Folie a deux

Время уже значительно перевалило за полночь. Свет луны, пробивающийся сквозь окно, мягко освещал спальню. Уилл лежал в своей постели, им овладело беспокойство. Навязчивая тревожность не позволяла сомкнуть глаз, заполняя голову знойными переживаниями. "Чёртова бессонница." Его взгляд был устремлён на белый потолок, где покачивающиеся деревья оставили свою тень. Старинная люстра плавно раскачивалась под дуновением осеннего ветерка. Грэм думал о Ганнибале и их сложных отношениях. Рядом с ним лежал Лектер, но сейчас он выглядел совершенно иначе — уязвимым и беззащитным, словно лишённым своей собственной утончённости, обыкновенный человек. В такие моменты Уилл мог забыть, что рядом с ним находится серийный убийца, и видеть лишь того, кого он любил. Грэм глазами cкользнул по едва заметным движениям вздымающейся груди и задержался на мягких локонах волос цвета льна, что небрежно спадали на лицо Ганнибала. Под подушечками пальцев отклик находил пылкий жар гладкой кожи, напоминая о том, что Лектер жив, пока в его венах течёт горячая кровь. Перед ним было осязаемое тело, но всё же казалось, будто это лишь иллюзия, лишённая своей истинной сути. Бесспорно, Уилл любит его. И он чувствует, что это взаимно, но... Чувства Ганнибала иногда больше напоминают одержимость, нежели любовь. Как долго это может продолжаться? Возможен ли такой исход, при котором он наскучит Лектеру? Будем честны, ничто не вечно. И до Грэма однозначно были и другие, кому удавалось привлечь особенное внимание Ганнибала, но раз он сейчас в объятиях Уилла, страшно предположить, где его былые партнёры. Как вести себя с тем, кто одновременно пугает и завораживает? Угождать ему, прогибаться под каждую прихоть? Или же просто оставаться собой? Уилл знал одно: Ганнибал Лектер мог всё. Он был непредсказуемым, необъяснимым, почти нечитаемым, но все решения принимал трезво, взвешивая их на весах в чертогах своего разума. И он понимал: стоит ему допустить ошибку, и наказание последует неминуемо. Ганнибал всегда находил изощрённые способы преподать урок. Особенно Грэм не мог перестать думать об их странной, но так необходимой ему семье. В глубине души он чувствовал, что готов взять на себя роль отца для Эбигейл. Готов был оберегать её, защищать любой ценой. Но может ли он справиться с этим? Пожертвовать собой в случае провала — да, это он мог. Но что если придётся выбирать между Эбигейл и чем-то другим? Она была девочкой, которую он лишил отца, а затем сам занял его место, став для неё новой опорой в этом жестоком мире. Лишь время дарует забвение, и Уилл желает получить его как никто другой. Ветер поднимается. Стук капель подсказывает, что начался дождь. Капля за каплей. Веки становились тяжелее. В ушах стоял приглушённый шум, как будто весь мир ушёл под воду. Где-то вдали, совсем на грани восприятия, прозвучал мягкий, низкий голос, но слов разобрать было невозможно. Это был знакомый тембр, одновременно успокаивающий и тревожный, словно напоминание о чём-то важном, что не должно быть забыто. — Уилл. — сквозь сон голос становился яснее. — Готовься, мы приземляемся. Грэм резко распахнул глаза, едва различая лицо собеседника в полумраке. Протeрев глаза, он с удивлением пробормотал: — Я спал? — Сладко, как младенец. Грэм медленно выпрямился в кресле, чувствуя, как онемевшие мышцы отзывались ноющей болью. Он оглянулся по сторонам, в попытке осознать, где находится. Окно рядом с ним было залито капельками дождя, приближался рассвет, а потому салон самолёта заливался приятным розовым светом. — Где мы? — сонным голосом спросил он, всё ещё пытаясь прийти в себя. — Почти дома. — ответил он спокойно, хотя в голосе проскользнула едва заметная нотка тревоги, вызванная неожиданностью вопроса. — Надеюсь, ты готов. Лёгкое прикосновение руки Ганнибала оставило после себя тёплый отклик, пробежавший вдоль ноги Уилла. Тепло ладони ощущалось даже сквозь ткань брюк, её движение по бедру было мягким и плавным. В этом жесте не было ни капли пошлости — только трепетная забота и тонкая внимательность к поведению. — Готов ли я? — Грэм повторил, не скрывая собственной озадаченности. — Не помню когда я в последний раз по настоящему был готов к чему-либо. Уилл обратил внимание на Ганнибала. Тот выглядел так же безупречно, как всегда, словно долгий перелёт совершенно не коснулся его. Открытая книга в руках Лектера заставляла задуматься, как ему удалось так долго обойтись без сна, сохраняя при этом свой безукоризненный вид. Ганнибал не спешил с ответом, его взгляд задержался на Уилле чуть дольше, чем было нужно. Грэм ощутил его на себе — любопытное, почти восхищённое любование. Сонные глаза, взъерошенные волосы, расслабленные черты лица — всё это Лектер находил удивительно очаровательным. В этой простой, тёплой не идеальности было что-то родное, а первые лучи утреннего солнца, мягко подчёркивающие его черты, только усиливали это ощущение. — Жизнь происходит прежде, чем мы оказываемся готовы к ней. — произнёс Ганнибал, слегка сжав руку, которая незаметно оказалась на ноге. — Но сейчас я говорил конкретно о твоём пробуждении.

***

Настольные часы мерно тикали. В кабинете было так тихо, что даже шорох переворачиваемых бумаг казался громким. Вдруг послышалось слабое шипение догорающих дров в камине, а затем раздался лёгкий щелчок, подсказывающий, что свет в комнате погас. Дверь бесшумно распахнулась, но привычного хлопка так и не последовало. Ганнибал застыл в дверном проёме, неожиданно для себя застав в мраке коридора знакомый силуэт. — Не ожидал увидеть тебя здесь. — произнёс Лектер, его голос звучал удивлённо, но по улыбке было видно, как он рад встрече с Уиллом в этот момент. — Я соскучился. — тихо ответил мужчина, сделав пару шагов навстречу. Будучи уставшим, он вёл себя непривычно спокойно, словно он не хотел нарушить умиротворение, царившее вокруг. Руки мягко скользнули за шею доктора, притягивая его ближе, и тот оказался в чувственных объятиях. Уткнувшись носом в воротник рубашки, гость глубоко вдохнул аромат, присущий только Ганнибалу. — Можно войти? — почти шёпотом спросил он, при этом не разрывая объятий. — Я собирался уходить. — отозвался Лектер, его пальцы скользнули к затылку Уилла, ласково зарываясь в волосы. — Хочешь поговорить в кабинете? Ответом было едва слышное мычание и лёгкий, но заметный кивок. Ганнибал аккуратно прервал их, отступив за порог, обратно в офис. Он отошёл в сторону, придерживая дверь. — Проходи. Лектер осознавал, что разговор может затянуться, и, не говоря ни слова, вернул своё пальто обратно на вешалку, а затем включил свет, тем самым позволив гостю осмотреться. Уилл вошёл в кабинет, и мгновенно его охватила ностальгия. Столько всего случилось в этих стенах, что комната казалась пропитанной его страхами, переживаниями и радостями. Это место было как святилище, в которое он всегда возвращался. Одолеваемый сомнениями, он чувствовал раскаяние, но в ответ Лектер даровал ему своё благословение, словно взращивая в нём новое начало и утоляя ноющую боль в сердце. Стол полон бумаг, но все они были аккуратно разложены. Тлеющие угли камина тихо потрескивали, отдавая последний жар. Осматривая комнату, Грэм подошёл к пациентскому креслу, но не торопился садиться. Он попытался настроить себя на нужный лад. — Что привело тебя ко мне на работу, Уилл? — подойдя к камину, спросил Ганнибал и немного растормошил догорающие угольки кочергой. — Ты единственный, кто может помочь мне с вопросами в моей голове. — начал Уилл, выдерживая небольшие паузы между словами. Он сделал несколько шагов в сторону окна, стараясь унять внутреннее беспокойство. — Я заметил, что в последнее время меня поглотили переживания, с которыми не приходилось иметь дело раньше. — Продолжай. — произнёс Ганнибал, внимая каждому слову, его взгляд неотрывно следил за неспешными шагами Грэма по кабинету. — Мне трудно говорить об этом с тобой, ведь разговор касается тебя. Но больше обсудить подобное не с кем. Уилл осторожно подбирал слова, стараясь точно выразить свою мысль. Лектер не перебивал его, позволяя использовать столько времени, сколько было нужно. Дойдя до стола доктора, бывший профайлер остановился, невольно погружаясь в воспоминания, которые внезапно охватили его. После краткой паузы, Уилл наконец смог произнести то, зачем пришёл: — Могли бы мы провести сеанс, как прежде? — Хочешь вернуться в прошлое, Уилл? — Ганнибал приподнял бровь, его лицо выражало подлинное, почти игривое удивление. — Мне нужно больше, чем просто разговор. — сказал он, обернувшись к Лектеру. Серьёзный тон его голоса ясно давал понять, насколько это для него важно. — Я не уверен, что справлюсь со своими мыслями в одиночку. — Я вижу, что ты боишься, но не уверен, что понимаю чего именно. Расскажи мне поподробней. — мягко спросил Ганнибал, не отрывая глаз от растерянного Уилла. — Могу сесть здесь? — мужчина слегка коснулся спинки рабочего кресла доктора. В ответ он получил молчаливое одобрение — едва заметный кивок головы. Даже сейчас его мысли оставались спутанными. Сев в кресло, он понял, что больше не хочет быть пациентом. Теперь он хотел быть центром внимания для Лектера. Оставаться им, быть там, где другим не дозволено. Касаться его, слышать его голос в уютные вечера и знать его главные секреты. Грэм отодвинул кожаное кресло немного в сторону, наблюдая, как его колёсики мягко скользят по плотному ворсу ковра. Затем он медленно опустился в кресло Лектера. Пальцы несмело коснулись тонких подлокотников, и, немного поёрзав, он устроился поудобнее. Его взгляд невольно привлекла лежавшая на столе шариковая ручка — весомая на ощупь, с изысканной отделкой, и именной гравировкой. Внезапно раздался лёгкий щелчок, нарушивший тишину кабинета, и Уилл ощутил неожиданное удовольствие от этого простого, но успокаивающего действия. — Я боюсь, что не смогу остановиться, если мы продолжим то, что начали. Боюсь, что это плохо закончится. Боюсь себя самого. Страхов стало слишком много. — Страх заставляет людей размышлять. — прервал его Ганнибал, направляясь к буфету. — Твой страх вытекает из твоей главной проблемы. Ты боишься потерять себя, но на самом деле не осознаешь, что уже давно стал другим человеком. То прошлое, за которое ты желаешь уцепиться уже давно стало лишь воспоминанием. Лектер заметил напряжение, которое ощущал его собеседник. Разум Грэма был занят размышлениями, он выглядел озадаченным, готовым к любому предложению, которое могло бы помочь ему расслабиться. — Позволь налить тебе выпить, раз мы немного задержались. Ганнибал подошёл к шкафчику и достал пару бутылок. Он налил красное вино в хрустальный бокал, а для себя выбрал виски, зная, что только это сможет облегчить его вечер после тяжёлого дня. После заботливо поднёс бокал Уиллу, слегка касаясь его пальцев, когда тот протянул руку навстречу. — Спасибо. — хрустальный бокал оказался в его руках. — Может быть, ты прав. Мне нужно время, чтобы осознать, что всё изменилось. — Боишься, что не сможешь остановиться, но разве ты хочешь остановиться? Спроси самого себя. Янтарный виски поблескивал на дне стакана. Доктор интригующе плескал его из стороны в сторону, подперев стол с другой стороны. Его ладонь коснулась столешницы, а пальцы нежно скользнули по руке сидящего. — Можно личный вопрос? — глаза Уилла нервно забегали по столу, но тепло руки подталкивало его быть смелее. — Личный даже для нас? — удивлённо спросив и Лектер слегка улыбнулся. — Ты гурман, — произнёс Грэм, его голос звучал с лёгкой иронией, — как мне не стать твоим главным блюдом? — Ох, Уилл... Если бы я преследовал цель съесть тебя, то давно бы сделал это. — Ты ешь недостойных. — напористо взглянув в его глаза, уточнил Уилл. — Что если я ненароком оступлюсь и сделаю что-то, что тебе крайне не понравится? Доктор слегка усмехнулся, взгляд его становился всё более пристальным. — Последует наказание. Раз за разом. Сначала нежно, глубоко любя, я объясню тебе, где ты ошибся. — произнёс Ганнибал, поглощённый разговором. Кажется, пламя, сверкающее в его глазах, можно было рассмотреть даже в темноте, а острота его клыков призрачно ощущалась на коже. — Следующие разы я буду строже. И так, до тех пор, пока мы не придём к пониманию. — В ночь того убийства ты был недоволен мной. — Я не ограничиваю тебя в твоих действиях. — сказал Ганнибал, его голос был спокойным, но с оттенком разочарования. — Меня огорчило лишь то, что ты сделал это подло, напугав меня и заставив думать о чём-то гораздо худшем. — Что бы ни произошло между нами дальше, я хочу быть уверен, что Эбигейл останется вне этого. Хочу знать, что она не пострадает от наших взаимоотношений. — Уилл пытался выразить свои чувства ясно и без лишних эмоций. — Пообещай мне. — Ты понимаешь, что для меня это даже не просто просьба. Её благополучие важнее всего, и это не обсуждается. А теперь... — уверил Лектер, после чего его пальцы напористо скользнули под манжету рукава рубашки. — Прекрати терзать себя сомнениями. Я люблю тебя, и этот взгляд мне знаком. Слова отозвались теплотой в сердце Грэма, побуждая ответить взаимностью. Однако он не успел. После того как Ганнибал резко сократил дистанцию, его губы были накрыты влажным поцелуем — горячим, властным, свойственным Лектеру, чья фигура нависала сверху, заставляя Уилла сильнее вжаться в кресло. Поцелуй мог бы стать подтверждением его слов о любви, но, похоже, он слишком затянулся и стал неизбежным напоминанием о его власти над ним. Терпкий вкус виски растворился на губах, мгновенно давая почувствовать разницу со сладким вином. — Ганнибал... — хватая воздух, Грэм отстранился, смятение отчётливо звучало в его голосе. — Мы не закончили разговор. — Сегодня был трудный день, могу ли я пригласить тебя на повторную терапию? — склонив голову, улыбчиво спросил Лектер. Опираясь на руку, он расслабленно сидел на столе, за которым расположился его возлюбленный. Другая рука шаловливо играла с пуговицами на запястье Грэма, оставляя за собой щекочущие поглаживания. — А свои переживания оставь здесь, сегодня. Пусть они развеются, как прах над монументом старого тебя. По крупицам собирая ответы, Уилл медленно приближался к истине. Он чувствовал, что уже никогда не будет прежним. Утопая в омуте, лучше не барахтаться — это только ускоряет процесс погружения. Остаётся расслабиться, позволить себе шагнуть в неизвестность и смириться с тем, что он готов утонуть в ней, ради воображаемого забвения. Желанное Ганнибал осознавал и преподносил как подарок. Хаос, который бушевал внутри Грэма, рядом с Лектером успокаивался. Он всё ещё отзывался тревогой в глубине души, но переставал поглощать его целиком, как раньше. Становился подвластным улыбке, взгляду глаз и теплоте губ доктора, что лечил особенным лекарством.