Пусть это останется в архивах

Маша перекатывала на языке кусок откровенно пересоленной яичницы – свой кулинарный прокол она предпочла упорно не признавать, – ожидая загрузки организма. На удивление, спала она отлично, отключилась сразу, как голова соприкоснулась с подушкой – наверное, сказалось нервное напряжение. Такие нервные напряжения вообще не свойственны ее размеренной жизни и спокойному характеру. Наиболее яркий эмоциональный окрас приобретали перепалки коллег, Петины издевки, когда тот путает берега, и съехавший с маршрута автобус – тут уже совсем караул. Проглотив несчастную яичницу и залив все это добро сладким чаем – непередаваемый микс вкусов, – Маша выпрямилась на стуле и положила обе ладони на столешницу. Еще есть десять минут до выхода. Так. Арсений, значит. Самая загадочная история была связана с тем, что высокопарное «любовь с первого взгляда» хоть и подходило по симптомам, но в корне противоречило сути. Взгляд-то не первый. Более того, этот Арсений еще и до метро Машу провожал, еще и беседы вел, еще и так же лучезарно улыбался всю дорогу – и ничего, земля не разверзлась, небеса не рухнули. Да и вообще, в любовь с первого взгляда Маша не верила. Как можно влюбиться, совершенно не зная человека? Так вот влюбишься, а потом выяснится, что он серийный убийца или, прости господи, любитель холодца. К тому же, лирика Маше была не присуща – сама себя она гордо окрестила прагматиком еще много лет назад, поэтому предпочла смотреть на проблему со структурным подходом и пугающей ответственностью. Обратиться к ретроспективе и разложить многочлен на одночлены, так сказать. Соединить все вершины графа. Свести последовательность к нулю.

***

Антон был доволен как объевшийся сметаны кот, когда Маша, не имея путей к отступлению, спалив все мосты самостоятельно, попросилась поторчать с изнанки сцены. Петя смылся довольно скоро – ему эта киношная романтика совершенно не уперлась, а работа, как он не преминул заметить, не волк. Маша кисло с ним согласилась, в душе завидуя такому пофигизму – ему-то не впервой сотрудничать с телевидением. Поэтому ничего не оставалось, кроме как подсобрать свои растрепанные чувства и с ноги ворваться в компанию импровизаторов, которые горячо сцепились на тему покера. Покер Маша любила, тут было где разгуляться. До их звездного часа оставалось не больше пятнадцати минут, воздух вокруг был заряжен предвкушением, легким трепетом и задорным нервяком. Она настолько погрузилась в атмосферу, что даже позабыла недавнюю сердечную недостаточность, благо Арсений снова куда-то сбежал – тихо и бесследно, оставив после себя лишь едва уловимый флер парфюма. Удалось даже отмочить парочку удачных шуток, прежде чем под экзальтированные комментарии оказаться утянутой к сцене. Маша предпочла жаться ближе к стене, стараясь не показывать носа из-за кулис. Так, для собственного спокойствия. Скорее всего, если бы она отбросила осторожничество, никто бы ее носа и не заметил. Но она чувствовала себя заблудившимся котенком, которому дико страшно, но безумно любопытно. Последний раз такие ощущения ее посещали на первом курсе университета – они с Петей поступили в один ВУЗ, но учились в разных корпусах, поэтому разведывать обстановку, искать новоиспеченных одногруппников и запоминать путь в столовую ей пришлось самостоятельно. Было интересно, местами – боязно до одури, Маша путалась в коридорах и пропускала пары, потому что не могла найти нужную аудиторию. Все еще плохо запоминала лица и поэтому несколько раз попадала впросак… Но в совокупности вся эта неизведанная реальность вызывала какой-то необъяснимый восторг. В последние минуты перед стартом началась суета: гримеры ловили Антона, который ходил из угла в угол и время от времени умудрялся размазывать тон, потряхивая кистями и настраиваясь на съемки; Дима кружил вместе с Шастуном, методично заливая ему в огромные уши то ли мантры, то ли курс по психологии, то ли житейские мудрости; съемочная группа мелькала перед глазами, завершая последние приготовления; Стас рычал в динамик телефона что-то про бракованный реквизит или поломанный стул (или поломанный реквизит и бракованный стул). Один Сережа со спокойствием удава молча глядел на кусочек зала, что виднелся из-за сценических декораций. Минуты за две перед тем, как ребята должны были бодро выбежать к зрителям под фирменный саундтрек, Арсений – его способность исчезать и появляться бесшумно и незаметно начинала пугать, – мягко, но ощутимо ткнул Машу в плечо и с заговорщицкой улыбочкой протянул свой телефон. – Снимешь наш выход? А у Маши есть выбор? Под искрящийся энтузиазмом взгляд она приняла мобилу из его рук, зацепив легкое соприкосновение пальцев и прикидывая, куда бы опереть свое бренное тело, пока не поздно. – Конечно, пожелания по ракурсу? Снизу, сверху, в профиль, в анфас? В стиле Кубрика или Нолан подойдет? Может быть, есть рабочая сторона? – Естественно, есть, – неиронично оповестил Арсений, пропустив мимо ушей все остальное и осмотрев Машу с непередаваемым скепсисом – мол, ну что за вопросы, дамочка? Потом великодушно махнул рукой. – Но можешь не заморачиваться. И лучше отойти сюда, а то мы тебя затопчем, – мягко отпихнул ее ближе к кулисам. Глянул в последний раз, аккуратно поправил волосы, будто те в этом нуждались на полном серьезе, и хлопнул угомонившегося – или смирившегося, – Антона по плечу. Маша приготовила камеру. Маше было очень плохо.

***

На самом деле, сидеть за кулисами Маше не понравилось. Во-первых, банально ни черта не было видно, а громогласные реакции зала вкупе с действительно смешными перлами импровизаторов только подогревали любопытство. Во-вторых, собственно, сидеть было очень уж долго и неудобно, спина начала затекать, а мотивация – испаряться. Была мысль обнаглеть окончательно и попроситься в зал – приглушенный от природы голос совести и уровень скромности ниже среднего позволяли. Потом обнаружилось, что ее одинокая компания все-таки не такая уж и одинокая: время от времени ее разбавляли носатый Стас, Оксана-менеджер, либо кто-то из актеров, ненадолго забегавших в перерывах между моторами. Вот Стас, кстати, оказался на удивление приятным и интересным человеком, несмотря на кепку – к кепке были вопросы, – хотя пообщаться с ним удалось не очень долго. Вежливая ироничность подкупала, а неподдельный интерес к истории знакомства со святым Олегом-спасителем и работе в компании N – подкармливал самолюбие. Знал, чем брать, короче. Когда же каждая клеточка тела завыла о небольшой разминке, по пути к кофейным автоматам удалось разговориться с Оксаной, – та выглядела уставшей, но Машино желание поболтать перекрыло все остальное, поэтому минут двадцать они просидели в пустом коридоре, треща на самые разные темы. Как женщина с женщиной. Или там – как коллега с коллегой. – Надо было тебе на другой мотор остаться, – наставнически заявила Оксана, отхлебнув кофе из стаканчика, – здесь все самое интересное на сцене происходит, а вот в Историях, например… О, или когда Тейбл тайм снимали! Там же вообще: дом, природа… – пощелкала пальцами в поисках еще какого-нибудь сногсшибательного преимущества. – Короче, круто там, – был вынесен вердикт. – Я не ожидала, что все затянется так надолго, – призналась Маша. Откровенно говоря, она действительно устала, а утренний подъем на работу никто не отменял. Ажиотаж от первых впечатлений притупился, и душа захотела спокойствия, а тело – простого человеческого развалиться на любимом диване. – Это еще что! Иногда мы сутками с перерывом на пятичасовой сон снимаем. Это если из графика выбиваемся. А когда ездим на гастроли… В этом удивительном месте все куда-то спешили. Говорят, Москва – быстрый город, город таких вот спешащих, торопящихся, очень ценящих время людей. Кому-то поэтому и нравится столица, кто-то причисляет такой режим жизни к списку недостатков. Некоторым удается влиться в суматошную атмосферу, другие – живут вопреки. Если бы Машу спросили, где суета, беготня и мельтешение достигает своего апогея, она бы не задумываясь указала на Главкино. Оксана отвлеклась на сообщение в телефоне, ойкнула, извинилась и сорвалась в сторону павильона – все это произошло одномоментно. Маша даже не успела подпрыгнуть следом, не говоря уже о том, чтобы угнаться и не потерять своего поводыря из виду. Темп, конечно, просто бешеный. Сколько там человек воспринимает кадров в секунду? Сто? Сто пятьдесят? Оксана, кажется, разогналась до трехсот. Пройдясь на пробу по длинному коридору и здраво оценив свои шансы, Маша уселась обратно на стул рядом с автоматом. «Что делать?» – спрашивал Чернышевский. Маша Чернышевского не читала – зря, видимо. Вообще-то она была легка на подъем. За любую авантюру. Так ей казалось, по крайней мере. Петя частенько втягивал ее по своему братскому долгу – то есть от скуки, – во всякого рода движухи, и Маша почти всегда была «за». Это разбавляло монотонный темп жизни, к которому пришлось привыкнуть после университета. Период рефлексии из серии «Неужели это и есть взрослая жизнь?» прошел, но оставил после себя неприятное послевкусие. Мечтаешь в детстве стать космонавтом, а становишься бухгалтером. Представляешь себя пилотом самолета, актрисой, великим ученым или президентом, а в итоге коротаешь фиксированные рабочие часы в унылом сером офисе, где рутину разбавляют лишь пролетающая в окне птица, редкие дни рождения с тортами и соком – ужасное сочетание, – да поздравления с государственными праздниками – кружки мужчинам на 23 февраля и тюльпаны милым дамам на 8 марта. И так месяц за месяцем, год за годом. Маше нравилась ее работа, но совсем не нравилась жизнь. Даже, вон, попытка в творчество зарезультировалась в черно-красную стремную картину, которая продолжала зловеще поглядывать каждый вечер из дальнего угла, будто издевалась над всеми экзистенциальными потугами. Ломать комедию никто не собирался, поэтому Маша быстренько расчехлила переписку с Антоном и в общих чертах описала свою стратегическую дислокацию с просьбой зайти за ней после съемок. По ее прикидкам, а также согласно информации от Оксаны, до окончания мероприятия оставалось не больше пятнадцати минут. Если бы Маше довелось работать в Главкино, она бы в первую же неделю застряла в какой-нибудь подсобке без малейшего понятия, как же выбраться на свет божий – и там бы и закончила свою карьеру. Ее хладное тело нашел бы какой-нибудь уборщик, а архитектор, ответственный за план здания, корил бы себя за хитровыдуманность собственного проекта и отсутствие больших светящихся стрелок-указателей – для особо одаренных. Маше бы возвели памятник, в этой самой подсобке, с какой-нибудь трогательной эпитафией вроде: «Любимая сестра и дочь, гений кулинарии, великая художница – женщина, которая искала выход». Петя бы приносил цветы и сокрушался о том, что не выгреб свой хлам из автомобиля и не подвинул переднее сидение в нормальное положение; руководство – что не повысило Машу за ту роковую неделю до звания начальника всех начальников Главкино и не выдало огромный кабинет прямо рядом с выходом с территории. Арсений бы ничего не делал – им даже не довелось нормально пообщаться. Может, он и имени ее не помнит – мало ли сколько сотрудниц ростом метр восемьдесят с копейками встречается каждый день на этом громадном полигоне. – Мария! – из светлых мыслей вырвал знакомый голос. Вспомнишь солнышко... Упомянутый Арсений, разведя руками с очень радостным и немного недоуменным выражением лица, вырос из ниоткуда и неизбежно приближался к кофейному автомату и сгорбившейся рядышком в совсем не элегантной позе Маше. – Арсений! – ловко парировала она, проглотив что-то на могучем трехэтажном. – Антонио отправил меня вас спасать, – улыбнулся Арсений, – еле нашел. Заблудились? – Пока нет. Но потенциал был, – Маша поднялась со своего места и выдавила в ответ наиболее непринужденную лыбу. – Здесь у вас, конечно, лабиринты еще те. Они, не сговариваясь, в размеренном темпе двинулись туда, откуда материализовалось это голубоглазое явление. Сдавшись в неравной борьбе собственным искушениям, Маша разглядывала Арсения, изо всех сил стараясь делать это не с очевидностью слона в посудной лавке. Тот будто бы не замечал откровенно сканирующего интереса и продолжал расслабленно болтать, лишь иногда поверчивая кольцо на безымянном пальце. «Он еще и женат», – укором стрельнуло в голове. Маша этой самой головой тряхнула. Полегчало. – Это правда, я сам не раз блуждал по всему периметру первое время. Привыкаешь. К тому же, – они столкнулись взглядами, и Маша стоически выдержала этот удар судьбы, – тут на стенах каждые сколько-то там метров можно найти карты. Либо по навигатору – он и здесь работает, представляете? – Карты – круто, – резонно согласилась Маша. – Буду знать, спасибо, Арсений. Страшно представить, что бы со мной было, если бы не вы. Подсобка, памятник, эпитафия и немного сожалений. – Давайте на «ты», – ага, все как Маша любит. – И можно просто «Арс». Нам еще работать и работать. – Как тебе удобнее, – немного поразмыслила, додумалась до банального: – Как прошли съемки? – Легче, чем я представлял, – оживился Арсений, и Маша с отчаянием заметила, как промелькнули ямочки на щеках в очередной мягкой улыбке. – Антоха на измене был, у него с самого утра все через одно место. Так-то он поспокойнее, а сегодня – раздрай какой-то. Передавал извинения, кстати. – Принимается. За что извинялся? – За то, что променял твою компанию на никотиновую зависимость. И обрек тебя на мое общество. – Да, это не по-джентельменски, – глубокомысленно изрекла Маша. Все навыки простого человеческого общения вероломно бросили ее на произвол судьбы. Арсений поджал губы в теперь уже ободряющей улыбке – кажется, в его библиотеке улыбок можно было найти вариант на любой случай жизни, – и как-то подсдулся. Остаток пути они провели молча, и хотя прежде, чем вновь оказаться в безопасном обществе Стаса, Оксаны и других импровизаторов, прошло не больше минуты, это время, щедро сдобренное гулким эхо шагов в удивительно пустом вечернем коридоре Главкино, показалось вечностью.

***

Маша вылетала на работу с опозданием и мыслью, что ретроспектива, похоже, совсем не помогла.

***

Олега в разведку бы не взяли. Маша со сложным выражением наблюдала за расхаживающим по этажу коллегой, который то и дело задерживался у ее темного угла, подмигивал, показывал большой палец и просто загадочно ухмылялся. Ситуация осложнялась тем, что дружный коллектив милых кадровичек лицезрел сие действо с таким же пристальным вниманием. Вначале Маша пару раз вернула дружелюбные вибрации и даже успела поболтать с Олегом на совершенно никак не связанные со вчерашним днем темы. Затем навязчивое внимание начало надоедать, потом – раздражать. Прожженная Ирина была не только патриотом своей компании, но и невероятно искусной сплетницей. Олег с каждой секундой подкидывал в топку еще больше материала для сенсации, а Маша пока не могла сообразить, как избежать непоправимого. При этом примечательна была еще одна вещь: в Олеге что-то определенно изменилось. Неуловимо, призрачно, но изменилось. То ли расправил сутулые плечи, то ли уложил волосы на другой пробор, то ли погладил брюки, а может, все сразу – непонятно. Но в те моменты, когда он все-таки возвращался к своему рабочему месту, прекрасные 99,9% обитателей этажа – обитательниц, если точнее, – облепляли его стол, принимаясь беззаботно щебетать и ненавязчиво касаться манжет неизменно клетчатой Олеговой рубашки. Глаза Олега по-прежнему расширялись до орбитального размера каждый раз, когда на офисном стуле подъезжала очередная импозантная женщина, однако он с достоинством выдерживал эти испытания. А потом сбегал ближе к темному Машиному углу – на передышку. В конце концов Маша решила, что лучшая защита – это нападение, поэтому, улучив момент, настойчиво утащила Олега в столовую. На нейтральную территорию. – Олег… – начала она, как только подносы с пресноватым супом и переваренными макаронами на вполне себе сносной сосиске опустились на стол. Однако Олег оказался проворнее, и ловко перехватил инициативу: – Тебе удалось побывать на съемках? Прям изнутри? Олег, как верный фанат импровизаторов, заметно расстроился, что Стас не предложил и ему присоединиться к делегации в Главкино. Автограф от Матвиенко немного успокоил его душу, но само осознание упущенной возможности, видимо, так и не отпустило. – Удалось, – созналась Маша и без капли лукавства сообщила: – Оказывается, это не так интересно, как ты мог бы подумать, – Олег принялся недовольно поглощать свой обед, что-то обмозговывая. – Когда подписываем аренду? Тот помолчал минуту. Маша принялась за суп. – А ты можешь меня провести на съемки? – выпалил наконец он. – Пробовал купить билет? – иногда Маша любила раздавать дельные советы. Олег поморщился, будто услышал самую несусветную глупость в своей жизни: – Сама знаешь, это не то. – Ну да, в зрительном зале на порядок круче. Существует ненулевая вероятность, что, если не замечать проблему, она рассосется сама собой. Этот принцип не раз выручал даже в самых неразрешимых ситуациях. Однажды в баре к ним с Петей присоседился очень принципиальный гражданин в состоянии легкого подпития, который, по достижении еще большего подпития, принялся выяснять, где Петя служил. Петя, вообще-то, не служил, но решил соврать во благо, и промазал с феерическим невезением, потому что гражданин оживился и принялся выпытывать имя комбата. Петя врал, врал самозабвенно, а когда промазал и в этот раз, на серьезных щах продолжил отстаивать свою точку зрения. Гражданин сомневался в самых разных формах и почти вывел Петю на разговор тет-а-тет, однако сдался под его непоколебимой уверенностью. Маша ухмыльнулась воспоминаниям – возможно, не лучший пример, но зато какой! – Маш, смотри, какая ситуация. Вам же нужна аренда? – она кивнула, чувствуя, что завязка ей уже не нравится. – А мне очень нужен проход… Туда. – Туда – куда? – тупо уточнила Маша. – Ну, в эту эксклюзивную зону. В закулисье, вот! – сказал бы «в зазеркалье», может и дожал бы. На креативе, так сказать. – Олег, – Маша даже отодвинула суп, – мне кажется, ты не совсем правильно оцениваешь мои возможности. Честно говоря, твои оценки максимально хреновые. Это я тебе как достоверный источник сообщаю. – Либо так, либо без аренды, – он продолжал трапезу с невероятно спокойным видом, но дрожащая ложка выдавала с потрохами. – Олег! – возмутилась Маша, вообще перестав понимать, что, собственно, за дела такие. – Это уже шантаж, Олег! Я буду звонить Анне Анатольевне! От звучания имени собственной матери бедного Олега аж передернуло, а глаза вновь начали округляться. – Не надо, – недолго шел бой. Но Маша для проформы достала мобильник и принялась тыкать в экран. – Это вопрос жизни и смерти! Он звякнул ложкой и тихо вздохнул, опустив плечи. Была бы Маша посентиментальнее, может, растрогалась бы. – Забудь, Маш. Я дурак, – снова сокрушенно взялся за ложку, не зная, видимо, куда себя деть. – Правда, глупость сморозил. Она недоверчиво осмотрела коллегу тяжелым взглядом. От Олеговой решительности не осталось и следа. Он вновь превратился в того самого безобидного Олега, который месяцами прятался за экраном компьютера, шарахался от своих очаровательных кадровичек и с грустью провожал Машу взглядом ровно в шесть часов вечера, когда оставался сверхурочно или не мог отвязаться от болтливой соседки. Чего шарахался, кстати, непонятно – вон, сегодня прям расцвел, даже Ирина оттаяла и угостила конфетами. До Маши начало доходить. – Уже пообещал, да? – он обреченно кивнул, и от сердца как-то даже отлегло. Тупость Олега, конечно, впечатляла, но лучше уж тупость, чем лицемерие. Ну не мог ведь этот Олег оказаться лицемером? Все-таки вера в людей у Маши пока не стерлась – так, притупилась маленько. Что ж. Могла ли Маша провести знакомых в, прости господи, «закулисье»? Нет, конечно. Хотела ли она напрягать этим носатого Стаса, Оксану-менеджера или кого-то из ребят-импровизаторов? Тройное нет. Заморочится ли она сама над проблемой коллеги, с которым имела счастье пообщаться за год от силы раз пять? Очевидно, ей это вообще по боку. Никогда не занималась благотворительностью и начинать не планировала. – Слушай, я попробую. Не обещаю, ладно? – а так сдвигаются принципы. Столько надежды в глазах напротив, наверное, не видел ни один человек на земле. – Но за моральный ущерб ты мне должен пиво. Нет, – немного подумала, – вино. Название напишу. Олег энергично закивал, потряхивая красными от переизбытка эмоций щеками. – На двоих, да? – он затряс головой еще сильнее и засветился невероятно благодарной, но очень смущенной улыбкой. – Если не выгорит, сводишь в Океанариум. Рыбы там классные. Или в Планетарий, пообнимаетесь под звездами, все дела. В знак проявления своей признательности Олег убрал за Машей поднос, расщедрился на пакетик сока: «Дары Кубани, яблоко-персик, мой любимый – попробуй...», – и распылился еще на ряд до безумия креативных извинений. Маша отбила каждое, напомнив про должок и пригрозив для верности указательным пальцем. Всегда мечтала это сделать. Разошлись в разные стороны: Олегу все еще было неловко за свой перфоманс, а Маша зарулила за порцией омерзительного кофеина – чтобы проветрить мозги. С каких пор она превратилась в Мать Терезу, еще предстояло обдумать.

***

– И что это? Петя расселся за кухонным столом с видом важного бизнесмена и с присущей таким бизнесменам серьезностью наворачивал пельмени с какой-то адской смесью из кетчупа, майонеза, сметаны, табаско и, кажется, горчицы. Он ввалился в квартиру уставший и взвинченный, по традиции – без предупреждения, и сгрузил на жалобно скрипнувшую столешницу пакет-майку из какого-то продуктового магазина «для гурманов». – У этих привкус какой-то… Синтетический. Те, что в красной упаковке – лучше. – Не уверена, что дело в пельменях. – Точно в них. Какое там мясо? Свинина-говядина? – очередная порция, полностью покрытая странной даже на цвет субстанцией, отправилась в Петин голодный рот. – Странно, думал – баранина. Маша хмыкнула и зарылась с головой в пакет. Там обнаружился виноград, Петин кошелек, конверт с наличными, а также загадочный файл с не менее загадочным списком, испещренный еле разборчивыми каракулями. – Ты носишь деньги в пакете? – она не глядя протянула бумажник, который был сцапан с молниеносной реакцией. – Бывает иногда, – отмахнулся Петя. – Так что это? Маша знала брата как облупленного, но некоторые вещи оставались для нее тайной, покрытой мраком. Например, что за удивительный фильтр стоял в его светлых мозгах, позволявший намеренно и не очень пропускать мимо ушей действительно содержательные вопросы и концентрироваться, вот, на сорте пельменей. – Работа, Маша, работа. И процентик за помощь в поиске помещения. Беглого взгляда на бумажный лист хватило, чтобы понять, что Машу пытаются наглым образом эксплуатировать в личных целях. – Это что, список покупок? – Это не просто список покупок, моя хорошая, это список покупок для «Импромагазина». – И зачем им два угловых дивана? – это не единственный животрепещущий вопрос, который было необходимо уточнить. – И гонг. Зачем гонг? – Петя развел руками, мол, ничем не могу помочь. На втором листе обнаружилась косая планировка, схематично начерченная шариковой ручкой, на третьем – нормальный рисунок, тоже не особо радовавший глаз, но хотя бы по-божески оформленный. – Выглядит убого, – резюмировала Маша и подняла глаза. Петя согласно кивнул. – Так зачем мне это чудо? – Надо все посчитать, а то, что в бюджет не вписывается, выкинуть. Например, гонг. Или вот еще, – Петя ткнул пальцем в длиннющий список, – машинку для колки орехов. – А ты, кстати, пользовался когда-нибудь калькулятором? – Ты – мой калькулятор и главное сокровище в моей безрадостной жизни, – не получив ожидаемой реакции – восторга, как вариант, – он снизошел до пояснений. – У меня еще два проекта на финальной стадии, я прямо разрываюсь, веришь, нет? Не веришь? Ну, когда я тебе врал? – Вот сейчас, например. – Ты ужасно черствая, Маша. Не могу поверить, что мы родственники. Я тебя очень прошу, просто посчитай и отфильтруй всякую ненужную хрень. Но так, вдумчиво, чтобы ребята несильно возмущались. Ну нет, Маша на это не поведется. – Покажешь, я посмотрю, потом – займусь меблировкой. Сама же видишь, делов на два часа. Для тебя – вообще на пятнадцать минут, ты в уме все считаешь. Не-не, мимо. Петя жалобно заглянул в самую душу и добавил обезоруживающее: – Пожалуйста. Маша – гребаная Мать Тереза. Получив вынужденное согласие, он засобирался с завидной поспешностью, напомнив, что здоровый сон – залог успешного дня. Пакет-майку забрал – сказал, ему нужнее. Через десять минут Маша осталась на кухне одна. И решила не откладывать дело в долгий ящик, благо стрелка часов еще даже не перевалила за девять вечера. Список выглядел, словно чудовище Франкенштейна. Здесь было… Ну, скажем, очень много вариаций безумных запросов. Маша особым креативом не отличалась – весь креатив еще утробе матери всосал Петя, – но, скорее всего, даже он не смог бы найти внятное обоснование острой необходимости в «Магазине желаний» паровой швабры. А ведь этот пункт был обведен в кружок. Посидев над перечнем полчаса, она научилась различать почерк каждого из составителей – и дело совсем не в наклоне букв и их форме. Складывалось ощущение, что ребята просто накидали по десять своих вариантов по мелочи – разносортной и вгняющей в ступор, – а элементы интерьера выбирали дружно – с чувством, с толком, с расстановкой. Тут уж не спутаешь. В первой итерации Маша добросовестно все пересчитала и выкинула паровую швабру, гонг и еще десять странных ненужностей. Потом подумала и вернула швабру. Затем решила, что блинница, в принципе, в хозяйстве может пригодиться – мало ли, придет покупатель за блинами, а их есть у меня. Оприходование бюджета получалось впритык, так что задача могла считаться выполненной. Маша прибралась на кухне, умылась, шарахнулась от стремной картины в темном углу и снова с сомнением посмотрела на список. Во второй итерации все странные мелочи были выкинуты, оставив после себя выжженную землю и лишь необходимую мебель. Перед глазами встало расстроенное лицо Антона и понурые уши-лопухи. Маша вздохнула. Время перевалило за одиннадцать вечера. В третьей итерации к выполнению задачи был привлечен интернет. Выспаться уже не представлялось возможным в любом случае, поэтому, отбросив сомнения, Маша погрузилась в поиск. Заменила барную стойку на дешевую, но в разы более интересную альтернативу, вышла напрямую на поставщиков кресел, кофейного столика и еще нескольких элементов мебели, снизила количество осветительных приборов с семи до четырех. Рассмотрела планировку повнимательнее. Пришла к выводу, что ей не показалось – действительно, убого. Даже не убого, а как-то… Не молодежно, что ли. В оперативном режиме скачала на ноутбук первое попавшееся приложение для дизайна помещений. Не справилась с управлением и расчехлила пару знакомых с курсов программирования пакетов для симпатичной визуализации. Запуталась в функциях – пришлось посмотреть ролик на ютьюбе на скорости 1,5х. В четыре часа утра Маша с видом победителя распечатывала отредактированную схему и обновленный список. В бюджет она почти уложилась, сохранив при этом мелкие ненужные, но, видимо, очень близкие сердцам заказчиков вещицы. Машинка для колки орехов, надо же. Постояла над списком еще немного и все-таки выкинула гонг.