Ход Королевы

Веспер смотрела на свои новые туфли. Красивые, белые, с перламутровой лакировкой, тонкий ремешок, широкий, устойчивый каблук, мягкий, закругленный носик. Она пару раз стукнула пятками друг о друга, в надежде, что новая обувь перенесет еë в новый, безопасный, и справедливый мир. Чуда не случилось. Туфли были красивыми, но навевали лишь тоску и пустоту. Она знала, что это всего лишь откуп. Родители всегда так делали. Создавали видимость любви, откупаюсь от неудобного ребёнка подарками. Убогая уродка. Пятно на репутации безупречной семьи. Иная. В силу юного возраста она не понимала многих вещей, но уже многое подмечала. Острый как бритва ум, был отличительной чертой их «породы». Она ненавидела это слово. «Порода». Будто она выставочная сука болонки с бантиком, а все вокруг ходят и умиляются. Какая шерсть, какая благородная морда, какая породистая сучка у родителей чемпионов! Фамильные черты, глубоко посаженные глаза, скульптурный, прямой нос, который создавал девочке подростку уже образ юной леди, тяжёлый лоб, и серьёзный, сосредоточенный взгляд. Но сучка оказалась с изъяном. В десять лет у девочки стало появляться Присутствие. Мать сначала отрицала, потом плакала, а потом промямлив что-то вроде: «Мы всё равно с папой тебя любим, какой бы ты ни была» отдала еë в приют для Иных. Нельзя чтобы на породе появилось такое грязное пятно. Мать с отцом были служителями Магистериума и должность была наследственной. Набожной матери передалась от еë матери, и должна была перейти к дочери. С детства в голову Веспер закладывались идеалы служения Церкви, а влиятельные друзья родителей трепали малышку по белокурой голове и всегда говорили, что она должна гордиться тем, кто она есть. Ведь её родители делают этот мир лучше, безопаснее, устойчивее. Но гордиться не получалось, еë просто сбросили с фамильного древа, как поеденный паразитами плод. Веспер не понимала. Почему мама, вдруг, стала теплее относиться к соседской девочке? Хотя та была шумной, неусидчивой и постоянно попадала в неприятности. В то время как сама Веспер, пылала искренней страстью к учебе, шахматам, была любознательной, воспитанной и сдержанной. А потом поняла. Когда попала сюда, поняла. Она пятно. Неудачный ребенок. Родители попробуют еще раз, но ведь брак тоже нужно куда-то деть? Еë отдали для того, чтобы «дать ей лучшую жизнь», так сказала мать. А Веспер всë время думала, как же еë жизнь может стать лучше без мамы? Почему ей так не повезло? Почему эта зараза, сделавшая еë проклятой в глазах общества, выбрала именно еë? Почему не ту, соседскую девочку? Почему она, Веспер, из благородной семьи, должна всë детство провести в этих холодных стенах? Без материнской ласки, любви, и шахмат с отцом по пятничным вечерам? Теперь Веспер взрослела, что-то в голове устоялось, что-то смиренно переработалось, но наивный, детский вопрос «Почему я?» всегда был с ней. Вот уже три года она получает подарки. К ней относятся иначе, чем к другим детям. У неë есть своя комната, к ней никого не подселяют. На еë содержание выделяются хорошие средства, она не знает нужды. Но эти прекрасные, лакированные туфли она не задумываясь поменяла бы на вечер с отцом. Или на одну единственную колыбельную от мамы, как в детстве. Первое время она получала письма из дома, потом и их не стало. Теперь только подарки. Сколько ненависти может вместить в себя детское сердце? Иногда ей хотелось выть от несправедливости, крушить всë вокруг, разрушать себя. Сбитая с толку, запутанная девочка направляла всю злость к родителям на себя. Они бы не бросили еë если бы она была нормальной! Такой же нормальной, как соседская девочка. Но теперь она была здесь, вместе с такими же детьми, и ненавидела и себя и их одинаково. Уродилась в другую породу, тëмную, Единому противную, породу. Породу, которую нужно уже, наконец, вывести с лица земли. Она ещë раз щёлкнула пятками, чуда не случилось. Какой толк быть ведьмой, если ты нихрена на можешь?! Один ущерб. Коробка от туфель пестрела пышным красным бантом, на дне была записка. От мамы, или от папы, чëрт их знает. Сухое, лишëнное эмоций послание: «Гордись тем, кто ты есть». А кто, блин, она есть? Тяжело вздохнув именинница, а ведьме сегодня четырнадцать, на новых каблуках, ровной поступью прошла в ванну комнату. Спина прямая, плечи гордо расправленные, потому что «порода». Не нужно срамить свою семью ещё больше. Нужно принять уже, всë, как есть. Она открутила вентиль крана, он пару раз булькнул, выплюнул струю воды, но она тут же застыла огромной ледышкой из излива. Такое случалось, когда Веспер была расстроена, когда не могла контролировать свою заразу. Провела ладонью над сосулькой, попыталась отогреть, пальцы закололо Присутствием. Сосулька плавясь начала шипеть, а потом резко, без предупреждения, растаяла, и мощный поток воды, ударившись о дно раковины, разлетелся в разные стороны. Ледяные капли брызнули на лицо, отрезвляя, и остужая гнев. — Веспер! Ты в душе? — из комнаты послышался голос Швабры. Утро добрым не бывает. Эту воспитательницу Веспер не любила больше всех. Ведьма лениво высунулась из ванной комнаты. — Доброе утро. Я уже спускаюсь к завтраку, не переживайте, вы знаете, что я не нарушаю распорядок. Женщина скривившись отмахнулась. — Отменяется твой завтрак. Освободи половину шкафа, и постель вторую в порядок приведи, к тебе соседка заселяется. А ты всю комнату своим барахлом захламила. Веспер скрестила руки на груди и недовольно выгнула светлую бровь. — Ко мне никого не заселяют. Мои родители платят за моë содержание больше, чем родители любых других детей. Я не нуждаюсь в сокращении личного пространства. В вашей просьбе отказано. Швабра с силой хлопнула дверью, уверенно проходя в спальню девушки. Она угрожающе нависла над воспитанницей, и схватила еë за подбородок, вынуждая посмотреть в глаза. — Паршивка. Твои царские закидоны здесь терпят только потому, что уважают твою семью. Но я очень советую остудить свой пыл. Мать твоя писала, они с отцом решили, что ты больше не нуждаешься в «особом» содержании. Взрослая уже, тебе на пользу пойдет общение со сверстниками. Все дети живут по пятеро в комнате, тебе же, пока, подселяют только одну. Так что засунь свое недовольство себе в задницу, Снежная Королева. — Руки убрала! — Веспер тряхнула точëным подбородком, скидывая чужую, холодную ладонь. Если она чем и гордилась, так это своей безупречной молочной кожей. Когда ты внутри урод, так не будь хоть уродом снаружи, ей совсем не нужны были прыщи от грязных рук, что пропахли кухней и картофельными очистками. Воспитательница улыбнулась. А после, влепила звонкую пощëчину. Голова девушки откинулась, на на нежной, белой щеке расползлась красная отметина. — Весь воспитательский состав знает, что твои родители, уже больше года не отвечают тебе на письма. Теперь вот ещë и денег присылают почти в три раза меньше. Ты как все, Веспер, — еë имя было произнесено с таким презрением, будто рядом зашипела змея, внутри ведьмы всё сжалось, — стисни зубы и терпи. У-бе-ри-сь. Возьми швабру и прекращай ныть. Веспер гордо промолчала. Швабра так швабра. Это было любимое слово воспитательницы, она считала, что только труд может сделать из этого отребья достойных членов общества. Выпускаясь из приютов Иным были закрыты все карьерные дороги и возможности. Только служение на благо общества, на людей чистых, не прогнивших от волшебной заразы. Вот и воспитывали уборщиц да посудомоек. Тех кто талантливее пристраивали в медицину, тех кто сильнее и без бремени моральных принципов, служить на Церковь, вылавливать таких же уродов, подавлять бунты и демонстрации. — Сколько вас, мразей, народилось с Чëрного Понедельника, будто сам Единый насмехается над родом человеческим, и все погодки. Девать вас некуда. Радуйся, что соседка одна, а то скоро как в курятник, над головой друг у друга вас сажать будем. За воспитательницей закрылась дверь. Веспер почувствовала как губы растягивает довольная улыбка. Она не знала этого чувства, не понимала его. Откуда в ней эта неуместная…гордость? Да, пятнадцать лет назад, за год до еë рождения, Рим захлестнули кровавые бунты. Митинги, пикеты и насилие. Угнетение и агония раздробленного общества хлынули через край, чаша терпения Иных выплеснулась ответной жестокостью, поджогами, бунтами, и бесконечными столкновениями с Магистериумом. Восстание было подавлено, зачинщики гнили в тюрьмах, большая часть в могилах. Правила стали ещё жёстче, жизнь стала еще невыносимее. Политики всех мастей кричали с трибун, что Иные – угроза обществу, и внутри магического сообщества произошёл идейный раскол. Одни маги винили зачинщиков за то, что их бунты лишь сильнее затянули петлю на их шее, зачинщики обвиняли в ответ, за то, что те не встали рядом, и не помогли общими силами скинуть эту самую петлю. В конечном итоге вся проблема была в том, что их было просто слишком мало. Но в следующий год, в Риме, каждый десятый ребенок родился с Присутствием. Будто произошла компенсация сложивших в столкновениях голову магов. Геката выплеснула столько магической энергии на новорожденных, будто злорадствовала, мстила, растила свежую, горячую, смелую кровь. Мстительная Богиня не согласная с расколом, наплодила своих детей, чтобы те утопили людей в их же ксенофобии и ненависти. Дети постарше иногда говорили Веспер, что история знала единство людей и магов. Что когда-то все жили в мире. Веспер никогда не видела подтверждения этого в исторических и религиозных текстах. Но пытливый ум подсказывал, что историю, пишут победители. Они же создают цензуру. Во благо, разумеется. Ведьма насмешливо фыркнула. Всё здесь во благо. Как же. Отчего же тогда жизнь такая скотская? Её лишили принадлежности к собственной семье, к собственной фамилии, но трепетным, несмелым огоньком в сердце росла принадлежность к чему-то другому. Веспер гордилась, и одновременно испытывала отвращение за эту гордость. Ей не нужны здесь соседки, друзья и подруги. Только не среди этого мусора. Она получит своё клеймо, и срежет его вместе с лоскутом кожи, как яблочную шкуру. А если потребуется, то как попавшая в капкан волчица, отгрызет собственную лапу, только бы не быть причастной к этой грязи. Но все же…иногда, что-то внутри неё говорило, что её сторона, это теперь сторона силы. Только иногда… Плевать она хотела на уборку. Пускай соседка убирается. Поправив воротник белоснежной рубашки, Веспер взяла книгу и легла на свою постель. Она переживет этот день и без завтрака.

***

— Давай, заходи! Это будет интересно. Надеюсь к вечеру вы друг друга не задушите, — Швабра толкнула юную девушку между лопаток в комнату Веспер. — Встречай свою новую соседку, краля. Она не очень-то разговорчивая, оно и к лучшему. Быть может твоё воспитание на неё повлияет лучше, чем наше. Девушка пошатнулась от резкого толчка и развернувшись в стороны воспитательницы утробно зарычала. Странный, почти лишённый звука, клокочущий выдох. Рождённый будто больше в груди, не в горле. Воспитательница никак не отреагировала на выпад, едко пожелала хорошего дня, и шаркая мягкими тапками удалилась. Веспер с удивлением уставилась на новую соседку. Чудесно. Просто чудесно. Из всех возможных детей ей досталась какая-то лохматая дикарка. От соседки резко пахло дешёвым табаком, под глазом красовался фингал, а колючий взгляд будто смотрел прямо в душу, вынимал её и грыз, с остервенением голодного дворового пса. Старая кожаная куртка полопалась, щеки всё ещё были румяные с улицы, сухие губы потрескались, а волосы, с нечёсанной неделями, каштановой косы, лезли в рот. Веспер с отвращением повела плечами, в надежде, что новая «подружка» хотя бы моется. Соседка сбросила спортивную сумку рядом со своей койкой и вопросительно посмотрела на неё. — Можешь убрать в шкаф если тебе мешают мои вещи, только аккуратнее, пожалуйста, это довольно дорогие бренды, — Веспер с ленцой поднялась с постели, и на секунду замешкавшись от брезгливости, всё же протянула руку, — я Веспер. Друзья меня никак не зовут, я их не завожу. Никаких «Вес» и прочих производных. Вес-пер. Мы поладим, если ты не будешь показывать что вообще тут существуешь. Я не общительная, бессмысленный трёп не люблю. Люблю тишину и шахматы, — не дав собеседнице вставить и слово она тряхнула повисщей в воздухе рукой и продолжила, — нет, мне не одиноко, спасибо, что спросила. Никакой музыки, пользуйся наушниками. Я люблю порядок. И пожалуйста, постарайся, чтобы твоя пыльная кожанка не висела рядом с моим белым полушубком, это натуральный мех. Собеседница скрестила руки на груди проигнорировав тёплое (как показалось Веспер) приветствие. — Не хочешь разговаривать? Прекрасно. Мне же лучше. Располагайся и прими душ, от тебя пахнет керосином и табаком. И Единый, что это за запах? Это парфюм? Таблетка антимоли? Глаза соседки засветились легким оттенком фиолетового. Воздух слегка затрещал. — Прекращай. Тут запрещено Присутствием пользоваться. Увидят, и Швабра тебя заставит неделями жвачки из-под столов в столовой отдирать. Собеседница лишь хмыкнула. А потом с улыбкой развернулась и одной рукой смела всё со своей кровати. Брюки и блузы Веспер, полетели на пол позвякивая пряжками дорогих ремней. — Ты охренела?! Так мы с тобой не поладим! — Веспер схватила девушку за руку, которой соседка демонстративно продолжала сбрасывать с койки чужие вещи. Та в ответ лишь булькнула, у неё в груди снова что-то яростно заклокотало. Тонкое запястье в ладони Веспер было ледяным но мелко кололо пальцы ведьмы энергией. Соседка сложила пальцы второй руки в боевом пассе и провоцируя, подняла брови. Веспер на секунду замялась, отступать не хотелось, но пользоваться Присутствием она не будет. Не потому что правила не велят, а потому, что хотя бы иногда хочется чувствовать себя человеком. Она напоследок ещё раз с силой дернула руку соседки и зло выпалила: — Да пошла ты! Думаешь лучше других? Такая же уродка, как и все здесь. Воспитательницы быстро тебя отучат показывать характер. В глазах девушки теперь промелькнуло что-то совсем непонятное. Веспер отпрянула назад, сейчас она её ударит, точно ударит. Но ведьма терпеть не станет и ударит в ответ. День не задался ещё с утра. Вся гамма эмоций переливалась на лице соседки сиреневыми оттенками Присутствия. Сначала недоумение, потом осознание, а потом, внезапно, отвращение. На Веспер ещё никогда не смотрели с такой ненавистью. Девушка выдавила из себя грустную улыбку, заранее извиняюсь, и плюнула ведьме в лицо. От шока Веспер отпустила худую руку. — Ты…ты…— она провела кончиками пальцев по щеке стирая с себя чужую слюну и в недоумении смотря на пальцы. Ей. Плюнули. В лицо. Веспер никогда не испытывала ничего настолько унизительного. В глазах поплыло от гнева. Не помня себя от ярости и обиды она сжала кулак и с силой врезала соседке по лицу, вкладывая весь вес тела в тяжелый, грубый удар. Удар пришёлся в скуловую кость, Веспер взвыла от боли, глаза тут же наполнились слезами. Соседка покачнулась, придержала себя за спинку кровати и медленно осела на пол, так и не произнеся ни слова. Она смотрела на обидчицу с сочувствием, как на потерявшегося щенка. По её щеке скатилась одинокая слеза, но смотрела она так, будто это Веспер проиграла. С жалостью, с тихим подавленным всхлипом, и капитуляцией, будто отвечать ударом на удар, ниже её достоинства. Будто бы сама Веспер не достойна, чтобы соседка об неё маралась. Девушка гордо утёрла одинокую слезу рукавом куртки, на запястье мелькнуло клеймо. Не настоящее, а просто татуировка, посиневшими от времени чернилами, дешевая и размытая. — А, так ты из этих, ну все понятно теперь. Овца, — фыркнула Веспер, и встряхнув гладким шёлком пшеничных волос, гордо вышла из спальни, оставляя последнее слово за собой.

***

Веспер мучила совесть. Так глупо получилось, и из-за чего? Из-за тряпок? Она всё никак не могла поверить в столь примитивный конфликт, возникший на пустом месте. Всё сложилось одно к одному. Родители, которые не удосужились написать ласковое слово, унизительная оплеуха от воспитательницы, да ещё и соседка эта с плевком в лицо, буквально. Ведьма страдала от своего добровольного одиночества, но гордость не позволяла ей признаться в этом даже себе. Но вот так, ударить девушку кулаком, со злобой, яростью, такого с ней ещё не было. От Присутствия закипала кровь, выхода магии Веспер не давала, и та уничтожала владелицу изнутри, постепенно собираясь в большую лавину. Ужасную и смертоносную. Веспер боялась себя. Она не собиралась извиняться, не перед этой. Но твёрдо для себя решила, что больше так не поступит. Пусть змея хоть исплюётся, но связываться с такими – себе дороже. Ведьма знала эту татуировку, знала, что она значит. Когда Чёрный понедельник наплодил Иных, проблема из локальной, стала, вдруг, повсеместной. Теперь и общество Обычных раскололось. Когда люди поняли, что Иных стало больше, вопрос встал острее. Геката щедро одарила людей детьми, братьями и сестрами, возлюбленными и друзьями, в попытке примирить. У многих людей был кто-то близкий и родной, и этот близкий находился за рамками законов, что защищали обычных людей. Так, постепенно, с Чёрного Понедельника в Риме стали появляться «НеГорящие». Союзники. Обычные люди клеймили себя сами, разделяя груз общественного давления на Иных. Появлялись подпольные ночлежки, кабаки, безопасные пространства. Люди всё больше и больше вставали рука об руки с Иными, потому что проблема, теперь, стала общей. Движение, что изначально было легким ветерком, довольно быстро стало ураганом, и вырвалось за пределы Рима, распространяясь практически везде и ещё сильнее накаляя и без того напряженную обстановку. Цензура Магистериума тоже не смогла удержать и замолчать новую проблему, а «примитивных» (так обычных людей называли «НеГорящие») с татуировками становилось только больше. Как часть общества так быстро поменяла сторону было Веспер не понятно. Будто наличие ребенка или брата из Иных как-то сглаживало ту угрозу, что он несёт ребёнку Примитивному. Её, Веспер, учили по–другому, и всё чаще у неё было чувство, что она растерянная стоит посреди этой жизни, пока мимо пролетают события, которые непременно, однажды, войдут в мировую историю. Костяшки на кулаке болезненно ныли. Неумело сжатый кулак, такой же неумелый удар, кажется, принес ей куда больше вреда, чем этой девчонке. Подумать только, ещё и с татуировкой, будто не терпелось, безумной, обзавестись собственной горелой плотью. Ведьма всё бы отдала, чтобы никогда не марать свою кожу этим клеймом, а кто-то делает это добровольно. Нет, она не жалела что её ударила. Но вместе с тем было странное чувство, будто кто–то хотел, чтобы так оно и было. Не зря же эту нечёсанную бродягу подселили именно к ней, знали, что не поладят. В ответ на её не заданные вопросы из столовой раздался захмелевший голос воспитательниц. — А наша–то, Божья невеста, врезала ей, представляешь?! — Тише ты, дурная баба, Иную к Единому сватаешь, услышит кто, сгниёшь в катакомбах, дошутишься. — Да брось ты, старая. Мы же просто сплетничаем, кому есть дело до пожилых нянек? — даже сквозь хмель угадывался голос Швабры. Веспер заглянула в мутную от посуды воду, она давно остыла, и от предвкушения встречи с холодной, грязной водой кулак заныл ещё больше. Но если воспитательницы её тут увидят, то надают по шее, а любопытство всё–таки брало верх. На данный момент у них проживало около семидесяти воспитанников, пока она помоет посуду пьяные няньки, пожалуй, успеют ей всю историю Рима поведать, да и её дежурство никто не отменял. Сочтя стечения обстоятельств весьма удачными, тяжело вздохнув, Веспер погрузила руки в наполненную водой раковину, плеск воды не заглушал подвыпивших женщин. — Ты, кстати, мне проиграла. Я говорила, что Веспер её измардует. Не потерпит она пятна на репутации Церкви. А девка эта, как есть пятно. «НеГорящие» потому и появились, Магистериум недоглядел. Дисциплины не стало никакой. Не поубивали новые соседки друг друга, и то хлеб. — Теперь, стало быть, ты в катакомбы хочешь? Закусывать надо. Сидит она тут, клуша ветхая, работу Магистериума критикует. — Деньги давай! Пари есть пари. Коль проиграла, так и не фыркай! — Да как же можно было с немой–то повздорить! — возмущённо воскликнула Швабра, но сквозь звон опрокинутого бокала всё равно послышался шелест купюр. Веспер задохнулась от возмущения. Они поспорили на них, как на петухов! А чувство вины едко и саркастично добавило: «Молодец, Веспер, избила инвалидку, ниже сегодня упасть ты уже не могла» — Не думала, что Веспер так может, вся из себя такая царица, а тут в драку с кулаками полезла, деньги из-за неё последние от меня ушли. Зашла я к ним в спальню, а эта бродяга сидит и воет от досады, лиловая скула аж на глаз залезла, и смотрит на меня волком. Будто это я виновата, что мне тут девать их некуда. — Да прям так уж и некуда, — усмехнулась вторая, — так и скажи, что скучно тебе тут стало. Откуда нам вообще эта девчонка свалилась? И звать как её? А то мычит только как корова, а толку с неё никакого. — Беа. — Имя–то какое, в самый раз для немой. — Родители у неё уж больно глупые, теперь разорятся. На коррекционную школу деньги были, а на приют налог платить не захотелось им. Понимаю, конечно, по–человечески, инвалидку–то всё-таки лучше воспитывать, нежели выродков этих. Вот только скупой платит дважды. — Как это? — Училась эта Беа с глухонемыми, жестами общается, ну и родители с ней жестами всегда, — Швабра перешла на шёпот, Веспер сделала напор воды слабее, силясь услышать разговор, — а потом, лет девять ей стало, родители замечать начали, что она их без жестов понимает. Сначала радовались, думали она по губам уж читает, развивается не по годам, а потом испугались. Магистериум вызвали, а те у девочки Присутствие подтвердили. Слышит она их и понимает без своих жестов. Мать от горя места себе не находила. Отец тоже запил. Ну и додумались, дураки, в лес девчонку свою зимой отвезли. Бросили на обочине, и уехали, потом как без вести пропавшую объявили. Ну вот так и замялось. — И что никто искать не стал? — Да кому надо–то, нормальные люди пропадают, эту искать даже не начинали. Веспер представила девятилетнюю девочку, одну, в лесу, зимой. Кулак снова заныл. Холодная вода, мыльная вода, вдруг показалась промозглой зимней ночью, а собственное одиночество потянулось к одиночеству выброшенного ребёнка. Безразличный тон Швабры встревожил в её душе такое же грязное, стоячее болото, в котором сейчас она мыла посуду. — И что она, в этом лесу, пять лет моталась что Маугли? — Ой, ну какая же ты дура, нет, конечно. Мужик какой–то спустя четверо суток подобрал. Жалко стало, проклятую. А она, представляешь, купол себе из присутствия поставила. Маленький, хлипенький, снег–то под ней и растаял, и лаванда зацвела. Пятачок лавандового поля посреди леса. Так она и провалялась там четыре дня, чуть с голода не издохла. Такая вот дьявольщина, не прибирает их Единый, ну нужны они ему. Родители чистосердечное выкатили, штраф им дали. На днях Магистериум её из ночлежки отловил, они и рассказали. — Штраф? Они же выкинули её, не садят разве? — Да мне-то почем знать? Будь нормальное дитя, так может и посадили бы. А тут пригрозили маленько, да денег слупили, чтобы другим неповадно было. Девчонку в больницу, обморозилась вся. А она как оклемалась через окно сбежала, да прибилась к бродягам каким–то. А теперь родители ещё и налог на содержание платить будут. Штраф тот так и не закрыт до сих пор. Денег нет у них, пьют оба. Вот я и говорю, скупой дважды платит, — гордо закончила Швабра, подводя итог ужасающему рассказу. — Мда, дела… Веспер снова почувствовала ненависть. Жгучую, отравляющую всё нутро, она даже не думала что в неё столько может поместиться разом. Присутствие жгло внутренности раскаленным железом, бухало в висках, мутная вода в раковине закипала, обжигая руки. Она знала, что Иным не сладко, знала и поддерживала, такая опасная сила должна быть под строгим контролем, и на перечёт. Она знала об эпизодах насилия, знала о бунтах и столкновениях. Но всё это было так далеко, так не про неё. Не то чтобы ей есть дело до этой девчонки, но это человек. Живой, совсем ребёнок, одна в лесу, четверо суток под магическим куполом. Сколько страха и отчаяния могла натерпеться девятилетняя девочка за эти ужасные холодные ночи? А они рассуждают о ней так, что если бы и сдохла, одним уродом стало бы меньше. Внутри что–то надломилось, ведьма будто услышала этот сухой хруст в тёмном уголке собственного сердца. Хрупкая, тоненькая, ещё не сформированная веточка собственных ценностей, принципов и убеждений. Быть может она и правда не на той стороне воюет? А что если есть ещё такие дети? Её родители милосердно скинули её в приют, а сколько таких, которых выкинули на обочине? И кто их защитит, если за эти дела даже браться не хотят? Абсолютная безнаказанность Примитивных по отношению к Иным, ударила под дых, лишая воздуха. Ведьма вскрикнула выдёргивая руки из закипевшей воды, кожа раскраснелась, кончики пальцев светились зелёным присутствием, воздух затрещал. В страхе быть замеченной Веспер спрятала руки в мокрое полотенце, и отбивая ровный бой своими новыми каблуками побежала в спальню. По щекам текли злые, кусачие слёзы.

***

Дверь спальни громким грохотом оповестила о появлении нервной своей владелицы. Свёрнутая клубочком девушка на полу даже не дрогнула. Она так и осталась тут. В куче чужой одежды, спать, как брошенная бродяжка. Щёки были чёрные, тушь потекла оставляя разводы на подбородке и шее. Веспер тяжело вздохнула. Было в этой девчонке что-то от запуганного, дикого зверька, впечатление усиливало ещё и то, что Бея, выражая недовольство, рычала, и человеческую речь ждать от неё не приходилось. Зверёк как он есть. Выдра облезлая. Вроде хищник, а такой беспомощный и забитый. Веспер догадывалась, что плакала Бея отнюдь не от её неумелого удара. Она оплакивала, скорее, что-то личное. Печальная судьба соседки тяжелым камнем легла ведьме на сердце. Стараясь не разбудить заснувшую на полу девушку, Веспер стянула с койки покрывало, и небрежно её накрыла. Ей всё равно на неё, но в комнате холодно, не хочется, чтобы она будила в ночи шмыгающим носом. В окна светили фонари вечернего Рима, крохотные снежинки тут же таяли на брусчатке. Зима привычно мягкая, и довольно сложно, находясь в центре города, представить зимний лес. Но даже в этом щадящем климате, получить обморожение за четверо суток, вполне реально. Высокая влажность, наверняка, посодействовала воспалению лёгких, а истощённый голодом организм был сосредоточен лишь на том, чтобы поддерживать хрупкий магический купол. При такой растрате Присутствия, вырабатывать тепло в теле, практически невозможно. Да и какой бешеной силой должна обладать девятилетка, чтобы магическая батарейка столько времени поддерживала жизнь? Веспер снова мазнула взглядом по чужому телу. Она не могла разобраться в чувствах к новой соседке. Это сострадание или восхищение? Пожалуй, такая как Беа, заслуживает, чтобы перед ней извинились. Веспер расчесала волосы, собрала их в аккуратную косу и погасила свет в спальне. Укрываясь тонким одеялом, она думала о том, как она устала, и о том, как ненавидит свои новые туфли.

***

Старая рама скрипнула, выдёргивая Веспер из беспокойного сна. Глаза резанул свет уличного фонаря, ведьма проморгалась и сквозь всё ещё накрывающий её сонный морок разглядела фигуру девушки на окне. Беа, сидя на подоконнике примерялась к прыжку. Веспер положила ладонь под голову и улыбнулась. — Опять сбегаешь? Не привыкла иметь крышу над головой? Беа обернулась, слегка замялась, но все же ответила на улыбку неуверенно растянув губы, и решительно кивнув. Она ожидала, что Веспер пойдет будить воспитателей и сдаст её, но та снова откинулась на подушку, прикрывая глаза. — Счастливого пути, Беа. Пусть у тебя всё будет нормально. Беа совсем растерялась, откуда её соседка узнала её имя? И почему легла спать слово ни в чём не бывало? Она не доверяла Веспер. Сразу, как только вошла, она отметила отличие этой комнаты от других. Ядовитая ксенофобия девушки тут же расставила все необходимые точки. Местная стукачка, наверняка ещё и любимица воспитательниц. Её жизнь стабильна, безопасна, но пуста. К чему все эти тряпки, когда ты ненавидишь собственное отражение? Иным на службе у Магистериума тоже жилось неплохо, все кто подпирают задницу этого порядка живут в достатке. Но пока среди Иных есть такие приспособленцы, такие как она, Беа, так и будут гнить в бесконечных гонениях и нищете. Веспер казалась стойкой, но вместе с тем очень одинокой. Беа же росла в обществе Иных, кочуя от убежища к убежищу. Не самая благоприятная среда для подростка, но зато она была не одинока, она находилась в кругу друзей и единомышленников, в то время как Веспер выглядела заброшенной и теми и другими. Решив что она об этом сто раз пожалеет Беа спустилась с подоконника, подошла к кровати Веспер, и слегка толкнула её в плечо. — Ждешь извинений? — сквозь сон спросила ведьма. Беа закатила глаза, ткнула Веспер пальцем в лоб, и покрутила у виска. — Ага, ты зато нормальная. Слушай, иди отсюда пока не заметили. Беа разраженно зарычала. — Ну знаешь ли, мне эта твоя игра в шарады надоела. На зеркале есть ручка, хочешь диалога — пиши. Взгляд Беи упал на пустую коробку из-под туфель, что так и осталась валяться на полу. На дне коробки сиротливо лежала подарочная карточка с посланием: «Гордись тем, кто ты есть». Она довольно щёлкнула пальцами. Протянула руку Веспер, и та, вопросительно подняв брови, всё же приняла холодную ладонь. Беа вцепившись ей в руку потащила Веспер к зеркалу, развернула лицом к отражению. Ведьма непонимающе уставилась на своё отражение, тяжёлый день отпечатался на лице, светлые волосы беспорядочно торчали после сна. — Ну и? — нетерпеливо спросила Веспер, она уже начинала испытывать раздражение, ещё немного и она сама даст девчонке пинка из окна. Беа достала из коробки открытку, бесцеремонно плюнула на неё, а уже в следующий момент шмякнула карточкой Веспер по лбу. — Ты совсем больная?! — Шшш! — Беа строго приложила палец к губам, а потом с силой ткнула его в зеркальную поверхность. Закипающая от гнева Веспер снова уставилась на свое отражение. Прилипшая ко лбу открытка словно издеваясь наставляла: «Гордись тем, кто ты есть». Веспер не нашлась с ответом. Очевидно Беа и её родители подразумевали разную «гордость». Вот только теперь, пустые слова словно обрели объем, значимость. Врезать бы этой змее снова, но эти слова, предназначенные ей новой соседкой, магическим образом впитали в себя часть одиночества Веспер. Гнев постепенно затухал. Соседка уловила перемену настроения ведьмы и самодовольно хмыкнула скрестив руки. — Ладно, я поняла, наверно, я должна извиниться. Не следовало бить тебя. Это не оправдание, знаю, но у меня был очень хреновый день, — Веспер подавила скрип собственных зубов, протянула руку, и на этот раз искренне улыбнулась. — Я Веспер. С тобой, пожалуй, я могла бы поладить. Если только ты, внезапно, не обретёшь дар речи. Упс. Это было грубо. Но соседка лишь бодро рассмеялась. Булькающий звук был лишён голоса, но по растянутым губам Веспер поняла что та смеётся. Беа показала крест руками, сложила руки в молитвенном жесте и снова ткнула в зеркало. — Мда, не сладко мне с тобой придётся. Что?! Девушка снова притянула к груди две прижатые друг к другу ладони. — Ещё раз извиниться? Не жирно? Беа одобрительно кивнула. И снова ткнула пальцем в зеркало. — Эм? Перед собой? Ещё один кивок. — Единый, что за цирк? Но Беа уже уверенно упёрла руки в бока и требовательно смотрела на отражение Веспер, на лбу которой, всё ещё красовалась открытка. — Ладно, — ведьма закатила глаза и чувствовала себя максимально глупо, но если это единственное, что нужно девушке, которая днём ни за что получила от неё по лицу, то так тому и быть. — Прости себя, Веспер. За то, что повела себя как дикая сука, и полезла с кулаками на соседку. Прости себя за то, что родители тебя не любят, это…наверно, не твоя вина, — в горле встал ком. — Прости, что сорвала на соседке ненависть, которая…предназначалась тебе…кхм. Так! Ну всё! А теперь проваливай. Веспер отклеила со лба глупую карточку и бросила её на столик у зеркала, глаза Беи самодовольно светились. Девушка ткнула Веспер в грудь, а потом надела на себя воображаемую корону. Веспер смутилась. Это комплимент? Или она имеет ввиду что-то другое? — Это родители подарили. У меня день рождения. Беа кивнула своей мысли, а потом озорно улыбнулась и потащила Веспер к окну. — Эй! Какого черта?! Но девушка игнорировала её вялые брыкания. Она с ловкостью кошки запрыгнула на подоконник, обвила их обеих широким жестом руки, а потом, схватила с прикроватной тумбочки стакан воды Веспер, и звонко стукнула его об стену. — Пить? Я не пью алкоголь, мне, блин, четырнадцать! Беа обмахала себя ладонью будто ей невыносимо жарко и недовольно цокнула. — Я не душная. Тут есть правила,распорядок, мне не нужны проблемы. Ответом ей стала лишь протянутая рука. И отчего-то Веспер так захотелось принять её. Ей давно никто не уделял ни крохи внимания, а сейчас зовут повеселиться, нарушить полсотни правил приюта, погулять по ночному городу и почувствовать себя обычной молодой девушкой. Это оказалось так приятно, так соблазнительно и заманчиво. — Ну…если только недолго… Беа восторженно хлопнула в ладоши. — И ты меня проводишь потом назад! Прежде, чем свалить в свою ночлежку! И пить мы будем только белое сухое, никакой крепкой дряни, или быдлядского пива! Соседка карикатурно загибала пальцы на правой ладони принимая все требования именинницы. А щёки Веспер всё больше покрывал предвкушающий румянец. — И болтай поменьше. Башка болит уже от тебя. И… Веспер внезапно замялась, сидящая на окне дикарка в свете фонаря что светил ей в спину, выглядела как женская версия Питера Пэна. Она лукаво улыбалась, протягивала руку, звала не взрослеть. Звала побыть обычным ребёнком, которым Веспер и была. Без лишней шелухи, бремени одинокой судьбы, внутреннего бардака и раздрая. Быть просто…Веспер. А ещё лучше Вес. Маленькой бунтаркой что вылезет сейчас в окно с, надо признать, довольно симпатичной девушкой, пусть и болтливой. Кончики пальцев Беи светились сиреневым присутствием, свет бликовал на белках глаз, а радужка была цветом молочного шоколада. Веспер любила шоколад. А ещё любила свободу, но никогда бы в этом не призналась. —... мне нужно одеться. Беа показала пальцем на гору смятой одежды в которой спала вечером и улыбнулась. — Ой, да пошла ты.

***

— Держи меня, держи! Когда Веспер прыгала из окна она жмурилась от страха и пищала как маленькая девчонка. Беа же на свой рокочущий в груди манер смеялась. Веспер начала привыкать к этим странным булькающим звукам. Она боялась что Беа её не удержит, и не решалась перенести вес тела с подоконника, на хрупкую девичью фигуру. Но вскоре Веспер почувствовала как руки Беи потянули её на себя. С птичьим выкриком Веспер рухнула с подоконника прямо на соседку. Та широко расставив ноги удержала их обеих от падения, подняла лицо и довольно улыбнулась задев кончиком носа нос Веспер. Смутившись девушки быстро отпрянули друг от друга. — Ну и куда теперь? — Веспер облегчённо выдохнула и посмотрела на оставшееся позади, открытое окно. И как ей только смелости хватило? Беа взяла её за руку и они двинулись по ночному переулку. Сначала хотелось выдернуть свои пальцы, что она себе позволяет?! Но рядом с ней дыхание почему-то становилось ровным и глубоким, внутри головы сглаживались неприятные, острые углы, что беспокоили Веспер круглосуточно. И наступала тишина. Тишина и никаких тщетных попыток понять кто ты есть, и где ты нужен. Тишина и никакой боли от одиночества. Тишина и холодные чужие пальцы в своей ладони. Приятно. Молчаливая спутница вроде бы обычное дело, если эта спутница немая, но у Беи это ощущалось как супер сила. Это была мягкая тишина, нежно погружающая в себя, заставляющая думать и созерцать. Хоть и по финику под глазом, который красовался на лице Беи, до того как свой поставила Веспер, можно сделать вывод, что девчонка, должна быть, с норовом. Беа довела их до круглосуточного магазина, распустила волосы и взбила руками лохматую копну. Хитро подмигнула Веспер и скрылась за дверями с тихим колокольчиком. Ведьма осталась на улице одна, чувство безопасности покинуло её вместе с ощущением теплой руки. Улицы были безлюдными, но как только ушла соседка, Веспер сразу же вспомнила о том, сколько правил они сейчас нарушают, и к своему удивлению, вместо привычной тревожности, обнаружила яркое воодушевление. Беа вернулась быстро и с победным бульканьем пихнула ей в грудь бутылку в крафтовом пакете. Веспер с любопытством заглянула внутрь. Белое вино было дешёвым, Веспер почему-то не сомневалась, что это были последние деньги Беи, но жест оценила. Она знала что эта бутылка, далась её новой соседке куда большим трудом, чем дорогие туфли, что подарили родители, а потому, в её глазах, бутылка имела куда большую ценность. Но она всё равно привычно скривилась. — И что, из горла? Как две бродяги? Бея развела руками и отвесила шутливый поклон. А потом так же игриво потянулась к руке Всепер и склонилась над тыльной стороной ладони для поцелуя. Улыбка на её губах быстро угасла, она замешкалась, и нерешительно подняла глаза на Веспер, будто спрашивая разрешения. Ведьма замерла, шутка стала вдруг не смешной, а какой–то излишне интимной. Неужели правда поцелует? Внутри зашевелилась спящая магия, откликаясь на чужую близость. Веспер так хотелось чтобы Беа поцеловала ей руку. Здесь и сейчас, она чувствовала себя такой особенной. Дешевое вино только для них двоих, огни ночных переулков Рима, крупные снежинки тающие даже не долетая до брусчатки, застревающие в волосах и ресницах драгоценными украшениями. Красивая девушка, которая не только махнула рукой на то, как поступила с ней Веспер, но ещё и сама, приложила все усилия к тому, чтобы та принцессой сейчас стояла в тихом переулке, и размышляла над разрешением на поцелуй. Сердце вдруг так забухало, что захотелось приложить руки к груди, лишь бы оно не убежало. Веспер глубоко вздохнула, стараясь не выдать своего волнения и благосклонно кивнула. Щёки Беи покрыл румянец, она мягко поцеловала тыльную сторону ладони Веспер, упираясь в неё ледяным и мокрым носом. У ведьмы закружилась голова. Выращенная в строгости, а потом в приюте, Веспер ещё никогда не влюблялась. Но звон в ушах и белые мухи перед глазами точно ей подсказали, это оно! Так резко и неожиданно, ещё секунду назад она об этом даже не думала (ну или почти не думала), а сейчас уже не может отвести взгляда от склонённого над её рукой лица. Воздух слегка застращал от Присутствия обеих, выдавая нервное напряжение девушек. Веспер тряхнула головой возвращая себя в реальность. — Фу! Это что, сопли у тебя на носу?! — с деланным возмущение воскликнула она, стараясь замаскировать приобретенную хрипотцу в голосе, под наигранный смех. — Хреновый из вас ухажер, — Веспер сделала шутливый реверанс и снова засмеялась. Засмеялась и Беа, воздух вокруг них успокоился, и обе были довольны, что во время успели перевести всё в шутку. Беа отвела смущённый взгляд и увлеченно занялась винной пробкой. Ночной Рим был прекрасен. Веспер уже и забыла что хотела вернуться в приют. Девушек не подгонял холод, погода была в самый раз для прогулки, вино плескалось в пустых желудках и щёки горели градусами. Голодная Беа хмелела быстрее соседки, и уже мурлыкала себе под нос какой-то едва узнаваемый мотивчик. Веспер нравился этот звук. Глухая Беа не попадала ни в ноты, ни в ритм, поэтому Веспер с трудом узнавала мотивы, её пение больше походило на фырканье ежа, и ведьма не могла сдержать улыбку. Подхватывая пьяное мяуканье своим высоким и чистым голосом она как могла вытягивала их дуэт. Улочки Рима такого ещё не слышали. Девушки передавали в свободные руки друг другу бутылку, отпивая из горла небольшими глотками. Другие же руки были по–прежнему переплетены пальцами. Казалось логичным идти за руку с человеком, который не может тебе объяснить куда вы направляетесь, но для Веспер, идти вот так, всё равно было волнующе. А ещё эта проклятая бутылка. Каждый раз когда ведьма делала свой глоток, она не могла отделаться от чувства, что там, только что, был теплый рот Беи. Собственные мысли смущали куда больше, что то, что они со стороны выглядели как влюбленная пара. Беа вдруг замерла и остановилась. Веспер сразу заметила как выскользнула из её руки чужая ладошка. — В чем дело? Если бы Веспер не знала особенностей девушки, она бы сказала что та «прислушивается». Её поза выдавала легкую настороженность, она смотрела вперед, в пустоту улиц, а потом, уверенно кивнула. Ведьма приподняла бровь, ожидая молчаливых пояснений. Беа приложила согнутые пальцы обеих рук к голове. Веспер улыбнулась, и уже без прежней едкости, со смехом в голосе ответила. — Да, спасибо, ты тоже та ещё коза. Глаза соседки заискрились счастьем, будто Веспер не сделала ей колкого замечания, а между строк сказала как нравится ей этот вечер. Как нравится ей вино из горла и тишина Римской ночи. Беа весело хлопнула себя по лбу, и потащила ведьму за собой. Совершенно точно зная куда они идут. Через пять минут юные ведьмы остановились около старенькой ливнёвки. Бея снова приложила пальцы к макушке и показала на покрытую ржавчиной решетку. На дне желоба блеснули зеленые глаза. — Там котенок! — Веспер упала на колени рядом с ливнёвкой, тут же забыв и про свой белоснежный полушубок и про идеально выглаженные стрелки на брюках. — Эй! Кис-кис-кис! В ответ послышалось жалобное, хриплое «мяу», а следом котёнок чихнул. Гуляющий по крови алкоголь будто специально подкатил слезы к глазам. — Он болеет! Прошу тебя, давай вытащим его! Беа опустилась на колени и задумчиво осмотрела тяжёлую решетку. Наградила насмешливым взглядом суетливую ведьму, которая, уже во всю хлюпая носом, просунув тонкие пальчики между прутьев, тянула её на себя, всерьез полагая, что сможет вытащить тридцати килограммовую ливнёвку из асфальта. — Ох, а она тяжёлая. Беа вскинула бровь, мол «Да ладно?». — Не смейся надо мной! Я не знала! Откуда я вообще должна знать такую ерунду? Что же нам делать? — взволнованная Веспер вцепилась в руки Беи, будто у той обязательно должен быть ответ на её вопрос, — Его даже не слышно! Он умрет там… — ведьма осеклась. — Как ты это сделала? — всегда надежные механизмы в голове Веспер, неожиданно, дали сбой, она всё никак не могла сформулировать вопрос, чтобы он не прозвучал бестактно. — Даже я его не слышала, да и на таком огромном расстоянии, никто бы не услышал, а я, ну…типо…не… «Не глухая. Единый, да так и скажи ей. Ты лица ей не пощадила, с чего вдруг эта забота о чужих чувствах?» — очень хотелось шикнуть на саму себя, в силу постоянного одиночества подобны диалоги у Веспер были не редкостью. К счастью Беа махнула ей рукой, давая понять, что поняла вопрос, и избавив Веспер от необходимости подбирать слова ещё глупее. Она постучала указательным пальцем по виску. — Тебе не обязательно видеть меня чтобы слышать, да? Беа кивнула. — Ты слышишь получается вообще всё? Она отрицательно покачала головой. — А что ты слышишь? Бея коснулась ладонью груди Веспер. — Я не понимаю, — устало вздохнула Веспер. Почему-то сейчас немота Беи чувствовалась особенно остро, так захотелось пообщаться, узнать её лучше. Видимо тоже расстроенная невозможностью строить беседу, соседка на свой привычный манер зарычала, и схватила Веспер за руку, прикладывая пальцы к неровному пульсу. Веспер почему-то каждый раз казалось, что весна намного ближе, когда её касалась Беа. Вот и на улице уже тепло. Ей казалось, что сейчас она не замерзла бы даже в лёгкой ветровке. Заставив голову работать в два раза быстрее, чтобы соседка больше не злилась на собственную беспомощность, она предположила: — Живое? Беа облегченно выдохнула и улыбнулась. — То есть окружающий мир ты не слышишь всё равно? Гудки автомобилей, звуковые сигналы светофоров, музыку? Ого, это какой же силой Присутствия надо обладать? Соседка довольно хмыкнула складывая на груди руки. А Веспер смотрела на оставленный собой синяк на чужой скуле и ужасно хотела снова извиниться. Зачем она испортила его? Такое красивое, острое, заветренное, волевое лицо. Оно же так прекрасно. Котёнок из желоба всё больше показывался в свете фонаря, он видел, что девушки не уходили и потянулся на человеческий голос. В руку Веспер через прутья решётки ткнулся холодный нос. Маленькая чёрная морда внимательно изучала своих возможных спасительниц. — Беа, ты посмотри какой! Чёрный, зеленоглазый, как ведьмовской! Ну, пожалуйста, давай что–нибудь придумаем? Ты же такая крутая ведьма, тебе наверняка хватит ресурса, разобраться с этой железякой! «Отлично, комплименты посыпались. Что дальше делать будешь? Поцелуешь её?» Веспер покраснела, прокашлялась, пытаясь собрать остатки своей ледяной гордости, но в следующий момент она скатилась в умоляюще–восторженный писк. — Пожалуйста–пожалуйста–пожалуйста, каждой крутой ведьме нужен фамильяр, а он смотри какой! Того и гляди заговорит! Гекатой знак послан, не бросают черных котов на дороге! «Тридцать лет хорошего зелья не видать, если детям Богини руку не подать!» «Милосердный Единый, что со мной? Приметы, фамильяры, Гекату в слух, будто она мне мать родная!» А чёрная морда продолжала холодным носом жалобно тыкаться в пальцы Веспер. Даже вон дьявольщина и та ластиться, любви хочет. А что же мать муками вытолкнувшая её из чрева? Записку, блять, прислала?! «Ненавижу, ненавижу, ненавижу всех!» И слёзы, наконец, хлынули ручьём. Вина за свои поступки, родители бросившие её изначально, в чём она столько лет не решалась себе признаться, постоянное одиночество, а теперь ещё и чувство собственного бессилия. Вот он – котёнок, под решёткой. Она случайным всплеском магии воду в производственной раковине вскипятила меньше чем за минуту. С таким ресурсом она могла бы выдрать к чёртовой матери эту решётку, но она не умела, не знала как. Она всегда это подавляла, думая, что может быть, однажды, если она снова станет «нормальной», мама заберет её из приюта? Ну не случается в её жизни чуда! Ни туфли новые, не отказ от природы собственной, нихера не работает! Ни-хе-ра! Веспер порывисто обняла Бею и спрятала заплаканное лицо в изгибе её шеи. Соседка замерла и перестала дышать. Она никак не могла понять, та ли эта девочка, что ещё с утра назвала её уродкой? Что своим бесстрастным, ледяным выражением лица замораживала внутри всё живое? Та ли эта девочка, что с неумелого хука чуть её не вырубила, а теперь доверчиво и разбито плачет, как брошенная мамина малышка на чужих руках. Рыдания Веспер набирали обороты, Бее оставалось только гадать о причинах. В тот день каждая уже успела оплакать и похоронить что-то своё. Не зная как утешить новую знакомую, Беа неумело запела и закачалась из стороны в сторону, слегка укачивая Веспер, которую, видимо, догнала пьяная истерика. Когда слёзы иссякли, спазмированная грудь Веспер продолжала бесконечно сокращаться, мешая дышать. Но ей просто жизненно необходимо было извиниться за всё. И за «уродку» и за этот чернеющий, страшный синяк. Отступающая истерика всё ещё мешала говорить, но извиниться нужно прямо сейчас, пока ещё есть шанс стать кем–то лучшим, кем–то самостоятельным, а не размазанным пятном своих родителей, не имеющим ценности. Аккуратно проведя кончиками пальцев по контуру налившегося синяка, Веспер припала к нему холодными губами. Беа сдавленно пискнула, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не провернуть низкий трюк с поворотом головы и не подставить Веспер свои губы. Так хочется. Но нельзя. Она о таком поцелуе не просит. Она просит о другом. Несколько секунд пока Веспер касалась губами её скулы, растянулись в мучительную вечность. Взяв себя в руки, Беа заставила своё тело отстраниться, давая понять, что все хорошо, и извинения приняты. Веспер вытерла сырые щёки. — Извини, сегодня не мой день. Ты поможешь мне достать котика? Я не умею пользоваться своим Присутствием, но ты можешь взять, — Веспер протянула ей руку, — столько, сколько тебе нужно. Беа кивнула и сжала её ладонь. Вокруг них вихрем закружились мелкие снежинки набирая оборотов в своем стремительном танце. Рядом с ливнёвкой вырисовывалась маленькая воронка воздуха. Котёнок испуганно поджал уши и снова уполз в желоб. Руки Беи заискрились, белки глаз заволокло фиолетовой дымкой. Веспер чувствовала как через сжатые руки из неё выходит Присутствие, будто тело теряет свою форму и вес, будто она становится пустой. Так горько стало, это вечно бурлящее и кипящее внутри делало её живой. А теперь она теряла свою энергию, сильнее чувствовала привкус дешёвого вина на языке, накатывала легкая похмельная боль, мышцы ломило, разболелась поясница, которую она царапнула об подоконник когда прыгала из окна. Это вот так, быть Примитивной? Всё болит и ноет, всё слабое и какое-то рыхлое. Она…не хочет? Воронка становилась больше, воздух кручёной спиралью искрился лиловым сияниям, высаженные в рядок на аллее голые деревья гнулись и скрипели, с дорог поднималась пыль и грязь. Беа неразборчиво что-то крикнула, подняла вверх их сцепленные руки, и воздушная воронка вырвала из асфальта ливнёвку. Тридцать килограмм чугунного веса отлетело в сторону как отколатая от полена щепка, с оглушительным грохотом приземляясь на асфальт. — Нихера себе! Беа уставилась на Веспер будто первый раз её увидела. Ведьма стушевалась. — В смысле…Ого! Но Беа уже залилась своим булькающим смехом не в силах остановиться. — Да хватит ржать, дурная! Ты слышала как мы нашумели? Мы наверно весь квартал на уши подняли! Забираем котёнка и дёру. Ты чего замолчала? Ладно, смейся уж. Весь день из меня дурочку делаешь. — Шшш! — Да что?! Беа схватила Веспер за руку и рывком подняла с асфальта. Бросив последний взгляд на вскрытую ливнёвку она рванула в переулок. Веспер едва поспевала за соседкой. Каблуки сапог подворачивались и она всё время спотыкалась. — Беа! Что происходит, куда ты?! Соседка металась как загнанный зверёк, намеренно ныряя между домами словно путая свой след. За грохотом собственного сердца Веспер услышала топот ботинок. За ними бегут? Между тесных улочек вырос забор, отделяющий территорию для вывоза мусора. Как и все подобные заборы он закрывался на магнитный ключ. Вон она, проезжая часть с фонарями, буквально на той стороне кованного забора. Девушки оказались в тупике. Из-за поворота выбежали трое парней. Молодые, но прилично старше девушек. Веспер всматривалась в искаженные гримасами отвращения лица. Лет по двадцать, наверно. — Так, так, так, посмотрите–ка, парни, зверинец на прогулке, — явно недружелюбно настроенный молодой человек, требовал к своей персоне внимания от спутников, и те, как покорные овцы заулюлюкали и засмеялись. Беа крепче сжала ладонь Веспер. — Вы что же, девушки, законов не знаете? Думаете, раз малолетки, так вам всё с рук сойдёт? — У нас не было намерения причинить кому-то вреда, там котёнок был… Но Беа предупредительно дернула её за руку. Это бесполезно. Им всё равно, они развлекаются. — Вас сразу в Магистериум, или предпочитаете воспитательный процесс? Беа дёрнулась. А Веспер вышла вперёд и закрыла её спиной. Вот уж чего–чего, а Магистериума она не боялась. Родители как пятновыводитель, перекроют любое пятно. Даже если Веспер сейчас туда попадет. Столько взяток по рукам пойдет, но никогда, никто не узнает, что в нём замешана дочурка «породистых» родителей. Магистериум умеет чистить бардак, который сами же и устраивают. А вот Бее снова туда нельзя, ещё и с татухой этой глупой. Приют для неё меньшее из зол. — Мы никому вреда непричинили, мы просто гуляли, — Веспер вложила всю уверенность в свой ледяной голос, стараясь не выглядеть напуганной и слабой. — Вы можете сообщить Магистериуму о нашем местоположении, но мы несовершеннолетние, и в худшем случае, нас вернут в приют, а мы и так оттуда. Не тратьте на нас своё время, зачем нам посреди ночи вся эта волокита. — Умная? — парень оскалился. — Не похожа ты на приютовскую. Уж больно дерзкая, совсем вас там ничему не учат? — Я вам не грубила, — спокойно заметила Веспер, и сделала ещё шаг назад, чувствуя спиной тепло Беи которая врезалась в её лопатки. — Ты указываешь что мне делать. А я такое не люблю. Особенно от таких бракованных как вы. Парни, давайте научим девочек знать своё место. Молодые люди замялись. — Кай, да хорош, соплячки же, не клеймённые ещё даже, ты посмотри на них, дети совсем. Пошли лучше выпьем, брось ты их, пускай шарахаются, — один из друзей похлопал своего вспыльчивого товарища по плечу, пытаясь снизить градус напряжения. Кай скинул его руку. — А я их и не обижу, просто…припугну, — он сделал несколько шагов в сторону Веспер. Друг снова вцепился ему в руку. — Только глупостей не делай! Ты их сейчас так припугнёшь, что мы все соучастниками пойдем. Две девки и трое парней в переулке без камер, ты правда думаешь, что это хорошая идея? Нас потом так за этих неликвидных вздрочат, мало не покажется. — Да заткнись ты, Дерек! Тебя вот я ещё не спросил, что мне делать. Веспер внутри себя взвыла от ужаса. «Единый, хоть бы просто побили» Беа за её спиной затряслась. Веспер чувствовала как сгущается воздух, соседка пыталась призвать силу, но они столько энергии потратили на эту чугунную решётку, что в воздухе появлялись лишь слабые фиолетовые вспышки. В один широкий шаг, Кай оказался возле девушек и выдернув Бею из-за спины Веспер встряхнул её как тряпичную куклу. От сильного толчка зубы Беи щёлкнули и она болезненно сморщилась, пытаясь сдержать слезы. — Ты что, сука, колдовать пытаешься? Знаешь, что с тобой за это сделают? Я посажу тебя! Как только из своего приюта выберешься сразу сядешь. И позабочусь, чтобы клеймо тебе, дряни, прямо на лбу поставили, пусть люди за версту видят кто ты такая. Сколько тебе? Выглядишь взрослой, может тебя прямо сейчас в клетку отправить? — Кай с силой дёрнул рукав куртки оголяя светлую с фиолетовым сиянием кожу и присвистнул. — А ты, Дерек, говорил не трогать их, — он взял Бею за ворот кожанки и толкнул к своему дружку, Беа не удержавшись на ногах врезалась в чужую каменную грудь. — Тут у нас не просто мусор, а мусор требующий к себе человеческого отношения! — Кай с отвращением сплюнул на асфальт. — «НеГорящие». Борцы, блять, за свободу, сопли ещё не высохли. — Прекратите! — взмолилась Веспер. — Это не законно! Вызовите представителей Магистериума, они сами решат что с нами делать, что за варварский самосуд?! Кай схватил Веспер за подбородок заставляя посмотреть ему в глаза. — А я передумал. Как ты сказала? «Волокита»? Ты права, уж больно мне лень. А в следующий момент Веспер получила хлёсткую пощечину. Официально – сегодня, видимо, день мордобоя, и ведьма бы посмеялась, если не было бы так страшно. «Припугнуть. Припугнуть. Они просто хотят нас напугать. Нельзя же безнаказанно издеваться над детьми!» — паника билась о стенки черепа Веспер, снося на своем пути идеальные шестеренки логики, веры в справедливость и равенство, покрывая их ржавчиной образов. Образов, в которых девятилетняя Беа до полусмерти замёрзшая и голодная четвертые сутки спит на холодной земле, потому что родители выкинули её как хлам. Если эти парни сейчас изнасилуют их, им тоже выпишут штраф и погрозят пальцем? Однобокость системы, которая защищала тех, кто и так уже защищён и привилегирован душила Веспер детскими наивными слезами. Именно в тот момент она поняла, что повзрослела. Когда бывшие идеалы и вера затрещали по швам. Дерек не тронул Бею, он пренебрежительно оттолкнул её от себя, и продолжал стрелять глазами в сторону более освещенного переулка. Для него пахло жареным, и он, очевидно, не хотел иметь ничего общего с этим запахом. В то время как третий друг с напором толкал Бею в плечо, провоцируя на драку. От того что девушка молчала, он ещё больше заводился, и становился агрессивнее. Бею они напугать не пытались, видимо лицо в синяках навело их на определенный склад характера девушки, они рассчитывали на то, что она даст сдачи, или поддастся всплеску Присутствия под воздействием адреналина, что дало бы им лишний повод для насилия. А вот Кай пытался Веспер именно запугать, он нависал над ней огромной стеной, вжимая ведьму всё сильнее в прутья забора. Жаждал ощущения собственного превосходства, ждал слёз и отчаянной мольбы. Но взгляд Веспер был прикован лишь к Бее, которая молча выносила все толчки. — Да она немая! — не в силах больше терпеть с надрывом крикнула Внспер. — Она не ответит тебе, отвали от неё, придурок! Только этого Кай и ждал. Когда ведьма оступится, и перестанет молча плакать, когда даст повод. — Тебе тоже следовало бы быть немой! Он схватил её за горло и впечатал затылком в прутья забора, от неожиданности Веспер вскрикнула, но из-за широкой ладони на шее крик так и затух где-то внутри груди, выходя вместо него хрипом. Она почувствовала как потеряла опору. Парень оторвал ее от асфальта, Веспер беспомощно махнула ногами, изо всех сил впиваясь ногтями в мужскую руку. — Кай, блять! Не смешно! Хватит! — Дерек надрывал горло, но вмешаться не решался, всё ещё стоя на границе освещенной улицы и темного переулка. — Я ухожу. Я сейчас сам в Магистериум позвоню. Отвали уже от них! Кай лишь усмехнулся в лицо хрипящей Веспер. — Видишь, какое сыкло? Как и подружка твоя, никто тебе не поможет, ведьма. Задушил бы, лишь бы не размножались, но мораться не хочется. Веспер зажмурилась, перед глазами поплыла красная дымка, кажется, у неё лопнул капилляр. В голове, вдруг возникло уставшее: «Ну и хрен с вами. Да кому я вообще нужна?» Рядом раздалось уже ставшее привычным для Веспер грудное рычание Беи. За ним последовал истошный вопль Кая, и следом его рука разжалась. Ведьма кулем свалилась ему под ноги, сквозь красный туман в глазах пытаясь понять что же произошло. Беа запрыгнула Каю на спину и вгрызлась в ухо. Теряя связь с реальностью Веспер на силу улыбнулась. «И правда выдра» Ведьма пыталась встать, но голова по–прежнему шла кругом от недостатка кислорода. Кай продолжал орать по шее потекли струйки крови, а Беа не чувствовала ни страха ни отвращения, лишь желание вытащить их невредимыми и бесконечную ярость. Дерек растворился в Римской ночи будто его и не было. Веспер оставалось только надеяться, что он действительно вызвал Магистериум и что они приедут раньше, чем случится что-то непоправимое. А непоправимое было близко. Глядя на защищающую их Бею, Веспер чувствовала привычное бурление в теле, её магия восстановилась намного быстрее, чем магия Беи. И ведьма понимала что один неверный вздох и она вырвется наружу, неумелая, дикая, неконтролируемая. Третий приятель оказался самым бестолковым из всех. Кай упрямо преследовал цель причинения вреда и не отступил даже когда дела стали плохи. Дерек занял самую безопасную позицию, и уже, наверняка, пускал сопли какой-нибудь подружке в сиськи, а вот третий стоял посреди дороги как дурак и не мог принять решение. Пока его вопящий от боли друг заставлял появляться в окнах заспанные лица. Скинуть Бею у него не получалось, поэтому он врезался в ближайшую стену. От столкновения со стеной Беа упала с него сама, а Кай продолжая орать схватился за остатки своего уха. На подгибающихся ногах Веспер добралась до Беи. — Давай, вставай, быстрее! Сейчас сюда не только Магистериум приедет но и все зеваки сбегутся. Взгляд соседки был расфокусирован она сильно ударилась головой об стену, и теперь, силилась понять, что говорит ей Веспер, у неё на подбородке подсыхала чужая кровь. Ведьму замутило. Надо выбираться. Пока Кай с товарищем были заняты ухом, Веспер потащила Бею к забору. Та не сопротивлялась, не спорила, а просто молча следовала за ней. Проклятый вертикальный забор лишь на верху имел ковку в виде цветов. В других местах зацепиться было не за что. Бея быстро ухватила ход мыслей Веспер и сцепила руки в замок предлагая необходимую ступеньку, чтобы дотянуться до зацепа. Лишь на секунду соблазнившись предложением Веспер решительно мотнула головой. — Нет, наоборот, — он пригнулась и подставила свои сцепленные руки. — Давай. Не строй из себя глухую, проваливай. Беа отступила на шаг, давая понять что не уйдет. — Не беси меня, Беа, уходи! Соседка по–прежнему упрямо мотала головой. Веспер с силой дёрнула её за руку, притягивая к себе. — Слушай сюда, королева драмы. Ты же знаешь, кто я?! Знаешь же! Воспиталки, наверняка, тебе все растрещали. Ты поэтому мне в лицо плюнула, да? За мной вынесут мусор, не переживай. А вот тебе никто на помощь не придёт! Прошу тебя, не трать время, лезь! — на последнем слове Веспер сорвалась на крик, она уже поняла, что имеет дело с очень упрямым человеком, и эта черта в Бее ей нравилась, но ситуацию это только усугубляло. Бее потребовалась секунда, чтобы принять решение. Секунда, в течении которой Кай всё-таки протрезвел от боли, и с криком «Лови, суку!» бросился вместе со свои другом к забору. — Живо! — голос Веспер утонул в потоке желчных, грубых ругательств парней. Новая соседка оказалась очень ловкой, бродячая жизнь наложила на неё свою печать. Она сразу же схватилась за прутья забора чтобы её вес был как можно меньше, поставила ботинок в петлю из ладоней, в следующей момент уже закинула колено на плечо Веспер. «Сейчас» Веспер резко выпрямилась, ощущая сильную боль в ключице, но этого было достаточно чтобы Беа схватилась за горизонтальную ковку и подтянула себя наверх. В последний момент когда ноги Беи скользили по вертикальным прутьям, чтобы перекинуть себя через забор, Кай схватил её за ботинок. Веспер ни на что особо не рассчитывала, она просто толкнула его чтобы девушка могла благополучно уйти, но Кай от чего-то замер и захрипел. Не самый сильный, неумелый, девчачий толчок, Веспер никогда не участвовала в драках, но кончики пальцев вспыхнули зеленым свечением. — Что ты с ним сделала, ведьма!? — последний друг Кая в ужасе таращился на хрипящего товарища, а Веспер в таком же испуге рассматривала свои пальцы. — Я не знаю! — Исправь это, исправь немедленно! От страха навернулись слезы. — Я не умею! С Каем творилось какое-то безумие. Его душила собственная кожа. Она натягивалась, высыхала, подчеркивала каждую кость черепа, словно пергамент, будто между ней и костьми нет ничего, только тонкая, полупрозрачная плёнка. Он царапал горло, но даже хрипеть уже был не в силах, стало видно каждую вену на крупной шее, выпирающий кадык казалось вот–вот укатится, глазные яблоки провалились во внутрь. Веспер беспомощно махала руками, пытаясь помочь, пытаясь спасти, обратить всё вспять, но магия её не слушала. Кай умирал в такой агонии, что Веспер задыхалась только глядя в эти глаза. За поворотом раздались свистки Магистериума. Видимо Дерек и правда позвонил. Слишком поздно. Кай рухнул на асфальт мёртвым трухлявым пнём. Пальцы, как сухие, тонкие ветки, всё ещё дёргались, когда он уже умер. Последнее, что услышала Веспер, как товарищ Кая бежит на встречу охранникам правопорядка, и захлебываясь слезами кричит, что ведьма убила его друга. А потом всё погрузилось во мрак, и боль от встречи собственного лица с бетоном была милосерднее всех сегодня. Беа плакала цепляясь руками за прутья забора как заключённая. Но правда была в том, что она теперь была снаружи, в безопасности. А Веспер, клюнувшая своим идеальным, прямым носом асфальт была внутри, и Беа ей ничем не поможет. Не отсюда. Длинные, пшеничные волосы слиплись от крови, протянув через прутья руку Беа напоследок провела пальцами по шёлковой светлой волне, и растворилась в переулке, будто её и не было никогда.

***

Ничего тут не изменилось. Ничего. Сумка Беи так и валялась возле пустой постели. На полу лежала груда одежды в которой в первый день заснула её соседка, смастерив себе импровизированное гнездо. Всё те же ебучие лакированные туфли валялись посреди комнаты, как плевок в лицо. Веспер не могла на них смотреть, даже когда ей, в самом деле, плюнули в лицо это ощущалось честнее, нежели эта лицемерная игра в родителей. А теперь и игры не будет. Мать прямо сказала, Веспер, больше ей не дочь. Отец же в сторону своего неудачного ребёнка даже не глянул. Теперь она одна. Впрочем, она давно одна, просто об этом не говорили вслух. Бесконечная череда допросов, взятки и знакомства. Всё что угодно, лишь бы в прессу никогда не просочилось чья именно дочка устроила кровавую расправу над Примитивными. Правда слово «кровавая» было не совсем подходящим. Судмедэкспертиза заключила, что в теле жертвы не было обнаружено ни капли жидкости. Даже крови. Сухие мышцы, абсолютно высохшая брюшная полость и никаких слизистых. Пустота. Он просто высох. Для Веспер новость была таким ударом, что она почти неделю не разговаривала и не ела. Но ежедневные допросы от этого не прекратились. Почему Кай с приятелями напал на них? Зачем он хотел им навредить? Чем они спровоцировали агрессию молодых людей? Бесконечное, ежедневное, «зачем», блять, «почему», и «чем»? Даже своим ужасно истощенным мозгом Веспер понимала, что в этих вопросах есть рациональное зерно. Но в ту ночь, она поняла одну простую вещь. Жестокость — она просто существует. Сама по себе. И не нужны ей никакие «почему?». Веспер бесконечно сожалела о смерти Кая. Она никак не могла понять корень этого чувства. Жалость, скорбь, сочувствие. СМИ трубили что это – расправа, намеренно жестокое убийство, как акт сопротивления и демонстрация силы. Но Веспер не хотела вредить, она лишь хотела защитить. Кай приходил ей во снах, со впавшими глазами и распухшим, синим языком, но расправой это не было. В её глазах он тоже стал жертвой. Жертвой разжигания ненависти, жертвой пропаганды насилия и безнаказанности. Десятилетиями Магистериум внушал эту ненависть людям, а сейчас они лишь пожинают плоды. Кай, безусловно, был ублюдком. Но отчего-то Веспер была уверена, будь они обычными девочками, парни просто прошли бы мимо, ну, может быть, просвистели бы вслед. Трагедии бы не случилось. Его родители не вгрызались бы сейчас в землю словно адские псы, пытаясь докопаться до правды, ища свидетелей и записи камер. Не все были такие как Кай. Мыслящие и сильные духом не пускали в свои сердца ненависть. А такие как Кай были стадом, нельзя винить стадо за то, что оно боится волка. Кай стал жертвой режима. Веспер стала этой отвратительной рукой приводящей приказ в исполнение. Теперь гибнут и те и другие. Но кому от этого легче? Веспер снова стала пятном. Только теперь на репутации Иных. Удавка на шее сделала очередной оборот, когда стало понятно, что те не щадят никого. Да вот только никто не знает, что вместо опасной, беспощадной ведьмы, там была четырнадцатилетняя девочка, что рыдала от страха за себя и за подругу. Что никогда не забудет глаз человека, который умер от её руки, что пронесёт его искаженное болью лицо через всю жизнь, чтобы помнить к чему приводит деление людей на «таких» и на «других». Правда утекла вместе с бесконечными взятками. Историю пишут победители. Две жертвы, а победители те, кто создает цензуру, умалчивая неудобные подробности. Выкручивая всё в свою пользу. Веспер снова пятно. На Иных. На своих. Она потратит всю свою жизнь чтобы вывести его. Уже сейчас она знает, что Кай будет не последней жертвой. Но больше никаких «подставь вторую щёку». Ничего тут не изменилось. Ничего. Только Швабру уволили, не справилась. Беа исчезла и Веспер надеялась что та в порядке. Надеялась, что однажды наступит день, когда такие как Беа, такие как она сама, перестанут ежечасно трястись за свою жизнь. Веспер получит свою метку и примет её с гордо поднятой головой. Она больше не будет молить Единого простить её за то, кто она есть. Она не выбирала свою природу, не просилась Гекате в дочери. Зато теперь у неё будет семья, будет причастность к чему-то, не будет одиночества, и чувства беспомощности. Веспер исхудала. И сильно повзрослела. Лет на десять за два месяца бесконечной травли и угроз. Она спокойно подошла и подняла с пола лакированные туфли. Сдерживая внутреннюю ярость, тихо открыла окно. Хотелось кричать, плакать и злиться, но она лишь спокойно вышвырнула не ношеную пару в тихий переулок. На хер. На хер эту игру в справедливость и равенство, где одни всегда равнее прочих, а справедливость только на стороне определенной свыше. Единый? Тоже на хер. Это даже не религия, это просто лицо, лицо несуществующее, Единый — это люди, и люди эти полны яда и ксенофобии. Единый — это та самая петля, что душит их ежедневно. На зеркале осталась записка на красивом глянцевом картоне. «Гордись тем, кто ты есть» Первым порывом было смять, сжечь, уничтожить, выдрать с корнем любую причастность к собственной семье. Но Веспер подавила в себе это чувство оно бессмысленное и пустое. Сама Веспер была пуста, и эту пустоту нужно чем-то заполнить. Гордостью? Почему бы и нет. Веспер взяла ручку, и поставила запятую в послании, дрожащей рукой вывела единственное слово. «Гордись тем, кто ты есть, ведьма» И она будет гордится. И гордится будут Иные. Она жизни на это не пожалеет, даже если сама по пути подохнет.