Ведьма. Пять Харгривз

Братья и сестры обменялись тревожными взглядами, вспомнив, как близки были когда-то Бен и Восьмая. На протяжении всего их детства именно Восьмая и Бен всегда умудрялись держаться друг друга даже в самые мрачные времена. Их связь была даже сильнее, чем та, что была у нее с Пятым; что говорило о многом. Клаус внезапно посерьезнел, оглядываясь назад, как будто там кто-то был. И этот кто-то был там. Бен посмотрел на свою сестру впервые за 17 лет, в точно таком же состоянии. Ее глаза, которые раньше были такими спокойными и заботливыми, теперь покраснели от слез, грозящих пролиться из них в любой момент. Ее руки слегка дрожали, и она прикусила губу, чтобы не дрожать слишком сильно. —Это во дворе—пробормотала Эллисон и взяла сестру за руку—Давай, я отведу тебя. Вскоре Восьмая оказалась во дворе, совсем одна, с черным зонтиком, парящим над ее головой. Похороны Реджинальда вот-вот должны были начаться, но она просто хотела на минутку навестить своего брата. Увидев статую Бена, она направилась к ней. По ее мнению, статуя совсем не походила на Бена—В память о Бене Харгривзе—пробормотала себе под нос Восьмая, читая табличку, которая была у подножия статуи—Привет, Бен—пробормотала Восьмая, уставившись на статую. Бен стоял рядом с ней, ему ужасно хотелось обнять ее, но он не мог—Я скучала по тебе. —Я тоже скучал по тебе—заявил Бен, хотя и знал, что Восьмая не могла слышать ни слова, слетающего с его губ. Бен просто печально стоял, глубоко засунув руки в карманы своей толстовки. —Ты действительно должен был умереть таким образом, да?—Она слегка усмехнулась, сидя на бетоне, который был у подножия статуи. Это было совсем нечестно. Бену было ради чего жить. Он умер слишком рано он был ангелом, и он заслуживал гораздо большего, чем та судьба, которую он получил. Бен слегка поморщился, вспомнив, какой ужасной была его смерть. —Знаешь что, Бен? Тупой Реджинальд. Тупой дом. Тупые способности—пробормотала она, чертовски хорошо зная, что в ее словах вообще нет никакого смысла. Тем не менее, никто не наблюдал за ней, так что всё было в порядке. Бен слегка рассмеялся над тем, как она дала волю своим эмоциям—Я рада, что он умер—Восьмая продолжала, быстро моргая. Она знала, что радоваться чьей-то смерти было слишком ужасно, но ей было всё равно. После того, как Реджинальд заставил ее пройти через столько дерьма—Миру стало легче без него. Остальные "дети" вышли за дверь, а Лютер держал в руках контейнер, в котором, предположительно, находился прах Реджинальда. Они начали выстраиваться в линию, и Клаус, оглянувшись, увидел, что Бен уставился на Восьмую. Сердце Клауса слегка сжалось, когда он вспомнил те ночи, когда Восьмой не было рядом, когда Бен плакал, пока не засыпал. Бен вздохнул, глядя на свою сестру, которая игнорировала всех своих братьев и сестер, которые только что вошли—Знаешь, Бен, я ненавижу себя за то, что не попрощалась с тобой в последний раз—пробормотала Восьмая. Бен подошел, чтобы обнять свою сестру, его эмоции снова контролировали его. Случилось то же самое, Бен не смог с ней взаимодействовать. —Восемь? Не хочешь подойти сюда?—спросил Лютер, указывая на своих братьев и сестер, которые стояли. —Нет, Лютер. Я останусь здесь, с Беном—заявила она вслух. Лютер был очень раздражен в течение секунды, прежде чем Эллисон положила руку ему на плечо—Лютер, она не видела Бена целую жизнь, я думаю, ты должен просто оставить ее в покое—заявила она, убеждая его прекратить устраивать сцену. —Восьмая, иди сюда. Мы должны сделать это всей семьей—строго сказал он. Восьмая приподняла левую бровь—Мы никогда не были семьей, Номер Один. Я забыла, что ты лидер. И нужно играть по твоим правилам—она зашипела и начала пробираться к ним, занимая свое место рядом с Пятым. Пятый ободряюще сжал ее руку, прежде чем снова повернуться к Лютеру. Там они стояли, вся семья во дворе, и у всех были зонтики, за исключением Диего и Лютера. У Клауса был прозрачный зонтик с розовой каймой, и Восьмая даже не потрудилась спросить его о необычном выборе. Каким-то извращенным образом она знала, что Клаус выкинет подобный трюк. Все они стояли на том месте, где предполагалось захоронить прах Реджинальда. —Что-то случилось?—спросила Грейс безразличным тоном. —Папа умер. Помнишь?—Эллисон ответила, нахмурив брови. —Да, конечно—ответила женщина, и теплое выражение сменилось на печальное. Восьмая была немного обеспокоена, но вместо этого она снова посмотрела на землю и попыталась сосредоточиться. —С мамой всё в порядке?—вдруг обеспокоенно спросила Эллисон. Диего повернулся к ней, прежде чем снова переключить свое внимание на мать—Да, да, она в порядке. Ей просто нужно отдохнуть. Ну, знаешь, подзарядиться. —Как только ты будешь готов, дорогой мальчик—Пого утешительно сказал Лютеру. Лютер кивнул и открыл контейнер. Он медленно высыпал прах их отца, когда он приземлился в кучку на земле. Всё было не так, как представляла себе Восьмая, но это было нормально. Реджинальд не заслужил красивых похорон. На самом деле, он вообще не заслуживал похорон. —Наверное, было бы лучше при некотором ветре—пробормотал Лютер. —Кто-нибудь хочет высказаться?—Вмешался Пого. Тишина. Никто не ответил, Пого тяжело вздохнул, прежде чем продолжить—Очень хорошо, во всех отношениях сэр Реджинальд Харгривз сделал меня тем, кто я есть сегодня. Уже за одно это я навсегда останусь у него в долгу. Он был моим учителем и моим другом, и я буду очень по нему скучать—Заявил Пого с опечаленным выражением лица. Восьмая хотела, чтобы то, что сказал Пого, было правдой, но это было не так. Реджинальд Харгривз был не кем иным, как... —Он был монстром—огрызнулся Диего. Восьмая сухо рассмеялась над его комментарием—Он был плохим человеком и ещё худшим отцом—продолжил он—Миру стало лучше без него—заявил он. —Диего—прошипела Эллисон, пытаясь остановить одного из своих братьев от закатывания сцены. —Меня зовут номер два. А знаешь почему? Потому что наш отец не потрудился дать нам настоящие именами. Он заставил маму сделать это—разглагольствовал Диего. —Кто-нибудь хочет чего-нибудь поесть?—сладко спросила Грейс, стоя рядом с Диего. —Нет, не надо, мам—спокойно ответила Ваня. —О—ее улыбка немного дрогнула—Хорошо. —Слушай, ты хочешь засвидетельствовать свое почтение? Иди, вперед. Но, по крайней мере, будь честен с тем, каким человеком он был—Заявил Диего, выходя вперед, чтобы встретиться со всеми лицом к лицу. Веселье Восьмой начало улетучиваться. Диего начинал злиться, а он был самым ужасным, когда злился. —Мы можем просто вернуться внутрь? Он был настоящим мудаком, и это правда. Так что давай просто зайдем внутрь, выпьем по чашечке хорошего кофе и...—Восьмая прервалась, когда Диего начал смеяться. —Нет. В-восьмая, они заслуживают того, чтобы знать, что он абсолютный мудак. Как я могу просто слушать, как они говорят такое о папе? После того, что он сделал с тобой? Он пытал тебя, Восьмая—Заявил Диего. Восьмая прикусила губу, когда в ее голове всплыли воспоминания обо всех экспериментах, которые Харгривз проводил над ней. Диего и Лютер начал спорить, но она перестала их слушать. Всё, о чем она могла думать, это когда Харгривз выстрелил в нее из пистолета, проверяя, сможет ли она остановить пулю своим разумом, или когда он заставил ее причинить боль Диего, или когда он всегда вызывал существо внутри нее, чтобы она могла контролировать его, или тот раз, когда... —Любимая, успокойся—Пять удерживал Восьмую. Восьмая внезапно обратила свое внимание на Лютера и Диего. Пого уже отвернулся, когда понял, что их ничто не остановит—У нас нет времени на это—пробормотал Пятый, начиная пробираться обратно внутрь. Восемь осталась, наблюдая, как Лютер и Диего сражались с изо всех сил. Восьмая направилась к статуе Бена, желая взглянуть на Диего и Лютера под другим углом. Диего, спотыкаясь, подошел к тому месту, где она была, и поднял кулаки, явно не сдаваясь—Давай, большой мальчик!—Диего снова закричал. Лютер бросился в его сторону, пока Восьмая не поняла, что собирался сделать Диего. Они были слишком близко к статуе, она могла разбиться. Диего выпрыгнул, когда кулак Лютера был готов врезаться в его тело. Восьмая быстро контролировала руку Лютера, останавливая ее, чтобы не нанести какой-либо ущерб статуе Бена. С ворчанием Восьмая взяла под контроль всё его тело и повалила Лютера на землю. Это действие привлекло всеобщее внимание к ней. Восьмая нервно ухмыляясь, делая шаги к своим братьям и сестрам. —Вы двое можете вести себя как дети в любое чертово время, когда захотите—рявкнула Восьмая, указывая пальцем на Лютера и Диего—Но не подходите к статуе. Восьмая начала пробираться к выходу, в гневе сжимая зонтик. Пятый был прав, у них не было на это времени.