Натали Шилдс

После ухода Стефани, у Натали наконец появилась возможность беспрепятственно исследовать дом. Больше уснуть так и не удалось, так что она принялась за приготовление лёгкого завтрака, обшаривая все ящики и полки, старательно не запоминая расположение продуктов и посуды. А зачем? Шилдс здесь все равно не надолго, это лишняя, ненужная информация. Она методично открывала дверцы шкафов, изучая их содержимое. В основном здесь были обычные продукты - крупы, консервы, специи. Никаких следов подвохов или зацепок, которые могли бы растворить образ Стефани, которого та придерживается. Вздохнув, девушка закрыла последний шкафчик и отступила на шаг, окидывая кухню задумчивым взглядом. Ощущение чужого пространства все ещё давило. Она привыкла к бесконечным перемещениям, к тому, что нигде не может задержаться надолго, но сейчас все ощущалось иначе, совсем по-другому. Здесь царили тишина, уют и спокойствие. То, чего Натали с самого рождения была лишена. То, что и не мечтала обрести, потому что, а может ли кто-то подобный ей, настолько погрязший в ненависти и злобе, быть достойным этого? И это слегка пугало ее. Ведь она знала, что рано или поздно все снова будет отнято. Красивой картинкой помахают перед носом, а затем в который раз оставят ни с чем. Девушка, так и не позавтракав, возвращается в спальню, осторожно прикрывая за собой дверь. Отгораживая свое временное, маленькое пространство от внешнего мира. Взгляд сразу же падает на сумку, в которой спрятана коробка с лезвиями. Натали присаживается на край кровати, доставая ее, открывая крышку и разматывая темную ткань. Она проводит кончиками пальцев по острым краям, ощущая их знакомую тяжесть. Эти лезвия были ее единственной защитой, ее оружием против жестокого мира, который пытался сломать ее. Это напоминание о том, кем она является и что совершила. Возможно, она монстр. Возможно, не сможет сожалеть об этом. Но она всегда будет помнить, кем является. Натали Шилдс. Она Натали Шилдс. Девушка закрывает коробку, пряча частичку себя обратно под темную ткань, заталкивая назад все слабости и уязвимости. Она не может позволить себе расслабиться и поверить в эту видимость спокойствия. Натали бесшумно выходит в коридор и, пройдя несколько шагов, замирает перед дверью в комнату Стефани. Несколько секунд она колеблется, где-то глубоко внутри Шилдс все же не хочется разрывать красивую обёртку жизни, которую ей предлагают. Пальцы ложатся на холодную металлическую ручку и Натали толкает дверь, медленно заглядывая внутрь. Комната тихая и выполнена в таких же теплых, спокойных тонах, как и остальной дом. На стенах нет никаких следов религиозности, ни крестов, ни икон, это немного сбивает с толку. Письменный стол завален грудой бумаг, Натали подходит ближе, внимательно оглядывая его. Здесь ничего интересного, лишь газеты, заметки и распечатки статей. Стефани работала журналистом. В голове Натали с самого первого дня засела догадка, что удочерение было попыткой Стефани выделить себя среди коллег и получить общественное одобрение в медийном пространстве. Журналисты такие же фанатики, как и верующие, а эта женщина просто два в одном. Сумасшедшая. Натали проходит от стола к прикроватной тумбе. Верхние два ящика не заперты, а вот нижний закрыт на ключ. Девушка хмыкает, естественно Стефани не станет разбрасываться вещами в доме, куда привела такую, как Натали. Ее наверняка не раз предупреждали о том, какой урон она может нанести имуществу и насколько сильно всем осточертела. Только вот, ни одна из трёх приемных семей и не пыталась ей помочь. Это были глупые и вялые попытки наладить контакт, опекуны думали, что Натали не знает, ради чего ее забирают. Государство платит деньги за опеку или удочерение, и не плохие, но Натали ведь не могла позволить себе стать чьим-то кошельком, откуда можно таскать прибыль, верно? Девушка крала деньги и драгоценности, а затем днями на пролет пропадала, просто шатаясь по улицам или закидываясь наркотой. Девушка скользит взглядом по комнате и, найдя то, что нужно, берет с журнального столика железную шпильку для волос. Пара отточенных движений и шпилька приобретает форму отмычки. Замок самый простой, такой обычно ставят в межкомнатных дверях или, например, школьных шкафчиках, так что не возникло никаких затруднений, прежде чем послышался щелчок. Натали останавливается на мгновение, ощущая странное чувство, которое она не может до конца понять, хотя, скорее, и не хочет понимать. Может быть, это чувство вины или стыда - нечто новое для нее. Натали привыкла жить по своим правилам, не обращая внимания на последствия своих действий для других. Однако сейчас вторжение в чужие личные вещи вызвало неприятную щекотку где-то внутри. Дверца ящика все же открывается, и на глаза попадают несколько папок. Натали кладёт шпильку на прикроватную тумбочку и берет в руки одну из папок. Бумаги здесь оказались документами для удочерения Натали. Плечи безвольно опускаются и девушка, вздохнув, возвращает эту папку на место, переключая внимание на следующую. Здесь нет ничего кроме одной единственной фотографии, на обороте ровным почерком аккуратно выведена дата: «09.27.96». Девушка хмурится, сердце почему-то начинает стучать чаще и в тишине комнате звучит оглушительно, или, может, Натали это просто кажется. Поколебавшись, она переворачивает фотографию лицевой стороной, и сердцебиение словно резко останавливается. На Натали смотрел светловолосый мальчик лет двух, в зелёном комбинезоне с вышитой ромашкой на грудном кармане. Он улыбался, смотря в камеру, сидя на пушистом голубом ковре. Что-то в этом лице кажется ей знакомым, но она никак не может понять, что именно. Ее пальцы невесомо проходятся по фотографии, и Натали прикрывает веки, выдыхая. Затем она осторожно кладёт фотографию на место и закрывает папку. Похоже, в этот раз она забралась слишком далеко, влезла туда, что должно быть прочно заперто. Девушка сглатывает ком в горле и поднимается с пола. Она собирается покинуть комнату, но тут в глаза бросается сложенная на журнальном столике стопка виниловых пластинок. Натали колеблется всего мгновение, но все же наугад берет несколько штук, выходя из комнаты и бесшумно прикрывая за собой дверь. *** Golden brown, texture like sun... Lays me down, with my mind she runs... Стефани стучится в ее комнату уже поздно вечером, когда солнечный свет давно уступил темноте свое место, но Натали даже не замечает этого. Занавески закрыты, а настольная лампа единственный источник света. В полутьме на проигрывателе крутится пластинка, играя песню, которая звучала уже трижды за последний час. Натали сидит на кровати, притянув к себе колени, в окружении виниловых пластинок, но зацепила внимание Натали лишь одна. Throughout the night... No need to fight... Пластинка крутится снова и снова, повторяя одну и ту же мелодию, одни и те же слова. Вечно. С каждым проигрыванием ничего не меняется, но Натали все же пытается уловить что-то новое, раз за разом вслушиваясь в вальсовый ритм. Never a frown with golden brown... — Натали? — Тихо зовёт Стефани, заглядывая в комнату. Натали слегка вздрагивает, но не поворачивается. Takes both my hands... Never a frown with golden brown... — Прости, я задержалась. Не получив ответа, Стефани делает несколько шагов в комнату, аккуратно закрывая за собой дверь. — Нравится музыка? — Наконец подаёт голос она, когда Натали снова ставит пластинку на проигрыватель после окончания песни. Stays for a day... From far away... Горло пересохло, и девушке приходится предпринять несколько попыток, прежде чем глухо произнести: — Про что она? Эта песня. — Спрашивает Натали, все ещё не оборачиваясь, но слегка пододвигаясь, оставляя немного свободного места на краю кровати. Never a frown with golden brown... Стефани колеблется, не отвечая, но принимает немое приглашение и осторожно опускается на выделенное ей место. Ее глаза какое-то время следят за неспешно вращающейся пластинкой, затем переключаются на Натали. Девушка не видит лица женщины, но чувствует ее, хоть и не весомый, но липкий и пронзительный взгляд. — Кто знает? — Пожимает плечами Стефани. — Она как психологический тест Роршаха. Каждый видит свое. Может, об империализме или опустывании планеты. А что видишь ты? — Интересуется женщина. Golden brown, finer temptress... Что видит Натали? Она видит призрачное ощущение счастья и удовлетворения. Головокружительный полет и резкое падение. Она видит собственную болезненную зависимость. Слова, что повторяются в песне — становятся шифром, альтернативным названием дешёвого, плохо очищенного героина. Эта ловушка легко затягивает, но из нее невероятно трудно выбраться. Заглядывая в прошлое, Натали помнит, что и тогда понимала, в какую бездну падает, но отчаянно продолжала искать в наркоте хоть какое-то облегчение, даже если это было лишь иллюзией. Never a frown with golden brown... Укол за уколом. Единственные шрамы, которые девушка оставила себе сама, покрывали внутреннюю часть локтя, напоминая о ее ошибках. Если каждое новое употребление заставляло чувствовать себя возвышенно, то снятие с наркоты с немалой силой ударяло ее об асфальт, порождая желание разодрать свои органы изнутри. Every time just like the last... Натали сглатывает и несколько раз моргает, взгляд становится затуманенным. По плечам и спине проходит мелкая дрожь. Она больше к этому не вернётся. Никогда. Взгляд Стефани внимательно наблюдает за ней. В Натали вспыхивает желание закрыться, спрятаться от внимательных глаз, но она сдерживается. Девушка чувствует, как Стефани поднимает свою руку, и Шилдс моментально напрягается, но ладонь лишь мягко опускается на простынь, в нескольких сантиметрах от Натали. Женщина даёт ей пространство, не давит, не пытается вытянуть объяснения. И это странно, странно, странно. Это не так, как должно быть. Не так, как было раньше. Натали не понимает, почему Стефани ведет себя иначе, чем все, кто был в ее жизни до этого? Почему просто сидит рядом, давая понять, что готова принять доверие? Натали поворачивает голову и украдкой бросает взгляд на Стефани. В глазах женщины только открытость и терпение. Натали не знает, как реагировать на это. Ее привычный мир, где все крутилось вокруг выживания и защиты, рушится, уступая место чему-то новому и незнакомому. Never a frown with golden brown... — Я... — Начинает Натали и опускает взгляд, не в силах поддерживать зрительный контакт. — Я была зависима. Женщина не удивляется, не убирает руку с простыни и не отшатывается. Она благодарно кивает за крупинку доверия. Мизинец Стефани неощутимо касается чужой руки. — Ты смогла выбраться. Я знаю, что это ничего для тебя не значит, но я тобой горжусь. Господь был с тобой. Черные глаза Натали заблестели под неярким освещением. — Это как раз доказательство того, что его не было рядом. — Слабо возражает она. — Религия - это просто способ спрятаться от реальности. Когда все становится слишком тяжело, люди цепляются за эту иллюзию, чтобы не чувствовать себя настолько одиноко и беспомощно. В конце концов они все равно остаются наедине со своими проблемами и грехами. Стефани, не перебивая, слушает ее, вероятно, боясь спугнуть разговорчивый настрой девушки. В ее взгляде на Натали нет протеста и злости. — Я долго пыталась найти спасение в наркотиках. — Продолжает девушка, медленно открываясь. — Думала, что они помогут мне убежать от проблем. Религия такая же ловушка, как и любая другая зависимость. Голос Натали выдает внутреннюю уязвимость, и она ждёт, что женщина опровергнет еë слова. Но Стефани спокойно обдумывает ответ, по-птичьи склонив голову. — Вера в Бога может показаться призрачной надеждой для тех, кто прошел через ад. — Терпеливо произносит Стефани. — Но для меня она всегда была источником силы, а не бегством от проблем. Она помогала мне не сдаваться, когда все казалось безнадежным. Я знаю, что настоящая вера способна дать человеку опору, когда все остальное рушится. Она не делает нас слабыми, а придает внутреннюю уверенность. Натали хмурится, переваривая услышанное. Она все еще не выглядит убежденной, но темный взгляд становится менее напряжённым. — Это помогло вам справиться со смертью матери? — Да. И не только с этой смертью. Это был нелегкий путь, но вера в загробную жизнь обнадёживает. — Уголки её губ слегка поднимаются. Вздохнув, девушка останавливает проигрыватель и снимает с него пластинку. В душе зарождается крошечный росток доверия и надежды, но она тут же давит его, боясь снова разочароваться. — Я не жалею о смерти своей матери. — Холодно кидает Натали. Это вызов, который должен оттолкнуть праведницу. — Некоторые люди, возможно, не заслуживают прощения. — Стефани продвигает свою руку ещё ближе, накрывая ладонь Шилдс. Не заслуживают прощения. Перед глазами вспыхивает силуэт монстра с ножами, нависающим над Натали. А после, его окровавленное тело, когда девушка закончила бесконечный цикл боли и страха перед ним. Заслуживает ли она прощения? Натали убирает свою ладонь и обхватывает колени. Стефани не возражает. Они сидят в тишине и молчании несколько минут, прежде чем женщина аккуратно не поднимется с кровати. — Спокойной ночи. — Желает Стефани и тихо выходит из комнаты, оставляя Натали наедине. Девушка выдыхает и принимается собирать разбросанные по постели виниловые пластинки. Случайно бросив взгляд на край кровати, где только что сидела женщина, Натали обнаруживает согнутую шпильку.