
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Уютный рассказ про отца-одиночку, мальчика-сквиба и девушку, которая покорит сердца обоих //
После романа в школе, пути Драко и Гермионы разошлись. Спустя одиннадцать лет в пасмурный осенний день Грейнджер останавливается, чтобы помочь потерявшемуся в Косом переулке ребенку, и, желая отчитать его нерадивого отца за халатность, она еще не знает, к чему это все приведет...
Примечания
💛 Наверняка, похожих историй уже много, но меня манит тема Малфоя-отца, так что... Ловите мою версию событий 🙈
💛 Канон соблюден с некоторыми удобными сюжету правками. Вероятно ООС, но кто его знает, какими были бы ребята в почти тридцать годиков, верно? 🫣
💛 Рейтинг NC-17 за секс, никакого насилия, у нас тут приятное чтиво на вечерок 💛
❤️ ЛУЧШЕЕ СПАСИБО АВТОРУ — РАССКАЗАТЬ ПРО ФАНФИК НА СВОИХ СТРАНИЧКАХ ❤️
✅️ Ссылка ниже через "скопировать ссылку"
Посвящение
.
❤️ За идею и поддержку от всего сердцечка спасибо Ivaninaz !! ❤️
ПБ ВКЛЮЧЕНА ;) welcome :)
1. Красивый мальчик
23 декабря 2024, 04:25
.
Осень в две тысячи девятом слишком рано заявляет свои права. Выйдя из магазинчика магловских книг, Гермиона плотнее затягивает шарф и, держа в руках сверток с покупками, отправляется по мощеной булыжником улице. Ветер бьет ей в лицо, а небо над Косым переулком походит на причудливый рисунок туч ста оттенков серого, готовых разразиться слезами.
Лавируя в шумной толпе, спустя несколько минут Грейнджер добирается до искривления улицы, из-за которого магический переулок и получил свое название, и останавливается возле лавки Олливандера — Гаррик Олливандер погиб во время войны, но его родственники восстановили магазинчик и продолжили семейное дело. Ее внимание, как и многих прохожих, привлекает новый витраж — красочные стекла, обрамленные в мелкие квадраты, сияют и переливаются; в каждом квадрате, как в окошке, двигаются изображения животных. Несколько родителей с детьми замедляют шаг, чтобы позволить своим чадам рассмотреть витраж, а двери лавки приветливо открываются, о чем оповещает звук колокольчика висящего над ними.
Гермиона делает шаг назад, чтобы пропустить широкого мужчину с дочерью, которая сжимает в руках новенькую волшебную палочку, и, провожая их взглядом, обращает внимание на мальчика, одиноко сидящего на ступенях магазинчика напротив. На вид ребенку не больше девяти; он тоненький, одетый в темно-зеленое пальто и шапку, натянутую до самых глаз. Мальчик увлеченно рассматривает витрину, не замечая ничего вокруг. Грейнджер непроизвольно улыбается продолжает путь — через две лавки дальше по переулку она заходит в кондитерскую, которую несколько лет назад открыли сестры Патил.
Внутри уютно, расставлены столики, бОльшая часть из которых занята, как и каждый субботний вечер.
— Привет, Гермиона! — говорит ей Джордж, муж Падмы, выглядывая из-за прилавка. — Тебе как всегда?
— Привет! Да, если можно.
— Как дела у Поттеров?
— Они отлично! Как у вас?
— Падма тяжело переносит очередную беременность, наверное, это будет наш последний, — сообщает ей мужчина, протягивая кулек доверху наполненный лакричными палочками разного вкуса.
Гермиона кивает и вежливо улыбается. Они ожидают уже пятого малыша, что по ее субъективному мнению, уже более чем достаточно. У нее, например, нет ни одного. Они с Роном пытались завести детей, но ничего не вышло. А однажды она получила сову с документами о разводе, потому что Рон хотел: — «…Все-таки стать отцом, ты прекрасный человек, и я тебя по-своему по-прежнему люблю, но постарайся понять меня…» — Гермиона поняла: поставила свою подпись там, где требовалось, и с тех пор видела бывшего только на снимках в Пророке. Спустя год она вернула себе девичью фамилию. А спустя еще пару месяцев у Рона родился сын.
— Передавай Падме привет!
— Обязательно! — обещает она со всей бодростью, на которую только способна. Однако, оказавшись на улице, Грейнджер несколько раз глубоко вздыхает, чтобы восстановить пошатнувшееся самообладание. У нее уже отболело. Почти. Лишь иногда накатывает, будто высокой волной на незащищенный берег.
Уменьшив купленные гостинцы с помощью заклинания, Гермиона отправляет их в карман и, подумав, повторяет то же самое с книгами — чтобы не мешали.
Ее взгляд сам собой перемещается туда, где на ступенях она видела мальчика. Он по-прежнему там, все так же сидит, любуясь витринами, и Грейнджер испытывает безотчетное беспокойство. Она несколько минут ждет, не появится ли рядом с ребенком кто-то из взрослых, а потом решительным шагом направляется к нему.
— Привет! Правда красивые зверюшки? — Гермиона кивает на яркие изображения.
Мальчик явно нехотя и чуть лениво переводит на нее взгляд своих шоколадных глаз. Они, подмечает она, действительно похожи на расплавленный шоколад.
— У тебя все хорошо? Ты довольно давно тут один.
Ребенок чуть склоняет голову и морщит нос, будто раздражен тем, что Грейнджер отвлекла его от важного-преважного занятия. Жест кажется ей отдаленно знакомым.
— Все хорошо, мэм. Я жду.
— Где твои родители?
На этот раз он глядит исподлобья и действительно кого-то ей напоминает, она готова поклясться в этом.
— Отец сказал ждать его здесь.
— Прямо на улице?
— Со мной все в порядке, мэм. Спасибо.
Одновременно с его словами, как назло, небо решает-таки разреветься, и несколько крупных капель падают сверху вниз, а вдогонку за ними торопятся и те, что поменьше.
— Если не хочешь промокнуть, то пойдем внутрь, — она указывает на кондитерскую, в которой была только что. — Я угощу тебя, и мы вместе дождемся твоего отца.
— Спасибо, мэм, не нужно.
— Отец в лавке Олливандера? — Гермиона не отстает. — Я могу позвать его.
— Не нужно, мэм, — повторяет он бесцветно. Его тонкие руки послушно лежат на коленях, сведенных вместе, словно перед ней маленький солдатик, и у нее неожиданно щемит в груди. Она не может не сравнить этого мальчика с детьми Гарри — хотя младшие Поттеры почти такого же возраста, но ведут себя совсем иначе; они — взрыв энергии и постоянный источник шума.
— Я настаиваю, я не причиню тебе вреда…
Мальчик снова морщится, но косится на кондитерскую: там внутри тепло, в отличие от продуваемой улицы да к тому же теперь с моросящим дождем.
— Конечно не причините вреда, — говорит ребенок, — иначе я скажу своему отцу.
Грейнджер чувствует, как подкатывает беспокойство, но не может определить его природу.
Отмахнувшись от тревожащих мыслей, она дожидается пока мальчик поднимется и последует за ней. Внутри Гермиона спрашивает:
— Что будешь?
— Чашку чая.
— Может, лимонад?
— Только чай, спасибо.
— Ты вернулась? — закончив с другими посетителями, Джордж обращается к ним. — А кто этот очаровательный молодой джентльмен? — он перегибается через прилавок и обращается к мальчику. — К чаю обязательно нужно что-нибудь сладкое! — Джордж рассматривает заставленную вкуснятиной витрину, и ребенок невольно переводит взгляд следом за ним. — Например, у нас потрясающе вкусные эклеры — пальчики оближешь! Шоколад в них, готов поспорить, лучший, что ты когда-либо пробовал!
Подумав, мальчик соглашается.
— Что ж, мне один эклер, пожалуйста, сэр.
— И еще два, Джордж, — просит Гермиона. — И также три чашки чая — для его отца тоже. — Она полагает, что мужчина, кем бы он ни был не откажется в такую погоду от горячего напитка, а уже позже у нее будет возможность выразить ему свое недоумение тем, что он оставил сына одного.
— Отлично, сейчас принесу! О, и успевайте занять столик у окна, пока тот освободился, — лучшее место в зале!
Грейнджер решает, что место действительно удачное — чтобы нерадивый отец мог бы заметить их с улицы.
Мальчик снимает пальто. На нем черный свитер крупной вязки, брюки с острыми стрелками и лакированные, начищенные до блеска ботинки. Поверх горловины свитера лежит отложной воротник белой рубашки.
— Не переживайте о деньгах, мэм, когда отец придет, я попрошу его вернуть вам всю сумму, — серьезно говорит ребенок, усаживаясь на тот же диванчик, что и она, хотя Гермиона предполагала, что он выберет место по другую сторону стола. Глядя на то, как мальчик расправляет складки на брюках, она снова с какой-то тоской задумывается над тем, как разительно отличаются дети Гарри.
«Разве должны быть маленькие дети такими серьезными и собранными?»
— Зови меня просто по имени, это будет подходящим. Я — Гермиона. — Она протягивает ему руку. — Гермиона Грейнджер.
Ребенок мгновение косится на ее руку, а после подает свою — с каким-то взрослым отточенным изяществом.
— Рад знакомству, Гермиона. Я — Скорпиус Гиперион Малфой.
У Гермионы, кажется, останавливается сердце.
По крайней мере, от неожиданности оно точно пропускает пару ударов.
«Это — сын Малфоя?!»
У мальчика острый нос и точеные скулы, но это не добавляет ему сходства с Драко больше, чем было бы у любого другого ребенка; и глаза цвета шоколада совершенно точно не напоминают серебряные радужки малфоевских глаз.
— Не собираешься снять шапку? Здесь тепло, — предлагает она, уже готовая к поражению.
И, когда Скорпиус стягивает головной убор, то все сомнения становятся излишними. Платиновая сталь многих поколений Малфоев передалась и ему.
Тонкие детские пальцы уверенным — и черт возьми, знакомым ей! — жестом приглаживают назад непослушные пряди.
— Вы — героиня войны, я читал про вас.
— Что ж, я тоже рада познакомиться с тобой, Скорпиус.
— А вот и заказ! — подошедший хозяин кондитерской обращает на себя внимание.
Пузатый белый чайник, три чайные пары и три блюдца с большими пышными эклерами левитируют с его подноса на стол.
— Я так понимаю, что это — Малфой-младший? — шепчет Джордж поверх детской головы. — Почему он с тобой?
Гермиона косится на Скорпиуса, но тот выглядит увлеченным тем, что отправляет первый кусок эклера себе в рот.
— Долгая история, — отмахивается она. — Ну, как? — Гермиона переключает внимание на мальчика, и Джорджу приходится покинуть их, не получив ответы и изнывая от любопытства.
— Вкусно, — Скорпиус отвечает с набитым ртом и улыбается, на мгновение снимая маску чопорного маленького джентльмена. Он откусывает еще.
За окном уже льет дождь.
Грейнджер разливает чай себе и мальчику и косится на третью кружку. Оставляет ее пустой.
Она все еще не может до конца поверить, как все обернулось. Они с Малфоем работают бок о бок уже около трех лет, но все это время старательно избегали любых разговоров «о личном», а теперь, неожиданно, напротив нее сидит его сын, причем сам Драко об этом даже не догадывается. Гермиона готова поспорить на несколько галлеонов, что он не будет рад тому, что она влезла в его жизнь, пусть даже и непреднамеренно.
Впрочем, совесть не позволила бы ей оставить ребенка на улице, пусть бы даже он представился с самого начала.
— Почему ты оказался один? — она делает глоток. Чай насыщенный и очень ароматный.
Скорпиус не добавляет в свою кружку сахар, как, разумеется, сделали бы дети Гарри.
— Я хотел посмотреть на животных, а отцу нужно было по делам. — Грейнджер догадывается, что он имеет в виду движущиеся картинки витража. — Я уже достаточно взрослый, мэм, чтобы ненадолго оставаться одному.
— Что ж, надеюсь, отец додумается поискать тебя в соседних магазинчиках. Не хотелось бы заставлять его лишний раз волноваться. — Она размышляет над тем, чтобы отправить Малфою патронуса, но решает не паниковать раньше времени
— Я не потеряюсь, мэм, у меня есть монета, — отправляя в рот последний кусок эклера, сообщает ей Скорпиус. Он сует руку в карман брюк и достает оттуда галлеон с драконом, занимающий почти всю его детскую ладошку.
— На нее наложены чары, да?
Будто услышав ее, ободок галлеона начинает светиться красным. Гермиона поднимает мальчика вопросительный взгляд.
— Отец ищет меня и сейчас придет, — говорит Скорпиус.
Грейнджер делает глубокий вздох.
Очевидно, что монета зачарована каким-то из отслеживающих заклинаний, впрочем ее сейчас гораздо больше волнует то, что с минуты на минуту придется встретиться со своим начальником.
Драко не заставляет себя долго ждать: дверь кондитерской распахивается, впуская ветер, и на пороге возникает его высокая фигура. Несмотря на вечер субботы, на нем министерская зеленая мантия, потемневшая на плечах из-за дождя. Очевидно, что пока он разыскивал своего ребенка, то не аппарировал, а использовал самый обыкновенный способ передвижения — на своих двоих. Его волосы растрепаны ветром или, возможно, нервным движением рук.
Он быстро осматривает помещение и направляется к ним широким уверенным шагом. Крылья его носа раздуваются от возбужденного дыхания. Бледные губы сжаты в тонкую линию.
Драко выглядит так, будто собирается наорать на нее.
Гермиона моргает и собирается с духом.
Встает ему навстречу.
— Что. Это. Все. Значит? — вместо приветствия чеканит Малфой. Его взгляд стремительно проверяет сына, чтобы удостовериться, что физически Скорпиус в порядке.
— Не стоит благодарности, Малфой, — отвечает Гермиона, смело глядя ему в глаза. За годы их совместной работы она уже достаточно привыкла к Драко и вспышкам его темперамента. — Очевидно, что ты был достаточно занят, чтобы оставить ребенка одного посреди переполненного людьми Косого переулка.
Челюсти Драко сжимаются.
— Не учи меня быть отцом, Грейнджер! Ему девять, он уже взрослый, чтобы полчаса побыть одному. Тем более, что на нем Защитные и Отслеживающие чары! Лучше объясни, как так вышло, что он теперь здесь, с тобой?
— О, какая забота, да хоть бы и двенадцать! — требовательным тоном говорит она. — Оглянись: на улице дождь, но он не может наколдовать себе зонт!
Неожиданно в ответ на ее замечание, глаза Драко вспыхивают такой злобой, какую она давно уже не видела в нем.
— Ты посмеешь бросить мне это в лицо, Грейнджер? — он делает к ней шаг, так что упирается бедром в угол столешницы.
— А с чем из этого ты собираешься поспорить, а, Малфой?! — возражает она, тем не менее, гадая, что вызвало в нем такую острую эмоцию.
Малфой не часто позволяет своему раздражению выплескиваться через край, и по большей части быстро берет себя в руки, но сейчас он похож на того, кто мог бы швырнуть в нее что-то вроде Непростительного. И Гермиона не понимает почему.
«Чары зонта относятся к разряду простейших заклинаний, но волшебные палочки официально разрешено покупать детям лишь в одиннадцать, но и тогда им запрещено колдовать за пределами школы». — Так что ее удивляет его вспышка. Она ведь не сказала ничего, кроме очевидного: без помощи отца Скорпиус не может укрыть себя от непогоды.
Но внезапно Грейнджер вспоминает!
— О, Мерлин, нет! — Ее глаза округляются. — Я не имела в виду того, о чем ты подумал, Малфой! Драко!
Его глаза сужаются, и боковым зрением, Гермиона замечает, что его рука сжата на палочке, торчащей из кобуры, закрепленной на бедре.
Их взгляды пересекаются.
Она принуждает себя выдержать и не моргнуть.
Спустя несколько долгих мгновений, Малфой встряхивает головой и отворачивается. Его мантия запахивается после того, как он убирает руку с рукоятки палочки.
— Разве я не сказал тебе, ждать меня ровно там, где я тебя оставил, Скорп?
Гермиона переводит взгляд на ребенка.
— Извини, отец. — Она уже ожидает ссоры между ними, — судя по тому, как жестко звучит голос Малфоя, — однако мальчик не выглядит испуганным, скорее чуть смущенным. И Скорпиус не прячет глаза, когда отвечает на вопрос.
— У тебя шоколад на губах, — все так же строго говорит ему Драко, но, протягивает руку и ласково проводит пальцем по сладкому следу. — Вот, уже лучше.
Помедлив, будто размышляя, что делать дальше, Малфой бросает на Гермиону быстрый взгляд, а потом устраивается на свободный диванчик и делает знак сыну, чтобы тот пересел к нему.
— Так и будешь стоять, Грейнджер? — спрашивает он, и Гермиона спохватывается — она по-прежнему на ногах с тех пор, как он вошел. — Это для меня? — Драко кивает на третий эклер, тарелка с которым стоит слева от той, на которой лежала сладость Скорпиуса, теперь пустой.
Малфой пальцем толкает блюдце к сыну.
— Я не голоден, хотя выглядит отлично. Поможешь мне, парень?
Мальчик деловито кивает и сразу же протягивает руку, чтобы взять сладость.
Удивительно, но рядом с отцом Скорпиус выглядит живее, чем раньше, хотя Гермиона ждала ровно противоположного. Она почти не помнит, как вел себя сам Малфой с Люциусом, но ей кажется, что Драко побаивался отца, постоянно пребывая в напряжении. Лицо же Скорпиуса расслаблено.
Малфой наливает себе чай и делает несколько глотков. Гермиона внимательно смотрит на обоих. Теперь, когда два Малфоя рядом, она удивляется почему до этого пришла к выводу, что Скорпиус не похож на Драко. Мальчик — практически его уменьшенная копия, лишь смягченная чертами своей матери. Скорпиус красив, почти как волшебная кукла.
— Полагаю, я должен все-таки сказать тебе спасибо за то, что позаботилась о Скорпе, — говорит, наконец, Малфой, глядя прямо ей в глаза. — Мне нужно было прикупить кое-что в Лютном, а он застрял у витражей Олливандера. Так что, я решил, что не будет беды, если оставить его ненадолго. И, видимо, ты помогла ему просто потому, что Скорп ребенок, а не из-за того, что он сквиб, да?
Гермиона бросает быстрый взгляд на Скорпиуса, но тот остается спокойным, когда отец использует это слово.
— Скорп знает, кто он, Грейнджер, — перехватив ее взгляд, говорит Драко, — и для нас с ним это не проблема. А для тебя?
За напускным безразличием, словно за защитной маской, она легко угадывает серьезность его вопроса. Гермионе это знакомо, как никому другому: война закончена, но люди никогда не перестанут находить причины, чтобы третировать кого-то. Драко вспылил не просто так, наверняка ему уже много раз приходилось сталкиваться с осуждением или, вероятно, даже презрением по отношению к сыну.
Малфой испытывает ее, но она знает, что он не добьется успеха: кому если не ей, страдавшей в школе от его оскорблений, касающихся крови, быть терпимой к другим.
— Никакой проблемы, Малфой. И ты совершенно меня не знаешь, если можешь думать иначе.
Драко продолжает рассматривать ее, взвешивает ответ и лишь спустя время кивает.
Его поза становится расслабленной, он делает еще несколько глотков чая, и, похоже по привычке, потому что это выходит совершенно естественно, мимоходом убирает соринку с рукава сына.
— Кстати, давно размышлял над тем, как ты проводишь вечера, Грейнджер. Гуляешь по Косому, выискивая кому бы причинить добро? — Драко приподнимает одну бровь, когда косится на нее.
Гермионе удивительно слышать, что Малфой, в принципе, ДУМАЛ про нее, потому что бывали дни — и часто, — когда ей настойчиво казалось, что он не замечает даже само ее существование в их общем офисе.
— Купила пару книг. Магловских. — Она из чистого упрямства отправляет ему рикошет, но Малфой реагирует безразличием. Он, наверное, давно уже равнодушен к вопросам чистокровия, но временами ей по-прежнему кажется, что в какой-то момент Драко сорвется, и тогда окажется, что все это лишь искусный обман.
В свое время Малфои развернули целую кампанию по восстановлению семейной репутации. Они пожертвовали бОльшей частью своего благосостояния, чтобы склонить Визенгамот к признанию их едва ли не жертвами, а не пособниками Темного лорда, и в кратчайшие сроки заключили выгодную брачную сделку с Гринграссами — волшебниками, не запятнавшими свое имя во время войны. В начале мая состоялась финальная битва, а уже осенью — за день до дня рождения Гермионы, — Драко женился на Астории. Люциус, конечно, пускал слезу умиления и подолгу рассказывал про умопомрачительную юношескую влюбленность, которая подталкивала пару к скорейшему бракосочетанию… Однако, Гермиона эгоистично верила, что Драко совершенно не хотел этой свадьбы, и все еще любил ЕЕ, а не свою невесту.
— И, что за книги? — спрашивает Драко, пока его длинные пальцы лениво поглаживают Скорпа у основания шеи.
Гермиона встает, чтобы дотянуться до своего плаща, отыскивает в кармане уменьшенные книги и, положив их на стол, восстанавливает исходный размер. Это две сказки с красочными обложками, на одной из которых нарисован воздушный шар, парящий над землей; в корзине, которую удерживает шар, видны несколько машущих человечков. На второй — слон на цветастой цирковой подставке.
Глаза Скорпиуса загораются любопытством и, увернувшись от руки отца, он тянется к книгам.
— Я могу посмотреть, мэм?
— Скорп, это, скорее всего, чужие подарки, — одергивает его Драко.
— Совершенно ничего не случится, если он их посмотрит. — Грейнджер пододвигает книги ребенку. — И зови меня Гермиона.
— Так, я прав? Это для мелких Поттеров?
— Джеймс того же возраста, что и Скорпиус, а Альбусу семь. И Скорпиус мог бы общаться с ними, — зачем-то предлагает она.
Малфой ухмыляется; от его былого напряжения не остается и следа.
— Никогда не думал об этом. Полагаю, кстати, что и Поттер тоже.
Гермиона вынуждена согласиться. Она не слышала, чтобы Гарри рассуждал о чем-то подобном; да и вообще они почти не касались Малфоя — Малфоев! — в своих разговорах. Лишь однажды, в какой-то из вечеров речь зашла о разводе Драко и Астории, и тогда Джинни спросила, правда ли, что причина их разрыва в том, что единственный наследник родился без магических способностей?
— Какой же он большо-о-ой, — восхищается Скорпиус, указывая пальцем на раскрытую страницу с изображением слона, рядом с которым люди выглядят крохотными. Если бы Грейнджер попросили угадать, то она бы поставила на то, что мальчика больше заинтересует летающий шар.
— Это — слон, и держать его в цирке так же негуманно, как держать в доме несвободных эльфов, — сообщает ему отец. Мальчик сосредоточенно по-взрослому кивает, а Гермиона не успевает прокомментировать этот укол в свою сторону, потому что Драко продолжает. — Ты пришла сегодня в переулок только за книгами? Или было что-то еще? Например, свидание?
— Нет, я… — Она хмурится. — Подожди, с какой стати, тебя это интересует?
— Праздное любопытство, — он жмет плечами, в это время пальцем постукивая по блюдцу.
— Не думаю, что оно уместно, Малфой.
Драко почему-то мрачнеет.
— Пожалуй, соглашусь, какая мне разница с кем ты проводишь выходные, верно? Главное, что ты в моем распоряжении в те часы, за которые я тебе плачу.
Ее щеки вспыхивают, потому что его слова звучат пренебрежительно.
— Вообще-то, мне платишь не ты, а Министерство.
Уголок его губ неожиданно приподнимается в типично малфоевской усмешке.
— Как скажешь, Грейнджер. — Он быстро вливает в себя остаток чая. — Скорп, собирайся, мы уходим.
Мальчик подчиняется с некоторой неохотой. Драко встает и подает сыну пальто, а потом бросает короткий взгляд на пустые тарелки.
— Сколько я тебе должен за все?
— Нисколько, — отвечает она.
Пока Скорпиус сосредоточенно застегивает каждую пуговицу, Гермиона заворачивает в салфетку свой эклер, к которому так и не притронулась, и потом протягивает сверток мальчику.
— Возьми, пожалуйста, что-то мне совсем не хочется сладкого.
Вместо того, чтобы принять сладость, ребенок сперва смотрит на отца.
— Что надо сказать, Скорп?
— Спасибо, Гермиона.
— Малфои всегда платят долги, так что я добавлю этот счет к твоим ежемесячным выплатам, Грейнджер, — сообщает ей Драко, и не дожидаясь, пока она ответит, подталкивает сына к выходу.
— Приятно было познакомиться, Скорпиус, — выкрикивает им вслед Гермиона. Мальчик оборачивается и чопорно кивает, низко склоняя голову.
Когда они выходят, снаружи по-прежнему дождь. Малфой раскрывает над собой и сыном магический зонт, и они удаляются, держась за руки.
Грейнджер вздыхает.
Драко — ее босс. Он трудоголик. Любит крепкий чай без сахара и хорошие книги. С азартом болеет за «Бешеных быков» и до сих пор верен бывшей жене. Хотя последнее — стопроцентно не ее, Гермионы, дело.
И еще — он любит сына; когда Драко смотрит на ребенка, его привязанность почти осязаема, протяни руку и коснешься.
Гермиона провожает двух Малфоев грустным взглядом и рассеянно барабанит пальцами по книжке со слоном. Чтобы побороть внезапно возникшее чувство одиночества, она решает, что навестит Гарри, не дожидаясь завтрашнего дня…
** ↡↡↡ **
Драко выливает в рот очередную порцию алкоголя. Напиток обжигает горло, но — гребанный драккл! — совершенно не справляется со своей задачей! Не помогает ему перестать вспоминать о том, как Грейнджер сидела, склонившись к его сыну. Малфой выходит на балкон, чтобы проветрить голову, и долго стоит, уставившись на звездное полотно, растянувшееся до самого Лондона. Пригород, в котором Драко снимает дом, — совершенно небольшой домик по меркам поместья, — уже погружен в дремоту, и в окнах соседей почти не горит свет. Запустив пальцы в волосы, он трет затылок и прикрывает глаза. Драко три года работал с Грейнджер бок о бок и не допустил ни одного промаха — ни разу их взаимодействие не выходило за рамки деловых отношений. Он был уверен, что так же отлично справится и дальше… Но она вдруг — бац! — и одним махом вломилась в его жизнь. Снова. Чтобы не чувствовать себя одиноким, он решает, что нуждается в компании всепонимающего приятеля-огневиски. Еще, как минимум, парочки стаканов. .