Ведьма. Пять Харгривз

Вцепившись в свою кровать, отчаянно держась рукой за запястье, Восьмая Харгривз зашипела от боли, казалось, в миллионный раз за этот день. Неважно, сколько времени прошло, каждый день боль ощущалась одинаково, такая же покалывающая боль, которую она просто не могла заставить себя игнорировать. Вся эта боль была направлена на Реджинальда, и ни на кого другого. Девушка не могла понять, почему он заставил их сделать эти татуировки в таком юном возрасте. Не похоже, что их тату исчезнут в тот момент, когда им исполнится восемнадцать, верно? Действительно ли им было необходимо сделать их, когда они едва были подростками? Восьмая посмотрела на Пятого. Он казался спокойным и собранным, в отличие от нее. Девушка тоже попыталась заставить себя успокоиться, не обращать внимания на жгучую боль, но ещё одна волна боли прокатилась по ее руке, и она снова зашипела. —Я ненавижу его! —Разве мы все его ненавидим?—риторически спросил Пятый, облокотившись на свою кровать. Восьмая села прямо и расположилась, скрестив ноги, на кровати мальчика. Прошло несколько месяцев после того, как Харгривз заставил их сделать татуировки. К сожалению, раны Пятого и Восьмой всё ещё не заживали, как и у Бена и Диего. Красный оттенок всё ещё не исчезал, и постоянная боль не исчезла. Миссии с татуировками были довольно сложными, так как они не могли полностью сосредоточиться на ней из-за постоянного покалывания. Но Пятый стоял здесь, изображая из себя самонадеянного и могущественного, его гордость была слишком велика, чтобы признать, что на самом деле он тоже боролся с постоянной болью. —Ты знаешь, Реджинальд - полная задница—Заявлено сказала Восемь. —Внимание, Номер Восемь. Сегодня у вас будет тренировка один на один. Пожалуйста, немедленно пройдите в тренировочный зал. Оторвавшись от своей книги, Пятый послал ей легкую, понимающую улыбку. Восьмая раздраженно застонала и встала с кровати Пятого. Каждая тренировка была для неё адом, количество шрамов и синяков на её теле было постоянным напоминанием о том, как сильно Реджинальд любил вмешиваться ее границы. Это было больно, и она абсолютно презирала тренировки один на один, но у неё не было выбора. После нескольких минут переодевания и бормотания себе под нос, всё ещё пребывая в раздражении, Восьмая появилась в тренировочном зале. Когда она пришла, Диего тоже был там, в его глазах был очевиден страх. Восьмая вздрогнула, это был тот же самый страх, что и в тот раз, когда… —Вы и Номер два будете сражаться друг с другом, без использования сил—Заявил Харгривз. Лицо Восьмой вытянулось. Печаль, которую она чувствовала, превратилась в ярость. —Сэр, я не собираюсь сражаться со своим братом. —Тишина, Номер Восемь. Ты будешь делать так, как я говорю. Твое отношение раздражает—Заявил Харгривз, записывая что-то на доске, которую он всегда приносил с собой во время тренировок. Его глаза были простыми и бесстрастными, как обычно. Не беспокоясь и не заботясь о том факте, что он заставляет двух своих детей драться друг с другом. —Нет, Сэр!—Восьмая закричала—Знаете, что раздражает? Тот факт, что вы всегда заставляете нас с Диего драться друг с другом, но знаете что? Мы не хотим этого! Вы обращаетесь с нами как с дерьмом! Мы что, животные?! Действительно нужно драться друг с другом только для того, чтобы показать, кто из нас сильнее?! Вы всегда так делаете! Вы никогда не даёте нам времени на отдых! Угадайте, что, сэр, я устала! Я устала и больше не могу причинять боль своему брату! Так что, пожалуйста, просто пожалуйста, перестаньте натравливать нас друг на друга! Во всем доме воцарилась тишина. Лютер и Элисон были на диване снаружи, но они могли ясно слышать, что только что прокричала Восьмая. Пятый стоял у двери, прислушиваясь. Бен и Клаус были на кухне, готовили бутерброды, но громкий голос Восьмой был слышен и там. Грейс на мгновенье перестала подметать пол. Пого мог видеть и слышать всё через камеры наблюдения. Харгривз глубоко вздохнул—Очень хорошо. Номер Восемь и Номер Два, следуйте за мной—Он повел их к двери, которая находилась на другой стороне дома. Он втолкнул их обоих внутрь, затем заговорил по внутренней связи, чтобы все слышали. —Вы двое не покинете эту комнату, пока не сразитесь друг с другом. Пого обеспечит вас едой, и это займет столько времени, сколько вы будете сопротивляться, чтобы следовать моим приказам. —Н-нет—Диего, заикаясь, произнес—П-п-пожалуйста, н-нет. —Выпустите нас!—закричала Восьмая, колотя в дверь—Выпустите нас, пожалуйста!—она продолжала стучать несколько раз. Это была звуконепроницаемая комната, никто не мог услышать их снаружи. Даже дверь была сделана из какого-то странного материала, который не позволял ей издавать какие-либо звуки—Выпустите нас, выпустите нас, выпустите нас… пожалуйста—Восьмая уже вовсю плакала. Это было огромным потрясением для Диего, так как он никогда не видел, чтобы она плакала. Даже когда их заставляли делать татуировки. Восьмая повернулась лицом к Диего—Мне жаль, Диего—ее голос дрогнул—Мне не следовало кричать на папу. Мне так жаль—слезы начали стекать с ее лица. Диего шикнул на неё и притянул ее в объятия, что поначалу застало Восьмую врасплох, но она позволила объятиям поглотить себя. Пара просто сидела там, обнявшись и плача. Много часов спустя Пого вошел в комнату с выражением вины на лице. Он поставил поднос, на котором должен был их ужин. —Скажи Харгривзу, что сейчас мы будем драться друг с другом—заявил Диего. Он и Восьмая пришли к соглашению после стольких часов слез. Они не хотели причинять друг другу боль, но они определенно не хотели застрять там до конца года. Пого слегка печально кивнул и вышел из комнаты. После нескольких минут ожидания Харгривз заговорил в интерком, приказывая им начинать. Так они и сделали.

______

Восьмая, прихрамывая, вышла из комнаты с подбитым глазом, кровоточащей губой, ушибленной рукой, огромной раной, которая тянулась от локтя до кончика среднего пальца, и кровоточащей ногой. Диего вышел из комнаты с огромным шрамом на лице, ушибленной ногой, ушибленной рукой, кровоточащей ногой и огромным синяком, образовавшимся на колене. Другие дети ждали их снаружи. И слезы навернулись у них на глаза, когда они увидели, в каком состоянии были Диего и Восьмая. Лютер подскочил, чтобы помочь поддержать Восьмую—Я отнесу Восьмую маме, пожалуйста, приведите Диего—он дал указания остальным, которые согласились помочь. Конечно, Восьмая была занозой в заднице для Лютера, но она всё ещё была семьей, и он не мог смотреть на них обоих в таком состоянии. —О, нет—Роботизированные черты лица Грейс сменились беспокойством—Пожалуйста, отнесите их обоих наверх - по  кроватям—проинструктировала она, указывая на кровати в лазарете для каждого из них. После того, как она позаботилась о них, она сообщила, что Диего и Восьмой нужно будет пока пропустить миссии. Они нуждались в отдыхе. Пятый кивнул, вытащил Восьмую из кровати и телепортировал в ее комнату. Он медленно опустил Восьмую на кровать, как будто она была самым хрупким существом. Восьмая улыбнулась Пятому, который всё ещё пребывал в постоянном беспокойстве. —Я в порядке, Пятый. —Ты не в порядке—Пятый сел на ее кровать—Я-я, я не могу поверить. Отец зашел слишком далеко—Восьмая мысленно согласилась, но внезапно застонала от боли, когда попыталась передвинуть ногу в удобное положение. Пятый начал паниковать—Ты в порядке? Тебе что-нибудь нужно? Восьмая покачала головой—Знаешь что я не понимаю, Пятый, почему ты такой озлобленный со всеми, кроме меня? Пятый начал чувствовать, как его лицо начинает гореть—Ты особенная для меня, Восьмая—это было всё, что он сказал. Восьмая кивнула и слегка улыбнулась ему, после чего мгновенно заснула. Пятый немного посмеялся, потом встал—Спокойной ночи, Восьмая—прошептал он, затем быстро чмокнул ее в лоб. Он встал, чтобы выйти из комнаты, но не раньше, чем проверил, всё ли в порядке, а затем телепортировался обратно в свою комнату, которая была совсем рядом.