Занятия йогой Ринсаг/Rinsagi's yoga sessions

Слушая, как Токимицу рассказывает о Жульене Локи, 17-летнем вундеркинде из сборной Франции, Исаги не мог не думать о Рине. Он, несомненно, тоже мог бы стать частью национальной команды, и если бы у Японии был такой нападающий, то шансы на победу в чемпионате мира U-20 резко возросли бы, и Исаги тоже хотел когда-нибудь стать частью этой команды. С раннего вечера Исаги нигде не видел Рина, а с Арю и Токимицу у него по-прежнему не складывались дружеские отношения, поэтому ему пришлось спросить именно у Бачиры. — Кстати, а где Рин? — М, Рин-чан? Он всегда уходит по своим делам в конце дня. — Ты не знаешь, куда он уходит? — Он всегда в тренировочном зале или в комнате для йоги. — Бачира, всегда легко улыбающийся, открыл рот, как будто напевая. — Как и полагается номеру один в Блю Локе, даже, Исаги? — Каждый день? — Каждый день. Исаги сначала искал его на поле, и, вероятно, он был здесь раньше, так как в воротах лежала куча мячей. Похоже, он не пропустил ни одного гола. После проверки Исаги отправился в комнату для йоги. Когда он вошел, Рин стоял к нему спиной, без рубашки, со скрещенными ногами и прямой спиной, руки лежали на коленях. Идея подражать Рину пришла внезапно. Исаги, стараясь производить как можно меньше шума, взял коврик для йоги и расположился в стороне, немного позади. Рин продержался так еще несколько минут, а затем сменил позу, вытянув сначала левую ногу вперед, а затем правую назад. Исаги решил, что это разминка, и начал повторять. Черт, разминка? Это слишком сложно! Только тогда Рин принял его присутствие. — Что ты делаешь? Разве не очевидно, что я делаю? Увидев, как Рин нахмурился, отвечая, что подражает ему в надежде улучшить свои навыки, Исаги был уверен, что в голове младшего пронеслось не менее пятидесяти различных проклятий, но единственным произнесенным было простое "идиот". Ну что ж, не так грубо, как раньше, это... уже хорошо, верно? В тишине Исаги размышлял о том, как стать ближе к Рину, и главным стимулом для этого, несомненно, было восхищение. Исаги восхищался тем, как Рин играет в футбол, как это естественно, как будто он родился, чтобы быть на поле, как его мастерство кажется потусторонним, его дисциплина и даже его удача. Раздражает, насколько Рин хорош во всем. — Зачем ты это делаешь? — Я просто забочусь о своем теле, занимаюсь расслабляющей йогой и медитацией. Ух ты, он действительно ответил, и на этот раз как нормальный человек. — Это потрясающе... И ты делаешь это каждый день? — И что с того? Если ты просто хочешь отвлекать меня, убирайся. — Его голос был слегка раздраженным. Пфф, нормальный человек, конечно. — Ты действительно всегда думаешь только о футболе, да? Двадцать четыре на семь? — Заткнись. Я уже говорил... Это все для того, чтобы победить моего брата. Причина, по которой я играю в футбол, — это желание сокрушить Итоши Саэ. Значит... если однажды Рин сумеет победить своего брата, он перестанет играть? Но ведь Саэ уже профессионал, гений, не понадобится ли Рину время, чтобы догнать его? А может, и нет? Рин тоже находится на другом уровне, это неоспоримо. Услышав его слова о том, что однажды он достигнет своей цели и не остановится до тех пор, пока не добьется ее, Исаги неминуемо загорелся: этот парень действительно достоин быть номером один в Блю Локе. Исаги чувствовал, что даже когда Рин победит Саэ — а он уверен, что однажды это произойдет, — тот не отступит, а станет еще страшнее, все больше и больше одержимый футболом. И именно эту его версию Исаги больше всего хотел преодолеть. — Рин, я вижу в тебе своего соперника. Возможно, в тот момент это было неправильным выбором. В голосе Рин уже чувствовался гнев, когда он говорил о Сае, но теперь гнев перешел в презрение. — Тц. Для меня ты никто. — Рин, который до этого сидел в позе, вытянув спину над ногами, перешел к упиранию рук в пол, поднял все тело и, уравновесив себя, использовал только одну. — Ты называешь это расслабляющим... нет ни одной позы йоги, которая выглядела бы так... черт возьми! — Это поза "ты никогда меня не победишь". Вот придурок... Исаги не стал раздумывать над тем, что ему предстоит сделать, не говоря уже о том, хорошая ли это идея. Он просто подражал Рину. Упираясь обеими руками в землю и подавая свое тело вперед. Если Рин сделал это так легко, значит, это не должно быть так уж сложно, верно? Но, кажется, он просчитался. Последнее, что увидел Исаги, прежде чем его тело потеряло равновесие, — это расширившиеся глаза Рина, и он едва успел среагировать. Гнев, который Исаги почувствовал, услышав слова Рина, был настолько краток, что длился лишь до самого падения. Он уже извинялся, когда Рин поймал его за воротник футболки, половину его лица закрывала челка, а единственный видимый глаз с нечестно большими ресницами переполняла ярость. На удивление, Рин просто оттолкнул его и сказал, чтобы он проваливал. Следующие два дня Исаги решил оставить Рина в покое. Он не знал, насколько долго тот остается в гневе, но не сомневался, что Рин был злопамятным человеком. Исаги использовал это время, чтобы лучше узнать Арю и Токимицу, а когда он не тренировался с ними, то проводил время с Бачирой, иногда в тренировочном зале, иногда в комнате наблюдения, где они сейчас и находились, просматривая матч 4v4, в котором Исаги присоединился к команде. — Значит... Рин-чан все еще злится? — Не знаю, я избегаю встреч с ним, как могу. — Исаги, у меня сложилось впечатление, что с тобой Рин-чан настроен менее враждебно, чем с нами, почему бы... — Что ты имеешь в виду? — Исаги прервал того с выражением лица, которое, казалось, говорило: "О чем ты, черт возьми, говоришь?”. — Не перебивай меня! — Бачира несильно стукнул Исаги по голове, как всегда улыбаясь. — Я хотел сказать, почему бы тебе не попробовать подружиться с ним? Мне кажется, ты пробуждаешь в нем что-то, может быть, любопытство? В любом случае, ты единственный, кому пока удалось победить его на поле, пусть это и была маленькая победа... Не смотри на меня так! Победа есть победа, и ты превзошел нас обоих в том матче. — И с чего ты взял, что он настроен ко мне менее враждебно, чем к остальным? — Исаги не понимал, как Бачира мог до такого додуматься? — Во-первых, он выбрал тебя. И ты единственный, кого он называет по имени. — По имени...? А как он называет вас? — Он и не зовёт. Он мог спокойно провести весь день в тишине, когда были только я, он, Токи-чан и Арю-чан, разговаривая лишь по мере необходимости. Но с тобой он разговаривает. Рин разговаривает со мной? Но ведь это я пришел к нему, это считается? Нет, ни за что. Исаги поверил словам Бачиры всего на пару секунд, после чего издал гнусавый смешок. — Мы же не друзья. — Сейчас не друзья. Почему бы тебе не попробовать? В ту ночь Исаги не торопился закрывать глаза. Неужели Рин действительно относился к нему по-другому? Но, похоже, совсем немного. С чего бы это? Ну, дружба с Рином не помешает, может, она поможет ему быстрее улучшиться? Маловероятно, но вдруг? На следующий день Исаги отправился в комнату для йоги, когда Рин уже делал одну из поз. Он подождал несколько секунд у двери, если тот его выгонит, то у него хотя бы будет возможность подтвердить, что Бачира ошибся, но Рин не проронил ни слова. Хм... ладно, странно, но все же недостаточно, чтобы сказать, что это другое отношение... Растянувшись на коврике для йоги, Исаги понял, что понятия не имеет, что делать, и для начала просто копировал того. Все, что он думал сказать, казалось неуместным или глупым. Семья? Исаги уже знает, что братья Итоши ненавидят друг друга, и спрашивать о его родителях было бы как-то... странно? Жизнь в Блю Локе? Скучно. Йога? Неинтересно. Все темы, которые он мог придумать, были дерьмом. Его молчание длилось два дня, но Исаги твердо решил, что сегодня он скажет что-нибудь, что угодно. — Рин, мои ноги правильно поставлены? Боже мой, Исаги, это лучшее, что ты смог придумать? Рин повернул голову в сторону Исаги, наблюдая за его позой. Даже когда он повернул голову вперед, Исаги мог видеть размер его ресниц. Ладно, он не отве— — Сделай ноги прямее. На лице Исаги неосознанно появилась улыбка. Может быть, Рин действительно относится ко мне немного по-другому? Если бы это был кто-то из остальных троих, вряд ли бы он даже повернул голову. Исаги был доволен своими успехами. Может быть, это лучший способ справиться с Рином, если я смогу приучить его к своему присутствию, то, возможно, он постепенно откроется. Когда Исаги вышел из задумчивости, Рин уже принимал финальную позу. Они вдвоем почти синхронно свернули коврик, пока в комнате не раздался едва различимый голос. — Если тебе есть что сказать, выплюнь это. Но мне нечего сказать? Почему он вдруг так подумал? Так, Исаги, придумай что-нибудь, быстро! Исаги чувствовал себя самым глупым человеком на свете. Что это за радость — радоваться тому, что его поправили? Ожидать, что Рин будет смеяться? Он вообще знает, как это делается? В этот момент Исаги мог бы засунуть себя в глубокую яму и никогда больше не вылезать. — И с чего бы тебе радоваться этому? А? Но я не радуюсь! Хорошо, что Исаги умел импровизировать. Первое, что пришло ему в голову, приняло форму слов, наполовину выдуманных, наполовину сказанных самим Бачирой в комнате наблюдения. Закончив последнее предложение, он хотел только одного — поскорее убраться оттуда, но, возможно, так уходить было бы еще более неловко. Наконец Исаги пригласил Рина присоединиться к остальным членам команды в кафетерии. Пожалуйста, продолжай быть крайне интровертным одиноким волком и не соглашайся, я даже не знаю, будут ли они там! Закрыв за собой дверь, он как можно быстрее дошел до комнат, взял одежду, принял душ и лег, избегая Рина до конца ночи. На следующий день во время завтрака Исаги почувствовал легкую головную боль, которая усилилась после обеда. Он попытался заснуть, надеясь, что к моменту пробуждения ему станет лучше, но безуспешно. Он заглянул в лазарет и, потратив одно из заработанных очков, купил коробку лекарств, вернулся в общежитие, положил их в ящик прикроватной тумбочки и подумал, что, возможно, горячий душ ему поможет. Исаги не знает, сколько прошло времени, но боль не утихала. Избегая смотреть прямо перед собой, где свет попадал в глаза, он столкнулся с кем-то на выходе из ванной, сразу же узнав, кому принадлежат эти мускулистые бедра, и извинился. — Ты в порядке? Рин спрашивает, в порядке ли я????? Я правильно услышал? Исаги проморгал, чтобы убедиться в этом. — Что? — Я спросил, в порядке ли ты. ????? Сказав, что у него болит голова, после этого Рин разрешил ему продолжить путь. Может, у Исаги тоже жар? Ему стало очень жарко, особенно щекам. Полностью проигнорировав ужин, он отправился спать, но эта задача была бы проще, если бы Арю и Бачира не были такими шумными. У Исаги не было сил даже пожаловаться, он лишь полностью укрылся и заткнул уши. Сквозь одеяло он увидел, как загорелся абажур, и вдруг его ткнули в плечо — кто-то с ним разговаривал? Исаги не знал, что в комнату вошел Рин, пока не услышал, что тот хочет спать, выгоняя двоих, не желающих замолчать, и выключил свет. Сняв с лица одеяло, Исаги увидел на прикроватной тумбочке коробочку с лекарством. Запечатанную. Исаги потребовалось время, чтобы осознать, что сделал Рин. Его щеки были теплыми, возможно, у него действительно жар. Несмотря на то что в ящике лежала открытая коробка, Исаги открыл новую и принял таблетку, его голова пульсировала от каждого звука. — Ты не должен был это делать, но спасибо, Рин. — Я сделал это не для тебя, я выключил свет, потому что хочу спать. — Его голос был ниже, чем обычно, почти как шепот. Признаю, Бачира был прав. Рин действительно относится ко мне по-другому. — Свет? А, нет, я говорил о лекарстве. Ты появился как нельзя вовремя, у меня уже голова разрывалась от шума Арю и Бачиры. В любом случае, спасибо. — Говорить было мучительно, но Исаги должен был сказать то, что нужно было сказать, это было самое малое, что можно было сделать. — Тогда... почему ты ничего не сказал? Ответ был не более чем попыткой закрыть тему, Исаги определенно не хотел и не мог больше взаимодействовать. — Не хотел беспокоить. Пожалуйста, Рин, замолчи, прошу тебя. Рин ничего не ответил. Выключив абажур, Исаги устроился на кровати и наконец-то облегченно вздохнул: так здорово было наслаждаться темнотой и тишиной. Теперь, когда ему гарантировали особое отношение, можно было сказать, что они стали друзьями? И словосочетание, которое он хотел произнести, не было бы странным, верно? Обычно Исаги без проблем произносил его даже незнакомому человеку, но почему так неловко было говорить его Рину? Чёрт, это всего лишь одно словосочетание, что в этом такого? — Спокойной ночи. Никакого ответа. Хорошо, что тот быстро засыпает.