Не по плану

— Пак Чон Ган, Вы приговариваетесь... — Голос судьи звучал довольно монотонно, когда он оглашал принятое решение. Это был финал судебного процесса, одного из самых громогласных в последнее время. Вы обвиняетесь... Бла-бла-бла. Вы приговариваетесь... Ага-ага.... Пак Чон Ган не слушал этого человека в строгом костюме и прямоугольных очках, что бы он сейчас не говорил, его слова не представляли для Гана никакого интереса. Что нового он вообще мог сейчас услышать? Ничего. Также как и сказать. Поэтому он молча склонил голову и разглядывал деревянный лакированный пол под своими ногами, ожидая, когда судебный процесс наконец-то официально закончится и его уведут отбывать свой срок. Удар молотка ознаменовал конец судебного заседания. Замечательно. Просто чудесно. Члены конвоя мрачно взглянули на Гана. — Идём. И он встал со своего места, с не менее мрачным выражением лица последовав на выход из зала суда. Зал гудел, репортёры что-то галдели, щелкали камерами, делая снимки и задавая вопросы, на которые он отвечать не собирался. — Сожалеете ли Вы о сделанном? — Выкрикнул один особо юркий корреспондент, умудрившись приблизиться к Гану на рекордное растояние в сравнении с другими. Он был так близко, тыча микрофон в его сторону, что Пак попросту не мог его проигнорировать. — Сожалею? — Тихо переспросил он. — Нет. Больше он никому ничего не отвечал. Но раздумывал над заданным ему вопросом. Сожаления... Он точно не жалел о своём выборе последовать за Чхве Дон Су, а также он отнюдь не чувствовал себя виноватым за все те жестокие преступления, которые совершил за жизнь и тем более за ту малую их часть, которая была освещена на прошедшем судебном процессе. Но удовлетворял ли его результат выбранного пути? Был ли он расстроен тем, как всё в итоге сложилось? Да, немного. Ситуация, в которой Ган сейчас оказался, выдалась взаправду паршивой, но что поделать? Так или иначе его судьба была предрешена. Ещё в тот самый момент, когда Ли Джи Хун притворно любезно протянул ему выпавшую сигарету, когда камеры репортёров запечатлели его лицо, а руки спецназа повалили на землю. Когда Чхве Дон Су сказал, что не знает его. — Кто такой Ган? — Умный ход, чтобы снять с себя подозрения. Чхве Дон Су всегда отличался способностью принимать правильные решения в кратчайшие сроки, а также готовностью без зазрений совести идти по головам, даже если это головы его союзников. Что ж, в каком-то смысле Ган не мог не любить эту черту. Преданность? Оставьте её всяким слабодушным дуракам. Мир интересуют лишь результаты. И если Ган не успел придумать себе алиби, то он сам дурак. Нечего винить в собственных оплошностях других. Чхве Дон Су же был другим — умным и хитрым, словно змея. Никто из них и не думал, что подобная ситуация может произойти, но тем не менее председатель с лёгкостью нашёл из неё выход — всё таки он прекрасно знал о преданности своего телохранителя, знал, что тот его не сдаст, что примет огонь на себя в случае чего, ловко построившись под ситуацию. Так и произошло. Ган без лишних слов подыграл ему, с лёгкостью сместил фокус внимания на себя. — Это Я сделал. В одиночку. — Говорил он тогда с мрачной решимостью в сердце и яркой вызывающей ухмылкой на лице. Он был настроен присвоить всю вину себе, отправиться за свои и чужие преступления в тюрьму, или на эшафот, если потребуется. А потом, когда обнародовали ту клятую красную бумагу, когда увиливать уже не представлялось возможным, Дон Су спрыгнул с крыши. И разбился... Насмерть... Ган чувствовал себя таким дураком, таким беспомощным идиотом в тот момент, когда слова медика, объявившего о смерти председателя, принесли с собой осознание того, что даже выложившись на полную он, Пак Чон Ган, всё же умудрился подвести Дон Су... Видит мир, он сделал всё возможное, он сделал всё правильно, но результат в любом случае остался неутешительным. Лучшие решения не всегда приводят к лучшим результатам, так ведь? И казалось бы, трупу уже всё равно на его действия, но Ган не стал отказываться от своих слов. Он взял всю вину за создание большой четвёрки на себя не только потому, что внезапно начать отнекиваться было бы глупо. Вовсе нет, просто он уже решил пойти этим путём, а сбегать было совершенно не в его стиле. Он был готов умереть ради Чхве Дон Су, что уж говорить про тюремное заключение? Ган был там уже не раз, ему не привыкать. К тому же, если взглянуть на ситуацию не предвзято, то он это действительно заслужил. *** Заселение в тюремную камеру прошло по старинке. Местные старожилы как обычно, едва завидев его, начали строить ехидные гримассы в его сторону, бросаться угрожающими взглядами, обещающими "теплый" приём, стоит охранникам закрыть за собой дверь камеры. Эти кривые ухмылки не вызывали у Гана ни страха ни гнева — в какой-то степени его забавляли эти нахальные идиоты. Всяко лучше, чем те напуганные слабаки, что тихо сидели на своих местах, поглядывая на новенького со смесью волнения и любопытства. Ган невольно усмехнулся. Эти люди не знали его, поэтому вели себя так беспечно, а некоторые даже нагло. Но ничего, опыт подсказывал, что подобное отношение не продлится долго — стоит только продемонстрировать свою силу и все тот час же осознают своё место в этой иерархии. И всё будет как в старые добрые. Чего и следовало ожидать. Пока большинство ограничивались лишь хмурым взглядами, массивный громила, который вероятно был лидером в этом месте, выпятил грудь и уверенным шагом направился в сторону Гана. — Эй ты! — Начал он надменным тоном, расправив плечи и угрожающе оскалившись. Хотел произвести впечатление сильного? Но всё бестолку, ведь по одной лишь его стойке стало понятно, что кроме мышц в этом чуваке ничего нет. Слабак. Так что не было ничего удивительного в том, что одной подсечки оказалось более чем достаточно, чтобы потеряв равновесие мужик неуклюже грохнулся на пол, так и не поняв до конца, что именно только что произошло. — Ты! — Взревел он, попытавшись как можно быстрее подняться на ноги, паралельно агрессивно раздувая ноздри. Не только слабый, но и тупой. Гану даже было жалко своё время тратить на это ничтожество, поэтому он не стал церемониться и вырубил бедолагу ударом в челюсть. — Ну? Кто-то ещё желает "поговорить" со мной? — Спросил он, потирая пластырь в районе шеи. Эту рану оставил Гу, его лучший друг и беспробудный дурак. Способный, вечно весёлый придурок... Ган сцепил зубы, когда вспомнил о их последней встрече. Ты не достоин моего меча — как-то так этот идиот тогда сказал? А потом полоснул по шее, стоило ему отвлечься на мгновение. М-да, как подло. Наверняка другие заключённые попробуют действовать не менее коварно, так как в прямом противостоянии ни у одного из них нет ни шанса. Так что же они придумают? Ган скользнул взглядом по своим сокамерникам, по их округлившимся глазам, что украдкой на него поглядывали. Хотя какая разница? Что бы эти олухи не задумали, Ган не собирался допускать своевольничество. И ведь ему ничего не стоит раздавить любого, даже самого смышленого и подлого противника. Решать проблемы надо по мере их поступления. А пока стоит огласить этим бедолагам новые правила, которые отныне будет действовать в этом месте. — Итак, слушайте сюда... *** Жизнь в тюрьме была отличной, насколько это вообще возможно в таком то заведении. Пару раз на него пытались наехать группами, но получив пиз**лей и выяснив наконец, кем Ган являлся и за что именно его посадили, все как-то быстро поутихли в своих возмущениях. Так что Широ Они только и оставалось, что скучать. Ни одного достойного спарринга противника. Ну что за невезение! Единственным развлечением были новости из вне. Кстати об этом, на днях ему в очередной раз пришло приглашение на встречу, в которой он отказал почти моментально, даже не выслушав охранника до конца. Это было от Ли До Гю? Снова от Джун Гу или Хён Сока? Плевать. Ган отказывался от встреч не из-за неприязни к конкретным особам, а просто потому, что не желал никого видеть. Ли Джи Хун был прав, сказав, что с него хватит. Ган действительно выложился на полную и показал всем настоящего себя, вершину собственной силы и своих способностей. Не было смысла в каких-то дальнейших разговорах. Да, Ган не хотел ни с кем контактировать, но в какой-то момент его решимость дала трещину. В этот ничем не примечательный день ему принесли не очередную новость о том, что кто-то хочет с ним встретиться, а посылку, которую он к удивлению охранников и сокамерников принял. Небольшой презент от Гу — кто бы ещё ему что прислал — содержал фотографии. В основном это были их совместные снимки, на которых Ган был вечно хмурым, а Гу же наоборот — сиял своей вечно лучезарной улыбкой. Но также была парочка фото отдельно с Гу. В особенности привлёк внимание Гана последний сделанный снимок — на нём Гу сидел на сиденье своей машины с показательно надутым лицом, в глаза бросались многочисленные бинты на его голом торсе и грудной клетке. Эта фотография наверняка была сделана после их недавнего боя, той самой неудачной попытки убить друг друга в решающем сражении. Что ж, если на то пошло, то отчасти Ган чувствовал себя немного виновато, что потерял контроль над своим ультра инстинктом прямо во время сражения. Это было позорно с его стороны допустить подобное... Его соклановцы наверняка бы были в шоке от того, что он допустил такую ошибку. Но жалел ли он сам о том, что из-за этой оплошности, из-за потеря контроля так и не смог окончить как положено давным давно обещанный бой? Нет. Точно нет. У него не было причин по настоящему желать Гу смерти, поэтому новость о том, что тот умудрился остаться в живых априори не могла его расстроить. — Вот и славно. — Усмехнулся Ган, внимательно рассматривая полученные фотографии, на которых были запечатлены счастливые и не очень моменты его жизни. Вот они на фестивале "охраняют" Кристал. Точнее Ган пытается охранять, а Гу тыкает в него палочкой с засахаренными на ней фруктами, паралельно держа фотик, чтобы сделать снимок. В тот день Ган таки попробовал предложенное лакомство, когда во время разговора Гу сунул его ему прямо в рот. За что получил нагоняй от Кристал и неслабый такой удар в живот от самого Гана. До чего же безбашенный блондин, ну серьёзно... А это фото было сделано у них дома, на нём Гу стреляет в Гана деньгами из специального устройства. И это тогда, когда тот был максимально сконцентрирован на том, чтобы пересчитать доход за прошедший месяц! Эта выходка не сильно его разозлила в отличие от предыдущей, по подзатыльник напарнику он всё же дал. Для профилактики. На ещё одной фотографии они находятся в разгромленном клубе, куда пришли расправиться с местной бандой. На лице Гана кровь этих бедолаг, но Гу это не смущает, он тесно жмется к нему, чтобы уместить на фотографии не только их лица, но и побитых парней на фоне. Для отчёта. Ага, как же. Ещё тут есть фотографии, сделанные по просьбе Гу другими людьми. Одна из них с их совместного отдыха на Хоккайдо. На нём Гу весь в лыжном обмундировании со счастливой улыбочкой тянет Гана за покрасневшие от мороза щёки, чтобы тот тоже улыбнулся. На следующем же снимке этот белобрысый наглец чертыхается и пытается вытряхнуть снег, который Ган в отместку засунул ему за воротник. И на третьем в этой серии снимков забыв о холоде Гу со смесью радости и удивления смотрит на искренне довольную улыбку друга. Да, только этот блондинистый дурачок мог заставить Гана рассмеяться... В этой стопке фотографий было столько неловких, но счастливых воспоминаний, что пересматривая их Ган невольно начал улыбаться, что не осталось незамеченным другими. Его сокамерники потом весь день странно на него поглядывали, недоумевая с увиденного. Что ж, если честно, то Ган и сам был удивлен тому, как сильно ему понравился этот подарок. И если вначале он собирался отправить эту посылку назад отправителю, то взглянув на её содержимое передумал. Пускай будет. Всё равно тут в тюрьме не особо много занятий, а немного поностальгировать порой даже полезно. Просьбы о встрече продолжали приходить. В основном от Гу и Хён Сока. И в какой-то момент Ган согласился поговорить со вторым. Разговор вышел разочаровывающим, ожидаемым. Но всё равно в глубине души Ган улыбнулся искренности своего последнего ученика. Даже после всего произошедшего между ними тому было не плевать на него. Мило. Эта детская наивность действительно очаровательна. Да, Пак Хён Сок, словно маленький ребенок, искренне недоумевал его решению, а Ган... Ему было всё равно. Он решил для себя всё уже давным давно. Саказукигото — церемония обмена алкоголем. В Японии она означала высшую степень доверия и близости. Это означало семью... Ган не любил пить и за свою жизнь он только дважды опрокинул стакан с выпивкой. Лишь с двумя людьми — Чхве Дон Су и Ким Джун Гу. И раз уж первого он спасти не смог, то пускай ценой его жертвы хотя бы второй проживёт хорошую жизнь. Гу был вполне на это способен. И он этого заслуживал. В той или иной мере. Отчасти поэтому Ган не соглашался на встречи. Им не о чём было говорить, им не за чем было видеться. Гу стоило просто продолжить жить, как ни в чем ни бывало, а не застрять в прошлом. Просто забить на своего попавшегося в руки правосудия бывшего напарника. Но Гу не меньший ребёнок, чем Хён Сок, поэтому продолжал приходить сюда, даже получив с десяток отказов. Очевидно ведь, что дай Ган согласие, то при встрече этот идиот наверняка бы начал молоть подобную чушь, что и Хён Сок— зачем? почему? как так? Ган не хотел это всё выслушивать. Четыре банды были официально распущены, как рассказал ему Хён Сок. Больше никакого рекета или псевдо-законных сделок, никаких выплат. Всё закончилось. Конец. Пора бы с этими смириться.