Вот они на сцене после спектакля: Филипп в ослепительно белом балетном пиджаке хватает перемазанного золотой краской Артема поперек талии, а тот заливисто смеется в камеру, пытаясь увернуться. Вот они гуляют в Петергофе, и, пока Филипп встает так, чтобы фонтан оказался на ладони, Артем пародирует аниматора в костюме Петра Первого. Вот они сидят по-турецки на груде балетных пачек и, улыбаясь, смотрят друг другу в глаза... Максим громко захлопнул ноутбук. Откинулся на спинку стула, провел руками по лицу. Он любит другого. Так бывает. Все нормально. Вы даже незнакомы. Ты ненавидишь балет. Просто отпусти все это, пока не поздно. Надо поспать. Но Максим закрывал глаза и видел Артема с его милыми кудряшками, широченной улыбкой и длинными балетными ногами. Ну все. Крыша отъехала. Стадия «пока не поздно» осталась за поворотом. Поспать Максиму так и не удалось. Он провалялся в кровати пару часов, то утопая в тяжелой полудреме, то выплывая оттуда прямиком в телефон, чтобы схватиться за ник Eliart, как за спасительную соломинку. Очень хотелось с кем-то поговорить, выплеснуть эмоции, а лучше вообще от них избавиться, чтобы внезапный поток чистой воды, сметающий все на своем пути, обратился в привычное спокойное болото. Вот только отступать уже было некуда. Пробоина в бочке, куда Максим испокон веков запечатывал все свои чувства, оказалась слишком серьезной, и заткнуть ее не удавалось. План на воскресенье Максим составил такой: 1) сходить в «Дикси» за алкашкой, 2) пить. Пережить день как-то иначе с учетом дыры в груди и тотального одиночества не представлялось возможным. А завтра снова на работу: почта, звонки, Танос, свежие сплетни Алены. Глядишь, потихоньку все войдет в нормальную колею. Все как-нибудь образуется. Главное, не тревожить лишний раз это осиное гнездо и вообще о нем не вспоминать. В конце концов, игнорирование проблемы — один из классических способов ее решения. Максим вышел из дома в толстовке и спортивках, прихватив только телефон, ключи и банковскую карту. А через сорок минут очнулся за рулем «Соляриса» возле кофейни на Моховой. Сперва в голове пронеслась здравая мысль: «Права!», и после Максим с неким темным подспудным упоением осознал все глубину своей конченности. Да, он явился на Моховую караулить Артема. В зоне видимости находились два главных места обитания «объекта»: кофейня и непосредственно Театр русского балета. Артем пользовался служебным входом, но, если вдруг он соберется попить кофе, все равно придется выйти через центральный. Максим ни секунды не сомневался, что Артем сегодня будет танцевать. Афишка «Лебединого озера» на сайте Театра это подтверждала. Он танцевал Шута вчера вечером, танцует сегодня в час дня, до конца марта у него еще три «Лебединых», а там начинаются другие балеты. «Лебединое озеро» идет около трех часов с учетом антракта. Соответственно, если Артем не появится на Моховой до часу, можно где-нибудь пообедать и в районе половины четвертого-четырех переместиться на Пестеля, чтобы дождаться его у служебного входа. Максим не собирался уезжать с пустыми руками. Из-за виртуального расследования и бессонной ночи ему казалось, что суббота еще не закончилась, а происходящее сейчас напрямую продолжает вечернюю балетную историю. Первый блин вышел комом, но сдаваться рано. Он увидит его, подойдет и скажет... а что он, собственно, скажет? В этот момент истерическая решимость Максима пошла на убыль. «Привет! Меня зовут Максим. Я тебя караулил вчера вечером и сегодня жду с утра, но я не извращенец, не подумай» «Привет! Меня зовут Максим. Я терпеть не могу балет, но мне очень понравился ты» «Привет! Меня зовут Максим. Нет времени объяснять, давай встречаться» А может, придумать что-то адекватное? Максим резко крутанул к себе зеркало заднего вида, нашел там собственные бешеные глаза и, глядя в них как можно более доброжелательно, вполголоса проговорил: — Привет, меня зовут Максим. Ты меня, наверное, не помнишь. Пару недель назад я забыл в метро пакет с пластинками, и они оказались у тебя. Ночью я наткнулся в Инстаграме на пост о том, что ты ищешь владельца. Я понял по твоему профилю, что ты работаешь в Театре русского балета, и решил подъехать лично. Ты не против? Замолчав, Максим посидел с минуту, а после медленно выдохнул. Вот так, такими словами. Спокойно и ненавязчиво. Он в самом деле видел этот пост, нелепо выбивавшийся среди общей гармонии красоты и искусства: разложенный на паркете натюрморт из пары-тройки пластинок, микстейпов, плакатов и черного блокнота, в котором Максим в свое время практиковал сольфеджио. Подпись была неожиданно длинной, с кучей привлекающих внимание смайлов в виде восклицательного знака и еще зачем-то ладоней, сложенных в молитве: «Найдена большая коллекция винила и личные вещи!», «Оставлены в вагоне второй линии!», «Ищем владельца!», «Пишите в директ!» Пост был продублирован у всех в компании, за исключением Филиппа. Тот, конечно, не согласился портить свой идеальный сексапильный профиль какими-то пластинками. Максим настырно игнорировал объявление, даже хотя оно подтверждало, что Артему не плевать, что он принес пластинки домой, что пытается связаться, что беспокоится. Почему Максим не брал все это в расчет? Почему зациклился на фотках Филиппа и примчался к Театру русского балета вместо того, чтобы просто написать в этот, как его там, директ? Почему не хотел признать свою вовлеченность в жизнь Артема? Да просто потому что на фоне всего остального такая вовлеченность казалась ему невозможной. Ну неужели он в самом деле стал частью этой яркой истории? Неужели может прикоснуться к ней? Разве обрел он право написать личное сообщение мальчику-мечте? Не заслужив его внимания заморочками, «Солярисом» под окнами кофейни, шестичасовым ожиданием и планами А, Б и В? Кроме основного объявления, в Инстаграме было еще одно, вчерашнее. Незадолго до «Лебединого озера» Артем написал: «Пластинки по-прежнему у меня. Если Вы видите этот пост и если Вы владелец вещей на фото, пожалуйста, свяжитесь со мной. Я знаю, эта коллекция Вам дорога и Вы наверняка грустите. Она не пропала. Я храню ее, я ничего с ней не сделал. Я верну ее Вам безвозмездно, только найдитесь!» Это был разлом четвертой стены, трогательный и страшно болезненный, а потому Максим скорей пролистал ленту дальше, туда, где безопасно. В половину десятого утра в воскресенье Моховая улица была настолько пустынна, что припарковаться там удалось без проблем, и сейчас, в ожидании чуда, Максим беспокоился о «Солярисе» и особенно о его оранжевом цвете, которые уж слишком бросались в глаза. Хорошо хоть вчера они со Светой приехали сюда на такси, а то одинокий «Солярис» выглядит довольно подозрительно. Боже правый, да успокойся ты уже, всем плевать. Подумаешь, тачка. Мало ли зачем она тут стоит. Кто подумает, что в рыжем «Солярисе» засел придурковатый влюбленный извращенец, подстерегающий свою жертву? Может, бросить все и уехать, пока ситуация не достигла точки абсурда? Или и эта точка уже осталась позади? А может, сбегать в кофейню за чашечкой американо? В голове совершенный туман, надо взбодриться, да и торчать в машине наверняка до самого обе... Тут одна из центральных дверей Театра русского балета приоткрылась, и на улицу выпорхнул Артем. Максим вытянулся, как штырь, едва не долбанув макушкой потолок. Что, уже? Так быстро? То есть план А сработал, и Артем в самом деле пошел за кофе перед спектаклем? Серьезно?.. Одет он был незатейливо: черный трикотажный спортивный костюм, черная куртка, черные танцевальные кроссовки на мягкой подошве. В руках только айфон. Он явно не выспался: миловидное лицо казалось бледным и утомленным, он то и дело ерошил спутанные кудряшки, разлетевшиеся во все стороны, в общем, вид у него был утренним и почти что домашним. Но шел он, как и вчера, невесомо, едва касаясь брусчатки легкими ножками, и спустя минуту уже заскочил в знакомую кофейню. Окна были огромными и прозрачными, и Максим без труда увидел, как он приветливо машет девушке-бариста, указывает пальчиком в висевшее на стене меню, прикладывает айфон к терминалу оплаты и садится за столик ждать. Больше в кофейне никого не было. До прихода Артема бариста едва успела подготовить кофемашину. Уткнувшись в айфон, он сидел за столиком один, совсем один, вообще, во всей кофейне. Но Максима внезапно разбил паралич. Может, это инсульт? Все-таки не двадцать лет, чтобы так психовать без последствий. Максим был уверен, что Артема делегировали из Театра, что ему сейчас сварят кофе на всю компанию, что он возьмет эти картонные подставки, похожие на упаковки из-под яиц, воткнет туда стаканчики и полетит обратно. Но вместо этого он вдруг сбросил куртку на стул рядом, а бариста принесла ему большой стеклянный стакан с трубочкой. Артем собирался задержаться. Сейчас или никогда. Сейчас. Или никогда. Никогда. Максим отвернул зеркало заднего вида, вставил ключ зажигания, крутанул, затем дернул обратно, заглушая мотор, толкнул дверь и вышел на улицу. Сейчас. Стремительно, пока мозг не включился, Максим перебежал дорогу, со всей силы распахнул хлипкую дверь кофейни и ворвался внутрь, как шторм, как бушующий ураган. Колокольчик одиноко и жалобно звякнул. Бариста удивленно повернулась от кофемашины. Артем приподнял взгляд от стакана. — Драсьте, — не придумав ничего лучше, крякнул Максим. Только сейчас он осознал, что, выйдя час назад за алкашкой и не предвидя таких глобальных последствий, стоит посреди кофейни небритый, с мятым от подушки лицом, в растянутых спортивках и толстовке на размер больше, которую ему когда-то отдал Светкин муж Сергей, с яростно рычащим медведем на груди и огромной надписью аркой «РОССИЯ». Ну что ж. Судьбоносное знакомство в смокингах на Невском под легкий джаз и флер цветущих роз явно отменяется. Максим незаметно скосил глаза к Артему. Тот смотрел в ответ безотрывно, будто зависнув, и даже кофе пить перестал. Максим вообще дышать боялся. Немая сцена грозила затянуться, если бы не бариста. — Доброе утро! — бодро поприветствовала Максима девушка. — Что вам приготовить? — Я... мне... — его жгло чужим взглядом, было жарко и мучительно нервно. — Мне американо. Здесь. — Придется немножко подождать, у меня перед вами большой заказ, — все так же позитивно, но с милым огорчением отозвалась девушка. — Маш, я пропущу, ничего страшного, — вдруг подал голос Артем. — Сваришь сначала американо, хорошо? Бариста кивнула, дежурно улыбнулась Максиму и гораздо теплее Артему, после чего отвернулась и врубила кофемолку. Продолжать игнор стало невозможно. Две линии пересеклись, когда Максим перевел на Артема взгляд и кое-как выговорил: — Спасибо. Дальше были две минуты позора: в тотальном молчании, нарушаемом лишь шипением кофемашины и струящимся из динамиков инди, Максим ждал у стойки свой американо. В голове неслись лихорадочные мысли: «Куда сесть?», «Не к нему же», «В противоположный конец зала?», «И таращиться на него оттуда, как дебил?», «Лучше было взять на вынос», «Как же это все тупо», пока вдруг: — Тоже работаете по воскресеньям? Максим вновь обернулся к Артему. Тот слегка улыбался, потягивая кофе. Несмотря на спортивный костюм, заспанный вид и растрепанные кудри, он выглядел красивей, чем на всех своих фотографиях: он был настоящим, а голос его лился горным ручейком, бойким и кристально чистым. — Я... Да так, гуляю, — поблагодарив бариста, Максим взял свою чашку американо и подсел к Артему за столик. Кажется, теперь это было логично. — Мне нравится гулять. С утра. По выходным. Одному. «Остановись, пожалуйста». — Здорово, — Артем быстрым смущенным движением загреб рукой по волосам, пытаясь привести их в человеческий вид. У Максима едва не вырвался протест. — А вы, значит, по работе тут, да? — спросил он, пока не изрек что-то непоправимое. — Я артист балета, танцую здесь рядом, — Артем махнул на окно, выходившее в сторону Театра. — Сегодня спектакль, и ребята... «Попросили тебя купить кофе на всех». — ...попросили купить на всех кофе. — Артист балета! — искренне восхитился Максим и как можно более отстраненно добавил: — Мы с сестрой вчера вечером были в этом театре на «Лебедином озере». Прекрасный балет. Нам очень понравилось. «Браво, Макс. Актер, у которого еще нет Оскара». Но реакция Артема оказалась неожиданной: он едва не поперхнулся кофе, прекрасные его глаза расширились, и, прежде чем взять себя в руки, он пораженно выдохнул: — Вы были здесь вчера?! — А вы вчера танцевали? — продолжил свой бездарный спектакль Максим. Кажется, он входил в раж. — Постойте-постойте. Я припоминаю. Кажется, вы исполняли партию Шута? Артем застенчиво кивнул. — Надо же! Вот это поворот! — «Так, ты переигрываешь». — Ваша роль самая артистичная. Я не ожидал от балета такой... раскрепощенности. В хорошем смысле. В смысле... «Все, заткнись». — Вчера был не лучший спектакль, — Артем опустил взгляд к стакану кофе и втянул голову в плечи, трогательно нахохлившись. — Мне жаль, что вы увидели именно его. — Да что вы! По-моему, спектакль был блестящим! В этот момент Максим заметил, что девушка-бариста, приподняв бровь, поглядывает в их сторону с явной насмешкой. Да, разговор получается какой-то уж слишком пастеризованный. — Артем, слушай, можно на ты? — вдохновившись, решился Максим. — Ты очень классный танцовщик. Я вчера смотрел только на тебя, правда. Не знаю, что там случилось, и не хочу знать. Просто не бери в голову. Я ничего не смыслю в балете, меня сестра позвала в последний момент, но, когда ты выходил на сцену, я переставал следить за происходящим. Ты перетягивал все мое внимание. Если это не лучший спектакль, боюсь представить лучший. Это я тебе говорю как зритель со стороны. Не загоняйся по пустякам. Бариста удовлетворенно хмыкнула себе под нос и вернулась к кофемашине. С минуту Артем молчал. Ладони его нежно обнимали стакан кофе, и Максим никак не мог отвести глаз от тонких пальчиков, продолжая сомневаться, что волшебное существо напротив умеет тягать балерин. Наконец, переварив услышанное, Артем тихо ответил: — Я не говорил свое имя. По спине у Максима побежал холодок. — Я... — «спалился». — Я видел твое имя в афишке. У меня хорошая память на имена. И на афишки. — Тебе правда понравилось? — с надеждой спросил Артем. — Да! Очень. И тогда лучистый свет озарил мальчишеское лицо в одну секунду. Артем поглядел на Максима открыто и радостно, залпом допил свой кофе и вновь засиял широкой обворожительной улыбкой. Не откликнуться ей было просто невозможно. — Кстати, меня зовут Максим, — отбросив прежнюю неловкость, представился тот. Артем в ответ лукаво хмыкнул: — Я так и думал. Тебе идет это имя. Они подождали, пока бариста закончит готовить четвертый кофе — «Классический раф для Филиппа, на соевом молоке, без сахара, погорячее, и, если ему опять не понравится, пусть в жопу идет, так и передай» — и вместе отправились в своих спортивках в сторону Театра. Артем гордо нес упаковку для яиц, в которую воткнул стаканчики, а Максим рядом заливался соловьем о том, как после вчерашнего спектакля его мнение о балете поменялось на 360 градусов. — На триста шестьдесят — это в ту же точку, — засмеялся Артем, пытаясь одной рукой открыть тяжелую дверь центрального входа. Максим поспешил ему на помощь. — Да, выразился я неудачно, но суть ты уловил, — он придержал дверь, пропуская Артема вперед. — В общем, балет — это, оказывается, не так и скучно. — Конечно! Особенно если танцуешь, — губы Артема растянулись в доброй улыбке. Боже, какой он славный, когда улыбается. Они стояли в аппендиксе между внешней и внутренней дверью, где ветер бесновался аж со свистом. — Ну, я пойду, — Максим почувствовал, как угасает спонтанный огонь счастья в груди, и медленно отступил к выходу. — Рад знакомству. Не каждый день встретишь настоящего балетного артиста. — Так ты мне оставишь свой номер? — Артем задал этот ключевой вопрос так запросто, как будто даже с недоумением и претензией, что Максим застыл истуканом. — Ты хочешь взять мой номер?.. — Ну да, — Артем усмехнулся. — Я бы нашел тебя в Контакте или Инсте, но ты не сидишь в соцсетях. Я в этом почти уверен. А как иначе нам встретиться вечером? — Ты хочешь встретиться вечером?! Артем расценил изумление Максима совершенно неправильно. Он вдруг отшатнулся, и радостная улыбка на его лице померкла пугливо и печально. — Я просто подумал, что... извини, если я... — Нет-нет-нет, все нормально! — Максим тотчас бросился исправлять положение. — Я очень хочу встретиться вечером. Очень. Погуляем где-нибудь, посидим, выпьем. Ты пьешь? Вам можно пить? Мне нравится крафтовое пиво, и я знаю одно место как раз недалеко, в районе «Чернышевской», за Таврическим... Артем не перебивал, весело разглядывая Максима с головы до ног. — Ладно, — сконфуженно оборвал свою пламенную речь Максим. — Решим это вечером. — Мне нравится светлое, — заговорщически шепнул Артем и, подмигнув, направился в фойе театра. — Заходи, я сейчас возьму ручку в гардеробе. Наблюдать фойе таким безлюдным было крайне непривычно. Никто не толпился у окошек гардероба, не стоял в очереди в туалет, не фоткался у люстры... Шаги разлетались в пустом пространстве одиноко и глухо. Артем тем временем порхнул к гардеробу, поставил кофе на перегородку, по-свойски нагнулся вперед, пошарил там внизу рукой и извлек обычную шариковую ручку. — Вот, держи, — он протянул ручку Максиму. — А еще... — Максим беспомощно покрутил головой по сторонам, — какой-нибудь листок? Может, я тебе позвоню, и ты сохранишь мой номер? — О нет, это слишком просто, — Артем вытащил из подставки стаканчик с буквой «Ф». — Напишешь вот тут? Покрупнее, чтобы я ничего не перепутал. Только осторожно, не пролей на себя. Максим послушно выполнил просьбу и поставил стаканчик на место, стараясь не приплетать к спонтанному хрупкому чуду существование продолжения у этой буквы «Ф» и не строить догадок о том, зачем Артем попросил написать телефон на стаканчике кофе для своего парня. — Ну, значит, до вечера? — Артем взял подставку и, отступив на шаг, чуть вздохнул. Сердце у Максима так и сжалось: мальчишка не хочет уходить. — До вечера, — понимая, что все-таки пора, Максим тоже попятился к выходу. — Я тебе позвоню, когда освобожусь. — Буду ждать. — Тогда пока? — бегло улыбнулся Артем. — Пока... Крутанувшись в своих кроссовках «Гришко», что волчок, Артем поспешил из главного фойе в недра Театра. Там, среди залов, гримерок, костюмерных и складов, в обшарпанных коридорах, на пыльных лестницах, в крошечных закутках и проходах он чувствовал себя куда уверенней, чем в огромном завлекательном пространстве для зрителей, куда артисты попадали редко. Подлетая над протертым линолеумом, Артем стремился в зал для разогрева. Утреннюю хмурь как ветром сдуло. Адреналин зашкалил так, что по всему телу пробегала дрожь. Для «Лебединого озера» Артему выделили место в гримерке на четверых, но он мало общался с временными соседями, а потому, сбросив куртку в кресло перед зеркалом, метнулся на пункт сбора. Перед залом он все же остановился, отдышался, так чтобы рвущиеся на волю эмоции не бросались в глаза, и, напустив на себя ленную небрежность, вальяжно толкнул дверь. Внутри было многолюдно и шумно. Рассредоточившись по коврикам, станку и центру зала, артисты разогревались, растягивались, повторяли сложные па или, как Рома со своей вальсовой партнершей, проверяли позы и обводки. Кто-то тихонько спал в углу, накрыв голову капюшоном толстовки, кто-то неистово вращался напротив зеркала, кто-то втыкал в телефон, распластав ногу вертикально по стене. Филипп помогал Ксюше обшивать новые пуанты: она занималась правой, а он синхронно левой. Когда Артем уходил за кофе, они уже пришили ленты и задние резинки, заканчивали пришивать невидимые поперечные резинки на стопу и плавно переходили к самой сложной части: обметке пятачка. В общем-то, с тех пор дело особо не продвинулось. — Так, мне в них еще работать, поаккуратнее, — распоряжалась Ксюша, убирая в сторону ножницы, которыми помогала Филиппу снять с пятачка изначальный атлас. — Идешь вот отсюда точно по краю, чтобы ничего не перекосило и не съехало. Стежок я тебе показала. Не торопись. — Почему нельзя просто наклеить пятаки? — Филипп недовольно закатил глаза. — Они же специально для этого продаются. — Потому что попробуй потом постоять на обшитом пятаке и приклеенном и поговорим, — парировала Ксюша, лизнув кончик нитки. — Ну и попробую, — передразнил ее Филипп. — Я потому и пытаюсь разобраться. — Приклеенный не такой устойчивый, — начала объяснять Ксюша. — У тебя края со временем сточатся, и ты покатишься. Когда обшил пятак, он держит форму. Плюс, приклеенный скользит на многих покрытиях. И вообще как приклеился, так и отклеился. — Эй, — весело позвал их Артем, подходя ближе. Беседа прервалась, Ксюша облегченно выдохнула: «Господи, ну наконец-то» и тут же привстала с пола за кофе. Артем передал ей стаканчик с пометкой «К», а другой, с буквой «Ф» и номером телефона, выразительно протянул Филиппу: — Выкуси. Это номер Максима. — Какого Максима? — искренне удивился Филипп. — Фадеева? О боже, Барских?! В этот момент Артем вспомнил, что для всех остальных Максим по-прежнему «Крис Пратт», и быстро пояснил: — Это тот мужчина из метро. — Крис Пратт тебя нашел?! — ахнула Ксюша. — Как?! — Я ждал заказ в кофейне, и тут он залетел на всех парах, — Артем уселся на коврик рядом с подругой. — Прямо как из-под земли возник. — Офигеть... — Да вообще, — Артем пораженно качнул головой. — Я сегодня после спектакля собирался отнести пластинки в бюро находок. — Ты отдал их ему? — Ну... — Артем замялся. — Я не взял их с собой и... Короче, потом отдам. — Ты не сказал ему про пластинки? — Филипп глянул на друга исподлобья и выгнул бровь высоченной дугой. — Ты нормальный, нет? — Да я растерялся! — всплеснул руками Артем. — Он меня не узнал, мы разговорились, выяснилось, что вчера он был на нашем спектакле, а про пластинки просто к слову не пришлось. Я еще раз с ним встречусь и отдам. — А-а-а, вот оно что... — удовлетворенно протянул Филипп, отпивая из своего стаканчика. — Фу, кофе говно. Чуть лучше, чем обычно, но все равно говно. Передай Маше. — Фил, — со вздохом осадил его Артем. Тот равнодушно пожал плечами. — Блин, я так позорно выглядел! Лохматый, в обносках, не выспался. Я думал, мы найдемся в сети, назначим нормальную встречу... — Свидание, — ввернул Филипп. — Встречу, — сверкнул ему глазами Артем. — На самом деле, я уже и надеяться перестал, а тут вдруг... — Судьба, — Ксюша подтянула колени к груди и с улыбкой умиления сложила на них подбородок. — Он симпатичный? Лучше, чем Крис Пратт? — Ну... — Артем застенчиво поковырял царапину в коврике. — Он милый. Вроде взрослый, но глаза такие по-детски добрые. И сам он как будто... уютный. Как будто очень добрый. — Меня щас стошнит, — прокомментировал Филипп. — Видимо, судьба все же хочет, чтобы я вернул пластинки, — игнорируя друга, Артем тепло поглядел на Ксюшу. Та просияла в ответ. Тут Филипп не выдержал. — Судьба, ага щас, — протянув руку, он одним движением выхватил у Артема айфон и, раздраженно отмахиваясь от попыток его забрать, принялся тыкать в экран. — Так, где там твоя Инста... Судьба, ну конечно. Боженька вас свел. Да отвали, я сейчас раскрою тебе тайну века. — Фил! — Артем больно пихнул его в бок, но в ответ получил лишь демонстрацию среднего пальца. — Кто смотрел сториз... Ага-ага... Это все понятно... Ну вот, какой-то левый ник, Громов М. Кто бы это мог быть? — У него есть Инста?! — Ксюша подскочила к Филиппу и обхватила его за плечи, заглядывая в айфон. Артему тоже пришлось оставить возмущение. Впрочем, Инстаграм Максима оказался настолько скучным, насколько это вообще возможно. Ни самого Максима, ни каких-либо людей не было ни на одной из тридцати публикаций. Только снимки природы, питерских граффити и «Хендай Солярис» оранжевого цвета, да еще и все как один не квадратного формата Инстаграма, а горизонтальные. — Ну, тачка его, я видел этот «Солярис» у кофейни, — как бы оправдываясь, проговорил Артем. — Вот тебе и вся судьба, — Филипп брезгливо швырнул айфон в руки владельцу и занялся Ксюшиной пальцевой туфлей. — Увидел тебя вчера на спектакле, нашел в инете и явился. Конец истории. Странно, что не спросил про пластинки. Пост твой с поиском точно видел. Значит, просто тебя хочет. — Знаешь что, Филипп, — Артем вскочил на ноги и подхватил с пола подставку с двумя стаканчиками, которые еще не забрали Рома и Паша. — С твоим цинизмом жить очень сложно. — Ты имел в виду ужиться? — невозмутимо отозвался Филипп, делая стежок. — И ужиться тоже. — Ну так я это знаю. — Пошел ты, — махнув рукой, Артем направился в другую часть зала, где под станком дремал Паша. У него был выходной после вчерашней заглавной партии, в Театр он приехал только ради Ромы, а потому так и валялся по полу в джинсах и рубашке, которые на общем фоне флиса, трикотажа и лайкры выглядели вычурно и неуместно. — Ну вот зачем ты обидел ребенка? — Ксюша со вздохом занялась правым пуантом. — Затем, чтобы не летал в облаках, — пригвоздил Филипп. — Сейчас втюрится в этого мужика из-за всяких там судеб, а он окажется стопроцентным натуралом. Или, еще лучше, решит попользоваться милым мальчиком. — Ты и правда циник, Фил. — Я реалист. Несколько минут прошло в напряженном молчании. Каждый занимался своим делом. Наконец Ксюша поднялась на ноги, чтобы выбросить пустой стаканчик из-под кофе. — Захватить твой? — она протянула руку к Филиппу и вопросительно приподняла бровь. — Ну еще чего, — Филипп скосил глаза на телефонный номер, криво нацарапанный на стаканчике. — Верну это Артему. Ксюша в ответ только хмыкнула и примирительно потрепала друга по волосам.