Противоположности

Феликс провёл ваткой, смоченной в антисептике, по сбитой в кровь костяшке, и Беннетт неприятно поморщился. По руке прокатилась волна неприятной боли, и он едва удержался от того, чтобы не выругаться вслух. Вместо этого лишь прикусил щёку изнутри и покрепче вцепился ногтями в край кушетки, на которой сидел. Феликс же, кажется, даже не замечал, что ему больно. Он продолжал без всякой осторожности обрабатывать раны и царапины, иногда намеренно надавливал на них, будто наказывал. Выглядел при этом он крайне недовольно: сдвинутые к переносице брови, губы, сомкнутые в тонкую линию, тяжёлый серьёзный взгляд. И причиной такого его настроения был он сам, Беннетт. Сегодня он снова подрался. Поводом для стычки послужила колкая фраза со стороны одного из старшеклассников, брошенная в адрес Феликса Хониккера. Беннетту она не понравилась, и он, как самый настоящий бравый рыцарь, бросился защищать его честь. У них со старшеклассником завязалась драка, из которой он, Беннетт, вышел победителем, впрочем, как и всегда. Он получил множество мелких травм и синяков, однако, несмотря на всё это, остался вполне доволен. Он считал, что тот старшеклассник получил по заслугам, и не видел в своих действиях чего-то предосудительного или неправильного. Чего нельзя было сказать о Феликсе. Когда он только узнал об этой драке, то очень долго и эмоционально ругался. Говорил, что он, Беннетт, идиот, что он вообще мог пострадать куда больше, если бы его противник оказался сильнее. Он ещё много чего ему высказал, пока они шли в медпункт, однако Беннетт почти не слушал. Он просто был горд собой за то, что преподал урок очередному мудаку, и не обращал внимания ни на что другое. А сейчас у него и вовсе появился новый повод для радости, ведь Феликс заботился о нём и обрабатывал его раны, пускай и не очень аккуратно. И плевать, что сам виновник торжества его энтузиазма не разделял. — Вот скажи мне, — спустя недолгую паузу наконец снова заговорил Феликс, — на кой чёрт ты опять в драку полез? Ты ведь мог пострадать. — Но не пострадал же, — Беннетт махнул рукой и улыбнулся. — И вообще, тот придурок сам виноват. Нечего было говорить, что ты труп ходячий. Феликс открыл было рот, дабы что-то возразить, однако, услышав его последнюю фразу, замер на месте. На мгновение на его лице отразилось искреннее удивление, и он даже перестал вести ваткой по царапине. Несколько секунд он сидел так, переваривая полученную информацию, а после отвёл взгляд. На его щеках проступил лёгкий румянец, и когда Беннетт заметил это, то не удержался от улыбки. — Дурак ты, Беннетт, — помолчав немного, буркнул Хониккер и наконец продолжил обрабатывать сбитые в кровь костяшки. — Я уже давно не обращаю внимания на эти нападки. И ты не должен. Не нужно тратить время на всяких придурков. — А я буду. Потому что ты замечательный, мистер Хониккер, и не заслужил того, чтобы эти ублюдки тебя оскорбляли. — Говорю же: дурак… — Дурак, — Беннетт согласно кивнул и улыбнулся. — А ещё я просто люблю тебя, вот и всё, — он прикрыл глаза и зарылся носом в его макушку, мягко обняв. Про себя он подумал, что теперь у него появился третий повод для радости. Потому что не каждый день он видел красного как помидор Феликса Хониккера, и это зрелище ему, откровенно говоря, очень нравилось.