Always by your side

Картинка вокруг выходила через чур мутной. Цвета смешивались в отвратительный беспорядок из пятен, всплесков, не сочетающихся лучей и красок, чье взаимодействие друг с другом приводило только к беспросветному замешательству. Новое видение мира Санни, было до ужаса неприятным и неудобным, потому как его разум, попавший в ловушку начавшейся лихорадки, не мог проанализировать происходящие вокруг событий. Эффект повышающейся температуры также повлиял и на остальные части, теперь похожего на кукольное, тело. Озноб, показавший себя в постоянном содрогании на руках ускоряющийся, если судить по ударяющему его в лицо потоку воздуха и молебных непонятных слов, исходящих из уст черноволосой девушки подростка, не давал заболевшему юноше вернуться обратно в в чудесное царство снов, оставляя на растерзание выступившему против своего хозяина сосуду. Ни одна из четырех конечностей и двадцати пальцев на кисти или стопе парня не считывала посылаемые импульсы, иногда дергаясь, а иногда и вовсе свисая как обмякшая кукла. Может это и было бы еще терпимо, если бы не мысли, ставшие сплошной перемолотой кашей, без намека на слаженность, анализ положение или прочих факторов. Если сравнивать состояние мозга обмякшего в свадебной носилки ребенка, то это походило бы на забастовку рабочих на рыбозаготавливающем предприятие. Продукт поступает, требует тщательной обработки и консервирование, на любой работоспособный человек встал перед главным офисом владельца здания, отказываясь работать пока им не обеспечат стабильное окружение. Мудрено, сложно и без надобности детально, но именно такая зарисовка появилась в расплавленном котелке Санни, когда он предпринял почти что успешную попытку сравнить свое ощущение. Где то в уголках глазных яблок, промелькнул образ их любимого семейного дома. Двухэтажная постройка с белыми стенами и черной крышей, почти напоминая символ Инь и Янь, что с учетом размытого фильтра, было очень похоже. Траектория движений Мари поменялась, когда она рванула к входной двери, и недолго думая, постучала в неё одним плечей. Шагая из стороны в сторону, она по сути дожидалась открытия с их родителями на пороге, но после пары нелестных слов, кои мальчик нарек таковыми судя по еле видимой экспрессии сестры, ей пришлось делать все самостоятельно. Выкрутившись и скрючившись, она кое как отперла эту несчастную дверь, и чтобы не ухудшать и без того патовую ситуацию, мелькнула из гостиной в общий зал, с кладовкой, музыкальной комнатой и лестницей, ведущей к спальням с ванной. Крехтя, иногда ругаясь себе под нос, пацану показалось что она сказала какой то коментарий про его новые килограммы, она все таки добралась до точки назначения, наспех раскрыв дверь и аккуратно усадив на кровать половины комнаты Санни. Как только тело малыша коснулось и намочила тщательно прибранную постель, девочка зашуршала по комодам своего рабочего стола, выбрасывая оттуда предметы, определенно не предназначенные для помощи другим людям. Канцелярия, макулатура, бутылки с водой, тонны учебников для доп занятий, какие то спрятанные цветастые журналы и, наконец то, большая аптечная коробка. Вместе с ней, Мари уселась рядом с потерпевшим на кровать, положив тыльную сторону кисти ему на лоб и сразу надев классическое, встревоженное выражение. "Ох. Это очень не хорошо." - сказала барышня, шарясь по красному пластмассовому кейсу. С течением проходящих минут, зрение и слух возвращались к своему владельцу, по еле заметным кускам. Теперь, любой звук проводили через толстый слой воды, а взгляд ещё секунд но сопровождался легкой размытостью. - "Солнышко да ты весь горишь. Так, сможешь сам принять жаропонижающее, или нужна помощь?". В выставленной кисти ярко контрастировала с цветом кожи белая таблетка. Не больше пуговки, но уже в значительной степени бьющая любые рекорды по размерам среди всех до неё принятых медикаментов. Санни попытался дотянуться до неё, достичь бьющимися из стороны в сторону пальцами предмета, но как только Мари заметила те трудности, через которые он проходит во время такого простой задачи, она спокойно приподняла одной рукой голову перепуганного мальчонки, а второй сначала положила пилюлю ему в рот, а потом и горлышко бутылки с водой комнатной температуры. Чувство при стекании живительной влаги вниз по его глотки, сразу переместило младшего братика на пол часа назад, напомнив ему о событий прошедшего времени. Тогда жидкость пыталась его убить, забрать из этого мира, вытянув жизнь из тела школьника естественным давлением, толкая его за грань привычной реальности в абсолютном одиночестве. Но сейчас это закончилось. Он был дома, в безопасности, а хлещущая смесь H2O теперь помогала ему встать на ноги, спасенный самой красивой и важной девушкой за все одиннадцать лет. Жадно глотая стремящийся поток, Санни мигом осушил половину бутылки, после чего был положен обратно в лежачее положение. "Так. Молодец. Ты отлично справляешься. Теперь... Прости, но мне придется тебя раздеть и одеть в новую, сухую одежду. Это необходимо чтобы ты пришел в себя. Я постараюсь сделать это быстро..." - сказала Мари с тоном, в коем читалось ничто иное, как скованность и смущение. Санни не удосужился подумать над её реакцией на выговоренные слова, просто спустив это на обеспокоенность из-за необходимости увидеть её младшего брата голым. В любом случае, юноша дал её полный карт бланш, приподняв руки чтобы хоть как то, с его слабостью, помочь снять элементы одежды. Руки девушки приблизились к краям футболки, и ухватившись за влажные кончики, принялись двигать их вверх с настораживающей медлительностью. Каждый сантиметр обмоченной благодаря инциденту накидки, отлипал от худощавого, вздымающегося туловища заболевшего теперь открывая впуклый пупок и розовые соски. Гладкость, идущий пот, дрожащие дыхание и терзающее поведение, создавало своеобразную ауру вокруг этого черноволосого мальчика. Ауру уязвимости и хрупкости. Как хрустальная ваза, его требовалось содержать в закрытом от всего жесткого, беспощадного мира стеллаже, протирая тряпочкой и удостоверясь, что на этой бесподобной красоте не появилось ни единой царапинки. Он был юн, слаб, мал, беззащитен и до глупого добрым, что привело его и к нынешней ситуации. Но даже если он был настолько твердолобым в своем крестовом походе по поднятию настроения жителей ставшего родным города, его это полностью устраивало. После того, как полотно ткани закрыло ему обзор и сошло с узеньких плеч покрасневшего, разумеется от жара а не чего то другого, он приподнял правую, а затем и левую ножку, чтобы поспособствовать скорейшему снятию прилипших носок. С скользким, хлюпающим звуком сопровождением, полоски оторвались от фаланг на стопах мальчонки, оставив того в одних шортах и нижнем белье, с сопутствующим чувством дохленькости. Поняв что сестренка в какой то момент остановилась на месте, держа в кистях капающую на пол футболку с парой носок, приземлив взгляд на колыхающиеся, мягкое пузико разлегшегося мальчонки, Санни наклонил свою голову в привычной ему вопросительной манере, тяжело дыша от начавшей падать лихорадки. "Мари... Что-то не так?..." - спросил шепотом ребенок, далее увидев как родственник подпрыгнул от внезапно изреченных слов малыша. "А? Ой, прости. Немного задумалась. Не обращай внимание..." - мямля ответила девушка, встав с места и подойдя к их общим корзинам для грязного белья. Это немного смутило парня, ибо вид того, как смотрящая в пустоту, с красным лицом сестренка, с такой небрежностью кидает одежку в корзинки, когда она даже в самых торопливых временах находила пару секунд на скоростную, правильную укладку, насторожил бедное, малолетнее создание. НЕ дождавшись падения наряда для носков, она подошла к шкафу младшего брата, и какое то время покопавшись в нем, достала чистый, пахнуший лавандой комплект нового одеяния, уложив его рядом с бортиком кровати. Потом, она остановилась на месте, покраснев еще сильнее и сделав несколько глубоких вздохов, прежде чем приступить к заключительной стадии неловкой задачи. Постаравшись сделать это как можно быстрее, Мари, дрожащими руками, спустила с Санни его вымокшие серые многокарманные шорты, кинув их через всю комнату в ту же самую корзину. Теперь, парень был уязвимее чем когда либо в своей непродолжительной жизни. Пот выступал по всему бледно телесному торсу стекали капельки пота, вперемешку с речной водой. Мышцы вялых рук, ножек и прочих кусочков маленького мальчика подрагивали и безмолвно умоляли и тепле в компании с комфортом, которую сейчас могла предоставить только Мари, чьи глаза старались как можно реже концентрироваться на изгибающихся линия, а вместо этого на поясе мальчонки. Не успела родная кровь 'медсестры' обработать происходящее, как его обе ножки приподнялись от мягкой постели, и белая текстильная полоска съехала с низа больного, как в прямом так и переносном смысле. Еще пару морганий с шоком от обдувания ветром его приватной части, как его отросток был вновь закрыт, теперь сухим и мягким нижним бельем. То же самое произошло и с остальными обувками, нашедшие законное место на всем туловище и бедрах мальца. Теперь он был чист, сух, одет и тепло, пока действие ранее принятого лекарства продолжало чудодейственное путешествие по организму. "В-вот и все!" - гордая собой заявила она, отбросив одеяла и положив их поверх мальчика с глазками пуговками, погладив ощутившего прилив тепла, комфорта и защищенности плюшевого котенка. Тот принял вечно желанную ласку от добро обходившей его барышни, потеряв счет тому, как часто она это делала раньше. Раньше... Это слово всплыло в голове Санни, напомнив ему о наступившем относительно недавно новом порядке вещей. Во всем этом кавардаке из случившегося происшествия на озере, его спасения, злостной тирады на Хиро, неловкого акта заботы, мальчик позабыл о своих недавних переживаниях, отдавшись потоку нахлынувшей из неоткуда заботы. Возможно, всей той ласки, приятных слов, заверений и убеждений и вовсе не было бы произнесено, если не его пережитый около посмертный опыт. Грустная мысль, впитавшая в себя все прожитые за последние недели с начал их репетиций тревоги, настигла его как голодный лев свою добычу. Глаза Санни прослезились, и он, не в силах сдержать подходящий поток слез, тихонечко скулил, молясь чтобы повернувшаяся к нему спиной Мари не услышала жалобных звуков такого чудовища, как он. И как во многие прошлые разы, его мольбы остались не услышанными. "Солнышко?" - повернувшись к нему, спросила та, кого он никогда не сможет заслужить - "Санни, что случилось? Тебе плохо? Повысилась температура? Пожалуйста, скажи мне что не так." "Н-нет... Хнык... В-все нормально... Мне и в-вправду становится лучше... Т-тебе не нужно беспокоиться, правда..." - протянул тоненьким голоском заплаканный ребенок, стараясь сильнее напрячь свои мышцы, чтобы попытаться повернуться на бок и скрыть текущие по красным щекам линейки соленой жидкости. Неуспешно, ведь севшая рядом с ним девушка мигом распознала протечку "Санни, ты плачешь. Я не слепая. Тебе не нужно это от меня скрывать. Моя основная задача - заботиться о тебе и помогать всякий раз когда тебя что-то беспокоит! Нет ничего плохого в том чтобы поделиться своими невзгодами. Для этого и нужны старшие сестры. Поэтому прошу тебя, расскажи что стряслось..." - экспрессия радости на её лице быстро сменилась печальной скорбью, с искренним беспокойством за лежащего на пастели братишку. Она не должна чувствовать к нему такого уровня привязанности, заботы и грусти, бросая такие безмолвно печальные взгляды. Он никогда не стоил и не будет стоить её стараний и упорства, но что он мог сделать такого, чтобы поменять мнение человека, более полноценного и драгоценного чем такой глупый выскочка как он сам? Сказать правду и свести к нулю все, над чем она так долго и усердно работала, растоптав старания в пух и прах? Нет. Это непозволительно. Разрушение блаженного неведения Мари, юной девы невиданной красоты и той, что потратила долгие годы на его фактическое воспитание, приравнивалось им к самому жестокому преступлению. Потому, он решил прибегнуть к не менее обсуждаемому поступку. Лжи. Но как всем известно, в каждой неправде есть крохотная доля правды. "П-прости..." - начал Санни, выпустив еще пару тройку небрежных слезинок - "Я просто так счастлив... Что ты обо мне все еще заботишься... даже после всего что я сделал...". Барышня осторожно пододвинулась поближе, опустив одну из рук ему на грудь, вызвав табун мурашек по всей ощутимой поверхности. Её глаза дрожали от непонимания и досады, стараясь обработать сказанные печальные мысли. "О чем ты говоришь? Разумеется я о тебе забочусь, а как же иначе? Ты же мой милый младший братик. Я не имею права не беспокоиться о тебе, после всего через что мы оба прошли." - выгнув неуверенную ухмылку сказал она, что, к её сожалению, не остановила реку слез. "Но ты могла этого спокойно не делать!..." - повышенным тоном, но все еще шепотом, пробубнил Санни, удивив рвением сконфуженную до предела девочка подростка - "Ты ведь... Ты ведь Мари. Идеальная, правильная, блестящая, умная... любимая всеми Мари. А я просто Санни... Сломанный, неправильный, зашуганный и глупый Санни, не умеющий ничего кроме постоянного цепляния за тебя. Ты могла спокойно позволить нашим родителям... воспитывать меня в их классической манере и заниматься своими делами!... Но ты этого не сделала... Ласка, забота, терпение и понимание было всем, что ты показывала мне на протяжении лет... И я буду благодарен тебе.... До самого скончания времен, хотя и не буду понимать, почему ты это делала..." Всем было известно, что Санни очень тихий ребенок. Незнакомцы, такие как учителя в школе или продавцы в магазинах редко могли вытянуть из парнишки более чем пару слов. С друзьями, в особенности дражайшая сестрица, он был более раскрепощен. Короткие диалоги, в которых лидирующую роль брали его собеседники, стали обыденным делом для маленького, витающего в облаках проказника. Но даже в таких разговорах, одно лишнее предложение было крайней редкостью. Что-то, что лелеяли и затем хвалили мальчугана следующие несколько часов, пока нить слов не перейдет на новую тему. Потому, оба дитя Судзуки были крайне удивлены, что из его рта вырвалось такое большое количество соединений букв английского алфавита. Для воображалы это было не так сильно, все таки он был тем кто это все сказал, да и преимуществом в обработке была полная и безоговорочная уверенность в озвученом монологе. Но вот Мари, обращая внимание на выросшие до размеров тарелок для фризби глаза, заметил Санни, в разы сильнее отреагировала на сие заявление. Шок, молчание, непонимание и реализация смешались на её лице, превратившись в густую неразборчивую кашу из эмоций, перебивающих друг друга в её мимике, с желанием занять лидирующее место. Она смотрела тот на него, то куда то в стены, а иногда и вовсе на закрытую позади неё в отдалении дверь, как бы проверяя. Ногти на указательном пальце приобрели несколько бугорков, после того как их надкусили белоснежные зубы дамы, а на паре участков кожи выступил легки й пот, который малыш решил скинуть на обычную жару. Молчание повисло на добрые минуты, и все это время юноша задавался вопросом, нервничал, боясь что перегнул своим рвением донести до неё такую простую правду. Хотя, в его понимании, это не было уж таким большим делом. Он просто сказал истину. Печальную, ущербную, но непоколебимую истину, чье отрицание могли себе позволить либо глупцы, либо сумасшедшие. Или же, гении, способные вдоль и поперек доказать неправильность данного выражения. Мари, немного посидев сложенными руками у рта и смотря куда то в даль глазами, которые зачастую появлялись у каждого в их семье, стоит сложному вопросу замаячить на горизонте, нахмуренные и сосредоточенные, с вздохом, посмотрела на Санни со всей возможной добротой и теплотой, положив одну из кистей туда, где под одеялом находился его тонюсенький живот. "Солнышко..." - тихонечко начала она, будто боясь что повысив голос, может спугнуть крохотного ребенка - "Я не такая идеальная как ты говоришь. По правде, у меня вагон и полная тележка несовершенств. Я тот еще трудоголик. Вечно могу переусердствовать и забыть во время поесть, если ты или родители мне не напомнят. У меня проблемы с перфекционизмом, от чего я не могу не переживать, когда мне ставят что-то ниже пятерок. Я бываю что слишком заигрываюсь в поддразниваниях с тобой или любым другим ребенком из нашей компании! " "Мари, но это же практически незаметно!..." - попытался возразить её мальчонка, но упавший на крохотные губы палец мигом его прервал. Очень мягкий, тоненький и нежный палец, с малых лет нажимающий клавиши черно белого рояля. "Цыц. Не перебивай меня пожалуйста, это очень важно." - успокоила чуть не начавшуюся тираду братца сестра, вытащив из него убежденный кивок - "Да, это незаметно. Но только потому что я это тщательно скрываю. Думаешь почему я начала следовать строгому графику и вечно напоминать вам всем доходягам о правильном питании? Ну, конечно, чтобы вы выросли у меня большими и здоровыми молодцами..." - в этот момент, девица с расплывшийся на уголках рта улыбкой без болезненно ущипнула родственника за щеку, услышав неодобрительные, очаровательные ворчания - "... но потому как мне и самой это необходимо. Иначе я бы уже несколько лет ела одни разморозки, со всеми в доме, хе. Я к чему веду... У всех нас есть недостатки Санни. У всех, в том числе и у меня. Я буду стараться ежедневно двигаться к максимально возможному идеалу ради тебя и вас всех, но скорее всего, я никогда не смогу его достигнуть. Это печально, несправедливо и до боли в костях раздражает. Однако это факт, от которого невозможно убежать. Его просто нужно принять." Слова правды были горькими, как гадкие антигистамины. Они обволакивали ушные раковины лежащего в кровати, покрывая сантиметр за сантиметром протоков, пробиваясь через барабанные перепонки и достигая серого вещества, вонзаясь в него и углублясь до самого центра, зарекаясь больше никогда его не покидать. Ужаснее самой мысли что кто - то такая сокровенная как Мари, девушка всю жизнь старающиеся ради близких и перешагивающая ступеньку за ступенькой по лестницам человеческого развития, могла быть далека от совершенства - заставляла мальчика чувствовать себя близким к рвоте. Мари, видимо, заметила поникшую мину своего брата, и как это бывает в её характере, поспешила понизить негатив и выкрутить на максимум ослепляющий позитив, прибегнув к одному из запрещенных приемов в их доме. Убрав с части его тела, та что выше пояса, одеяло, она ринулась в атаку. Ногти и кончики пальцев затанцевали на поверхности бочков мальчика, не дав тому и момента на передышку и попытку вдохнуть сладкий воздух. Тихие, сдержанные смешки С паникой он еле сдерживал чтобы не заржать во всю силу слабых, усталых легких, наполнили спальню брата с сестрой, вперемешку с язвительными словами от организирующей сеанс щекотушек ведьмы. "Но посмотри на это с другой стороны дружок!" - смеясь громко сказала девушка, пожирая глазами появляющиеся милые реакции на личике пацана - "У нас у всех есть и хорошая сторона! И особенно у тебя! У моего маленького, миленького, творческого младшего братишки!" "C-c-c-cтопехехехе! Стихи, н-не надо, хехехе-хватит!" - через смех и наворачивающиеся счастливые слезинки просипел мальчуган, безуспешно пытаясь вырваться или уклониться от атак старшего ребенка семьи. "Ооо, нет нет нет! Я не закончу пока ты не услышишь все наилучшее о себе и не признаешь что ты - очень хороший мальчик!" - готовясь к сбросу эмоционально наполненной своими чувствами бомбы , Мари щекотала и щекотала бедняжку Санни, проходясь то по пузику то по подмышкам - "Твои истории интересные и до умиления проработанные. Никогда другой в городе, нет, во всей стране не смог придумать, что-то настолько умопомрачительно забавное! Ты столько лет помогаешь людям то там то сям, что того глядишь подрастешь и станешь мэром города! Только представь себе - Мэр города Фаравей, Санни Судзуки, по котику в каждый дом! Ой, а стоит ли мне напоминать о том, как многое ты сделал для Кела, Бейзила и Обри, с того дня как мы с ними встретились! Вы два проказника и правда думали что можете уйти незамеченными с своей ночной походки в Хоббиз? Или что ты допоздна слушал страшные рассказы о преступлениях с цветочником? И не стоит забывать о твоих с Оберджайн посиделках на качелях, да да да, я все видела~" Еще через несколько секунд неугомонных щекотаний, в один момент которых юнец думал что может попросту задохнуться, она остановилась, дав ему минуту передышки. Наконец настроив дыхание до удобоваримой оценки, а именно тяжелого дыхания, он осмелился оторвать взгляд от белого потолка их комнаты, и приподняв голову, увидел то лицо, которое встречало его множество раз с момента рождения. Лицо, не способное сдержать свою неописуемую любовь, доброту и признательство. То, что видел только он, как её младший брат. "Все что я сказала правда. Я не могу солгать тебе о чем то настолько важным. Солнышко - ты чудесный младший брат, о котором можно только мечтать, и может ты это не можешь понять, но я всегда буду благодарна вселенной, что стала твоей сестрой. Постарайся почаще себя ценить, по крайней мере, ради меня..." - ласковым тоном прошептала Мари, и, обескуражив зарьдевшего от похвалы братика, наклонилась чтобы поцеловать юношу в лобик. Теплые, добрые губы коснулись пространства кожи между бровями и линиями роста волос. То место где кожа соприкоснулась, моментально обдало особым видом тепла. Чем то намного сильнее обычных объятий или сонных, успокаивающих ночных ласк в разгар кошмара. Что-то сильнее, желаннее и успокоительное. Это было как расслабляющий заряд тока, проходящего по всему организму во время лазерного массажа. Так... прекрасно. Оторвавшись от лба юноши и улыбнувшись ему на прощание, девочка спокойно подошла к окну, опустила занавески, зашла за дверь, и отправив ему последние слова перед уходом: "Давай, отдыхай а я пока пойду в душ. Не скучай. Я люблю тебя Санни..." - закрыла деревянную доску, оставив пострадавшего, красным и слегка умиротворенным. Но, как бы ему не хотелось навсегда остаться в таком подвешенном, блаженном состоянии, все имеет свойство заканчиваться, и каждая белая полоска, непременно переходит в черную толстую линию. Мальчик снова остался один. Для него это не впервые, ибо случалось много ситуаций, когда ему приходилось коротать время в одиночестве к его огромному страху. Будучи чрезвычайно зависимым от присутствия Мари, ведь она растила его с первых пеленок, ему было крайне сложно провести без неё хотя бы пару минут. С возрастом эта проблема уменьшила свой градус, ведь появление всем известной четверки ребят смазало острые углы, но к сожалению осталось, по итогу перейдя в зудящую меланхолию. И, что самое неприятное, бесконтрольный поток темнейших мыслей, непозволительных для появления в столь юной головушке. По этой причине, в данный момент, имея из компании никого другого, кроме горки мягких игрушек, эксклюзивных фигурок сестренки и самого себя, его голова была занята ровно противоположным тому, о чем его попросили. "Она лжет, ради того чтобы я перестал её беспокоить..." - подумал Сани, улегшись обратно на подушки, и накрывшись пледом, свернулся в маленький комочек меланхолии и самобичевания - "Это очевидно, ведь зачем ей постоянно выслушивать моё нытье... У неё работы больше, чем поди у папы с мамой, а тут прихожу я, с своими бессмысленными проблемами.... И зачем я вообще сказал ей об этом.... Теперь она наверное будет чаще меня убедить в своих слова, чтобы я поскорее отстал от неё и мы могли вернуться к этим идиотским репетициям... Что же я наделал, только снова все испортил..." В очередной раз, поезд 'Ненависть к самому себе' шел полным ходом, развивая столь знакомую, аномально высокую скорость, выбивая мальчонку из колеи и уже в который раз вызывая у него соленые, горькие слезы, кои казалось никогда не смогут кончиться. Плач этого мальчика никогда не был палачом как таковым. Когда взрослому человеку, ну или познавшему горечь воспитания подростку, говорят о детском плаче, им в головы первым делом приходит стереотипнейший пример. Громкие завывания, сопли, непонятные слова и все вот это вот. Солнышко же, будучи взращенным в семье Судзуки, где, благодаря отцу коренного азиатского происхождения, ценился порядок, тишина и спокойствие, зачастую нарушаемые вызванными им же самим конфликтами, не мог себе такого позволить. Его плач это нечто почти непонятное для заурядного ребенка. Тихий, кроткий, еле заметный, ввиду усердных попыток самого проливающего их заглушить и покончить с сломанной дамбой, и сдержанный. Парнишка ни разу в сознательном возрасте не переходил на откровенные истерики или рыдания. После суровых негодований его отца по поводу оценок, или внезапно упавшего ему на лицо внушительного паука, максимум что он делал, так это находил укромный уголок, в котором его никто не сможет найти, клал лицо в пространство между грудью с подогнутыми коленями, и беззвучно пускал жидкость из своих желез, пока его ней приходила успокаивать милейшая Мари. Но на сей раз, она не придет. Его всхлипывания продержатся дай бог больше чем десять минут, и когда последняя капелька высохнет на алой щеке худощавого мальчика, в душе останется только поглощающая изнутри бездна, высвобождающая из глубоких недр уродливых тварей, называемых мыслями. Ох, как же ему осточертело думать, размышлять, предаваться думам, витать в облаках и парить среди далеких звезд, где никто не может составить ему компанию. У Санни было всего несколько целей в жизни, одну из которых он не поведает даже Богу лично. Сделать друзей счастливыми, дать им повод гордиться им и стать в кои то веки нормальным ребенком, без странных мыслей, постоянного негативного взгляда на мир и страхов перед малейшими заурядицами. Он бы сделал все что угодно, лишь бы избавиться от этого проклятия. Стоило желанию появиться в хрупкой головушке юного дарования, как оно было воплощено в жизнь самым нестандартным для него способом. Вспоминая прекрасную Мари, сестру коей он будет никогда не достоин, мысли парня перешли на тот краткий но любовный поцелуй, оставленный на хмуром лбу. Коснувшись теперь святого места, он смутился, осознав как эмоционально она это преподнесла, хотя и напомнил что все это было ради пустого убеждения. Санни уже был готов вернуться обратно в купе поезда и отправиться в путь далекий по мрачному направлению, как вдруг... Что-то запульсировало. Что-то, чему не дозволено было пульсировать до последней прошедшей секунды. Оно выполняло нижайшую функцию во всем организме, а теперь обзавелась эффектом, ранее невиданным для неподготовленного ума ребенка. Он удивился, почувствовав там крайне странное чувство, когда что-то протиралось об обшитую нитками ткань, только наливаясь кровью и увеличивая темп пульсаций. "Что это такое?" - прошептал младший отпрыск Судзуки, опустив голову на закрытую простынями часть тела, и откинув их своими не самыми устойчивыми и изнеможденными руками. Через одежду выбирал объект, еще никогда не показывающийся на свет все эти одиннадцать лет. Он ныл, просился наружу, посылал неожиданные волны отдаленного, завораживающего своей новизной удовольствия по нервным путям мальчонки, переполняя голову только большим количеством оставляющих его в смятение вопросов. Как это произошло, почему это продолжается, как мне это вылечить, и , ключевое, почему это настолько приятно? Руководствуясь последней мыслью, юноша, перейдя на учащенную отдышку, засунул свои пальцы за перед шорт, и осторожно спустив их вместе с другим элементом, выпустил наружу нежданного гостя. Прошедший по нему поток холодного кондиционерного воздуха вынудил Санни испустил томный вздох, остановив того на месте на пару тройку секунд непрекращающихся пульсаций. Это заходило слишком далеко. Где то на задворках разума, его юный но смышленый разум, а точнее часть отвечающая за рациональное мышление, кричала о неправильности всего, о чем предполагал нашедший новую территорию для экспериментов ум. "Ты что, совсем из ума вышел?" - рокотал он безуспешно, стараясь отговорить юношу от этически неправильной авантюры - " Ради чего ты к нему лезешь? Мы используем его только в туалете, не уж то ты собираешься окрасить всю кровать в желтый? После всего того времени, что Мари потратила на её укладку? А ну сейчас же лег обратно и забыл об этом как о дурном сне! Ты так только хуже сделаешь, как и всегда!". Но Сани был глух к голосу разума, потому как рука уже коснулась кончиками пальцами и обхватила разросшуюся венами кожу, дав мальчику повод для выгибания спины и первого стона. Это так.... Теперь, он лежал на боку, запыхавшийся, потный, больной и грязный. Вся рука окрашена белыми, солоновато пахнущими нитями неизвестной жидкости. Все бренные мысли пропущены через мясорубку непристойного акта, перемолоты и запущены обратно в облике червей пустой статики. Теплое одеяло закрыло его покрасневшее тело, почти что со всем лицом, дав ему шанс на спокойный, бездумный отдых. Больше не было мыслей, переживаний или страхов за будущее событий. Только спокойствие, без тени сомнений. Санни нашел для себя идеально подходящий способ справляться со всеми надоедающими рассуждениями, и хоть голос вдали умолял его обдуматься и убить пагубную привычку в зачатке, он без зазрений совести убрал его так далеко, как только это было возможно. Ему это определенно по душе.