Пусть это останется в архивах

– Моя дорогая, мне очень жаль, – голос Арсения сочился сочувствием, и, если бы Маша знала его хуже, она бы даже прониклась и поверила, – но это тупик. Они стояли в каком-то тихом пустынном дворе. Как выяснилось, не сквозном. Арсений безуспешно сдерживал рвущуюся на свет улыбку, но его жалкие попытки все равно были ценны. Маша все ждала, когда же его прорвет. Прорвало через пару секунд. Маше тоже было очень смешно. Погода на редкость радовала солнечностью и сухостью, позволяя надеть хоть и утепленное, но пальто, щеголять без нелепой шапки, не заботиться о наличии зонта и не пачкать обувь в грязном подтаявшем снеге и глубоких лужах – и эта-то манна небесная в начале марта. То же самое подметил Арсений, когда вытаскивал Машу на второе свидание. Впрочем, Маша с радостью вытащилась самостоятельно, как только ей внятно объяснили концепцию: – Будешь штурманом, – так ей заявил Арсений, когда они встретились у выхода из метро «Чистые пруды». – Твоя задача – идти, куда глаза глядят, а я, если что, подсмотрю в карту. И Машу до глубины души тронула эта бесхитростная идея. Подумать только – ее всего-навсего позвали на самую обычную прогулку, и эта прогулка действительно была бы самой обычной для любого другого человека, но не в этот раз. Маша города не знала, карты не читала, красных стрелок Сергей Семеныч на фасадах зданий не развесил. Впервые ей предстояло самой выбирать маршрут и совсем не бояться, что она запутается в трех соснах и что придется всеми правдами и неправдами выхватывать из толпы незнакомцев и выведывать верный путь, только чтобы добраться в целости и сохранности до мало-мальски знакомого места. Ну чудеса же, правда? Арсений всю дорогу ни слова не проронил насчет вектора их движения – только иногда напускал убийственно загадочное выражение, так что понять, насколько Машин курс сбоит, не представлялось возможным. В остальном он просто шел рядом, шутил на отвлеченные темы, купил Маше чай с бергамотом и мятой навынос, а себе – черный кофе, который с деланой серьезностью пытался всучить, ведь: «Попробуй, вдруг распробуешь!». Маша фыркала, откликалась ироничными уколами, тонула в собственном сарказме, а также в безграничном восторге и неописуемой нежности. Глазела по сторонам, увлеченно вертела головой, потягивала свой мятный чаек и просто чувствовала себя самым счастливым человеком на земле. Если бы только можно было взять Арсения за руку у всех на глазах без риска попасть во всемирную сеть или на первые страницы желтой прессы. Но и так все было просто крышесносно. И вот теперь вдвоем они – Маша-штурман и ее верный Арсений-поводырь на случай конфуза, – стояли в замкнутом тихом дворе, прямо посередине, под окнами высоченных центральномосковских домов. Маша ухмыльнулась: – Делал ставки, как скоро это произойдет? – Ни в коем случае, за кого ты меня принимаешь? – очень серьезно отозвался Арсений. Естественно, делал. – Я верил в тебя с первого шага и… ну, до этого момента. – Я продержалась целых, – она глянула на цифры на экране мобильника, – семьдесят две минуты. И, возможно, еще секунд восемь, по моим прикидкам. – Это потому, что ты поначалу шла по прямой и отказывалась сворачивать, – весьма резонно напомнил он. – Заботилась о твоем благополучии. – Ты невероятно чутка. – О своем тоже, – все-таки добавила Маша. Врать Арсению она зареклась. – Вот это больше похоже на правду. Но все равно – отличный результат. – Среди параолимпийцев? – Чем они хуже? Маша застопорилась, выдумывая достойный ответ, который будет не стыдно вспоминать перед сном, пялясь в потолок. Арсений тем временем окинул взглядом все еще пустынный двор и мягко и ненавязчиво притянул Машу в свои теплые объятия. Забрался ладонями под полы пальто, запутав в своих руках Машину худющую талию. Легко чмокнул в нос – тот от неожиданности наморщился, – и расплылся в широкой улыбке. – Твой топографический… – Маша с легкой укоризной склонила голову набок, – топографическая неосведомленность – просто находка. – Думаешь? – Конечно, – он смахнул длинную прядь Машиных пушившихся волос с ее же лица, – целое приключение. Тебе, наверное, безумно интересно жить. – О, да. Ты даже представить не можешь. Были бы мы в Сочи… – Замечательный город, – вклинился Арсений. – А я не спорю, только там настолько извилистые улицы, что я смогла запутаться, даже не сворачивая – Петя не даст соврать. Ты бы поехал со мной в Сочи, чтобы подсказывать дорогу? – Боюсь, у меня теперь нет выбора. Маша шутливо пнула Арсения в бок локтем – так, легонько, для профилактики. Тот, разумеется, драматично согнулся пополам и изобразил самую длительную смертельную смерть на свете – и этот актерский талант прозябает на задворках кинематографа? Очнитесь, творцы! Смерть вышла эффектной, Маше понравилось. Как в турецких сериалах. Нет! К в индийских хоррорах. Очень похоже, правда. Наверное, это и называется «конфетно-букетным периодом». Период пока что ограничивался всего неделей и двумя свиданиями, но зато столько новых странных романтичных штук с ней доселе никогда не происходило. Про Машу с Арсением достоверно знал лишь Петя – потому что он в каждой бочке затычка, а еще потому, что Маша провела с ним обещанную профилактическую беседу, которая, кажется, не произвела на него никакого впечатления. А еще потому, что Петя выскреб Машин мозг чайной ложечкой, буквально вынудив рассказать все подробности. В остальном все было стабильно и неизменно. Может, кто и догадывался – Антон во всяком случае поглядывал очень и очень многозначительно, – но виду не подавал, за что Маша была благодарна. У нее и так голова шла кругом. Отличие от прежней жизни было в понятных только им двоим переглядках среди непосвященных в их секрет людей, в касаниях невзначай, в мимолетных поцелуях, когда никто не видит, в телефонных разговорах перед сном длительностью в энное количество часов и в очень теплых переписках. Маше бы хотелось плюнуть на все, обнимать Арсения у всех на глазах, переплетать пальцы, поправлять воротник и заправлять выбившиеся из его прически волоски. Она бы даже обучилась искусству грима, только бы свободно касаться его кожи, не оборачиваясь в поисках лишнего внимания. Но она уважала Арсеньевское желание «не гнать коней», не объявлять во всеуслышанье то, как сильно перевернулась его, ее, их жизнь после той самой поездки в Питер и того самого концерта. Уже неделю они успешно существовали в трио со своей небольшой тайной и это, в общем-то, было замечательно. За эту прошедшую неделю совершенно не было времени куда-то выбираться – ни Арсению, ни Маше. А вот свое первое второе свидание Маша очень ждала – гадала, как бы оно могло пройти, прокручивала в голове, какой бы наряд лучше подошел, делала ставки, вручат ли ей снова букет тюльпанов. Вся эта дребедень совсем-совсем ей не была свойственна, раньше она чаще посмеивалась и иронизировала над похожими сюжетами. Но Арсений – он менял ее восприятие, неуловимо и очень мягко, засыпая комплиментами, нежно проводя пальцами по тыльной стороне ладони, улыбаясь светло и очень открыто, от чего коленки слабели и подгибались, щеки румянились, губы сами собой расползались в глупый изгиб. Очень дурацкое чувство. Дурацкое и, несомненно, прекрасное. А в итоге все вышло прозаично и внезапно. Арсений просто позвонил, просто предложил. Маша просто приехала сразу, как закончила дела в офисе – а значит в обычных брюках, свитере и утепленных кроссовках. Шарф еще страшный откопала откуда-то утром – не дай же бог поймать простуду в, казалось, самые удивительные дни за всю жизнь. Но Арсению, похоже, все нравилось, а шарфу он даже отвесил очередной комплимент. Маша не понимала, как Вселенная выдерживает такого человека – он явно нарушал всевозможные балансы мироздания. – О чем ты сейчас думаешь? – Арсений уже не в первый раз выдергивал Машу из ее глубоких раздумий. – О том, что у меня ужасный шарф, – абсолютно честно поведала она, – а еще о том, что мне очень нравится наше второе свидание. – Значит, придется повторить, – чужие пальцы на Машиной спине уже в привычном жесте пробежали короткую дорожку: вверх-вниз вдоль позвоночника – и по всему телу разлилось необъяснимое спокойствие. – Я хотел бы тебя кое о чем попросить. Маша немного насторожилась, но только немного, потому что Арсений – очень чуткий, как оказалось, к ее настроению, – аккуратно боднул носом ее щеку, и только потом отстранился, не размыкая объятий. Значит, что-то не очень страшное. Хотя от этого Арсения ожидать можно всего, что угодно. – Ты не могла бы, – Маша могла бы, она бы все могла, стоит только спросить, – чаще говорить мне прямо, о чем ты думаешь и чего хочешь? – Хорошо, – еще б она по-другому ответила. – А очень надо? – Еще как. Я все еще не телепат и все еще периодически нихрена не понимаю. А рассмотреть на твоей моське, – щелкнул пальцем Машу по лбу, – все твои глубинные переживания очень тяжело. А мне бы очень хотелось. – Да без проблем, – задумчиво согласилась она. – Вот, ты опять это делаешь. – Что? – Слишком непонятно о чем-то думаешь, – Арсений, наконец, взял Машину вечно холодную ладонь в свою и потащил к арке, через которую ранее они смогли пробраться в тупиковый двор. Маша недоумевала, но покорно тащилась. – Проблема-то в том, что никаких особенно глубинных переживаний у меня нет. – Совсем никаких? – он изумленно оглянулся через плечо. Актер в нем брыкался, как только мог. – Почти, – запыхавшись, она отцепилась от своего буксира. – Арсений, ты ж помни, что не все по утрам-то бегают. – Очень зря, полезно для дыхалки, – еще Арсений был очень хорош в очевидных фактах. – Ну так? Они продолжили путь уже спокойным шагом. Кажется, теперь это был район Китай-города – минутой назад промелькнула табличка рядом с большой красной буквой «М». Такие знаки Маша распознает на ура, не зря высшее образование получала. – Ладно. Честное слово, чаще всего я даже не нервничаю, почти никогда. А если случается что-то из ряда вон, в голове проносится что-то типа «ну приехали». А к тебе я еще, наверное, просто не привыкла, поэтому… – неопределенно пожала плечами, мол, сам напросился, сам и додумывай, что она там пыталась донести. – Мне, наверное, лестно слышать, что в отношении меня фраза «ну приехали» не проносится. – Ну, вообще-то проносится, – хмыкнула Маша, – просто интонация другая. – Это какая? – Околоистерическая. – Фантастика, – вопреки сочащемуся сарказму, Арсений выглядел как очень довольный кот. И это еще Машу сложно понимать? – А так… – Маша на пару секунд обхватила Арсеньевские пальцы своими, пока на горизонте не замаячили больно уж пристально вглядывающиеся в его высокую фигуру девушки. Убрала руку в карман пальто. – А так, когда ты… рядом, у меня почти пустая голова. Только какой-то бред иногда лезет, но это так. Тебе вряд ли было бы интересно. – Конечно, – хитро отозвался Арсений и продолжил идти с еще более довольной рожей. Маша очень сильно старалась Арсению не врать вообще. Но сложно ведь всего за несколько дней отучиться от привычки выкручиваться и припудривать некоторые подробности. А припудривать было что. Совсем скоро у Арсения намечался день рождения. О том, собирался ли он свой праздник в том или ином виде отмечать, не знал, похоже, никто, даже он сам. К тому же Маша-то подарок уже вручила, причем с боем, чуть ли не уговаривать пришлось этого джентельменского Арсения, чтобы ее старания не пропали даром. Поэтому заботиться было особенно-то и не о чем. Совершенно не о чем. С Маши взятки гладки. Именно это она усиленно прокручивала в голове, стоя над витриной с наручными часами в очень претенциозном бутике, куда ее затащил Петя по пути в импровизаторский офис в один из дней. Решил, так сказать, обновить свои собственные – деньги ему ведь совершенно некуда девать. Пока он вился рядом с симпатичной девушкой-консультантом, охотно описывающей в красках все прелести того самого хрустально-алмазно-платиново-нефтяного механизма, Маша расшагивала в одиночестве, изредка присматриваясь к особенно интересным моделям. Вот. Присмотрелась. И купила дорогущие мужские часы под страшным взглядом Петра. Взгляд у него был страшный только потому, что «взяла бы лучше классику, там хоть цифры видно». Но Маша как те самые часы заприметила, так отойти от них не смогла. Там, представляете, солнышко, изображенное на средневековый манер, сменялось полумесяцем в том же стиле в зависимости от времени суток. А еще циферблата не было вообще – какая интрига! Только небольшие лаконичные точки там, где должны были располагаться цифры. А какой браслет, какие стрелки крутецкие, матерь божья… Это определенно была импульсивная покупка. Молчать, финансовая грамотность! Импульсивной она была не столько из-за суммы – деньги и правда волновали в последнюю очередь, – сколько из-за того, что Маша прекрасно понимала, что ее, скорее всего, убьют. Посмотрят вот такими вот укоризненными голубыми глазами, покачают недовольно головой, скажут пару ласковых – и убьют. В лучшем случае быстро и безболезненно. В худшем… Представлять страшно, что может крыться в Арсеньевской голове. Возможно, заставят слушать плохие каламбуры до взрыва мозга. Поэтому часы эти жгли ящик комода. Жгли они и мысли, а отпустили лишь вот теперь – на втором свидании с человеком, который очень скоро Машу убьет, хоть сейчас его взгляд и лучился невероятной нежностью вперемешку со смешинками и чем-то еще очень загадочным. Она почти решила сдать аксессуар обратно в бутик или на худой конец отдать отцу – он тоже ловил несказанные приколы от подобных вещиц. Но конкретно эта вещица была настолько… Арсеньевская, что расстаться с ней так и не получилось. Петя назвал ее дурой, у которой поехала башня от дебильной влюбленности. Маша не отрицала, только смотрела очень печально и напрашивалась на сочувствие. А еще Маша была горазда на широкие жесты для дорогих ей людей – так было принято в ее семье. Прокофий, вот, коня любимой супруге прикупил, это вам не какие-то там часы без циферок. Впрочем, когда указанная башня немного встала на место после Машиного длительного самоанализа, по итогу было решено, что презент подождет своего часа до лучших времен. Обижать Арсеньевское очень мужское эго совсем не хотелось. Сдавать часы – тоже. И спалилась Маша невероятно глупо. Если обратиться к теории, гостей она, в общем-то, любила, но не очень. Потому что гостей надо встречать при полном параде, уборку делать, соображать что-то сколько-нибудь съедобное. Вино в морозилку совать. Короче, основательно готовиться. Поэтому гостей она все же больше не любила, чем любила. И тем не менее, каким-то волшебным образом Машина квартира была настоящим проходным двором. Ладно Петя – он просто был беспардонным типом, отрицающим личные границы с завидным упорством. Правда это обстоятельство касалось только Маши – с остальными-то Петя был учтив и вежлив в большинстве случаев. Дальше к Пете в один момент присоединился и Гоша, хотя тот и всегда уточнял, удобно ли Маше позаниматься, а когда удобно, а нужно ли что-то принести, а сколько времени займет занятие и прочее и прочее. Так что с Гошиными визитами легче было сразу смириться, а не обсуждать десять лет все подробности. Тем более за это еще и капала на карту денюжка. Санек же просто приходил без всяких расшаркиваний. Иногда, конечно, все же звонил, когда уже был в двух шагах от подъезда, а чаще просто звучно стучал в дверь без предупреждений. Впрочем, он никогда не заявлялся просто так – о времени занятий у них с Машей была конкретная договоренность, так что, если Санек приперся неожиданно – значит, горит работа. Маше такое обстоятельство не очень нравилось, но к особенностям Санька она попривыкла, к своему долбанутому рабочему режиму – тоже, поэтому достойно сносила и такие явления. Захаживал Олег, хотя и очень редко – иногда они вместе добирались до Машиного дома после работы, заворачивали в продуктовый, а после половину вечера трещали обо всем на свете за просмотром какой-нибудь романтической комедии нулевых, ведь Олег на дух не переносил фильмы ужасов, пугался и вовсе не глядел на экран. Пришлось искать компромисс, Маше не жалко. А вот Арсений побывал у нее в гостях абсолютно очаровательно и очень неожиданно, подарив несколько микроинфрактов буквально за полтора часа. Вот они переписываются без продыху на протяжении часа, пока Маша жует на кухне сельдерей, который сама же и притаранила минут двадцать назад из местного супермаркета, и параллельно что-то с остервенением выклацывает на ноутбуке в видеоконференции с Саньком, а вот уже слышится трель дверного звонка, и на пороге оказывается Арсений – привалившись к дверному косяку с букетищем наперевес, светится, словно ясно солнышко. И Маша тоже в момент начала светиться, хотя и непроизвольно, но от этого не менее искренне, правда на голове у нее был один сплошной колтун, на теле – домашняя растянутая футболка, на ногах – розовые носки, единственная подобная пара в ее монотонном гардеробе. И сельдерей за щекой. А на кухне тихо матерился Санек. – Мой адрес стал всеобщим достоянием? – это слабо походило на приветствие, но и Маша пребывала в высшей степени недоумения. – Твой брат – кладезь, – пояснил Арсений на удивленный Машин взгляд в ту же секунду. По правде сказать, была мысль захлопнуть дверь прямо перед его красивым носом, потому что Маша здраво оценивала собственный потенциал и точно знала, что сейчас походила на лохматое чудовище. Но Арсений явно не понял бы порыва. Пришлось вступить в переговоры с террористами. И забрать букет – тюльпаны, кстати. – Я ему когда-нибудь язык отрежу, – мило улыбнулась она в ответ. – Проходи, пожалуйста, пока нас не поймали в объективы какой-нибудь «Звездной правды». – Наверное, стоило предупредить?.. – Арсений неуверенно перешагнул порог. – Нет-нет, – она обернулась на свою пустынную квартиру. – Нет. Мой рабочий день заканчивается… – глянула на запястье, где по идее должны были располагаться наручные часы – мысль предательски скользнула к запретному ящику комода. – Смотри-ка! Прямо сейчас. Вот так повезло, да, Арсений? Пока Арсений, который явно сначала приехал, а потом решил поразмышлять об этом, как делают все настоящие взрослые люди, стягивал обувь – подумать только, Машин Арсений в Машиной квартире, – хозяйка метнулась на кухню, прошипела что-то очень убедительное в экран и под недовольный бубнеж захлопнула крышку компьютера, скрыв недовольную Саньковую мину. – Очень… – Арсений медленно заплыл на кухню вслед за Машей, – просторно. – Не просторнее твоей гостиной в Питере, – Маша ловко увернулась от чужих цепких рук, тщетно пытаясь поправить гнездо на голове. – А вообще, мама говорит, что мне следует купить квартиру получше. – Куда уж лучше, – удивился Арсений. – Я б тут сам жил с удовольствием. В общем-то, он был прав – квартирка у Маши была очень даже неплохая, да еще и в центре города. Не как у Пети, конечно, но вполне себе достойный вариант, тем более для человека, совершенно не притязательного к высшей степени роскоши. Маша глянула на Арсения и призадумалась. Что было бы, если бы он жил в Машиной квартире? Ужились бы они? С Машей, в принципе, ужиться легко, несмотря на ее любовь к мелким пакостям, отвратительные кулинарные навыки и постоянные визиты ненаглядного брата. Маша вообще умела сидеть и не отсвечивать, когда надо. Когда не надо – тоже. А вот Арсений… Он не отсвечивать не мог. Арсения бросало из крайности в крайность по несколько раз на дню, хотя он, и это было очень заметно, действительно старался сдерживаться. В один момент, заряженный на успех и позитив, он бродит взад-вперед по всему периметру, не в силах усидеть на месте; вклинивается со своими каламбурами в каждую щель, внезапно делает смертельно опасный – видимо, так думала только Маша, потому что остальные наблюдали с абсолютно равнодушными лицами, – кувырок назад через руки; утаскивает Машу куда-то в темный угол под самым дурацким предлогом, чтобы урвать шутливый поцелуй – совсем же не подозрительно, правда? В другой же момент, он растекается по дивану, перегорев в своем энтузиазме, равнодушно листает новостную ленту, не удосуживается даже встать за стаканчиком воды, хотя недовольно поглядывает на кулер в отдалении, и только изредка прислушивается к чужим разговорам, одаривая окружающих своей кривоватой полуулыбкой лишь на особенно смешные перлы. Короче говоря, Маша с трудом успевала следить за сменой Арсеньевских агрегатных состояний. Однако это для нее было довольно забавно и даже весьма интересно – с научной точки зрения. Однажды она даже задумалась, удастся ли построить внятную оценку вероятности того или иного Арсеньевского настроения в каждый момент времени. Поразмышляла об этом где-то полчаса и пришла к выводу, что нет, не удастся. Арсений был до кошмарного непредсказуем. Поэтому ответить однозначно на поставленный вопрос – ужились бы они с Арсением под одной крышей, – Маша пока не могла. Да и рано пока об этом говорить, если уместно вообще. Но в одном уверенность была железобетонная – скучно точно не было бы. – Могу предложить чай, – Маша металась от одного настенного шкафа к другому, сверкая розовыми носками, – кофе нет, очевидно, – Арсений понимающе кивнул. – Из еды… – почти пустой холодильник явил одинокую бутылку белого, кажется, шабли – это на вечер, Маша планировала пересмотреть «Сияние». – Из еды только сельдерей. – Не люблю сельдерей, – очень радостно уведомил Арсений. – Чудно, – просияла Маша и перетащила пакет с овощами на свою сторону стола. – А вы с Петром, как я посмотрю, спелись. – У нас много общего. – Например? – Например, ты, – он определенно знал, какой эффект вызывал своими этими романтичными романтичностями, но Маша стойко держалась – только щеки вновь предательски порозовели. – Ну, если ты еще не рассматривал такой вариант, – непринужденно начала она, пытаясь силой мысли придать лицу нормальный оттенок, – то все, что тебя интересует, ты можешь узнать непосредственно у меня. – Прям все? – прищурился Арсений. – Думаю, да. – Хорошо, – чайник вскипел, и Маша уже в более размеренном темпе принялась заливать горячей водой листья. Какой это чайник за сегодняшний день? Третий? Скоро Маша превратится в чай. – Начнем с экскурсии по квартире? – О! – ну, конечно, нормальных-то гостей у Маши не бывает. Нормальным гостям надо еще и квартиру показывать. Арсений ведь даже руки не помыл. Петя был прав – хранительница очага из нее, как из него самого Человек-паук. – Дай мне минуту. Вот, бери сельдерей, вдруг «распробуешь». И ускакала в спальню. Вихрем заправила кровать, подумала две секунды, залезла с головой в горы футболок в комоде и сменила текущую на более… презентабельную. Подумала еще секунду – стянула «вырви глаз» носки. Плюнула и запрыгнула в джинсы. Осмотрелась – вроде по-божески. Потом на реактивной скорости метнулась в гостиную за спиной у Арсения, который усиленно не подавал виду, что что-то происходит, и засунула распластавшийся на подушках плед под диван. Подровняла цветочный горшок, который и так был в полном порядке. – Арсений, – Маша обвила его плечи своими руками загребущими, – бьенвеню, как говорится. И все шло гладко. Арсений с интересом шастал по квартире, рассматривал многочисленную мелочевку, расставленную по полочкам, достал со стеллажа парочку очень странных книг, например, «Мой дедушка был вишней» – одна из любимых детских историй, которая безумно приглянулась Арсению именно названием. Долго торчал на балконе, рассуждая, что Маша многое упускает, отказываясь от созерцания утреннего города в компании с кружкой американо. А потом зашел в спальню, где тут же заприметил на кровати вытащенную впопыхах фирменную коробку, перевязанную фирменной же лентой. И перед Машей встала очередная дилемма века. Если бы она была в фильме, она бы точно пробила четвертую стену, посмотрела бы в камеру, прямо на зрителя, и сообщила бы очень простую истину: «Мне пизда конец». На деле Маша стояла столбом, выпятив нижнюю губу, а в голове проносилось то самое «ну приехали». Арсений, сорока такая, конечно же не смог пройти мимо. Даже призрачной надежды на другой исход не было. У Маши же всегда все криво. Оставалось только очень глубоко, но очень тихо вздохнуть. И решить, много ли ее моральный портрет потеряет, если начать сейчас спасать свою несчастную задницу. – А это что? – он дернулся было к находке, но, видимо, врожденная интеллигентность не позволила. Маша бы пожала этой интеллигентности руку. – А это ничего, – напустила самый беспечный вид, дабы скрыть от чужих глаз собственную кислую мину, и засунула коробку обратно в комод, прикрыв стопкой футболок от греха подальше. Арсений пожал плечами и двинулся дальше. Маша выдохнула. Ну и саспенс, «Астрал» отдыхает. – Кстати, – он выглянул в окно, отодвинув прозрачную тюль, – единственное, что я вижу в тебе чаще всего безошибочно, – повернулся к Маше и улыбнулся, вполне даже дружелюбно улыбнулся, – это когда ты мне врешь. Ты ведь и так это знаешь, верно? – Очень даже ошибочно, потому что я не вру, – заметила Маша. Правда же не врала. – Уворачиваешься. Вот же ж. – Уворачиваюсь. – Ну и ладно, – Арсений улыбнулся шире, прошел мимо, чмокнув по пути Машу в щеку, и скрылся где-то на кухне. Маша же постояла несколько секунд в ступоре, не веря своим глазам, ушам, щеке и всему прочему, а потом возмущенно потопала следом. – Это провокация! – воскликнула она, как добралась до цели. – Не выдумывай, – Арсений помешивал сахар в чае. Маша-то помнила, что никакой сахар он в чай не клал. – Да провокация же, – уверенно повторила она. – Возможно, – легко согласился Арсений. – И сахара там нет. – Действительно, нет, – ухмыльнулся он. Маша обогнула стол и уселась напротив. Ну что она, бегать что ли будет? Нет уж, она встретит это испытание с высоко поднятой головой. Тем более часы эти весь мозг уже вымотали – тысячи сценариев были придуманы, миллионы вариантов рассмотрены. Арсений еще этот, манипулятор въедливый – ужас просто. И вообще, что сделано, то сделано, а стыдиться такого вот проявления чувств со своей стороны – просто предательство. – К сожалению, это был подарок на день рождения, и я этого не стесняюсь, – Маша поджала губы. – Звучит очень празднично. – Да, старалась, спасибо. Ну, это такой подарок, долгоиграющий. – Кому подарок-то? – все же уточнил Арсений – явно для проформы, ответ ведь просто у Маши на лбу был написан. – Ну хватит, а? Я сейчас покажу, и ты сам все поймешь. И Арсений и правда понял. Точнее, у него глаза полезли на лоб, в них же заискрилась детская радость, пальцы бесконечно вертели коробку, не решаясь выудить часы на свет божий, а Маша за всем этим наблюдала, подперев подбородок ладонью. Естественно, ему понравилось. Маша же не первый день его знает. Еще бы не понравилось. Именно ради таких вот сияющих глаз, недоверчивой улыбки, увлеченной суеты она эти чертовы часы и купила. Ну вот, сейчас он вытащит-таки их из коробки, а там бирка. Сейчас-сейчас… Ага, смотрит на бирку. Прямо видно, как спускается с небес на землю. В лице почти не меняется, но Маша-то не первый день Арсения знает. Она уже смирилась в принципе. Сейчас будет очередная лекция о принципах и мужском достоинстве. Записать что ли, чтобы не продолбаться снова? – Знаешь, Маш… – а вот и классическая для подобных увещеваний скорбная рожа. – Да не собиралась я их тебе дарить, – предвосхищая события, отмахнулась она. – Нет? – вот теперь Арсений сломался совсем. – Нет, – Маша обреченно кивнула. – Я их сначала купила, а потом уже подумала. Но они ж, смотри, какие прикольные. Тут тебе полный букет! Стрелки крутые, да? А солнышко видел? Смотри-смотри… – и принялась крутить колесико, сменяя одну картинку другой, с неподдельным восторгом наблюдая за всем этим действом. – Да, солнышко суперское, конечно, – даже с каким-то сожалением протянул Арсений, но быстро вернул себе самообладание. Черт бы побрал этого рассудительного Арсения. –  У тебя же остался чек? – Остался. Но я тебе его не дам. – Почему это? – Потому что тогда ты пойдешь и благородно сдашь их сам. На это Арсению ответить было нечего. Маша и правда знает его все-таки далеко не первый день. – И что нам тогда с ними теперь делать? – с сомнением вопрошал он, а Машу внезапно согрело это самое «нам». Она-то ожидала, что сейчас наступит конец света. Или что они хотя бы поругаются – спустя неделю… Неделю чего? Наверное, это даже «отношениями» назвать нельзя. Спустя пару свиданий – да, так звучит правдоподобнее. – Ну, пусть лежат в комоде, что такого? – Но я же уже знаю, что ты их купила для меня, – укоризненно напомнил Арсений. – Давай представим, что не знаешь, – предложила Маша первое, что пришло в голову. – Какая разница, если я тебе их все равно не отдам. И не надейся, Арсений. Упомянутый Арсений неопределенно покачал головой. – Ты меня своими приколами когда-нибудь убьешь, Маша. А Маше было немного стыдно все-таки, но не очень. Она вздохнула, поднялась со своего места, подошла к Арсению. Потопталась рядом, сбросила его руки со стола и беспардонно уселась на колени. Взяла такое дорогое лицо в ладони и заглянула в глаза. – Арсений, я предупреждала, что для меня вся такая фигня… – он выгнул бровь. – Я имею в виду – отношения и романтика и все в этом роде – очень ново. И не знакомо. Справляюсь, как умею, – развела руками. – Но вот если ты сейчас скажешь мне пойти и сдать эти дурацкие часы обратно… – Не скажу, – закатил глаза он. – И правильно, потому что я послала бы тебя к черту, – улыбка растянулась от одного Машиного уха до другого. – Пусть будут. Пятидесятилетие-то не за горами… Арсений ахнул от возмущения, ощутимо залез пальцами под ребра, а Маша согнулась пополам и расхохоталась от души, спрыгнула на пол и дала деру. Арсений же, словно малолетний шкет, кинулся следом, хватаясь за края Машиной футболки и бросаясь какими-то до глупости комичными угрозами. Часы преспокойно лежали на столе, средневековое солнышко глядело с циферблата и, возможно, подмигивало. Жаль только, что никто на это уже не обращал внимания.  

***

  – Александра, Александра, этот город нам с тобою… Маша летала по офису – на этаже, где восседали ее многоуважаемые коллеги по Мурманску, – и раскидывала копии подготовленных накануне документов по столам. Примчалась она сюда рано утром и застала лишь хмурого Санька, обложенного энергетиками и чашками из-под кофе. – Маш, хорош выть, – взмолился Санек. У него явно болела голова, а глаза были краснющие, словно не спал несколько суток. – А ты чего огрызаешься-то? – миролюбиво спросила Маша. Ее настроение ничто не могло испортить. – Да бесишь просто. – А я сейчас тебя уволю вместе с мурманским офисом. – Ты так каждый день говоришь. И никого не увольняешь. И правда. Санька Маша уволила бы в последнюю очередь. Удивительно все-таки, как внезапно их свела жизнь. Они бы точно не встретились, если бы не Гоша. А с Гошей бы не встретились, если бы не Московский продюсерский центр. А там Маша не побывала бы… По честноку если, то если бы не Олег, но Маша предпочитала связывать это обстоятельство с импровизаторами в целом. Потому что в импровизаторах что? Точнее, кто? Правильно, Арсений. Какой ужас. Вот теперь Маша точно сходит с ума, раньше были просто цветочки. – А ты чего там? – спохватилась она, переведя все внимание на несчастного Санька. Русский язык богат и многогранен. Сложен и прекрасен. Сколько он вмещает красочных эпитетов, сколько позволяет составить невероятных метафор, как много может привести гипербол и сколько же способен охватить. Может передать действия, чувства, малейшие детали, да так, что картина перед глазами встает, так, что запахи чувствуются, кожей ощущается материал, звуки слышатся в тишине. Удивительный, удивительный язык. Красивый и чуткий, широкий и емкий одновременно, невероятно разнообразный. И только русский человек способен задать совершенно неопределенный вопрос, не содержащий в себе ни капли смысла на первый взгляд, не несущий никакой нагрузки. И только русский же человек способен подобный вопрос распознать четко и безошибочно. И так же понятно ответить: – Да с херней этой. Маша заглянула в экран Санька и нахмурилась. – Это че такое? – Бустрап. – А нафига? – Ну а как? Богатый, богатый русский язык. На нем писал Достоевский, им же разливался мыслью по древу Богучаровского дуба Толстой, с его же помощью цеплял струны души Рыжий. Но что важнее – Маша и Санек говорили на том же самом русском языке с минимальными усилиями и вполне справлялись. Вряд ли им удалось бы записаться в классиков современности, но они туда и не метили. – Так пакет же готовый есть, я тебе ссылку скину. Вводишь команду, и он сам считает, – Санек тупо уставился на свой длинный код, а Маша сочувственно похлопала его по плечу. – Ничего-ничего, сам виноват. В следующий раз спросишь, а не будешь выделываться. Санек сдулся окончательно и принялся собирать вещи. Несколько банок из-под энергетика со звоном покатились со стола. Маша его останавливать не собиралась – пусть отдыхает, ей не нужна смерть на рабочем месте от переутомления, тем более смерть Санька. К Саньку, кстати, Арсений относился в высшей степени скептически, хотя прикрывал это безобидными шутками и подколами. Маша понимала, что история с красными розами вряд ли его впечатлила именно в хорошем смысле, но не будет же она гонять Санька подальше, только потому что Арсения он напрягает. Романтика романтикой, а работу делать кто-то должен. Тем более, она все чаще думала, что ей очень интересно подтягивать по учебе своих студентиков. Это стало своего рода хобби. Пару раз Гоша заговаривал о том, что у него есть еще и одногруппница, которой тоже нужна помощь то ли в линейной алгебре, то ли в матанализе, то ли еще в какой-то лабуде, но Маша, хоть и с сожалением, но рубила на корню эти поползновения, потому что выкроить несколько часов на еще одного сердобольного незнайку совершенно не представлялось возможным. Оказывается, как только появляется личная жизнь, свободного времени, которое можно было бы потратить на какие-то отвлеченные дела, остается совсем немного. Пришлось пересмотреть тайм-менеджмент и подергать Славобосса. Тот великодушно отправил Машу оформлять гибридный режим посещения офиса, так что теперь она санкционировано работала где угодно, когда угодно и сколько необходимо. Это позволило немного разгрузиться и даже преспокойно бывать на моторах Арсения – все-таки обещала, хоть он и не настаивал совсем. – Мне вообще это не нравится, я на такое не подписывалась. Что закономерно, она снова лежала на диване в «Магазине», драматично закинув кисть на лоб, и представляла собой самые страдальческие страдания на свете. – Ты смотрел «Мне бы в небо»? – Арсений отрицательно помотал головой. Вокруг последние сборы завершала съемочная группа. Третья серия второго сезона «Магазина» была отснята, а Маша, пообещавшая сидеть на всех Арсеньевских моторах, пока отлично с этим справлялась. Сидела, собственно, на диване – согнать ее оттуда не смог даже Стас, сломавшись под гнетом железобетонной самоуверенности и очень злобного взгляда из-за ноутбука, – и покручивала свои уравнения. Пару раз Арсений серьезно затупил над подсчетом символической суммы к оплате после очередного успешно выполненного заказа, и Маша с радостью вставила свои пять копеек, получив на выходе недоуменных покупателей, недовольного Арсения и чувство собственной важности. Такое развлечение Маше показалось весьма занятным, а бесить Арсения в принципе было очень весело, поэтому выкрики из темного угла стали регулярными. Так что Арсений на это дело плюнул и перестал раздражаться, а Стас смирился и даже нашел во всем происходящем некоторую изюминку. Впрочем, скорее всего Машу из этого мотора вырежут. Придется покромсать запись на мелкие кусочки. Маша была очень довольна результатом. – Классный фильм. Ну, представь: Мировой кризис 2008 года, компании увольняют сотрудников одного за другим. Кстати, знаешь, из-за чего начался кризис? – Из-за дешевых ипотек в США, – Арсений, сидевший на излюбленном стуле у дивана и очень сильно мешавшийся мельтешащим операторам и звукачам, увлеченно копался в телефоне, не поднимая глаз. Маша дернула его за брючину. Арсений глаза поднял. – Что? Я что-то не то сказал? – Да ты гуглил, – возмутилась Маша и дернула штанину сильнее. – Неправда, – он благоразумно отодвинул ногу подальше и продемонстрировал экран, где виднелась новостная лента. – Тогда ты эрудит. – Маш, я просто в два раза тебя старше и прекрасно помню этот кризис. – Не начинай, – отмахнулась она. – И не в два раза, а всего на… В общем, не в два. И вообще, там все было сложнее. Ну, короче. Вот там в фильме была фирма, которая занималась «терминацией» кадров. То есть она отправляла своих специалистов, чтобы те объявили попавшим под сокращения людям, что, мол, будьте здрасьте. Ну, чтобы руководители сами их не собеседовали – это ж очень эмоциональная процедура. Говоришь, типа, вы уволены – и тебе сопли, слюни, слезы, полный набор, конечно. – Ума не приложу, к чему это ты, – съехидничал Арсений. – Да ни к чему, – тяжкий мученический вздох. – Я просто не хочу никого увольнять. Славобосс тогда, как оказалось, совсем не шутил, заявив, что мурманскую группу стоит переформировать. Причем на компромиссы не шел. Увольняйте, говорит, нечего держать этих олухов. И очень настойчиво напомнил о том как раз недавно. А еще слал смски с тем же посылом – просто деваться некуда. А Маша тут при чем? Маша тут совсем не причем. Маша просто руководит этой самой бедовой группой. Какое же откровение, что руководитель должен не только сотрудников нанимать, но и прощаться с ними от своего собственного имени. Коварный корпоративный мир. – Уволь Санька, – невозмутимо предложил Арсений. Маша аж приподнялась с дивана. – Ну уж нет, Санек хотя бы работает нормально. Если б не он, я б давно все провалила. – Точно, он же просто золотой сотрудник. Маша закатила глаза и сползла головой на подушку. Никак не помогает этот Арсений в ее моральной дилемме и внутренних метаниях. Ноги теперь неудобно свешивались через подлокотник, но иного положения, которое так же достоверно передало бы ее упадническое настроение, не подыскать. – Какой-то ты смурной, – заметила она, пристальнее разглядывая Арсения из своей очень неудобной позы. – Тебе кажется. – Ну, раз ты так говоришь… То я в жизни не поверю. Все ушли? – Арсений оглянулся – дверь хлопнула последний раз около минуты назад, – и кивнул. – Давай, ложись, – ей подарили самый скептический взгляд на свете. – Давай-давай, дело говорю. Спустя ряд коротких препирательств Маша ухватилась за протянутую ладонь и подлетела с дивана, тут же получив легкий поцелуй куда-то в уголок губ. Арсений все-таки довольно плюхнулся на нагретые подушки, потянулся и закинул руки за голову. Может, таков был план? Что ж, тогда Маше не жалко поделиться любимым диваном. А еще она вполне может примерить роль психотерапевта. – Меня раздражает Антон, – обреченно вздохнул Арсений и повернул голову набок, теперь снизу вверх глазея своими прекрасными глазюками. Маша б на эти глазюки молилась, если бы была такая религия. Хотя никогда не поздно основать свою собственную. – Бедный Антон, – понимающе согласилась Маша. – Что на этот раз? – Твой бедный Антон перестал на меня хитро посматривать и перешел к недвусмысленным намекам. – Потому что шпионы из нас никакущие, – улыбнулась Маша. Потянулась к будто специально выставленной в очень манящей позе Арсеньевской коленке и сделала «крабика» – так ее щекотал папа в детстве, а Маша визжала и убегала. А потом возвращалась, чтобы повторить приключение. Арсений, конечно, не визжал, но угрожающе зашипел. Маша довольно распрямила спину и откинулась на спинку стула. Оказывается, она очень тактильная. Или это просто свойство Арсения – притягивать Машу, словно магнитом. Вечно хотелось его дернуть за одежду, ущипнуть за руку, ткнуть в бок – чтобы на нее, Машу, обратили внимание, а еще для того, чтобы убедиться в реальности происходящего. Вдруг Арсений возьмет и растворится в воздухе? Маша бы вот вообще не удивилась. Но он упорно не растворялся, а только уворачивался, как мог, недовольно восклицал и иногда смиренно хихикал. И чаще всего на эти вероломные выпады никак не отвечал. Маша была в восторге. Правда сейчас Арсений совершенно не был расположен к веселухе. – Сильно сомневаюсь, что это Антон так знатно подпортил тебе настроение, – Арсений снова уперся взглядом в потолок. – Что, партизанить будешь? – Тебе нравится то, чем ты занимаешься? – внезапно выдал он, и Маша немного опешила. Вот оно как, значит – будут разговаривать на серьезные экзистенциальные темы. Пора расчехлять словарь, чтобы не запутаться в словах и предложениях. – Мурманск-то? Ну, – почесала бровь. Вообще-то Маша об этом даже не задумывалась. – Это интересно. – Знаю я твое «интересно», – справедливо поддел Арсений. – Там есть свои нюансы, но в целом – интересно, в прямом смысле этого слова. – То есть нравится? – допытывался Арсений. Чего привязался-то? – Скажем так, – носила бы Маша очки, она бы их обязательно деловито поправила вместе с этой репликой, – если бы я могла выбирать, я бы этим не занималась. Но на данный момент это лучший вариант из всех доступных. – А почему ты не можешь выбирать? А почему Маша не может выбирать? Об этом она тоже не думала. Во-первых, конечно, потому что у нее нет корочки магистра. Ладно, это отговорка, поскольку существует вполне внушительное «во-вторых». На самом деле, это довольно страшно – выбираться из зоны комфорта и прыгать в неизвестность, оставляя позади уже что-то привычное и знакомое. К тому же, это большая работа – помимо того, что нужно решиться на подобное морально, так еще и необходимо провести серьезный «анализ рынка», поизучать предложения, задуматься уже более глубинно – а чего бы она, Маша, вообще хотела от жизни? Сейчас, может, все стало интереснее, ведь поменялись декорации и роли, разбавилась рутина, но будет ли так всегда? Вряд ли. А настоящего кайфа она от этого самого Мурманска не получала. – Жизнь жестока, Арсентий. Не всегда люди могут позволить себе заниматься любимым делом и получать за это кучу денег. – А ты, значит, получаешь сейчас кучу денег? – тут же зацепился Арсений. Маша Арсения очень любила, но как же было сложно лавировать меж острых скал. – Кучку, – куча денег понятие относительное. Вообще-то Маша получала прилично по ее собственным меркам – на какие иначе шиши она бы втарила пресловутые часы в претенциозном бутике? – просто в отличие от Пети не спускала их направо и налево у всех на глазах. И на бирже приторговывала вполне успешно, на депозиты деньжата закидывала под достойную ставку, еще и со студентов своих за занятия драла без зазрения совести… – Ты, кстати, съехал с темы. – Надеялся, не заметишь, – ухмыльнулся он. – И какое же твое любимое дело? – Арсений, ты съехал с темы. – Я вот занимаюсь любимым делом, – невозмутимо продолжал он. – И, как ты говоришь, получаю за это «кучу денег». Но это не то, о чем я мечтал. – Это похоже на кризис среднего возраста, – очень серьезно встряла Маша. – Да уж самое время, сколько можно его ждать. Маша, честно говоря, совсем не понимала, что ей делать, как себя вести и какие слова подобрать. Очевидно, от нее что-то требовалось. Придется опять поиграть в «Сапера». Ради Арсения она на все готова, даже на сердечный приступ от неудачного шага. Она переползла со своего стула на диван, ближе к Арсению. Пихнула его поближе к спинке и умостилась на сидушке рядом. Сложила ладони на Арсеньевской коленке, а на них поставила подбородок – так удавалось смотреть глаза в глаза, улавливая каждое движение мимики. На всякий случай. И еще потому что смотреть на Арсения Маша очень любила. И Арсения любила. И вообще… – Ты хотел бы стать великим киноактером? – она широко и понимающе улыбнулась. Арсений против Машиного крышесносного обаяния – так считала сама Маша, – устоять не смог и тоже улыбнулся, хотя и немного устало. – Хотел. Мечтал, можно сказать. – И тебя не пугают… – Жестокие реалии кинематографа? – …падающие на съемках вертолеты. Ну, в целом это одно и то же, – вот теперь Арсений беззвучно рассмеялся, легко и от души. Машина цель по реанимации смурного настроения была выполнена. Но, видимо, придется идти дальше. – А случайно нет ли на горизонте никаких великих фильмов? – Может и есть, я не смотрел, – теперь он умиротворенно вертел прядь Машиных волос в руке, накручивая на указательный палец и перекатывая меж костяшек. – А как вообще это все происходит? Ты заходишь на «Хэдхантер» и вбиваешь запрос «Величайший актер кино»? – Для этого у меня есть агент, – фыркнул Арсений. – Просто я не давал команды рыть роли. – Так дай команду! Арсений бросил свой снисходительный и умудренный опытом прожитых лет взгляд на Машу, от которого та почувствовала себя ребенком ясельного возраста. – Не хочу разочаровываться. Маша беззлобно закатила глаза. В ее лохматой голове в то же время проносились каруселью тысячи мыслей, одна абсурднее другой. Формировались в причудливые сюжеты, забавные сценарии, короткометражные зарисовки. Очень яркие и живые. Даже было как-то странно, что Арсений и не подозревает, что у нее вертится в мозгах. Ах, точно! Он же просил… – Знаешь, о чем я сейчас думаю? – оживилась она и теперь уже обеими руками обхватила Арсеньевское колено, раскачивая согнутую ногу из стороны в сторону. Арсений, естественно, не знал и терпеливо сносил все экзекуции. – Думаю, что, если бы могла выбирать, я бы стала великим режиссером, чтобы снимать тебя в своих великих фильмах. – Если бы ты была Тарантино, я был бы твоей Умой Турман? – Маша важно кивнула на такое меткое предложение. – Или Хеленой Бонем Картер, если бы я стала Тимом Бертоном. – Маша, ты прекрасна. И была бы Маша прирожденным романтиком, она бы вернула Арсению что-нибудь не менее чувственное. Например, что этот «Магазин» для нее очень многое значил. Потому что все-таки вся история началась именно с него. И что совсем не жаль, что больше она почти не принимает участия в этом проекте – за исключением частого торчания на съемках за кадром, – ведь свою роль она уже отыграла, как и «Магазин» свою. Многое значил, потому что свел ее с Арсением, потому что не раз они вот так сидели на этом самом диване вдвоем или в компании не менее приятной. Потому что прямо сейчас Маша смотрела Арсению прямо в глаза и четко понимала, что выбрала самого правильного человека для своей авантюры. А почему бы, собственно, и не сказать это все вслух? Маша уже открыла было рот… – А я знал! – раздалось откуда-то из-за спины, а она все продолжала смотреть на Арсения, правда теперь не с поволокой безграничной нежности и преданного обожания, а уже вполне себе насторожено. И даже с ужасом, хотя и довольно ироничным. Рот закрыла – момент упущен. Арсений даже не дернулся, но на лице у него явно отразилось раздражение. Кто там его раздражал давеча? – Здарова, Шаст, – махнул рукой, а Маша опомнилась, развернулась к входной двери, не отрываясь от облюбованной коленки Арсения, и изобразила на лице подобие радушной улыбки. – А чего это вы тут? – лыбясь самой хитрожопой лыбой спрашивал Антон, неумолимо приближаясь к их с Арсением импровизированному гнезду на диване. – Я пошла заваривать чай, – и Арсений с очень несчастным видом остался один на один с Антоном. Маша заварит чай, поязвит от души на непрошибаемого Шастуна и назло ему же расскажет-таки историю об известном крушении вертолета на съемках «Сумеречной зоны», от чего у обоих импровизаторов лица окрасятся в серый, а губы скривятся, потому что мерзости Маша умела рассказывать красочно, подробно и реалистично; Антон вернется в форму первым и продолжит свои подзуживания, так что ближе к концу вечера Арсений, уже не скрываясь, будет перебирать Машины пальцы, рассуждая о том, как неудобно в этот раз расставили моторы, ведь ему даже не удастся съездить в Питер – придется перекантовываться у Сереги или в отелях дольше запланированного. Маша изо всех сил будет игнорировать навязчивые часы на стене, потому что те одним своим видом напоминали о приближении ночи, а заканчивать посиделки казалось преступлением. Рассудительный Арсений засобирается первый и вызовет ей такси, они будут ждать его под уличным фонарем, просто стоя плечом к плечу – хватит с них теплых объятий и бесконечных прикосновений. Тем более ехидный Антон не отвяжется до последнего, дождется, пока Маша сядет в автомобиль, и останется, видимо, выведывать подробности у уже не такого уж раздраженного Арсения. И Маша в глубине души будет радоваться такому случайному совпадению, хотя в той же глубине и будет догадываться, что не совсем уж оно случайное, ведь Антон так и не сознается, что же он забыл в поздний час в «Магазине» в свой выходной. Это будет еще один хороший вечер из многих других. Засыпаться будет легко и спокойно, а сниться будут очень знакомые и безошибочно узнаваемые голубые глаза. Может быть, и сама Маша кому-нибудь приснится этой ночью. Снова.  

***

Хорошие дни когда-нибудь заканчиваются. Хорошее настроение – тоже. Хорошему настроению неоткуда взяться, если накануне пришлось уволить по меньшей мере троих сотрудников лично, а теперь, вот, приходится работать в законный выходной. Придурок Санек слег с хворью на почве переутомления, а Маша совсем отвыкла от технической работы, переложив уже давно всю «чернуху» на своего протеже. К сожалению, в коде Санька сам черт голову сломит, а орать на больного в праведном гневе Маша посчитала неправильным. Арсений тоже пребывал в паршивом настроении. Это Маша поняла, как только появилась на пороге гримерной – по отражению Арсеньевского лица в зеркале. Даже голову он по указаниям девушки-гримера вертел очень недовольно. Оставалось только поздороваться с неловкой улыбкой и усесться в дальний угол со своими двумя ноутбуками – рабочим и личным. В шпионских и детективных фильмах хакеры пишут код порывисто, остервенело, не отрываясь от работы, мельтеша подушечками пальцев по клавиатуре, а на экране льется и рябит бегущая строка скрипта, что-то бесконечно считается, вычисляется, загораются разноцветные таблички-уведомления, и все вокруг победно трясут кулаком и приговаривают: «Есть!» или «Наконец-то!». На деле же все, конечно, не так. На деле же это картина из серии «Блять, где «Ё»?». Маша тупила жесточайше, переводя взгляд с одного экрана на другой, на пробу тыкая по буквам и цифрам, надеясь устранить ошибку в хитровыкрученной Саньковой модели. Так что даже не заметила, когда помещение потихоньку стало наполняться людьми, в число которых, что удивительно, вошел и ненаглядный Петя. Впрочем, он, вопреки ожиданиям, сильно мешаться никому не стал, уткнулся и сам в свой планшет в противоположном углу и затих. Маша от удивления даже оторвалась от своего Сизифова труда. И тут же напоролась на любопытный взгляд Димы и загадочный – Сережи. Один лишь Антон дружелюбно помахал ладонью, а потом и сам плюхнулся на соседнее от Маши место. Арсений стоически высиживал еще минуты две, но в конце концов практически отмахнулся от гримерских кистей, слез с кресла и принялся мерить комнату шагами вдоль и поперек. Маша этот перфоманс понаблюдала недолго, ничего особенно интересного в нем не нашла и вернулась к работе. – Че с ним? – пнул Антон Машу локтем, от чего рука дрогнула и код снова выдал ошибку. – Понятия не имею. – Проблемы в раю? – хитро поддел он. Надо отметить, Антон продержался неделю, и можно было бы сказать «с честью», но Маша от него такого предательства не ожидала, да и не казался он типичной сплетницей. Однако муж и жена – одна Сатана, и Антон с Ирой не исключение. Не очень много времени потребовалось, чтобы восстановить цепочку событий. Согласно наиболее вероятному сценарию, Антон разболтал о последнем вечере в «Магазине» Ире, Ира – Дарине, Дарина – Стасу, Стас – Диме – последнее звено наименее согласовалось с реальностью и эмпирическими наблюдениями, но Маша решила, что этим можно пренебречь. Может, Антон просто всех в круг собрал и сообщил добрую весть – кто ж его знает. Только вот Серега… Он будто бы заранее все уже разведал, просто помалкивал. Возможно, растрещал Арсений, хотя и верилось с трудом. Неважно как, а важно что. Все вокруг теперь прекрасно понимали, что у Маши с Арсением какой-то там далеко не дружеский междусобойчик. Маше в целом было по барабану – она, может, только рада была, что правда потихоньку всплыла наружу, потому что прятаться по углам, как школьница, она уже подустала. Могло ли упомянутое обстоятельство отразиться более ярко на Арсении? Он, кстати, с каждой минутой раздражался все больше и с готовностью язвил на Димины комментарии. На Петину феерическую юмореску просто посмотрел тяжелым взглядом. Что-то новенькое. – Да нет, – теперь уже не отрываясь от маячащей перед лицом Арсеньевской фигуры, отвечала Маша. – Я не при чем, он уже такой был. – Иди спроси, – снова пихнул ее Антон, будто подговаривал ткнуть палкой дикого зверя и посмотреть, что будет. – Сам спроси, раз так интересно. – Ну нет, – хохотнул он. – На меня он наорет. – А на меня нет? Антон пожал плечами и откинулся на спинку слишком маленького для его высоченного роста стула, скрестив руки на груди с очень вызывающим видом. Маше, по правде сказать, идти что-то там узнавать совершенно не хотелось – с подобной кондицией Арсения она была знакома. Но, видимо, поинтересоваться стоило, мало ли что. Она решительно кивнула, подавив тяжелый вздох, и поднялась со своего места – будто прыгнула с обрыва. Возможно, сейчас ей оторвут голову. – Арсентий, – Маша осторожно закинула удочку, перехватив Арсения у самой двери и протягивая стаканчик с водой, – я с дарами. – Да, спасибо, – все с тем же противным выражением лица он забрал воду. Пить не стал. – Все хорошо? – зажмурила один глаз на всякий случай. – Прекрасно просто, – фыркнул он, все же приложившись к стаканчику. – Оцени по десятибалльной шкале в натуральных числах, – попробовала она вновь… – хотя, можно уйти в отрицательную область, если надо, – ...и тут же пожалела. – Маш, мы выходим через пятнадцать минут, – ух, аж воздух наэлектризовался. – Давай потом поболтаем, а? И свалил куда-то. Маша пожала плечами – возразить-то ей не дали, оставалось только принять, как должное, хоть голова на месте осталась, и на том спасибо – и вернулась к Антону. – Бесится? – понимающе протянул он. – Бесится, – согласилась Маша. – Ничего, скоро вернется, – Антон встал и размялся – выходить-то и правда через пятнадцать минут. – Расскажет, может. – Меня скорее током ебнет, если я к нему в таком, – она покрутила кистью в неопределенном жесте, – состоянии еще хоть на метр подойду. – Ну, – ухмыльнулся, – кто, если не ты? Но Арсений не появился даже перед самым выходом на сцену, не заглянул в гримерку в перерыве между моторами, а также долго не попадался на глаза после окончания съемок. Маша даже забеспокоилась немного – может, она сама где-то снова продолбалась? Про часы что ли вспомнил? Да нет, про часы Арсений довольно быстро забыл – во всяком случае эту тему не поднимал, лекций не читал, скорбным взглядом не смотрел. К Машиному великому облегчению. А что тогда? Возможно, его тревожил надвигающийся день рождения. Вкупе с недавними экзистенциальными измышлениями вполне вероятно, что настроение его ухудшалось с каждым днем всего лишь от осознания, как быстро летит время и как мало его остается для самореализации. А может, его выбесил Санек? Разговоры о работе не проходят без его упоминания, а Санек – не самый любимый Арсением персонаж в Машиной жизни. Что-то в высшей степени непонятное. И это самое непонятное продолжилось до конца дня. Арсений, конечно, немного разморозился – Маша очень старалась шутить свои лучшие в жизни шутки, только чтобы он немного подрасслабился и выдохнул. Получилось неплохо, но с вопросами больше не лезла – захочет, сам расскажет. Наверное. Или Маша потом выведает-выпытает. Или нет. Голова кругом. Главная проблема была в том, что она совершенно не представляла, как лучше поступить в подобной ситуации. С одной стороны, не чужие вроде люди. С другой, ну сколько времени-то прошло? Три недели? Да уж, внушительный срок. Но кто-то где-то когда-то говорил, что в отношениях крайне важно доверие – о господи, это же был Петя, начитавшийся психологических книжек, – так что Маша сама доверяла изо всех сил и ожидала взаимности. Взаимность, похоже, пока что показывала ей шиш. – Ты опять о чем-то думаешь, – хмыкнул Арсений. Они сидели в такси, катясь по поздневечерней Москве в мигающем свете фонарей, вывесок и светофоров. Маша прижималась щекой к Арсеньевскому плечу, параллельно вертя кольцо на его правой руке. Левой же он приобнимал ее ссутуленные плечи, размеренно вычерчивая незамысловатые узоры на руке сквозь верхнюю одежду. – Один мой знакомый психолог сказал, что в отношениях важно доверие, – как на духу выдала Маша. Она, кстати, уже привыкла вываливать свои странные и не очень измышления, которые могли бы показаться мало-мальски важными. Или хотя бы интересными. – Это что за намеки такие? – в голосе явно проскользнула усмешка. Маша закатила глаза и вывернулась из-под чужой теплой руки. – Теперь моя очередь тебя кое о чем просить, – Арсений сделал очень участливую мину. Выкобенивался, очевидно, но Маша-то понимала, что под маской беспечности он, кажется, занервничал. – Ты не мог бы… Точнее нет. Да выдыхай ты, господи, – ему это явно не помогло, но что уж тут поделать. – Если тебя что-то беспокоит, ты всегда можешь мне рассказать, потому что я готова помочь, чем смогу. Можешь даже на меня покричать как следует – меня это вообще не впечатляет обычно, – если тебе от этого легче будет. Вот. – Я понял, – кивнул он. – Ну, давай тогда, – Маша устроилась поудобнее. – Что? – Арсений потупил несколько секунд, а потом прыснул. – Нет, Маша, я не буду на тебя кричать. На тебя невозможно кричать, ты совсем что ли у меня? – Ладно, – порывистый монолог вылетел изо рта скороговоркой, забрав силы на достойную мозговую деятельность. Что делать дальше, снова было непонятно. Арсений снова потянулся и придвинул ее к своему плечу. Вздохнул: – Если бы ты могла помочь, я бы обязательно к тебе обратился. – Это неправда, – вяло отмахнулась Маша. – Хорошо, – согласился он. – Я бы с тобой поделился, может быть, совета бы спросил, но постарался бы справиться сам. А если конкретизировать, – Арсений внезапно дернул Машу за хвост, чем вызвал искреннее недоумение, – я тебе все расскажу, но попозже. Договорились? Маша-то с Арсением тогда договорилась, но сколько этого «попозже» ждать – загадка. Впрочем, от его премерзкого настроения не осталось и следа буквально на следующее же утро, и это с новой силой удивляло, ведь раньше казалось, что все Арсеньевские метаморфозы вполне привычные и даже уже немного предсказуемые. А хрен там плавал, как говорится. Но позитивная динамика радовала уже пару дней, хотя двадцатое марта неотвратимо приближалось. Путем нехитрых махинаций Маша выяснила, что праздновать Арсений ничего не собирался, потому что «понавтыкали моторов в каждый час» – времени было и так мало, а тратить его на подготовку, планирование и прочую белиберду он совсем не хотел. Маша заикнулась было предложить свою помощь, но Санек все еще болел – от души и за весь коллектив, между прочим, – работы было непочатый край, и чтобы исполнить еще одно обещание, пришлось бы отказаться ото сна и добавить пару часов в сутки. А Машина квартира все еще была проходным двором. Часов в одиннадцать вечера в дверь постучали раз, да еще раз, да еще много-много-много-много раз. Штирлиц бы подумал: «Высоцкий», – а Маша подумала, что кому-то сейчас откусит голову. Откусит, прожует, проглотит и не подавится. Вином запьет, если что – вон оно, только что открытое, ждет ее на кухне. А за дверью вновь оказался Арсений, но в очень непривычном амплуа. Счастливый до чертиков, немного растрепанный, с румяными щеками и радостной улыбкой. Без предисловий он ввалился в коридор, не удосужившись даже прикрыть за собой дверь, увил своими длинными руками, казалось, все Машино тело и утянул в долгие беспорядочные поцелуи. Маша в свою очередь была шокирована, но, не отрываясь от любимых губ, извернулась невероятным образом, чтобы захлопнуть дверь ногой, и принялась пятиться на кухню – там вино, все-таки. Арсений так ничего и не объяснял, просто целовал и целовал: в губы, в нос, в щеки, в подбородок, и снова в губы, но уже более тягуче и опасно – Маша даже поднапряглась немного. Обнимал крепко-крепко. Просто тайфун какой-то. Добравшись до обеденного стола, Маша все-таки отстранилась. Для этого даже пришлось легонько ткнуть указательным пальцем Арсения в подбородок. Его это, конечно, совсем не смутило, но чутка притормозило. – Даже не знаю, с чего и начать, – удивленно сообщила Маша. – Вина, может? – Да, вино – отлично, – горячо кивнул Арсений. – Я налью тогда. – Налей. – Ну, ты меня отпусти, я и налью. Арсений спохватился, выпустил Машу из своего капкана, сел на стул. Встал со стула. Подошел со спины, потянулся и чмокнул в щеку или около того. Маша все еще охуевала удивлялась. Развернулась на пятках и настойчиво воткнула бокал в Арсеньевские руки – прохладные, кстати, с улицы же только что. – Пальто снимешь? – на всякий случай уточнила она. – Да, разумеется. Осушил половину бокала все так же в верхней одежде, не теряя в выражении апогея счастья. Маша все еще… – Наступило «попозже»? – осенило ее, и Арсений ответил такой улыбкой, какая на его лице за все их знакомство возникала лишь пару раз. – Наступило, – очень торжественно. – Присядь. – Постою, спасибо. Арсений, конечно, тоже не присел. Он выдержал слишком затянувшуюся паузу – очень драматично и по-актерски. Маша терпеливо выжидала, а губы, все еще влажные и холодившиеся на воздухе после беспардонно-очаровательного нарушения ее личных границ, тянулись в предвкушающий широкий изгиб. И сердце будто начало биться в унисон Арсеньевскому, потому что если он так счастлив, то и Маша счастлива, и какая разница, что там за причина. – Мне дали роль, – сподобился наконец Арсений. Маша подвисла с широко раскрытыми глазами. От чего Арсений немного стушевался – явно не такой реакции ожидал. Но Маше просто надо было перегрузиться, потому что в следующий момент квартира наполнилась отвратительно оглушающим визгом. Возможно, соседи в тот же момент вызвали полицию – слышимость-то на уровне допотопного века. Вот теперь и Арсений охуел, не будем даже зачеркивать. Все, что смог – это вовремя подхватить Машу, которая в прыжке безумной обезьяны налетела с остервенелыми объятиями. И Маша еще долго-долго радовалась, выпытывала подробности и не переставала восторгаться. Она и не думала, что умеет так радоваться – громко, шумно, широко и очень искренне. Могло показаться, что ее радость затмила самого Арсения, но вряд ли это было на самом деле так. Они опустошили бутылку напополам за разговорами. Арсений поведал, что прослушивания проходил очень партизански как раз в тот день, когда у него было особенно сучье настроение – очень нервничал, считая, что снова провалился. А ничего не рассказал, чтобы не выглядеть потом неудачником – на это Маша закатила глаза далеко-далеко и еле вернула их в прежнее положение. А сегодня ему позвонили с подтверждением. Там еще, конечно, парочка этапов будет, например, парное прослушивание какое-то там, но его роль за ним уже закреплена – дело в шляпе. Признался, что все-таки последовал Машиному совету и пообщался с практикующим киношником – может в этом дело, а может Арсений просто нашел «свою» роль в «своем» фильме. Посокрушался, что вино закончилось, но Маша это дело пресекла уверенным жестом и полезла в шкаф у стены в гостиной – достала умопомрачительно дорогое бордо, которое собиралась хранить, выдерживать, а потом продать на каком-нибудь аукционе. Ну, не собиралась – представила, как это было бы прикольно, и на всякий случай держала не тронутым. Но тут такой повод! Разлили вторую бутылку, Маша узнала, что фильм не просто фильм, а реально хороший фильм, семейная драма, кажется. От режиссера без сомнений именитого, хотя имен называть не будем, и от сценариста, приложившего руку к нескольким работам, побывавших чуть ли не на Каннах, а, возможно, в Берлине – надо будет погуглить на досуге. Размах впечатлял. Арсений говорил и говорил, а Маша слушала и слушала. Бутылка пустела – возможно, уже не совсем или совсем не вторая, – сегодняшний день закончился и начался завтрашний. Все так же улыбаясь, она перевела внимание на часы и прибалдела. – Арсентий, – когда поток сознания иссяк, а все подробности были оговорены уже по несколько раз, пришло время для проблем насущных. – Мы с тобой кое о чем забыли. «Арсентий» постарался сфокусировать взгляд и в голубой мути даже забрезжил неподдельный интерес. – Да-да, – Маша уже вылезала из-за стола. – Сиди здесь, закрой глаза. Хотя нет, – с сомнением осмотрела чуть покачивающуюся фигуру, – лучше не закрывай. В общем… Ща. Через минуту уже неровным шагом вернулась с небольшой коробкой с гигантским бантом – бант был больше коробки, потому что сама завязывала, и видит бог, не одна партия полетела в помойное ведро. – С днем рождения. С достоинством выдержав на себе испытывающий взгляд, Маша наблюдала, как все ее долгие старания развязывались чуть смятой лентой и стекали ею же на стол. – Галстук? – Арсений не удержался и заржал. – Он совсем дешевый, – оборонялась Маша. – Я же не могла, ну, совсем ничего не подарить. А еще там лисы. Тебе, вроде, они нравятся. – Мне нравится все, что ты делаешь, – проникновенно сообщил он и в два движения обмотал шею обновкой. – Придется теперь начать носить галстуки. Арсений этой ночью порывался уехать обратно к Сереге, но коллективным разумом было решено, что несчастный Матвиенко не выспится, будет злым, хмурым и фигово отыграет мотор. Или просто Арсения пошлет к чертовой бабушке. Коллективным же разумом был рожден вывод, что Арсений Машу совсем не стеснит, если останется спать на диване. Уже только Машиным разумом было выдвинуто решение, что Арсению надо бы организовать постельное белье, чем пришлось заняться незамедлительно, потому что на дворе была глубокая ночь, глаза слипались, а усталость под руку с невыносимой ленью и состоянием уверенного подпития приклеивали пятую точку к стулу. После ожесточенной борьбы с простыней и наволочками, еще минут пятнадцать пришлось помучаться с пододеяльником. Потом еще столько же искалась хоть какая-нибудь Петина старая футболка. Затем еще десять минут ушло на поиски нераспакованной зубной щетки. Короче говоря, когда Маша вернулась за Арсением, он уже преспокойно дрых на Машиной же кровати – на животе, спустив руку на пол, видимо, чтобы не было вертолетов. Впрочем, дрых очень интеллигентно – пальто все-таки снял, улегся поверх покрывала и занял самый краешек. Маша порассматривала эту картину с минуту, вздохнула и перетащила подготовленное белье к себе в комнату, чуть не навернувшись по дороге в запутавшемся под ногами одеяле. Укрыла Арсения. Осторожно переползла через его недвижимую тушку и улеглась с другой стороны. Рациональная мысль переместиться на диван самой, конечно, возникла, но Маша никогда в этом не сознается. Пялилась в потолок, слушала размеренное дыхание и думала, что теперь точно знает, по какому поводу сможет все-таки всучить пресловутые часы – все придумала и обязательно приведет в исполнение. Закрыла глаза. Ночью все-таки пришлось спать без одеяла – Маша совсем не привыкла, чтобы во сне ее кто-то обнимал.