Спасение света.

Наим сидел у фонтана в центре парка. Его поза была необычной — он был словно потерянный, как маленький котёнок, которого бросили. Глаза его, несмотря на всю печаль, ловили каждое движение вокруг. Он медленно отрывал кусочки хлеба и, разбрасывая их, наблюдал, как голуби, привлекаясь запахом, сновали вокруг, подбирая каждую крошку. Их быстрые и лёгкие движения, несмотря на их простоту, казались ему как-то утешительными. Они приносили хоть какую-то радость в его сердце, ту радость, которой не было давно. Голуби снова и снова взлетали в небо, как будто оставляя на земле лишь их невесомый след, и это придавало Наиму хотя бы маленькую улыбку на лице.  В это время в городе, Зейнеп и Джунейд, как всегда, шли в продуктовый магазин. Они были в этом старом, уютном районе, полном истории и маленьких деталей, которые делают жизнь по-настоящему живой. Они были вместе, но в тот момент каждый из них был поглощён своими мыслями. — Зейнеп, я возьму кое-что у господина Мустафы. Ты стой здесь, — сказал Джунейд, аккуратно перебирая четки в руках и мягко улыбаясь ей, как будто хотел убедиться, что она останется на месте, не двигаясь никуда. Зейнеп лишь едва заметно улыбнулась уголками губ, и в её глазах мелькнуло что-то неуловимое — стыд или радость, а может, и смесь этих двух чувств. Всё, что она могла сделать, это кивнуть, скрывая от него те эмоции, что витали внутри. Её сердце немного колебалось, как и её мысли. Пока Джунейд и господин Мустафа продолжали свой разговор, Зейнеп тихо обернулась, услышав звуки, доносящиеся с другой стороны. Голуби издавали свои характерные звуки, которые в этот момент, казалось, успокаивали её. И она, не удержавшись, снова оглянулась. Глядя через стеклянные витрины магазина, она увидела знакомую фигуру, сидящую на скамейке у фонтана. В её груди поднялся волнующий отклик, она почувствовала, как сердце сжалось. Она ещё не знала точно, что будет делать, но не могла отвести взгляда. И вдруг, несмотря на все сомнения и смешанные чувства, она пошла к той фигуре, чувствуя как её шаги стали решительнее. Когда она подошла ближе, то уже не могла сомневаться: это был он. Её отец. Наим сидел, поглощённый своей маленькой радостью, разбросанными крошками и голубями. Он был так сосредоточен на этих простых моментах, как будто весь мир исчез вокруг него. Зейнеп почувствовала странную смесь чувств: и тоску, и привязанность, и отчуждённость. Он был для неё как близкий, но в то же время отдалённый человек. Человек, которого она знала, но который стал чужим. Её сердце замерло на мгновение. — Папа? — спросила она, подходя всё ближе и останавливаясь в шаге от него. Глаза её были полны эмоций, но голос оставался спокойным, хоть и дрогнувшим. Наим обернулся, и его взгляд сразу стал мягче. Он взглянул на неё с таким удивлением, будто не мог поверить, что это действительно она. Пауза повисла между ними, и он встал, слегка растерянный, но при этом всё же радостный от её появления. — Зейнеп? Зейнеп, дочка, садись, — сказал он, и, подвинувшись, похлопал по свободному месту рядом с собой. Он всё ещё не знал, как вести себя, но стремился создать хотя бы маленькое пространство для общения. Он знал, что его слова не могут исправить всё, но всё равно хотел, чтобы хотя бы этот момент был не таким тяжёлым. Зейнеп аккуратно присела на скамейку рядом с ним, поправив свой платок, словно это было какое-то важное действие, которое давало ей хоть малую уверенность в этой встрече. Она сидела молча, и в её глазах было нечто большее, чем просто взгляд. Это была борьба — борьба между обидой и желанием найти путь к прощению. Между гордостью и тем, что сердце всё равно стремится к родному человеку, несмотря на всё. Молчание длилось несколько мгновений, а перед ними, как будто подчеркивая всю странность этой ситуации, вдруг пробежала девочка, радостно смеющаяся и подпрыгивающая от счастья. Её отец, улыбаясь, следил за ней, и, дойдя до мороженщика, заплатил за мороженое. Девочка с восторгом приняла свою порцию и, не мог удержаться от счастья, стала прыгать на месте, словно мир был целиком создан для её радости. Наим тихо засмеялся, а в его глазах появилась искренняя теплоту. — Помнишь, как я покупал тебе мороженое? — спросил он, с лёгким юмором в голосе, как будто эти простые моменты дарили ему ощущение молодости, утраченной когда-то давным-давно. Зейнеп, несмотря на всё, не смогла сдержать улыбки, и в её лице мелькнуло что-то знакомое, что-то из прошлого, что позволило хотя бы на мгновение отпустить тяжесть в груди. — Ты прятал его от мамы. Она бы нас убила заживо, — засмеялась она, вспомнив те забавные моменты из их детства, когда всё было проще и легче. Смех, хотя и немного сдержанный, вдруг разлился по воздухе, и это было как маленький шаг к тому, чтобы разорвать цепи молчания и обиды. С каждым таким воспоминанием, с каждым смехом, который между ними возникал, казалось, что ещё один кусочек стены между ними рушился. Так они сидели, и их молчание стало менее тяжёлым. Мелочи жизни — голуби, мороженое, воспоминания — вновь объединяли их, давая возможность хотя бы на мгновение забыться и почувствовать ту связь, которая была утрачена, но всё ещё не исчезла. Наим сидел на скамейке, его взгляд был устремлён в одну точку, как будто он искал ответы на вопросы, которые мучили его долгое время. Каждое слово, которое он произнёс, было как тяжёлое бремя, которое, наконец, он снял с плеч. Его лицо было мрачным, и на глазах была тень, которую ничто не могло развеять. Слова, которые он произнёс, выходили из его сердца, медленно, с паузами, как если бы он пытался понять сам себя в этих откровениях.  — Были же прекрасные моменты, — сказал он, словно пытаясь оживить в памяти те светлые мгновения, которые всё ещё живы в его сознании. — Я всегда мечтал быть главным в семье, чтобы вся власть и решение вопросов находились в моих руках. Я хотел, чтобы все зависело от меня, и чтобы все решения принимались только мной. Это было не просто желание, это было ощущение, что я должен был быть тем, кто ведёт, кто определяет судьбу. Но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, насколько наивно я поступал.  Он замолчал, как будто задумавшись над тем, что только что сказал, и его взгляд стал ещё глубже, чем прежде, словно проникал в самые тайные уголки его души. Тихая боль в его голосе была слышна, как резкий всплеск в океане, который может утонуть в темных водах. — Я не осознавал, что с этой властью приходит и огромная ответственность, — продолжал Наим, его голос стал тише, но каждое слово было наполнено тяжестью, которая не могла не затронуть Зейнеп. — Я был молод, неопытен и, возможно, глуп, потому что мне так говорили, что сила — это главное, что нужно быть решительным и непреклонным. Но я не понимал, что с этим приходит не только власть, но и боль — боль от того, что нельзя просто отпустить. Я передал тебе в руки твою судьбу, отдал тебя в руки Джунейда, а сам не мог отпустить тебя, даже когда пытался. Внутри меня была борьба — отцовские чувства, которые я не мог скрыть, и необходимость выполнить то, что считал правильным. Он замолчал, глаза стали влажными, и, не удержавшись, одна слеза скользнула по его щеке. Он быстро смахнул её, но она уже была видна — она говорила о том, что внутри него бушует шторм. — Я должен был спрашивать тебя, хотел ли ты этого. Я должен был быть рядом, когда ты делала выбор. Я должен был спросить тебя, готова ли ты быть с ним. И не только это, я должен был спрашивать у Мерьем, что мы можем сделать, чтобы поддержать тебя, чтобы ты чувствовала себя услышанной и любимой. И я... я лишился всего, — его голос был почти сдавленным, полным раскаяния, как если бы он понимал, что эти слова слишком поздно пришли. Зейнеп молчала, ощущая, как каждое слово её отца проникает в её душу. Она понимала его боль, но её собственная боль тоже была огромной. И всё же, несмотря на всё это, она чувствовала, что теперь она может что-то сказать, что она должна сказать. — Ты прав, — сказала она тихо, но в её голосе не было упрёка, только глубокая искренность. — За все эти годы ты, возможно, думал прежде всего о себе, о своих интересах и нуждах. И я понимаю это, понимаю, как тяжело было тебе, папа. Но несмотря на всё это, есть один момент, который я всегда буду ценить в тебе. Когда ты выдал меня замуж за Джунейда, я теперь вижу, что это был правильный выбор. Это не был выбор, который сделал ты ради себя. Это был выбор для меня, и я не могу его не оценить. Она посмотрела в сторону Босфора, на спокойную воду, которая отражала золотые оттенки заката, а затем её взгляд упал на фонтан. В этих простых, но живых картинках она искала успокоение. Она чувствовала, как её сердце раскрывается, несмотря на всю боль, которая всё ещё оставалась в нём. Она взглянула на отца и продолжила. — Я стала гораздо счастливее с Джунейдом, чем когда была рядом с тобой, — её слова были спокойны, но в них звучала вся правда её сердца. — Он дал мне то, что ты, увы, не смог дать — любовь, заботу и поддержку. Он дал мне то, что я искала всю свою жизнь. Ты был для меня основой, но твоя любовь была скрыта под тяжестью ожиданий и обязанностей. Джунейд же показал мне другую сторону жизни, ту, которую я искала. Но это не значит, что я забываю, кто ты для меня. Ты всегда будешь моим отцом. И я ценю всё, что ты мне дал. Ты научил меня быть сильной, научил меня уверенности в себе, а главное — ты привил мне любовь к Исламу, и за это я всегда буду благодарна. Я ценю и маму за всё, что она сделала для меня. Ты мне дал многое, несмотря на то, что многое было не так, как я себе представляла. Но я тебя люблю, несмотря на всю ту боль, которую ты причинил нам с мамой. Ты же понимаешь, что ты ошибался. Ты понимаешь, где ты мог бы сделать по-другому. Это самое главное. Зейнеп молчала, но её глаза были полны света, полны тепла, который она хотела передать ему. И в тот момент, когда она закончила говорить, Наим улыбнулся сквозь слёзы, и его взгляд стал мягче. Он почувствовал, как его сердце освобождается от тяжести, от обид и разочарований. В его глазах снова заблестели искры, но теперь они были полны благодарности, примирения. Он поднял руки и, несмотря на свою растерянность, открыл объятия. Зейнеп, не думая ни о чём, смахнула слёзы и крепко обняла его. Они стояли так, в тишине, разделяя этот момент, который стал важным шагом на пути их исцеления. Объятие было крепким, но нежным, словно в нём была вся та любовь, которую они так долго не могли выразить словами. — До встречи, пап. Увидимся в обители, меня Джунейд ждёт, — сказала Зейнеп с мягкой улыбкой, отстраняясь от Наима. Её слова были как лёгкое прощание, не обременённое тяжестью прошлого. Тот момент, когда прощение, наконец, нашло своё место в их отношениях, словно свежий воздух, ворвавшийся в душное пространство их недосказанных слов. — Конечно, иди. Не заставляй ждать зятя, — ответил Наим, его голос был немного дрожащим, но в нём звучала гордость и тихое удовлетворение. Он посмотрел на дочь, наблюдая, как она направляется к витрине с выпечкой, её силуэт был лёгким и невесомым, а взгляд — полным теплоты. Он знал, что что-то изменилось в их отношениях, и хоть эти изменения были такими малими и тихими, они всё равно были важными. Зейнеп оглянулась и улыбнулась своему отцу, её глаза сверкали, как два маленьких огонька, светящихся в мире, где многие вещи оставались неясными и невыразимыми. В этот момент между ними не было слов, только молчаливая, но прочная связь, которая теперь стала чище и яснее, чем раньше. Тем временем, Джунейд выходил из магазина, его взгляд сразу же нашёл Зейнеп, и он заметил её походку, полную лёгкости и внутренней гармонии. Это была она, его любимая — та, кто находит радость в самых простых моментах жизни. — Что-то случилось, Зейнеп? — спросил он, заметив, как она буквально светится, её лицо озарено чем-то, что в его глазах было намного важнее, чем любые внешние обстоятельства. Зейнеп сдержанно улыбнулась, её взгляд встретился с его, и в нём не было ни грусти, ни тяжести, только лёгкость и примирение. — Мы с папой помирились, — произнесла она, как будто в её словах заключалась целая вселенная перемен, которая, возможно, произошла не только в её сердце, но и в её жизни. Это было настолько простое, но в то же время настолько глубоко личное признание, что Джунейд почувствовал, как в его груди разливается тихая радость. Он улыбнулся, его глаза наполнились искренним восхищением и признанием того, что этот момент был важен не только для Зейнеп, но и для него. Он подошёл к ней, положив руку на её плечо, и сказал с нежностью: — Машааллах, Зейнеп, это очень хорошо. Зейнеп взглянула на него, и её взгляд был полон благодарности и внутренней гармонии. — Да, как будто камень с плеч упал, — призналась она, и в её голосе была такая лёгкость, что даже слова её звучали как убаюкивающее дыхание весны. Её глаза встретились с его, и она увидела в них то, что хотела бы увидеть всегда — поддержку, любовь, нежность. Эти простые моменты с ним были важны, важны настолько, что, казалось, они могли бы длиться вечно. *** Когда они вернулись домой, входя в уютную атмосферу своей квартиры, они сняли обувь и разошлись по своим делам. Зейнеп, как всегда, была быстра и собрана, но сегодня в её движениях была особенная лёгкость, как будто мир наконец-то стал немного проще и яснее. Она направилась на кухню, забрав продукты у Джунейда, и началась привычная, но всегда чарующая рутина их повседневной жизни. Джунейду всегда нравилась эта её шустрость — её способность всё делать быстро, но при этом с такой аккуратностью, что даже самые простые вещи в её руках превращались в нечто прекрасное. Зейнеп была как луч света, который освещает даже самые обыденные моменты. И, тем не менее, Джунейд был уверен, что за её грациозностью скрывается нечто большее — внутренняя сила, которая делает её такой уникальной. Он вспомнил, как недавно хотел посмотреть, как она готовит кексы, и всё это началось с того самого момента, когда она открыла пачку муки. Зейнеп взяла её с лёгкостью и аккуратностью, как всегда, но в этот раз случилось нечто неожиданное. Мука, словно маленькие снежинки, разлетелась по столу, а ещё больше — оказалась на её носу и щеках, создавая забавную картину, которую Джунейд не мог не заметить. Он сдерживал смех, но сердце его наполнилось тёплым чувством. Зейнеп, слегка раздражённая, сняла фартук, пытаясь исправить ситуацию, но в её глазах всё равно читалась улыбка, не смотря на её попытки быть строгой и аккуратной. Джунейд не мог удержаться, он встал и подошёл к ней, не скрывая улыбки. Он взял влажные салфетки и осторожно, с нежностью приподнял её лицо. Одной рукой он держал её голову, а другой бережно вытирал нос и щеки от муки, которая так неожиданно украшают её лицо. В этот момент всё вокруг будто остановилось — она смотрела на него глазами, полными веселья и благодарности, а он, поглаживая её по плечу, чувствовал, как каждый миг рядом с ней приносит ему спокойствие и счастье. — Давай вместе приготовим, — сказал Джунейд, выбрасывая салфетки в мусорку. Его голос был полон веселья и любви, а в его словах звучала лёгкая насмешка, которая делала этот момент ещё более личным и близким. — Неряха моя, — добавил он с улыбкой, и Зейнеп, смотря на него, не могла не согласиться. В её сердце зарождалось нечто невероятно тёплое, потому что с каждым таким моментом их жизнь становилась всё более полной и насыщенной, несмотря на все препятствия и сложности, которые они встречали. *** На следующий день, когда Зейнеп села в класс и вытянула свою сумку, ощущение лёгкой тревоги не отпускало её. Она чувствовала, как её сердце бьётся быстрее от мысли, что она снова окажется в центре внимания, и снова под огнём преподавательских замечаний. В этот момент её взгляд скользнул по классу, и она заметила знакомое лицо Джунейда, который сидел с таким спокойствием, будто всё, что происходило вокруг, было ему совершенно не важно. Зейнеп, чуть отвлекшись от мыслей, мягко улыбнулась ему, почувствовав, как эта улыбка делает её немного спокойнее. Но вдруг, без лишних предисловий, раздался голос классной руководительницы. Фатьма Ханым, известная своей строгой манерой поведения, встала перед классом, на её лице читалась некая усталость, но в то же время твёрдость, которая всегда заполняла комнату, как только она начинала говорить. — Учителя опять жалуются на ваше поведение, — произнесла она с безразличием, словно эти слова были давно готовыми, повторяющимися фразами, которые уже не удивляли её, и не влекли изменений. Зейнеп чувствовала, как в её груди нарастает лёгкая тревога. Она не могла понять, почему всё это всегда происходило именно с ней и её классом. — Раз вы не слушаетесь меня, тогда я вас посажу как мальчик и девочка, — добавила Фатьма с ноткой невесёлой решимости, как будто эта мера была единственным способом навести порядок. В классе начались протесты. Зейнеп слышала, как её одноклассники начали обсуждать ситуацию, выкрикивая разные возражения и жалобы. «Да ну, нет!» — раздались возмущённые голоса. «Мы будем вести себя хорошо!» — пытались уверить они учительницу. Зейнеп невольно почувствовала, как атмосфера в классе стала напряжённой. В такие моменты она всегда искала взгляд Миры, свою подругу, с которой они могли разделить переживания. Именно она была тем человеком, с которым было легко найти хоть каплю утешения в таких ситуациях. Зейнеп повернулась к Мире, её взгляд был полон беспокойства и вопроса. Она не знала, что делать. Ответить на слова учительницы было уже поздно, но она всё равно надеялась на какую-то маленькую возможность для спасения. — Что делать? — спросила она тихо, так, чтобы только Мира услышала. В её голосе было что-то невидимое, что трудно было описать словами — смесь беспокойства и лёгкой иронии, которую она всегда старалась скрыть, но в этот момент она не могла удержаться. Мира ответила ей с лёгким пожатием плеч. Её голос был полон того легкомысленного оптимизма, который всегда был в её характере. Она умела видеть светлую сторону даже в самых тёмных ситуациях. — Ничего... Придётся слушать её, — произнесла Мира с улыбкой на губах, как будто всё это было неизбежно и не стоит придавать этому больше значения. Она ещё добавила с шутливым оттенком, взглянув на Камиля, который сидел на другом конце класса. — Молись, чтобы тебя не посадили с этим типом. Зейнеп почувствовала, как её губы слегка растянулись в улыбке, но в глазах всё равно оставалась лёгкая тревога. Она огляделась и заметила Камиля. Он, казалось, был спокоен, но в его взгляде было что-то насторожённое, словно он сам не был до конца уверен в том, что происходит. Камиль был тем человеком, с которым Зейнеп никогда не чувствовала себя комфортно. Но сейчас, наверное, нужно было просто принять всё, что происходит. Учительница Фатьма Ханым не стала тратить время на разъяснения. Она молча кивнула в сторону Камиля. — Камиль, садись с... Садись с Зейнеп, — произнесла она, не поднимая глаз. В её голосе звучала нотка усталости, как будто для неё всё это было просто ещё одной рутиной. Зейнеп почувствовала, как её сердце сжалось. Камиль? Рядом с ней? Но она не успела подумать об этом больше, потому что через мгновение Мира встала, забрала свой рюкзак и, как бы не обращая внимания на происходящее, пошла на своё место. Камиль же, с лёгким недовольным взглядом, встал и пошёл к Зейнеп, словно выполняя чей-то приказ. Зейнеп почувствовала, как напряжение в её теле возрастает, но она сдержалась. Постаралась не смотреть на Камиля, её взгляд был устремлён в одну точку, а внутренне она пыталась найти покой. Она вновь подняла руку и произнесла: — Фатьма Ханым... — её голос был мягким, но в нём ощущалась уверенность, как бы невидимая преграда от всех этих ситуаций, которые её окружали. Фатьма Ханым обратила на неё внимание, кивнула и сказала: — Что ещё? — её голос звучал без особого интереса, но Зейнеп всё равно не сдалась. — Можно со мной будет сидеть всё также Мира? — спросила Зейнеп, надеясь, что хотя бы маленькое изменение в текущей ситуации сможет сделать её день немного легче. Зейнеп была искренне уверена, что её просьба была абсолютно разумной, и, несмотря на то, что в её голосе звучала лёгкая робость, она решила настаивать. Фатьма задумалась на мгновение, как бы весело измеряя момент, и в конце концов кивнула. — Хорошо, — произнесла она, и в её голосе снова появилась та же холодная безразличность, которая наполняла все её слова. Но Зейнеп почувствовала, что это был её маленький выигрыш в этой ситуации. Она улыбнулась и, повернувшись к Мире, позвала её к себе. Мира вернулась на место, улыбнувшись и кивая Зейнеп. Камиль, посмотрев на неё с косым взглядом, как всегда не проявил ни одного дружелюбного жеста, но Зейнеп была уже не настолько обеспокоена этим. Она знала, что с каждым таким моментом она становилась чуть крепче, чуть более уверенной в себе. Зейнеп чувствовала, как эта маленькая победа, как бы незначительная она ни была, давала ей силы. Находясь рядом с Мирой, она могла снова почувствовать себя комфортно, и это было для неё важнее, чем любые замечания учителей или присутствие Камиля рядом. Машина двигалась по улице, и её колеса тихо катились по асфальту, пронзая вечернюю тишину, наполняя воздух ощущением спокойствия и уюта. В салоне было не так темно, и только свет от уличных фонарей едва-едва касался её лица, создавая мягкие светотени на его чертах. Зейнеп сидела рядом с Джунейдом, ощущая комфорт в этом молчаливом, но искреннем общении. Она смотрела в окно, но мысли её были где-то далеко, за пределами этого простого, обыденного момента. И тут, не выдержав тишины, она нарушила её, тихо, но с лёгкой усмешкой на губах: — Меня хотели посадить с мальчиком, — произнесла она, бросив взгляд на Джунейда. В её голосе не было тревоги, скорее, лёгкое недовольство, чуть насмешливое, как будто это было что-то совершенно абсурдное. Джунейд, несмотря на сосредоточенность на дороге, не смог скрыть своего удивления. Он чуть повернул голову, чтобы взглянуть на неё, его глаза на мгновение мягко потемнели от беспокойства, но в тот же момент они излучали заботу. — Чего? Я надеюсь, ты не села с ним? — его голос был полон искренней тревоги, и он снова направил взгляд на дорогу, продолжая вести машину. Но его глаза, не обременённые волнением, время от времени всё же краем мелькали в её сторону. Его внимательность к ней всегда была безусловной. Зейнеп тихо засмеялась, её смех был лёгким, беззаботным, как весёлый летний дождик, который не тревожит, а наоборот, приносит наслаждение. Она немного повернула голову, чтобы посмотреть на него, и в её глазах блеснула игривость. — Это не я не села с ним, а он не сел со мной. Я попросила у учительницы, чтобы я села с Мирой, — сказала она, улыбаясь, как человек, гордый своим маленьким, но значительным победоносным моментом. В её тоне звучала гордость, которая не была надменной, но в то же время не скрывала того удовольствия, которое она испытывала от своей маленькой хитрости. Джунейд, продолжая слегка придерживать руль, не сдержал восхищённой улыбки. Он взял её за руку, нежно прижимая пальцы, и, не задумываясь, поцеловал их, ощущая мягкость её кожи, которая для него была чем-то нежным, почти волшебным. Этот жест, столь простой, но такой искренний, каждый раз заставлял её сердце биться чуть быстрее. Зейнеп почувствовала, как в её груди тепло расплывается, как только он касался её рук. Это был жест, который был ей дорог, ведь он словно говорил без слов о том, что для Джунейда её присутствие было важным, ценным, и, наверное, незаменимым. — Умничка, — произнес он с мягкой, почти игривой интонацией, заставляя её ещё больше улыбнуться. В его словах было всё: и гордость, и признание, и любовь. Зейнеп чувствовала, как его слова делают её сильнее, как они вдохновляют её на что-то большее, чем она сама ожидала от себя. Она повернулась к нему, и её взгляд был полон благодарности и восторга. — Как учеба? — его голос стал более серьёзным, и Зейнеп заметила, как он с каждым словом, с каждым вопросом, как бы пытается понять её лучше, ещё глубже. Он всегда интересовался её настроением, её успехами и переживаниями. Зейнеп не могла не оценить это. В этом было что-то большее, чем просто внимание. Это была забота. Она ощущала её в каждом взгляде, в каждой интонации, в каждом слове, произнесённом им. Зейнеп чуть наклонила голову и, улыбнувшись, посмотрела в его глаза. Их взгляд встретился, и она заметила в его глазах искреннюю радость за её успехи. — Очень хорошо, — сказала она, её голос стал мягким и уверенным. — Я постепенно учусь. Мне дается всё легко. — Это было не столько уверенность, сколько признание в том, что она действительно на правильном пути, что её усилия начинают приносить плоды. Это был момент внутренней гармонии и покоя, когда она осознавала, что всё не зря. Она могла гордиться собой. Джунейд взглянул на неё, и в его глазах читалась не просто удовлетворённость, а настоящее уважение. Он продолжил, с лёгким оттенком шутки в голосе: — Я не удивлён, ты же у нас гений, — произнёс он с лёгким подтекстом, и в его голосе было что-то игривое, почти шаловливое. Он снова поцеловал её пальцы, давая понять, что каждое её движение, каждое её слово для него имеет значение. Зейнеп рассмеялась, её смех был лёгким, как птица, взлетающая в небо, и в этот момент всё вокруг казалось ярким, полным жизни. Она почувствовала, как её сердце наполняется теплом от этих простых слов, которые дарил ей Джунейд. Они были простыми, но полными любви и признания, и она ответила ему с той же искренностью: — Не говори глупости, — улыбнулась она, в её голосе была лёгкая насмешка, но не более того. — Это, наверное, просто удача, но я действительно чувствую, что могу многого достичь. И в этот момент, когда они ехали по улице, Зейнеп поняла, что для неё важнее всего — не признание внешнего мира, не оценки и слова других, а поддержка того, кто рядом. Тот, кто всегда рядом, кто верит в неё. И в этот момент, под светом уличных фонарей, с его рукою в её, они оба чувствовали, что всё возможно, что будущее лежит перед ними, и оно будет наполнено светом. Машина внезапно затормозила, и резкий скрежет шин по асфальту буквально оборвал спокойную атмосферу, которая царила в салоне. Зейнеп вздрогнула, инстинктивно схватилась за сиденье, а её сердце забилось быстрее. Её взгляд метнулся к Джунейду, и она увидела, как он с мгновенным спокойствием произнес молитву, чуть наклонив голову, словно автоматически обращаясь к Всевышнему. Она последовала его примеру, произнеся с ним слова благодарности и взывая к Аллаху.  "Аллах, Аллах…" — прошептала она, её голос был тихим, но исполненным веры. Это был момент, когда не важно, что происходит вокруг, когда что-то выходит из-под контроля. В такие моменты человек обращается к тому, что выше него, и просит о помощи, о безопасности. Зейнеп почувствовала, как её дыхание сбилось, когда машина встала на месте. Не успела она полностью осознать происходящее, как Джунейд уже открыл дверцу и, не оборачиваясь, сказал ей спокойным голосом: — Не волнуйся, — его слова звучали уверенно, как всегда, но в них не было того спокойствия, которое он всегда излучал. Он не был спокоен. Зейнеп заметила это, хотя и не сказала ничего. Она смотрела на него, чувствуя, как страх накатывает волнами. Он быстро вышел из машины и закрыл дверцу за собой. Её взгляд остался на том месте, где ещё пару секунд назад была его рука на её, когда он так уверенно взял её руку в свою. Теперь же её рука оставалась пустой. Она смотрела, как Джунейд быстро направился к передней части машины. Зейнеп не могла оставаться сидеть без действия. Её мысли смешались, она не понимала, что происходит, но интуитивно чувствовала, что Джунейд всё сделает, чтобы все было в порядке. Она внимательно следила за каждым его движением. Его уверенность была заразительной. Но что-то не давало ей покоя. Он вернулся. Стоял в тени ночных фонарей, но теперь она могла разглядеть его фигуру, которая была полна решимости, несмотря на незримую тревогу. Зейнеп, наконец, решила выйти из машины, не в силах сидеть и просто ждать. Сердце билось быстрее, и с каждым шагом она ощущала, как её нервы натягиваются, как туго натянутые струны. Вышла из машины и подошла к Джунейду. Он заметил её движение и обернулся. — Всё будет в порядке, — сказал он ей снова, но на этот раз в его голосе был такой спокойный авторитет, что её собственное беспокойство понемногу начало отпускать её. Это был тот момент, когда она чувствовала себя уверенно рядом с ним, зная, что он всегда будет её защитой, что бы ни случилось. Она немного расслабилась, глядя на него. Сила его присутствия, его уверенность в себе казались таким контрастом с её собственным волнением, что Зейнеп почувствовала себя немного глупо за то, что так паниковала. Но что-то в этом мире всегда напоминает нам, что не стоит бояться переживаний, ведь они — часть пути, часть жизни. И вот, в тени ночи, стоя рядом с ним, Зейнеп ощутила, как она снова находит опору, как её страхи отступают. Когда Зейнеп и Джунейд стояли рядом у машины, их внимание привлекло нечто необычное. Вдруг, в ту самую секунду, когда казалось, что тревога в воздухе уже почти улеглась, что всё снова должно быть спокойно, из тени ближнего двора выскользнула маленькая кошка. Её пушистый хвост, как мягкая кисточка, покачивался в такт её шагам, а её глазки блескали в темноте, как два маленьких огонька. Она приближалась к ним осторожно, но с каким-то почти детским любопытством. На мгновение мир вокруг них затих, и всё внимание было приковано к этому маленькому существу, которое словно само по себе привнесло в этот момент нечто легкое, милое и успокаивающее. Кошка подкралась ближе, мягко ступая лапками по асфальту, а потом остановилась в паре шагов от них. Она села, вытянув передние лапки, и начала умываться, неторопливо, с небольшой гордостью, как если бы она была уверена в своей привлекательности. Зейнеп не смогла сдержать улыбки, её глаза наполнились теплом, когда она посмотрела на маленькое пушистое создание. — Посмотри на неё, Джунейд, — шепотом сказала Зейнеп, не отрывая взгляда от кошки, которая теперь внимательно изучала их, словно проверяя, подходят ли они для общения. Джунейд обернулся и посмотрел на кошку. В его глазах отразилась лёгкая улыбка, и он, по привычке, погладил Зейнеп по плечу. Его взгляд стал мягче, и вся его настороженность исчезла, словно мир вокруг стал легче, а его плечи — легче, чем раньше. — Она кажется такой беззаботной… — заметил он, скользя взглядом по кошке, которая теперь, видимо, была полностью уверена в себе и своём месте в этом мире. Зейнеп присела на корточки, пытаясь приблизиться к кошке, и, неожиданно для себя, почувствовала, как её сердце наполнилось нежностью. Она не могла не восхищаться этим крошечным созданием, которое, казалось, было абсолютно в гармонии с миром, даже несмотря на все сложности и тревоги, которые царили вокруг. Кошка повернула голову и посмотрела на неё, будто понимая её чувства. Её глаза были полны глубокого любопытства, но в них не было страха. Казалось, что она просто наслаждается моментом, наслаждается тем, что она есть, и ничто не может омрачить её покоя. Зейнеп протянула руку, осторожно и медленно, словно боясь нарушить этот мгновенный момент уюта. Кошка сначала слегка отступила, но потом, увидев в её глазах только искренность и доброту, подошла ближе. Она потерлась о её руку, и Зейнеп почувствовала, как её сердце наполнилось светом. Мелкие трели и мурлыканье, исходящие от кошки, заполнили тишину, и на какое-то мгновение всё вокруг стало ещё более спокойным, как будто время замедлило свой ход, давая им обоим возможность остановиться и насладиться этим крошечным чудом, которое принесла жизнь в этот момент. Джунейд наблюдал за этим, и в его взгляде было что-то, что тоже отражало спокойствие, мир, простоту, которые он искал не только в мире вокруг себя, но и в своём собственном сердце. — Это как маленькое чудо в нашей жизни, будто что то резкое, — сказал он с улыбкой. — Всё остальное может подождать. Даже самые важные вещи. Иногда просто нужно остановиться и увидеть, как красиво всё вокруг, как проста и хороша эта жизнь. Зейнеп, не отрывая взгляд от кошки, тихо кивнула. Она почувствовала, как в её душе что-то лёгкое и теплое растаяло, а мир на мгновение стал таким ясным, как если бы вся тяжесть ушла. Она ощутила, что всё, что им нужно для счастья, иногда уже есть прямо перед ними — это просто нужно увидеть, остановиться и принять. — Я не знаю, что будет дальше, Джунейд. Может, нужно идти за ней? — сказала она, её голос был полон нежности и тихой уверенности. — Но я знаю одно: такие моменты, как этот, всегда останутся с нами. Даже если всё будет сложно и тяжело, мы всегда можем найти что-то хорошее, что-то, что напомнит нам, как ценен этот момент. Кошка, не торопясь, встала и шагнула на несколько шагов вперёд, а потом остановилась, будто бы приглашая их следовать за ней. Она мягко взглянула на них ещё раз и, развернувшись, исчезла в темноте ночи, оставив после себя лишь лёгкое ощущение уюта и спокойствия. Зейнеп и Джунейд, не спеша, встали и пошли вслед за ней, понимая, что всё, что им нужно для счастья, уже здесь — в том простом моменте, когда мир кажется добрым и тёплым, а впереди только светлая дорога.