Amor con amor se paga

Какое ваше любимое время года? Многих людей этот вопрос несколько сбивает с толку. Некоторые задумываются о зиме. Воображение тут же рисует им тёплую картинку идеального вечера, проведённого в кресле у пышущего жаром обогревателя в обнимку с пледом, любимой книгой и чашкой какао. Экстремалы же с удовольствием воскрешают в памяти поцелуи холодного ветра, бьющего наотмашь во время лыжного спуска. Находятся, однако, и любители той золотой поры, когда под ногами так приятно хрустят желтеющие листья, а в воздухе витает увядание вперемешку с многообещающим умиротворением. Да и в весне есть очевидные плюсы: наблюдать за тем, как оживает природа после долгого зимнего забвения, всегда приятно и занимательно, заставляет задуматься о собственном очищении. И всё-таки большинство, к коему относятся большинство школьников и студентов, без раздумий выбирают лето. Лето – это свобода. Запах нагретой земли или асфальта. Сочные, яркие краски, которыми пестрят сады и клумбы во дворе дома. Весёлый гомон птиц. Солнце – много-много солнца, что жарко лижет изнеженную кожу и остаётся в памяти на долгий год бархатисто-шоколадными полосами загара, крохотными веснушками и выгоревшими прядками волос. А ночи… Летние ночи прелестны, наполненные сладким ароматом распустившихся цветов, лунными бликами на мягких облаках, моросью лёгкого дождика на накинутом в спешке капюшоне. Такими ночами хорошо признаваться в любви, делиться самым сокровенным и просто быть ближе. Единственное, в чём хочется упрекнуть эти упоительные ночи, так это в их скоротечности. Закат расплывается нестерпимо медленно, до последнего пронизывая небосклон алыми полосами, а рассвет следует за ним неизбежно быстро. Эта скоротечность оскорбляет чувства робких любовников, таящихся в нежных сумеречных тенях, гуляющих котов, недовольно щурящих глаза на первые лучи неуёмного солнца, и прочих, тех, кто хотел бы остаться неуловимым в этой растворяющейся летней темноте. Кенни Аккерман справедливо относился к последней категории, топчась у зеркала в ванной и старательно скользя по редкой щетине на щеках бритвенным лезвием. — На свиданку прихорашиваешься? — в ванную заглянул Леви и окинул дядьку оценивающим взглядом. — Какие ещё свиданки? — нахмурился Кенни, ловко сбрасывая в раковину шматок мыльной пены, — у меня работа. — Ночью в субботу? — Леви недоверчиво вскинул брови и ухмыльнулся, — если что, ты уже большой мальчик, как-нибудь переживу появление в твоей жизни дамы сердца. — Я правда работаю. — Она хоть красивая? — Леви, — Кенни вздохнул и повернулся к племяннику, утираясь полотенцем, — нет у меня никакой дамы сердца. Это правда по работе, и я скоро вернусь. — Какой ты скучный, — вздохнул парень, — ты вообще когда-нибудь расслабляешься? И я не имею ввиду твою привычку засыпать под очередную мыльную оперу на телике. Кенни слегка хлопнул Леви свёрнутым полотенцем по голове, и оба тут же рассмеялись Однако заданный в шутку вопрос остался висеть в воздухе без ответа. И сидя в уголке тихого бара, наполовину забитого местной когортой разлагающихся от алкогольных возлияний людей, Кенни болтал трубочкой газировку в стакане и невольно задумался – а правда, когда он в последний раз с кем-то знакомился? Когда заводил ненавязчивую интрижку на одну ночь, непременно начинающуюся с неловких совместных обжиманий в туалете и заканчивающуюся на сбитых простынях его нещадно скрипящего дивана? Когда его собственную сухую кожу согревало чужое тепло и украшало влажными мазками жадного языка? Когда он действительно расслаблялся в том смысле, в котором указывал Леви? Может, это закончилось с появлением племянника в его жизни? Или с первым блестяще раскрытым делом? С первой бутылкой, оставшейся непочатой и надёжно спрятанной в кухонном шкафу? Или вообще – это никогда и не начиналось? От неприятных мыслей о собственном воздержании, грозившихся сиюминутно начать глодать его и так гудящий мозг, Кенни отвлёк женский голос, в котором скучающая усталость приятно сочеталась с вибрирующей улыбкой: — Хоть бы пива взял для приличия. Он усмехнулся, выпрямляя плечи и провожая глазами бокал мартини, гордо красующийся в изящной кисти присевшей напротив женщины. — Зато ты, я смотрю, идеально вписалась в местный антураж. — В этом и суть работы под прикрытием, — женщина качнула ногой, обтянутой ажурным чулком, и улыбнулась, — но тебе принципы важнее мундира. — Просто не хочется пить, — Кенни пожал плечами и качнул стаканом с прозрачной жидкостью, — к тому же, может, я тут водку хлещу. — Из трубочки? — У меня буржуазные замашки. Женщина рассмеялась. Её неожиданно приятный глубокий смех эхом прокатился по глухо рокочущему бару и замер где-то посреди пьяно двигающихся силуэтов на импровизированном танцполе, словно бы осознавая собственную чужеродность в этом злачном месте. — Красивое платье, — хмыкнул Кенни, беспристрастным взглядом окидывая неглубокое декольте и голые плечи, причудливые в своей молочной белизне с танцующими на них бликами стробоскопов. — Платье или всё-таки я? — ехидно поинтересовалась женщина и чуть подалась вперёд, носком туфли под столом как бы невзначай задевая чужую ногу. — Наверное, тебе уже хватит, — притворно вздохнул Аккерман и в шутку потянулся за чужим бокалом. Женщина тут же легонько хлопнула по протянутой руке, и на этот раз рассмеялись уже оба. — Ну рассказывай, — она неспешно отпила из своего бокала и прищурилась, — во что ты там опять ввязался? — Я ведь уже ввёл тебя в курс дела. — Твой сбивчивый телефонный звонок со словами «Пик, мне срочно нужна твоя помощь», «Пик, доктор Йегер мудак и убийца», «Пик, через неделю я жду информацию», Пик то, Пик сё – это ты называешь введением в курс? Ты меня поставил перед фактом и отправил чёрт-те знает куда в погоне за чёрт знаем чем. — Но ты ведь что-то узнала? — Кенни настороженно поднял брови. — Конечно, — подмигнула ему Пик, — я ведь умница. — Отлично, тогда давай, излагай, а то я и так просидел в этом баре почти час. Ты ведь не придумала ничего умнее, чем торчать тут ночью в субботу. — А ты хотел встретиться здесь, наверное, в понедельник, часиков в 10 утра, ещё и трезвыми, чтобы бармен смотрел на нас, как на золотой толчок в деревенском туалете – эка невидаль, — женщина закатила глаза и выудила из клатча блестящий портсигар, — Кенни, ты совсем потерял хватку? Не расстраивай меня, на вот лучше, покури. — Тут запрещено курение, — мягко возмутился Кенни больше для проформы и взял предложенную сигарету с наигранным цоканьем. — Это тебя кабинетная работа так изнежила? — Нет, это называется – правила приличия. — Не думаю, что они тебя волновали, когда ты заваливался в женский туалет с пушкой наперевес, — ухмыльнулась Пик, с наслаждением наблюдая за тем, как лёгкая досада расцвечивала чужое лицо розоватыми кляксами. Кенни тяжело дышит, словно загнанный заяц. И плевать, что на этой ловле борзая – он. Пальцы стискивают холодный металл компактного Глока, а по вискам стекает холодная струйка пота. Он приваливается к стене и чувствует, как неприятно липнет к опревшей спине рубашка. Вдох-выдох, жадно раздувающиеся ноздри втягивают воздух с резким свистом. Кенни морщится: он слишком стар для игр в догонялки, и его тело беспощадно проваливается по всем позициям. Их подсадная утка сработала беспроигрышно. Зашуганный наркоша после пары дней в изоляторе и воспитательной беседы с парой полицейских быстро согласился побыть приманкой. Пусть птица и невысокого полёта, но тот, кого они искали, клюнул и на такую наживку. Передача пакета с сомнительным содержимым, пара осторожных сигналов, и Кенни уже взял след. Кинулся за мужчиной в бесформенной толстовке, пробежал пару пролётов в ТЦ и теперь стоял, затаившись, в тени угловатого коридора, настороженно поглядывая на двери туалетов напротив. Вопроса «в женский или мужской» не возникло: Кенни пытался думать наперёд и справедливо рассудил, что прятаться надо там, где тебя не подумают искать. Дверь, помеченная значком непропорциональной женской фигуры открывается бесшумно, и Кенни, наперекор своим физическим данным, пытается юркнуть в туалет столь же тихо, но получается немного не так. Вернее, совсем не так. Сзади его кто-то пихает в спину, и Кенни неловко заваливается в комнату. Спешно оборачивается и напарывается на сизую сталь чужих глаз. Женщина молчит, стоя в проходе, смотрит настороженно и в то же время безмерно устало. Такую отрешённую меланхолию можно отыскать в лицах старушек, что коротают дни на лавках у подъездов, но никак не в глазах женщины, которая только что затолкала вооружённого мужчину в – слава Богу – пустующий женский туалет. Немую сцену нарушает звук смывающейся воды и открывающаяся кабинка. Кенни с видом поистине обескураженного зрителя наблюдает, как незнакомка подскакивает к незадачливому опорожнителю мочевого пузыря и одним метким ударом куда-то в угол челюсти отправляет того в глубочайший нокаут. А затем, как ни в чём не бывало, деловито обшаривает карманы разлёгшегося на кафеле тела и выуживает непримечательный конвертик. Она выпрямляется и сдувает налипшую на лоб прядку волос, перешагивает через тело и только у самой двери, уже опустив ладонь на ручку, пальцами другой руки лениво салютует застывшему Кенни. — До скорого, мистер Аккерман. Голос у неё приятный, отдающий той же вселенской усталостью, растекается тягучей патокой в сознании и оставляет томительное послевкусие. Кенни невольно облизывает пересохшие губы и рассеянно кивает вдогонку. Он не знает её имени, понятия не имеет, что она тут, чёрт возьми, делает, но абсолютно уверен в одном – они ещё встретятся. Так и случилось. Они встречались стабильно раз в пару месяцев, может быть, чаще. Это всегда было спонтанно: она появлялась неожиданно, всполохом звенящих пуль, надрывным криком, мелькая в дыму, действуя по своим собственным правилам, и исчезала столь же легко и непринуждённо. Кенни знал, что эта женщина – не одинокий воин на поле битвы, что за ней стоит кто-то, что-то: организация, разведка, на худой конец, клуб почётного рыцарства. Он мог бы попытаться найти её по свежим следам, пусть даже и следов-то никаких не было, но не сделал этого. Позволил ей остаться загадкой, почувствовав себя кем-то вроде вершителя судеб человеческих. А потом они нечаянно пересеклись в более мирных условиях: Кенни прилетел на материк, чтобы провести переговоры с какими-то важными военными шишками, явился в главное здание и где-то в коридорных лабиринтах увидел её. Немного опешил, не сразу приметив давнюю незнакомку в строгом пиджаке и юбке-карандаше – на заданиях она обычно была в более практичной одежде. На носу у неё почему-то болтались очки, а к нагрудному карману был пришпилен бейджик. Пик Фингер. Отдел национальной безопасности. Наверное, на его лице впервые за долгое время читалась растерянность – она рассмеялась, тоже его узнав. Пригласила выпить кофе после совещания, а Кенни, кажется, буркнул что-то про то, что больше любит чай, и вызвал новую волну смеха. Спустя долгих четыре часа и кучу юридических препирательств, сидя в застеклённом кафетерии, она сняла пиджак, распустила собранные в хвост волосы и сразу стала как будто привычнее, приземлённее. Кенни ощутил, как тает та неловкость, которую испытал при их первой официальной встрече, но с вопросами лезть не стал – обижался. Но спрашивать и не требовалось, Пик сама начала говорить. Рассказала про работу в отделе, как начинала с низов и работала с самыми мелкими делами, как внезапно отличилась и поймала собиравшегося улизнуть за границу торговца редчайшим антиквариатом, как стала заниматься крупными преступлениями и как поняла, что сидеть в штабе – совсем не её профиль. Затем начала выезжать на места, моталась из страны в страну, вверив контроль над паутиной информации другим и взяв на себя только добычу и передачу данных. Пик была хороша в теории, но на практике – ещё лучше, так и заработала себе кодовое имя. Перевозчик. Выносливая, быстрая, харизматичная. Блистательно ведёт переговоры и не брезгует жесточайшим блефом. Хороша в ближнем бою и в обращении с огнестрельным. На её счету не мало отрубленных голов – Лернейская Гидра позавидует. Одним словом, сильнейшее звено в пищевой цепи служебных ищеек. — Это разве не конфиденциальная информация? — невзначай поинтересовался Кенни, сложив руки на груди и накинув на себя самый скептический вид из всех возможных. — Не думаю, что ты станешь трепаться, — подмигнула ему Пик, — к тому же, мы ведь на одной стороне. Наши траектории слишком часто пересекаются, чтобы я это умалчивала. И ещё я не могла не посмотреть на твоё кислое лицо, когда я из фантомной Жанны Д`Арк стану обычным секретным агентом. — А очки зачем? — Ну знаешь, карнавальный элемент, — она пошутила и довольно рассмеялась, — да со зрением у меня проблемы, я вообще-то тоже человек. А на заданиях обычно с линзами хожу, очки мешают. На том и разошлись: Пик – с довольным видом и полным удовлетворением от лицезрения кислого аккермановского лица, Кенни – с твёрдым убеждением, что его где-то развели, и визиткой Пик в кармане. — Зачем это? — он хмурится и рефлекторно дёргается, когда в задний карман его брюк опускается кусочек картона. — Если не с кем будет скоротать долгий зимний вечерок, набери меня, — Пик жмурится и улыбается приторно-сладко, так, что Кенни хочется пойти и сожрать половинку лимона – для контраста, — я имею ввиду вечерок, который ты проведёшь в своём любимом отделе с драгоценными бумажками, когда на носу будет висеть глухарь, а у тебя собьётся прицел. — Между прочим, встреча с женщиной на охоте – крайне плохая примета, там не только глухари разлетятся, даже зайца не подстрелишь, — бурчит Кенни и смеряет протянутую руку помощи недовольным взглядом. — Не будь букой. — Трубка мира раскурена, можно бы и к делу перейти, — Кенни задумчиво выпускает изо рта колечко дыма и мягко машет ладонью, посылая его в безмятежном планировании по направлению к собеседнице. — Это – херня, — Пик бездушно ловит очертания дыма в кулак и пару раз сжимает, со вздохом наблюдая за жалобно взметнувшимися сизоватыми клочками, — но я буду оптимистом. Она открывает клатч и деловито вытягивает оттуда какие-то бумажки. Напуская на себя вид изощрённого таролога, тасует их в бледных пальцах на манер карточной колоды. Вытягивает одну бумажку и выкладывает на потёртую скатерть: — Начнём с очевидного. Кенни подаётся вперёд и щурится, в тусклом барном освещении пытаясь рассмотреть изображение – бумажка оказывается фотографией. В глаза первым делом бросаются очки и злосчастная борода, надо же: Зик Йегер собственной персоной – а вот кто стоит рядом с ним… — Род Рейсс, — декламирует Пик, — действующий заместитель мэра Парадиза. — Я в курсе, видел предвыборные баннеры. — Но это ерунда, ты вот не знал, что он ещё и своего рода меценат – на его деньги и построена Йегерская клиника. К тому же других благотворительных акций такого характера за Рейссом не значится. Он, конечно, как и все шишки, жертвует на рождественские сборы для приютов, но «Путь истины» - это его чистокровное и неповторимое детище. — Ого, — присвистывает Кенни, а в памяти сразу же всплывает разговор с Ури, — возможно, Род преследовал личные цели. — Если честно, мне всё равно, что он там хотел – устроить цирк уродцев собственного производства или почистить карму, я только добываю для тебя загадки. Решать их – твоя собственная головная боль, — отмахивается Пик. Кенни хмыкает и подносит снимок поближе. Зик с Родом на поле для гольфа. Оба одеты в спортивные костюмы и, кажется, обсуждают что-то забавное: на лицах застыла улыбка. Фотография слегка нечёткая, возможно, тот, кто её сделал, боялся быть замеченным, но обмануться нельзя – неформальная обстановка указывает на отсутствие делового подтекста, мужчины явно пришли расслабиться. — Ладно, разберёмся, — Аккерман убирает снимок во внутренний карман плаща и кивает, — что там дальше? — С этим уже сложнее, мне пришлось подключить ещё кое-каких ребят из внешних узлов, — Пик вытягивает второй снимок, на котором Зик улыбается в кадр вместе с мужчиной и женщиной, лиц которых Кенни – увы и ах – припомнить не может. — Это чета Форстеров, тех самых от которых потом только обломки яхты нашли и чьего сына взял под свою опеку Зик, — поясняет Пик, выдержав для приличия паузу, чтобы понаблюдать за мыслительными потугами, отражающимися на лице Кенни, — но тут всё не так просто. Помнишь, ты сказал, что их яхта налетела на скалы? Птичка напела, что маячок GPS с яхты Форстеров в последний раз подавал сигнал совсем не в том месте. Даже если брать в расчёт ветер, течение и прочую морскую бурду, обломки яхты физически не могли оказаться в том секторе, где их нашли. — То есть?... — приподнял бровь Кенни, силясь уловить мысль. — То есть, — вздохнула женщина, — либо систему координации вырубили до крушения, либо никто никаких обломков вообще не находил, ибо кое-кто из местных полицаев написал в отчётах случайный набор данных за позолоченную лапу – последний вариант, как по мне, наиболее вероятен. — Если Форстеры вращаются в больших кругах, то их случайная смерть породила бы массу сомнений и цепочку любительских видео-расследований в соцсетях. Не очень логично было бы их убирать. — Так дело в том, что Форстеры вообще далеки от сливок научной интеллигенции. У них была совсем небольшая фармацевтическая компания, которая на рынке долго не задерживалась: как открылась клиника Зика, они быстренько переключились на него и, соответственно, стали единственными производителями лекарственных средств для «Путей истины». — Странно, — Кенни почесал подбородок. — Да нет, наоборот, зачем лезть в самую чащу за грибами и бегать наперегонки с другими грибниками, если можно спокойно собирать опята с пенька в собственном саду. — Какие-то у тебя странные аллегории. — Странные – зато понятные, — улыбнулась Пик, — нет, серьёзно, для конкуренции объёмов форстерской продукции особо не хватало, а Зик нуждался в поставщиках. Новая фигура на фармацевтическом горизонте, не требующая конвейерного производства массового масштаба, сулила золотую жилу, вот Форстеры и смекнули, что к чему. — И полегли за это на дно морское. — Опять же – ничего не знаю, судить не берусь, но загвоздка в том, что, как выяснилось, — Пик слегка помрачнела, — незадолго до собственной гибели Форстеры собирались прикрыть лавочку и расторгнуть контракт с Зиком. — Я понял, со своими детективными умозаключениями не лезу, но из этого можно высосать кое-какие мотивы, — Кенни поднял стакан и жадно выдул из трубочки половину напитка, — но тогда зачем Зику вообще их ребёнок сдался? Пик пожала плечами: — Говорю же, я понятия не имею. В голову Зика, к сожалению, залезть не могу, а предположение о том, что его мучила якобы совесть, заведомо летит к чертям. — Хм, скажи-ка мне вот ещё что, стоит ли мне задуматься о том, из какой кучи грязного белья ты всё это раскопала? — О, а вот это лишнее. Хорошие фокусники не раскрывают своих секретов, — Пик подмигнула и тут же пригубила бокал, как бы пресекая дальнейшие попытки допроса, — не бойся, обошлись парой обмоченных штанишек – только и всего. — Ладно, я переформулирую вопрос, — Кенни постучал пальцами по столу и прищурился, — твой потенциальный информатор мог бы выступить в качестве свидетеля, если я умудрюсь состряпать обвинение? — Не-а, во-первых, всё, что я тебе сказала, добыто не профессиональным путём, юридически это просто слова. А во-вторых, Зик вывернется, раз за его спиной сам зам-мэра. Он играет грязно, но и ты сейчас не лучше него. — Понял, будем действовать по ситуацию, а что там у тебя ещё? — последняя фотография в руке Пик чрезвычайно интриговала, и у Кенни самого забегали мурашки то ли от предвкушения, то ли от неудобной конструкции жёсткого стула, — меня уже, наверное, нечем удивить, но валяй. — О-о, а вот это я оставила на десерт, ибо…— Пик не успел закончить предложение, потому что была абсолютно грубо прервана затяжным и утробным: — Ик, — явно перебравший незнакомый мужчина не рассчитал всех каверзностей трёхмерного пространства и неудачно вписался поясницей в столик, который занимали двое служителей закона. Однако новая перемена в виде деревянного препятствия его особо не смутила, он снова громко икнул и заявил: — Д-добр-го в-в-веч-рочка! — незнакомец наклонился, имитируя подобие почтительного реверанса, — ск-жите, а чой это такая пр-красная м-м-м…мдмуа…мадему… — Мадемуазель, — подсказал Кенни, нетерпеливо стуча ногой под столом и бросая настороженный взгляд на Пик. — Во-во, дак вот…— мужчина резко выпрямился, покачнувшись на пятках, — она самая, чего сидит тут, — снова икнул, — и ск-чает без танцев? М-жет, вам это, того, кава-а-лер тр-буется? — Благодарю за проявленный интерес к моему досугу, но мне и без танцев хорошо, а кавалер у меня уже имеется, — Пик невозмутимо наградила незадачливого ухажёра очаровательной улыбкой и кивнула на Кенни. — А-а, ну ладысь т-гда, — незнакомец почесал в затылке, явно переваривая столь длинное предложение в котелке разума, приправленного алкоголем, и не находясь с достойным завершением неудавшегося флирта. — Всего доброго, — снова протянул руку помощи Кенни и многозначительно приподнял свой стакан, очевидно салютуя на прощание. Дождавшись, пока галантный алкаш удалится на приличное расстояние, Аккерман нетерпеливо стукнул стаканом по столу и приподнял брови: — Ну? Что там? — О, — воскликнула Пик, до этого задумчиво провожавшая взглядом незнакомого мужчину, — а там то, о чём ты меня просил с особенной настойчивостью. Без намёка на помпезность и торжественность она выложила фотокарточку перед собой, откинулась на спинку диванчика и сложила руки на груди. В глазах у неё заплясали странные искры. И Кенни бы обязательно поёжился от этого в любой другой ситуации, но в данный момент всё его внимание занимал последний снимок. — Это тот, о ком я думаю? — произнёс он спустя долгих три минуты молчаливого созерцания. — Да, как ты и говорил, они с Зиком работали вместе. — Что в итоге случилось? Ты нашла нестыковки в деле? — Хм, — Пик задумчиво пожевала губу и тыкнула пальцем в мужчину на фотографии, — как известно уже на примере с Форстерами, переходить дорогу Зику нельзя, ставить палки в колёса – тем более. В газетах написали, что человек за рулём находился в состоянии алкогольного опьянения, но ты и сам понимаешь, что это неправда. Его хоронили в закрытом гробу, ибо машина действительно схлопнулась всмятку. Я видела материалы дела, Кенни, — она взволнованно подалась вперёд, — это не просто случайная авария. Он поморщился. Во рту отчего-то стало горько, захотелось сплюнуть и покурить. Как же душно в этом чёртовом баре. — Я понимаю твои чувства. Это уже выходит за рамки твоей изначальной цели, и если кто-то узнает об этом, тебя, скорее всего, отстранят из-за подозрения в личных мотивах, поэтому, — Пик накрыла его узловатую ладонь своей и тихо попросила, — будь осторожнее, пожалуйста. Кенни промолчал, чувствуя нарастающий гул в ушах. Боже, какие же всё-таки отвратительные игры у Провидения! Он знал, знал, что жизнь – штука необъяснимо сложная, но чтобы так, с издёвкой, параллельные прямые вдруг так непредсказуемо и абсолютно противоестественно пересеклись в одной точке, не оставив ни шанса на спасение – уму непостижимо. Просто, блять, невозможно. Он подвигал челюстью и прикрыл глаза. Шевельнув пальцами, сжал женскую кисть в своей руке, погладил, наверное, с нежностью. Нет, то не нежность – обещание. — Ему, наверное, лучше ничего не говорить? — собственный голос показался чужим, сиплым и фальшивым. Всё это – не по-настоящему, потому что так не бывает. Так не должно быть. Пик ожидаемо покачала головой. Её лицо омрачило сожаление. — Я понял, разберусь, — Кенни и забыл, что бывает так больно. Чувство потери давно забытыми волнами снова обрушилось на сердце сокрушительным прибоем. Гудело, ворочая булыжники в песочных могилах захороненной тоски, срывая пломбы печати и выворачивая нутро цинковых гробов отчаяния, — кстати, где ночуешь? Бытовые темы – спасательный круг. — Да я на поезде вообще приехала, думала, одним днём обернусь, вернее, вечером, — пожала плечами Пик, приглушая голос и виновато улыбаясь, — в гостинице, скорее всего. — Поехали ко мне, диван свободный, — почему-то отпускать её не хотелось. Как будто если она уйдёт, то он и её потеряет. Потеряет бесследно, ибо окутавшая их паутина, казавшаяся поначалу бестелесной, вдруг стала угрожать скорейшим удушением, — нечего тебе лишний раз светить лицом в здешних ночлежках. — Поехали, — она обрадовалась. Чужая в чужом городе. Перевозчик. Где же её истинное пристанище? — только вот рабочий день уже закончился, так что…давай выпьем, а? Кенни понимающе хмыкнул, поднялся с места, вздохнул с толикой безнадёжной усталости и направился к бару. Через пару часов, придерживая шатающуюся Пик за талию и столкнувшись в дверях квартиры с недоумённым Леви, чьё заспанное лицо отлично выражало отношение к ситуации и не требовало субтитров, Кенни осознал полную двусмысленность своего положения. Конечно, они пили вдвоём, только Пик – мартини, жадными глотками, незаметно перейдя на текилу, Кенни – всё ту же газировку. Наверное, надо было быть солидарным и отпустить тени прошлого, но изменять самому себе почему-то не хотелось – даже сейчас. Может, оно того не стоило, но Леви, прикатившийся на кухню за чашкой чая после всей кутерьмы с укладыванием безжизненного тела на диван, вдруг усмехнулся: — Ладно, она и правда красивая. Кенни растерянно улыбнулся. Что ж, возможно, всё волшебство чудесных летних ночей заключается в том, что их исход заведомо невозможно предугадать. С каждым закатом солнца вас ждёт удивление, а приятное или горькое – это уже другой вопрос.

***

Пик медленно открыла глаза и тут же пожалела об этом. Солнечный свет бил по зрачкам нещадно, с особой жестокостью и злорадством, как бы говоря: «А вот нечего бухать как конь». В висках тяжело пульсировало, а во рту по ощущениям кто-то умер. «Наверное, моя совесть», — подумала Пик. Воспоминания о прошедшем вечере были такими же размытыми, как и очертания обстановки вокруг. Сначала вспомнилась приятная горечь на языке и последующая за ним лёгкость во всем теле, какое-то небывалое ощущение свободы, как будто за спиной выросли крылья, хотя, может, она просто забралась на стол?...Иногда есть вещи, о которых определённо лучше не знать. Позже ярким эпизодом вспомнилась поездка до дома. Кенни сел за руль, а она разлеглась на задних сиденьях и требовала включить какую-то песню, которая играла в динамиках магазина радиоэлектроники возле её дома. Ни названия, ни слов Пик не помнила, но почему-то в тот момент послушать знакомый мотив было столь же важно, как и сходить в туалет. Кенни, кажется, просил её не буянить, но она почему-то решила перелезть на переднее место и, наверное, заехала Аккерману локтем в висок… Кстати о Кенни – да она же у него в квартире, точно. Пик села на диване и потёрла лицо руками. Жаль, что вечно отсиживаться, вернее, отлёживаться не получится, сгорая от неловкости, но прямо сейчас ей просто необходим глоток чего-то свежего, бодрящего и желательно горячего. Осторожно приоткрыв дверь из спальни, Пик высунулась в коридор и огляделась. Горизонт был чист, а значит – у неё есть маленькая отсрочка перед ухмылками Кенни и его остроумными шутейками насчёт того, что пьёт она так же плохо, как и поёт (так как песню в машине они так и не смогли найти, Пик решила продемонстрировать собственные вокальные данные, которые, к сожалению, оставляли желать лучшего). Кухня располагалась прямо за стенкой спальни и, к величайшему удовлетворению Пик, пустовала. Желание знать местоположение всех домочадцев полностью отсутствовало, поэтому женщина спокойно поставила чайник закипать и со вздохом опустилась на табуретку у окна. Но не успела она удобно опереться подбородком на руку и, глядя в на качающиеся за стеклом ветви деревьев, начать предаваться мыслям о сущем, как позади неё раздался голос: — Доброго утра. Пик обернулась быстрее, чем это дозволено страдающим похмельем людям, за что тут же поплатилась новой волной тупой боли, сдавливающей виски тугим обручем. Да уж, наверное, пить она всё-таки разучилась. — Ага, боюсь, для меня оно не такое доброе, — она попыталась улыбнуться, одновременно морщась от неприятных ощущений. Скорее всего, выглядело её выражение лица не очень привлекательно, но говоривший не смутился и сразу спросил в лоб: — Ты кто? Чайник звонко щёлкнул, извещая об окончании кипения, и Пик медленно встала, намереваясь заварить себе немножко кофе – у Кенни ведь оно должно быть? Однако, копаться в чужих шкафчиках под наблюдением одного из их хозяев было неудобно, поэтому она неловко оперлась поясницей об столешницу и невозмутимо ответила: — Спецагент. Наверное, такое громкое звание совершенно не подходило Пик в нынешних обстоятельств: растрёпанная, слегка опухшая, в чужой футболке — да она даже не помнит, как её надевала. Таких обычно находят в обезъянниках в ночь с пятницы на субботу — деградирующие элементы общества, да. — О, — её собеседник, видимо, соглашаясь с чужими мыслями, сложил руки на груди, — тогда я – чемпион мира по бегу. Пик скептически оглядела инвалидное кресло, в котором сидел новоявленный легкоатлет, и фыркнула: — Нет, ты – Леви Аккерман. Ученик 11 класса 104 городской гимназии Парадиза. В марте текущего года ты попал в автомобильную аварию и утратил способность к движению нижними конечностями. Подавал большие надежды в плавании и был отличником. Сейчас проживаешь со своим дядькой и проходишь курс по реабилитации. — Вау, ты читала мою биографию? — поинтересовался Леви. — Я её написала, — улыбнулась Пик, — шутка, если что. — Ладно, а что тебя связывает с моим дядькой? — Скажи, устраивать допросы – это у вас семейное? Леви пожал плечами и продолжил пытливо сверлить Пик взглядом, та вздохнула: — Да работаем мы вместе. — И всё? — И всё. — И ты не его подружка? — уточнил Леви с нотками неуловимого разочарования в голосе, приподняв брови. — Слушай, Кенни хороший человек, но точно не в моём вкусе, — Пик бросила полный надежды взгляд на чайник, явно не желая больше говорить о месте Кенни в своей личной жизни. — Будешь чай? — к счастью, Леви был сообразительным малым. — Да, пожалуйста, — женщина облегчённо вздохнула и вернулась на табуретку. Через пару минут перед ней на столе очутилась чашка чая, над которой кружились витиеватые струйки пара. Пик обняла чашку ладонями и, чувствуя приятное тепло, прикрыла глаза от наслаждения. — Крепкий чёрный чай, — пояснил Леви, — обладает мочегонным свойством, поэтому отлично выводит токсины из отравленного алкоголем организма. — М-м, — промычала Пик, делая большой глоток и ощущая, как согревается желудок, — спасибо за познавательный экскурс, буду знать. — Всегда пожалуйста, Кенни кстати в магазин отошёл, скоро будет, — Леви вернулся к чайнику и принялся колдовать над собственной кружкой, — ты уж извини, что так сразу пристал с расспросами, просто дядя не так уж часто притаскивает домой пьянющих в хламину женщин. — Я догадываюсь. Кенни женат на собственной работе, так что вчерашнее действительно можно назвать непредвиденным обстоятельством. — Женат на работе, — усмехнулся Леви и взъерошил волосы себе на затылке, — хм, ты давно с ним знакома? — Пару лет где-то, — Пик задумчиво почесала подбородок и тут же отмахнулась, — но свела нас вместе та же работа, так что об этом даже неинтересно рассказывать. — Нет уж, ты расскажи. Я хоть не какой-то там суперагент, но тоже хотел бы знать чуточку больше о своём драгоценном дядюшке. — Ну-у, он ловил какого-то барыгу в туалете, а мне этот нужно было забрать у этого барыги кое-что очень важное. — Например? — Леви заинтересованно подался вперёд, облокачиваясь локтями на стол. — Некий новый наркотик. Его раньше не было на рынке, поэтому, когда мы нашли неизвестный химический состав в крови некоторых э-э…скажем так, потерпевших, нам потребовалось больше информации. Я должна была достать пробный образец, не привлекая внимания. — Хо, в одиночку – ты типа крутая? — Типа да, — подмигнула Пик и расслабила плечи, головная боль медленно отступала, — только никому не рассказывай об этом, — усмехнулась она. — Нет, как же, я прямо сейчас залью пост о том, как сегодня ночью слушал из-за стенки храп самой крутой агентки. Могу ещё и тебя отметить, если дашь никнейм. — Неправда, я не храплю! — рассмеялась женщина и легонько хлопнула по чужому предплечью, — а аккаунт дать могу, если обещаешь присылать мне невероятно познавательные ролики про чай. — Это ты сейчас в сарказм пытаешься? — поинтересовался Леви, отхлебнув чай. Пик невольно задержалась взглядом на его левой руке, аккуратно придерживавшей чашку и так контрастировавшей с правой своей цельностью и законченностью, что ей стало не по себе. Они с Кенни, конечно, не так уж часто говорили о том, что не касалось работы, но Аккерман старший прекрасно знал о том, что коллега с работы наконец-то пригласил Пик на свидание и даже купил ей цветов, что она решила приготовить блины и нечаянно чуть не запульнула сковородкой в стратосферу от раздражения и что её мать долго не соглашалась провести в дом телевизионный кабель. Пик же, в свою очередь, тоже была осведомлена о некоторых подробностях Аккермановского житья-бытья, и история Леви её почему-то тронула. У неё самой не было детей, а жёсткий рабочий график не давал помечтать не то, что о свадьбе и материнстве, но даже и о паре лишних выходных. Собственная семья Пик была хорошей, дружной, любящей, и отчего-то чужое горе казалось ей каким-то очень суровым, ужасным и несчастным. Ей вдруг захотелось сказать Леви что-нибудь утешительно-ласковое, но тот её опередил: — Эй, ты чего зависла? — М, — она с трудом оторвала взгляд от искалеченной кисти, — да так, задумалась. — Так, — Леви вдруг решительно свёл брови на переносице, нахмуриваясь, — вот не надо этого, пожалуйста, я уже достаточно наслушался всей этой херни про то, какой я несчастный… — Ты, когда хмуришься, — перебила его Пик, не желая заходить на неизведанные ей земли обетованные чужого недовольства, — на кота похож. — На кота? — опешил парень. — Ага, на такого маленького и чёрного. У меня был такой в детстве, шипел и глаза суживал, когда злился. — Хо, — очевидно Леви смутился, но демонстрировать это слишком уж явно не собирался, — и что с ним случилось? — Его машина сбила, — не задумываясь, ответила Пик, но тут же прикрыла рот руками. На кухне повисла тишина. Стрелки на кухонных часах приглушённо тикали, отмеряя минуты неловкости. Пик судорожно соображала ещё хмельным мозгом, как бы так выкрутиться, но Леви нашёлся первым, невозмутимо сообщив: — Не так уж мы и похожи, я же не помер, — и снова отхлебнул чай. Позже, когда Кенни вернулся из магазина и устроил над Пик церемонию насмешек и беззлобных поддёвок, Леви тоже улыбался одними уголками губ, но помалкивал. В голове ещё было свежо воспоминание о том, как Кенни этой ночью самоотверженно ходил в одних штанах с сигарой наперевес относить на мусорку скрученный коврик из прихожей с потёками свежей рвоты. Чистить и приводить его снова в порядочный вид дядя наотрез отказался. Почему-то шутить об этом не хотелось. На прощание, наблюдая, как Пик застёгивает на тонких лодыжках туфельные ремешки, Леви протянул ей руку и напомнил: — Кажется, ты мне ещё официально не представилась. Пик выпрямилась, сдула налипшую на губы прядку волос и протянула руку в ответ, улыбаясь: — Пик Фингер. — Было приятно с тобой познакомиться, Пик Фингер, — Леви улыбнулся в ответ. На этот раз – не только одними уголками губ. — Взаимно, Леви Аккерман.