Сцены жизни двух идиотов

Утро. В доме было холодно, батареи еще не горячие, хотя за окном уже давно дубак. Последние листья успели слететь с деревьев, а лужи смешались с землей и оставили после себя тягучую грязь, которая застывала кусками на коврике у входа. Она снова не слышит свои будильники. Пар валит и ему едва удается выгладить рубашку и не обжечься при этом. Из раза в раз повторяющиеся звуки из самой дальней спальни уже в третий день подряд порядком ему надоели. Звуки будильников резко обрываются, но теперь он знает, что всего пять минут и они повторятся снова. Заходить в женскую комнату не слишком хотелось, особенно к ней. Той, которую он не видел уже год. Одевшись, он смотрел на свое отражение в чистом зеркале, и думал надеть куртку, или тренч еще не даст ему замерзнуть. Не успел он принять окончательный выбор, как будильник зазвенел в очередной раз, и тут чайник вскипел, и терпения больше не осталось. Дверь в комнату он распахнул почти с ноги, но дальше, что делать не знал. Девушка развалилась на кровати в позе морской звезды, которая обычно обитает под большим камнем. И громко сопела, держа руку на телефоне. Тяжело вздохнув, он опустился на корточки. И нежно проорал ей в ухо: «Ты сейчас на работу опоздаешь!». Этого хватило для того, чтобы девушка моментально соскочила и проверив время на телефоне ударила подушкой парня. Он отвертелся, и хлопнув дверью ушел. Пока парень спускался по лестнице, подключая наушники к телефону, он услышал хлопок дверью и быстрые шаги. — Слушай! Эхом разнеслось по лестничному маршу. Вместе с криком вторилось и быстрое дыхание. -Эй! Гандон! Какого хрена ты такой быстрый, зараза! Девушка его, наконец, догнала. И, схватив за рукав, пыталась отдышаться. Он непринужденно смотрел на ее красное лицо и пижаму из футболки и шорт до колена. — А написать было слабо? Ты в какую сторону? — не дожидаясь ответа она добавила, — Подвези меня. Прогрев машину, он подъехал к подъезду, возле которого стояла уже одетая Гульдана. По странному стечению обстоятельств она успела собраться и выскочить из дома всего за 10 минут, это было рекордом среди всех девушек, которых ему приходилось встречать. — А дверь ты мне не откроешь? — Нет, тут уж сама. Еще обувь отряхни, не надо мне грязь разводить. Девушка села на переднее сидение, осторожно закрыла за собой дверь и пристегнулась. — Ну да. Поди потом будет какую-нибудь девицу с нюдовым мейком и на каблуках катать. — Таких как ты я бы не стал катать. Я ведь не занимаюсь благотворительностью. — И поэтому нагло не дал мне спать. Все честно? — Меня твои будильники заколебали. Поставь себе хотя бы что-то, что не бьет по ушам. — Ладно-ладно. Кстати, когда на свадьбу позовешь? — Кого? Он как раз успел встать в пробку и расширив глаза смотрел на девушку. — Ну такие как ты обычно долго холостыми не ходят. По любому у тебя там все девушки усыхаются. — Не-не-не. У меня холостых на работе много, а девушки уже все успели замуж повыходить. Одна вот только с декрета вернулась. Не горю я желанием. — А если бы попалась та самая. Сколько бы ты ждал? — Почему тебе это интересно? — Ну какой-то ведь повезет ездить в самый обычное вторничное утро завтракать в кофейне, а не стоять с утра готовить. — Пока только тебе так повезло. А ты бы женилась? — С моим характером я пока не найду идеальную девушку никуда не пойду. — Даже если обычная какая-нибудь девушка предложит поехать в Данию? — Ну тут я бы задумалась. Парень вышел из машины, и пока девушка расстегивала ремень, открыл для нее дверь. Она подняла брови, но ничего не сказав, последовала за ним. Там он напомнил ей, что у них ровно сорок минут, и потом им кровь из носу нужно выходить. Длинные темные волосы блестели на солнце и опускались ниже груди. На лице без косметики пробивалась краснота на щеках и круги под глазами. Уставшие глаза то и дело пытались остановиться на какой-то точке, но никак не удавалось сконцентрироваться. Пока они сидели в тишине, им успели принести их круассан с лососем и творожным сыром и скрэмбл с салатом и бриошью. Оба были заядлыми кофеманами. Но она предпочитала белому кофе холодный американо, а он в любой непонятной ситуации брал капучино. Во время еды разговор не затягивался из-за напоминания о времени, но вот по дороге до ее работы эти двое успели обсудить политику обновления дорог на улицах, где всегда было хорошее качество покрытия, отвратительный интернет и ужасную водопроводную воду, после которой кожа сохнет так же, как она раньше сохла по какому-то одиннадцатикласснику, про которого ей всегда напоминал он. И как бы сильно ей бы ни хотелось забыть его лицо, при напоминании одного его имени всплывал его образ. В его же голове в это время всплывал вид подруги в школьной форме, особенно ему въелся в память ее вид в черном платье и белом фартуке. Худое тело облегало короткое платье, поверх которого висел кружевной фартук, который он называл бабушкиными занавесками. Ему приходилось убирать ее волосы, чтобы завязать бантик на спине. Она говорила ему поторопиться, чтобы не получить выговор от завуча, а он специально затягивал узел то слишком сильно, то слабо. Просто чтобы вывести ее на эмоции. Она замахивалась, но никогда не могла по-настоящему ударить. После они вдвоем стояли бы на линейке, где говорили о чьих-то успехах, но они никогда не слушали и вместо этого болтали бы с Даной и ее подругами Далигой и Айжан. И пока она отвечала или смеялась, ее глаза смотрели совсем в другую сторону. Взгляд ее был устремлен на одиннадцатиклассников, в поисках того самого, чье имя он предпочел забыть. Но помнил его смазливое лицо и длинные волнистые волосы так, будто видел его вчера, а не восемь лет назад. В том мире, в котором они не смотрели на цены и могли брать все что хотели. А хотели они не квартиру или машины этого года выпуска. Им было не нужно много для счастья. Было достаточно не получить трояк по математике и принести домой дневник, не исписанный замечаниями, а полный пятерок. Вечерами они играли в уно с друзьями в некафе, попивая чай или кофе, слушая санта барбару, происходившую в любовной жизни ее подруг. Его друзья впихивали свои сперматоксикозные шутки и гоготали, ударяя себя по коленям. Это было спокойное время без нескончаемой работы, разговоров с коллегами, и бесконечными вызовами что-то исправить или переписать. Еще одним пунктом почему это было хорошее время было и то, что не приходилось выслушивать чье-то недовольство. Своего всегда было достаточно, но с возрастом приходится получать злобные звонки с жалобами или письма с орфографическими ошибками. И накипает настолько сильно, что справляться с этим становится невероятно сложной задачей. Приходя домой, сил не остается ни на что. Ни на то, чтобы убраться, ни на то, чтобы приготовить себе максимально простой ужин. И когда к его возвращению дома горел свет, а с открытой дверью в лицо ударял приятный запах. На кухне было не одиноко, и ничего не осталось от застоялого воздуха, которым обычно пахло в квартире. Закипал чайник, окно приоткрыто, чтобы было не душно. — Что на ужин? — Улыбнулся он. — Мясо по-французски. — Такое ощущение, будто женился. — Не надо тут слюнки распускать. — Если бы сделал предложение, согласилась бы? Девушка положила еду по тарелкам и рассмотрела парня с ног до головы и помотала головой. Он изобразил разочарование и вышел. Вернулся уже в домашнем виде. От еды поднимался тоненький пар, от чего обжигался язык, стоило одной ложке погрузиться в рот. — Ради такого я бы и женился. — А ты бы потянул? — Квартира, машина есть, доход тоже, ну и моя симпатичная мордашка. Девушка скривилась и ответа он не дождался. Она кушала за обе щеки, он пытался скрыть свое умиление, но не выходило. Выглядела, как белки, которые запихивают миллион орехов себе за щеки. С ее памятью она была копией белки. Так же забывала, куда положила свои вещи и по десять раз просила позвонить ей на телефон, который в конце концов оказывался у нее в кармане. Что еще больше ее роднило с беличьими так это шило в пятой точке. Ей никогда не сиделось на месте и было жизненно необходимо засунуть свой нос во все непрошенные дела. Выходило у нее это просто великолепно, пытаясь помочь и посочувствовать кому-то, она всегда находила себе проблем, и легче не становилось абсолютно никому. Но винить кого-то с такой ангельской внешностью было невозможно. Круглые щеки, кукольные губы розовые вне зависимости от того намазано на них что-то или нет, большие черные глаза, длинные ресницы. Ее внешность не сходилось с характером белки-чихуахуа. И вот ее шило не дало ему спокойно полежать перед сном. Влетев в его комнату без стука словно цунами, она смогла вытащить его из дома и потащить в парк. Спрятав уши под капюшон, он тянулся за ней. Под тусклым желтым светом фонарей пара двигалась по набережной. Остальные прохожие были либо собачниками, либо родителями малолетних спиногрызов. Не то чтобы он сильно хотел выходить из дома в третий вечер подряд. Но выгулять ребенка было необходимо. Она подскакивала по дороге, стоило ей услышать лишний шелест со стороны реки. Еще больше она возмущалась, когда мимо проезжали шумахеры на своих тарахтелках. Но тут погундеть хотелось и ему, двое делились наболевшим. То о дорогих чеках у врачей, после которых не хочется болеть, то об, откровенно говоря, тупых клиентах, то об избалованных детях нового поколения, которым можно все, за что им в детстве бы прилетело. Но больше всего болело другое: «Почему девушки такие?». Будь то непредсказуемость или излишнее желание уйти в молчанку вместо спокойного решения проблемы. С этим пришлось столкнуться обоим. И по какой-то причине они понимали друг друга почти без слов и стоило одному начать, второй обязательно договаривал. И эта синхронность вряд ли была от чего-то хорошего. Желтый еле доносящийся свет касался лиц и только так было заметно выражение мимики и негодование, которое доносили движения бровей. Пятая точка мерзла на деревянной лавке, руки замерзали на воздухе, пальцы краснели сильнее всего и приятно им было только в карманах, но не вытаскивать их оттуда было сродни наказанию, ведь в самых терзающих душу разговорах было обязательно ими разводить или бить воздух. — Слушай, ходил налево? — Да. Как-то раз встречался с двумя одновременно. Гульдана смотрела на парня в упор активно моргая. Он отводил взгляд, явно давая понять, что продолжения истории не будет. — Жесть. А тебе изменяли? — Было дело. — И как ты реагировал? — Расставанием. — А когда узнавали о твоей измене? — Пытались помириться, но плохо это вышло. Гульадана резко перевела взгляд с прохожих на Арслана. Он выглядел невозмутимо. Настолько, что Гуле было уже не по себе. По ее взгляду было понятно, что она явно не одобряет подобное, но и зная характер друга, осудить его не могла. — А как тебе открытые отношения? — Говно полное. Оно и вышло, когда мы пытались помириться. — Оу. — А тебе? — Точно нет. Я ревнивая. — А ты изменяла? — Нет. Но мне изменили, сам знаешь ведь. — Ну да, все еще ни с кем не мутишь. — Ага. Пока что еще не отошла. — А если я бы был той девушкой, не изменял тебе. — Ага, сказал мне тот, у которого были 2 девушки. — Резонно. Но ни одна из них не была тобой. Гульдана сузила глаза и ждала ответа, но вместо этого айтишник соскочил с места и подышал на ладони, после чего засунул руки поглубже в карманы. Объяснять то, что пора бы закругляться было не нужно, достаточно было показать часы на главном экране телефона.