Ты притупи, о время, когти льва

<...>

Я толкнул окно с решеткой, — тотчас важною походкой

Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,

Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво

И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей

Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,

Он взлетел — и сел над ней.

<...>

И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий,

С бюста бледного Паллады не умчится никуда.

Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,

Свет струится, тень ложится, — на полу дрожит всегда.

И душа моя из тени, что волнуется всегда.

Не восстанет — никогда!

~~~ Новость о том, что отьезд Ариго был отложен из-за якобы случившегося с Ги нервического припадка, пришла следующим утром. — Это не Штанцлер, — задумчиво произнес Ричард во время их утреннего фехтования. Алва согласно промычал. — Отсутствие Ги в столице избавит его гусиный зад от риска быть подпаленным. — Значит, Ариго дурит сам, — Ричард попытался провести ложный удар и обмануть кэналлийца, но тот заблокировал атаку, и Дик уже сам в последний момент успел увернуться от ответной. — Тогда, полагаю, нам стоит ждать весточки от Ги, — Алва перешел в стремительную атаку. Защита Ричарда была хороша, но Рокэ не давал ему ни единой возможности для ответа, выматывая. Он знал упрямство Окделла, а Дик знал его азарт. Этот танец мог продолжаться долго, поэтому Алва, не настроенный играть в кошки-мышки, одним выпадом сократил дистанцию между ними, просто не оставляя пространства для маневра. Окделл сделал подсечку, они рухнули, откинули шпаги, покатились по камням. Рокэ приложился лопатками, Ричард плечом. Возня остановилась внезапно. Вдруг Алва почувствовал у своей шеи сталь, а Дику, лежащему сверху, в ребро уперлось острие кинжала. Они лежали будто пьяные, смотрели c осоловелыми усмешками. Поцелуй: короткий, жаркий, пожирающий. Глубокий выдох. Кинжалы были убраны, и Ричард без зазрения совести распластался на Алве. Передышка. — Я не проигрываю, жемчужинка, прости. — Мог бы раз и поддаться для приличия. — Брось, будь на моем месте кто другой, ошибся бы. — Даже Ли? — Окделл усмехнулся. — Он первый. Рядом с тобой вечно расслабляется. ~~~ Записки от Ариго Ричард действительно дождался. Ги настаивал на встрече, и не абы где, а в аббатстве, где встречается со своими мальчишками Катари. Бывший маршал юга писал, что знает нечто важное, что может быть интересно и юному Валентину. Крючок, на который Окделл не сможет не клюнуть. Герцог со злостью порвал записку, бросил на серебряный поднос для почты и поджег от свечи. — Ну и что ты злишься? — сказал сам себе, — Подумаешь, теперь это выглядит как ловушка…— Ричард зарылся рукой в волосы, наблюдая как огонь пожирает бумагу. — Коль взялся за гуж—не говори, что не дюж, — Подал голос Придд, о присутствии которого Окделл успел позабыть. — Это, кажется, надорская пословица, монсеньор? — Надорская, да, — эр вдруг окинул оруженосца задумчивым взглядом, принимая решение. — Завтра вы будете сопровождать меня на встречу. Валентин кивнул. — Я собираюсь узнать почему убили Джастина. Придд не ожидал услышать этого. Он подошел к эру, чтобы посмотреть в его глаза. — Почему не «кто»? — Кто нанял убийц мне известно, но я не в состоянии это доказать. Он коротко пояснил, что Алва узнал от Жильбера Гюсто. — Что брат мог сделать Штанцлеру? Ричард сжал плечо оруженосца. Слова, которые он собирался сказать жгли горло, но молчать больше было нельзя. — Постарайся воспринять мои слова как политик, Валентин, как игрок. Молодой человек вновь утвердительно кивнул. — Это был просто жест, предупреждение. Август испугался, разозлился, не знаю на что. Мы тогда еще не вступили в политическое противостояние. Смерть твоего брата положила этому начало. Окделл выжидающе смотрел на него, ожидая реакции. Подобного рода сентенции Придд привык слышать от отца, политика не имеет ничего общего с честью. — Он оступится, — сказал юноша уверенно. — Уже оступился, — оскалился эр, серые глаза из-под кудрей казались почти черными. ~~~ Ранним утром Ричард и Валентин, одетые по-мещански, явились к аббатству, но оправились не к привычному входу, а к задней стороне строения. Им совершенно незачем было, чтобы хоть кто-то знал об этой встрече. Окделл давно знал о тайном ходе и ни с кем кроме Алвы этим знанием не делился. — Не могу обещать, что все пройдет гладко. Будьте осторожны, Валентин. — Да, эр Ричард. Сейчас юноша был еще неопытен и мало чем мог быть полезен своему наставнику, что угнетало, но юноша был рад уже возможности наблюдать из первых рядов. Служба однокорытников явно была намного скучнее. Пройдя через несколько заброшенных комнат, о которых, очевидно, не знали даже обитатели аббатства, они вошли во внутренний двор. На другом конце Ричард сразу заметил сгорбленную фигуру Ги. Тот сидел на той же скамейке, что обычно Катарина. Он не мог видеть своих гостей, ни места откуда они должны были бы войти. —Как удачно, — шепнул Придд. — Он и сам не будет знать, что «нас здесь не было». Вновь увидев этого человека, Окделл почувствовал отголоски злости. Они подошли ближе. — Вот я и здесь, — сказал он властно, привлекая внимание, — явился на твой зов в последний раз. Ариго встрепенулся, Ричард увидел в его глазах безумие и обреченность. — Спасибо за эту последнюю милость, Дикон, — рот его искривился в подобии улыбки. — Говори, что хотел, и прощай, — металла в голосе было с лихвой. — Я ведь Человек Чести, Ричард, реставрация Раканов наш долг, но ради тебя я его забуду, предам Августа! — Штанецлер последний, кого можно назвать Человеком Чести. — Он и Дриксен в его лице много лет поддерживали нас. Когда ты стал сеять сомнения в Фердинанде, для Штанцлера стало опасно вести прямую переписку с кесарем. Это принесло ему некоторое количество неприятностей. Окделл не выглядел удивленным. — Но он нашел другой способ, верно? Валентин вновь заметил привычку эра раскладывать и складывать веер. Сейчас Ричард делал это медленно, будто удерживая себя от чего-то. — Конечно нашел, —Ариго задушенно рассмеялся. — Рокслей, вдруг решивший разводить лошадей. Вместе со своими коньками Генри доставляет письма Августа и как-то получает ответы. Подробностей я не знаю. Ричард стал с заметной силой постукивать веером по руке. — Рокслей солдафон, — заметил Валентин эру. — Не сам же он занимается этим, — герцог пожал плечами. —Что же касаемо до твоего Придда, Ричард, — Ги их перебил. — Август тогда, как и многие, считал тебя зарвавшимся юнцом. Убив его и распуская все те слухи, он надеялся, что ты сбежишь… — Поджав хвост?! , — брови взметнулись, и сам герцог будто стал на голову выше. — Этим он подписал себе смертный приговор. Валентин чувствовал ту же самую тревогу, как при взгляде на портрет герцога Алваро, только в сто крат усиленную. — А я готов был терпеть его. Штанцлер был бы почти неплохим кансильером, если бы не был изменником. Ариго улыбнулся еще безумней. — Ты ведь понимаешь, что тогда придется занять его место? Ты этого не хочешь. Придд кристально чисто видел что этот человек сумасшедший, и все же он умен. Значит опасен. — Мы узнали все, монсеньор, — шепнул он эру. Проигнорировав бывшего маршала-графа, Окделл кивнул оруженосцу. — Ты можешь идти Ги. Надеюсь, родные места Гайярре пойдут тебе на пользу. Тот рассмелся, но смех был больше похож на кашель. — Даже не поблагодаришь? И не доставишь мне удовольствия увидеть твою скорбь? —голос мужчины стал неприятно высоким. — Мои люди передали мне рассказ его убийц. Предупреждение, угроза Августа была очень ясной. Вы слышите, молодой человек? — широко распахнутые глаза вперились в Валентина. Они совсем не моргали. — Что бы ни говорил вам Дикон, он и только он виновен в смерти вашего брата. — Замолчите, — с тихой злостью произнес Валентин. Он с удивлением почувствовал, как плечо Окделла мягко заслоняет его и отталкивает назад. — Так ты простил его, мальчишка, — опять смех. — Мог не утруждаться. Ричард ранимая натура, и сам себя никогда не простит. — Убирайся, — уже с угрозой сказал Окделл. — Ах, мой милый-милый Дикон, неужели ты думал, что за такую информацию я не попрошу ничего взамен? — Ариго все улыбался и улыбался. В мгновение он сделал шаг в сторону и выхватил из-за спины пистолет. Он оказался направлен прямо на Валентина. Курок уже был взведен. Всего пара метров, промах невозможен. Раздался грохот. Ричард и Ариго рухнули на землю. Валентин остался стоять посреди двора один. Он не успел сделать ничего. Лишь мгновением позже юноша осознал, что выстрела не прозвучало. ~~~ Дик лежал без сознания, голова была забинтована. Алва сидел у его постели недвижный, застывший, ожидая пробуждения. И время текло медленно. Рокэ думал о его глазах. Мысль о том, что они больше не откроются казалась невозможной, чужеродной. Рокэ мог вообразить их во всех деталях, он сбегал в них от этого мира сотни раз. Глаза Ричарда сияли жемчужным перламутром, будто отражали лунный свет. Рокэ любил эти глаза оттого, что они были цвета гранита, надорской зимы и пепла и, в тоже время, напоминали ему о пыльных томах алвасетской библиотеки, о блеске стали и серебра, порохе, о седеющих волосах матери. Как быть, если они не откроются? У Ричарда было рассечение, рана на голове воспалилась. После того как Окделл потерял сознание в карете, у него начался жар. Несколько дней Дик провалялся в горячке, приходил в сознание урывками, никого не узнавал. Для всех домашних это стало шоком, в особенности для Арно. Они с Валентином отказывались отходить от постели Ричарда, так что Рокэ приходилось буквально выталкивать их взашей. Только на четвертый день Ричард вполне пришел в сознание. Голова трещала, весь он был покрыт испариной и ужасно мерз. До чего же он ненавидел холод. Во рту словно что-то сгнило, а в нос бил едкий запах припарок и настоек. Дик не торопился открывать глаза, попробовал позвать Рокэ, но вышло лишь невнятное мычание. Никто не отозвался. Окделл открыл глаза, с удовольствием отмечая полумрак их спальни. Хотел было двинуть рукой, не получилось, пришлось повернуть голову, что вызвало вспышку боли. В кресле, придвинутом к самой кровати, мягко держа руку Дика спал Рокэ. Расшнурованная черная рубашка в беспорядке, всегда идеальные лоснящиеся волосы сейчас чуть напоминали воронье гнездо, цвет лица стал болезненным, землистым. Картину довершали опасно заострившиеся скулы и ужасные темные круги под глазами. Ричард ужаснулся, Росио выглядел, словно едва вышел из Багерлее. Окделл сжал его руку что было сил, а их было мало, но оказалось достаточно, чтобы разбудить. — Рико, это не сон? — голос хриплый, Рокэ потянулся рукой его лицу, — Не очередной кошмар наяву? Дик, исполненный чувств и одолеваемый болью, мог лишь отрицательно моргнуть. Казалось, мир вернулся в прежнее русло. Немного поев и подремав, Ричард почувствовал себя лучше. — Последнее, что я помню — Ги наставил на Валентина пистолет, а дальше лишь бесконечно повторяющийся кошмар о смерти Джастина. —Это не кошмар, жемчужинка, — Алва подал Дику воды и помог попить, — Кольцо Придда горело на всю карету. Ричард закрыл глаза. — Как ужасно, — прошептал он. — Валентин и Арно в порядке, —заговорил Рокэ, обтирая его шею, грудь и руки тряпкой, смоченной в воде и уксусе, — твой жар никак не спадал, наш лекарь всерьез беспокоился за твою жизнь. За этими словами, сказанными будничным тоном, Ричард слышал страх самого Алвы. Дик поминутно мог бы описать распорядок дня в доме при уходе за больным, ведь сам с разной периодичностью проводил у постели супруга недели. Рокэ Алва пусть и непобедим, но не бессмертен. Окделл сардонически усмехнулся. —Я словно ощущаю в воздухе дидериховский душок. Отцу суждено было принять смерть от холода, может, моей участью будет огонь? Кэналлиец фыркнул. — Сгореть вместе, — задумчиво протянул, — звучит заманчиво. ~~~ Выстрела не прозвучало. Пистолет, только что направленный на него, валялся у ног Валентина. Он поднял его и направил на Ариго. У того от падения вышибло весь воздух, и он пытался вдохнуть. — Не двигайтесь, или я выстрелю, — он не ожидал от своего голоса какой твердости. — Как волнительно, — мужчина говорил с трудом, — первое убийство. Ладошки уже вспотели? Не вырони пистолет. Валентин старался оценивать ситуацию. Эр, похоже, без сознания. Неизвестно, есть ли у Ариго еще оружие. Ариго хочет убить его. Нужно стрелять. Валентин медлил. Стрелять. Спасти себя и эра. Он прицелился в грудь. — Не стрелять! — раздался окрик. Валентин не верил, что слышит этот голос, что видит этого человека. Ги тоже его узнал, все веселье исчезло с его лица. Он осознал, что не выйдет из этого аббатства. Рокэ Алва, словно сам ветер надвигался на них. — Вы молодец, Валентин, выиграли время. Займитесь Ричардом. Юноша опустил пистолет лишь когда Ворон подошел достаточно близко и кинулся к Окделлу. Тот все еще не шевелился. — На колени, — голос, ломающий волю, звучал для Ги Ариго. Тот подчинился. — Достань свой кинжал. Тот достал. — Я предупреждал тебя не единожды, Ги. Ричард не позволял мне тебя убить, что бы ты ни выкинул. Я не сделаю этого даже сейчас, ибо он бы этого не хотел. Ги выдохнул. — Ты сделаешь это сам. Рокэ не достал оружия. Одни лишь его глаза уже были достаточной угрозой. — С чего бы мне себя убивать? — А зачем тебе жить? — совершенно спокойно спросил Ворон. — Ты сгниешь в Гайяррэ без права выезда, без права переписки, без права держать оружие, без права решать хоть что-то. И лишь ты один в этом виноват. Ты уже убил себя. Ги медленно поднял свой кинжал, словно впервые видел, взялся двумя руками и направил себе в живот. Он смотрел с синие глаза смерти, или смерть смотрела в его. — Как же я тебя ненавижу, Рокэ Алва. Будь ты проклят! Удар. Глаза Ги распахнулись, рот открылся в немом крике боли, он завалился на бок, загнанно дыша. Рокэ Алва возвышался над умирающим словно сам Леворукий. — Давно. Валентин зажимал рану на голове эра своим платком. Все это время он мог видеть лишь лицо Ги Ариго, Алва стоял к ним спиной. Этот человек убил себя. Пару минут, почти вечность назад, он чуть не убил самого Валентина. Он убил себя потому что…сопротивляться Алве бессмысленно. Ворон не проигрывает.