Разведение инкубов для начинающих

Юань пребывал в блаженстве и теплом сне. У него под боком свернулась Байлянь, чье миниатюрное присутствие ощущалось вибрирующим пушистым клубочком. Сюя, хоть и не урчала с ними полноценно, оставалась рядом физически и духовно — касалась их лиц и волос рассеянно. В ожидании заклинателя, имея на руках двух уязвимых членов семьи в процессе запоздалого первого слияния, она предпочитала не оставаться беззащитной. Трудно было ее винить: Сю-эр выросла весьма традиционно настроенной демоницей, которая с людьми сосуществовала лишь перпендикулярно. Юань же лениво дрейфовал на теплых волнах слияния с Байлянь, поправляя и дополняя ее шероховатости. Когда суккуба появляется на свет, она представляет собой идею — идеал, который не всегда жизнеспособен или полноценен. Да еще и куколка энергетически смятая появляется. Поэтому первоочередная задача матери сбалансировать ее, дополнить и напитать, чтобы ребенок окреп не только энергетически, но и расправился ментально. Это не обязательно должна быть носительница той же линии, правда, любая опытная сестра подойдет. У Сюя, вот, был Юань. Для Байлянь это делала Сюя. Однако, Юнхуа ушла из жизни очень молодой, и у Юаня хватило его невеликих познаний и зрелости, чтобы подобрать для нее недостающие части. Юань же… имел реально стремные понятия о важности одних вещей и не считал важными иные. Что, впрочем, не должно так сильно удивлять, учитывая плачевное состояние его психики на момент беременности и родов. Из его семени появился этот несбалансированный, чересчур наивный и упрямый ребенок. Байлянь была идеальна, ожившая мечта в глазах Юаня из прошлого. Абсолютно нежизнеспособна, как теперь он ясно видел. Сю-эр сделала, что смогла, чтобы компенсировать заскоки попаданца, помноженные на тысячу, показывала и сестрам, но никто не смог переубедить гуайгуай и показать, куда ее может привести подобная неосмотрительность. Сейчас пытался сам Юань, водя ее по своим аллеям памяти. По самым болезненным ошибкам и неприятным мыслям. Лучше поздно, чем никогда, так ведь? Хотя девочка уже выросла упрямой оптимисткой, верящей в лучшее, и бесхитростно глупой. Точнее ее приоритеты в жизни были так перевернуты, что она могла презреть собственное выживание в угоду мимолетному любопытству. Потому что сомнения, стыд, робость и сожаления — это от лукавого, верно, гений? Юань все же надеялся, что его ошибки хоть кому-то пригодятся. Несмотря на то, что они перебирали до сих пор незарубцевавшиеся части его сути, глубокий духовный обмен с сестрой был в высшей степени упоительным занятием… Хотя инкуба, оголодавшего по такого рода взаимодействиям, сейчас бы что угодно порадовало. Но они с Байбай были так похожи! Их голоса напоминали эхо. И он учил свое маленькое эхо звучать по образу и подобию. Девочка заглядывала ему в рот и кое-что неохотно повторяла. — …не торопился, я смотрю, — донесся требовательный голос дочери из реальности. — Эта слышала, мастер Шень может применить какую-то сковывающую технику или талисман, которые Мадам Юань очень понравились… Инкуб во сне завозился, выискивая а-Цзю, и унюхал руку под самым носом. Его погладили по щеке. Когда их окутали знакомые ленты из ци, Юань с облегчением вытянулся в безопасной корзинке и теснее загреб Байлянь с теплым «мр-мрм». Та в ответ прижалась и сладко вздохнула, почесывая щеку об ожесточенную человеческую ци. Появилось поверхностное присутствие Сюя, которая бегло оценила эффект от талисмана. — Прекрасно, спасибо, — сухо подытожила она с подтекстом, что на этом собеседник может вообще удалиться и больше не отсвечивать. — В данный момент для Мадам важно ощущать всех членов гнезда, чтобы быстрее восстановиться. — От чего? — зазвучал обеспокоенный голос, который заставил насторожиться. Недостаточно, чтобы проснуться, но чтобы транс стал тревожным — вполне. На щеку легла рассеянная рука мэймэй и принялась гладить по носу. Юань поморщился от щекотки и вернулся ко сну, к обмену. Увы, человеческая речь звучала слишком настойчиво совсем рядом, не давая вернуться всецело к мурлыканью с внучкой. Вместо того, чтобы канючить продолжение, та терпеливо затихла и тоже навострила ушки. Разговор в реальности начинал звучать разгоряченно. Юань хмуро и с усилием сосредоточился: — …Он и не мог сбежать! — особенно остро оскалилась а-Я. — Самый верный способ удержать суккубу в плену — это поймать две сестры, сделав их гарантами благополучия друг друга. Тогда даже убежав, они вернутся! — Но… а-Юань был единственным суккубом на горе. Сюя издала шипение, определенно показывая когти. — А ты, забери тебя заклинатели, кто?! — можно было даже представить ее презрительное выражение. — Не тебя ли он назвал братом и взял в семью? Чем ты хуже прочих сестер? Молчишь. Только и разница, что заклинатели Цанцюн поймали тебя на почет и должность, а не на цепь посадили. Если диди застрял тут, его Мадам тоже останется тут. Суккубы всегда ходят парами. Это лишь естественно, что да-гэ остался рядом. Сюя снова звучала очень зло и горько, посетовал Мадам Хэ мысленно. Вероятно, потребуется много времени, чтобы мэймэй пережила произошедшее. Простого признания Юаня все еще очень мало. Байлянь согласилась. «Ничего, я готов работать над ошибками», — вдохнул он, прижимая ближе к телу теплый пельмешек. Котеночек потянулась под лентами и свернулась под ним с идентичным сопением. В самом деле… Юань отвлекся и машинально вернулся, что произошло накануне ночью. До того, как они перешли к приятному времяпрепровождению, у них с дочерью случился весьма неприятный разговор. Который лишь уродливо подчеркнул правду: Юань в своей боли смертельно ранил буквально всех, кого мог. А-Цзю, а-Я, а-Лянь. Всех. Вчера они с мэймэй начали с глубокого урчания, обмениваясь пропущенными событиями. За год скопилось так много всего, но Юань планировал заняться обработкой массивов в деталях позже. У них было время. Прежде всего его интересовала дочь, которая за столь короткий срок выросла в прекрасного взрослого востребованного инкуба, построила собственную жизнь, нащупала собственный путь, даже родила первого ребенка… но стала еще более одинокой и жесткой, чем Юань помнил. «Почему так, а-Я?» — обеспокоился он ветерком по рисовому полю. Даже он, живя в изоляции, не ощущал себя таким брошенным. А у нее были все сестры мира… «Ты бросил меня, какой еще я должна была стать?» — пожала плечами Сюя на его берегу и свернулась. Маленький огрубевший, остервеневший зверек. «Мне жаль», — попытался тогда обнять ее Юань, вспоминая тот день. Он не имел ни малейшей власти над тем, как его забрали из Павильона накануне ее визита. Он тоже скучал и ждал встречи, с болью представляя, как она встретила новости о его похищении. Сюя-мэй срезала его жалостью, будто Юань даже не смог угадать, где неправ. «Еще раньше», — убралась она со злым шелестом от него, как отливная волна по гальке. С предупреждением гремучей змеи. «Когда?» — поспешил за ней вдогонку растерянный Юань. Он дернул ее за рукав, и дочь порвалась как старый кошелек монетами своих горестей. С самого первого дня, заплакала она надрывно, Юань не выделил ей ни клочка любви в своем сердце — оно было полностью занято человеком. А ту подачку, что досталась ей, она унаследовала от Юнхуа, которой уже не являлась. Он даже имя ей давал с мыслями о человеке! Казалось, в доме Цзянь они были лишь вдвоем, но в конечном итоге его больше заботило возвращение к человеку. В этом он весь был — там. Все старания, все разговоры только о Шень Цзю. Мадам Хэ всегда выделял единственного любимчика, и это была не Сюя. Никогда она. Он позаботился о ней как шифу, а не мать. А с так называемым братом они никогда в одном ряду не стояли. Она пыталась, видят боги, стать похожей на того, кто украл у нее мать. Манерой, повадкой, острым языком, даже ощущением духа… Все дети хотят быть любимы, и это действительно заработало ей фракцию внимания. Но стоило настоящему Шень Цинцю явиться, как даже тот клочок, который она смогла себе выцарапать, истончился: Мадам Хэ по первому зову устремился за человеком. А Хэ Сюя? Она уже все и так умела сама. Понимая, что в сердце Юаня все равно не найдется для нее места, она его отпустила без возражений. Мадам бы остался. Ну так он и раньше оставался, а толку! Юань хотел, чтобы они подружились с Шень Цинцю, но им было не о чем дружить. Сюя ненавидела своего старшего названого брата, который как кукушонок влез к ним в семью и вытолкнул ее, настоящую дочь, отовсюду, где было важно. Не было таких слов презрения, чтобы описать, какой бессильной она себя ощущала, проигравшая еще до старта. Даже не понимала почему тогда до конца. Только знала, что они естественные враги как сокол и мышь. Ей потребовалось много и тщательно медитировать с наставницей, чтобы понять свою обиду на то, как Юань скинул ее на сестер, едва она доросла — едва стало «можно». Старшие сестры Цзянь понимали больше, чем они оба вместе взятые, поэтому разделяли их незаметно и заблаговременно, чтобы Сюя не отрезало по живому, когда ее Мадам просто развернется и убежит с человеком. Хотя даже спустя месяцы это все равно было больно и обидно обнаружить. Это не должно было так болеть, если бы у них было гнездо больше. Если бы было больше ветвей. Но имелись только лишь они двое. Казалось бы, как можно выбрать неправильно, когда их всего двое?! Отторжение Мадам жгло беспощадно. Как клеймо. А Юань даже не понимал, что сделал. Сюя весь свой второй год пыталась найти в себе силы перешагнуть через факт, что ее скинули словно горящий уголек ради человека, который не удостаивал ее даже взглядом. Следуя наставлениям шифу, она пыталась оторвать себя от образа ненавистного Шень Цинцю, который вопреки ее воле стал для нее единственно верным примером для подражания и осью ее личности. Простить их… Чтобы что? Чтобы выяснить в один прекрасный день, что Юаня украли эти гребанные горные людоеды! В тот день она не знала, что делать и как думать. Хорошо, что с ней была шифу, чтобы не дать никого убить. «Человеческие суррогатные мэймэй, которых Юань ценил больше, чем суккубских сестер, но которые даже не смогли его защитить!» — назвала она их. Но даже так а-Я не смогла пережить потерю без глупости — она вытащила частицу Юаня наружу, в лоно, где могла ощущать ее. Первые дни это было ее единственным островком утешения: у нее была хотя бы линия Юаня. Лишь днями позже шифу удалось до нее достучаться и объяснить, что она сейчас делает ровно то же, что делал Юань с ней — создает ребенка, к которому не готова. Которого не хочет и не ждет. Потому что чувствует себя одиноко и испуганно. Это было тяжелое осознание для Сюя. И мэймэй действительно взяла несколько дней чтобы понять, не стоит ли съесть семя обратно, но отказалась: Ляньхуа ведь тоже несколько раз дергала туда-обратно семя Юаня, и он всегда это помнил. Она не хотела, чтобы ее гуайгуай тоже знала, что была зачата по ошибке. Даже если это и правда была плохо продуманная импульсивность. Примерно тогда же, подоспело письмо Юаня, что тот жив и собирается здравствовать. Его передал Шень Цинцю лично. И снова оно было адресовано не родной дочери, а людям. Поэтому следующие месяцы Хэ Сюя занялась тем, что Юань не сделал — занялась обеспечением их с ребенком безопасности и работой над своими горестями, чтобы они не затмили ей разум в будущем. Вместо того, чтобы цепляться за ненависть к человеку и искать мести, как хотелось, она ушла практиковать и лечиться. Благодаря выбранной стезе «для внутреннего пользования» ей вообще не приходилось сталкиваться с людьми, а Байлянь родилась относительно быстро. Запасы злости в ней очень положительно сказывались на востребованности ее услуг. Таким образом Сюя убедилась, что дочь имеет все необходимое внимание, но не является единственным центром ее внимания. Зацикленность на ком-то дочь также не приветствовала. А-Я все ждала, когда Юань вспомнит о них… Хоть о ком-то из сестер вообще! Но тот все сидел на горе. Приходили новости от разведки, что он жив, свободен и наращивает влияние. Это и радовало, и разбивало сердце: еще один знак, кто для их Мадам, ее матери ценнее. Юань не сделал ни жеста, чтобы узнать о ее делах, не спустился, не послал весть. Ему было среди людей так хорошо, что за это и умереть не жалко! Месяц шел за месяцем, и горечь начинала перерастать в глубокую тревогу. Неужели Юань и правда хотел умереть среди людей? Старшие начинали шептаться о том, почему такое может быть, что пошло не так, пока Куайгань-цзе не догадалась, что бывший человек просто не знает, ведь это настолько очевидная и маловероятная опасность, что ни один суккуб не доведет себя до такого. Даже если в гнезде раздор, всегда ведь можно посетить сестер в другом! Ему просто забыли объяснить, почему это надо делать. Голос Сюя в реальности начинал звучать особенно взбешенно. Юань чуть вынырнул, слыша, как она втолковывает а-Цзю об опасности изоляции для их вида, не слишком стесняясь в выражениях. И еще одна волна сожаления омыла его. Шень Юань осознал, что стал суккубом. Специфику питания, парное совершенствование, шейпшифтинг и смену пола попаданец прилежно выучил, а в мануал об уходе за экзотичной живностью заглянуть не догадался. Точнее, как раз, заглянул и восхитился деталями, а на себя это применить ума не хватило. Он ведь такой необыкновенный, умный и умелый! Сколько раз за этот год попаданец рассуждал о том, что они, бывшие роящимися существами, воспринимают групповые медитации и энергетические соприкосновения как ключевую форму социализации? А сколько раз он сам за этот год чистил перышки с сестрами? Все его духовное общение сводилось к сугубо утилитарным целительским практикам да однообразному урчанию с одним лишь человеком… Однажды, еще в прошлой жизни, Юань как-то читал миленький душещипательный факт о том, что если пчела потеряется и не сможет вернуться домой в улей, то вскоре сложит лапки и умрет. Может, это был типичный интернет-фейк, но теперь для него это был факт: суккубы без регулярного жужжания с сородичами и в самом деле складывают лапки и засыпают навсегда. — Он когда-либо заговаривал о детях? — особенно остро поинтересовалась Сю-эр, и даже Юань защитно свернулся вокруг внучки, хотя резкость была направлена на Шень Цинцю. — Один раз, насколько мне известно, но в шутку? Судя по голосу, а-Цзю был загнан на дерево злым псом и чувствовал себя очень некомфортно от этого. Но пока что держал себя в руках из вежливости или чувства вины. А может, не хотел злиться в ответ на злость. — Ну конечно! — устало всплеснула руками инкуба и схватилась за переносицу. — Этот идиот и умрет молча, чтобы никого не беспокоить! Юань съежился. Что… вообще-то было правдой. Сю-эр не постеснялась выражений, описывая симптоматику отверженности от сообщества. Первые месяцы суккуба могла продержаться автономно, не испытывая ничего из ряда вон, но потом начинались поиски духовного медиума. Инстинкты в специфике ситуации не разбирались, а потому суккуба на подсознательном уровне считала, что любая группа существ подходит. А не берут ее в круг оттого, что она недостаточно близка с «сестрами». На первых ступенях отверженности суккуба задабривала окружение и упрочняла связи со всеми более-менее ей близкими существами, до которых могла дотянуться. Когда стратегия «дружелюбного соседа» не срабатывала, начинались серьезные услуги и прогибы со стороны нуждающейся особи, лишь бы заслужить место и стать полезной. Параллельно суккуба начинала искать и исправлять проблемы сообщества, которые, ей казалось, могли мешать принятию ее в группу. Если быстро выправить конфликты не получалось или суккубу все еще не принимали, она начинала подлинно отчаиваться. К восьмому месяцу приходила пора задуматься о создании собственной группы — о детях. Однако, инстинкты их вида не были всепоглощающими. Если по каким-то причинам изолированная сестра считала, что заводить потомство смысла нет, оно не имеет никаких шансов выжить, такой ответ без спецэффектов принимался. Просто начиналось угасание, и поведение суккуба наконец-то становилось отчаянным. Когда сообщество не принимает добровольно и создать свое невозможно, оставался последний вариант — насилие. У подслушивающего втихомолку Юаня сходилось целое бинго самых острых признаков: последнее время он агрессивно цеплялся к окружающим, порой, без особых причин. Его самоконтроль был слишком хорош, чтобы он правда срывался на заклинателей… или делал это открыто… Но это было. Это продолжалось бы и дальше, пока самообладание в какой-то момент не отказало бы инкубу. Тогда Юаня ждала бы какая-нибудь безобразная драка или даже лунатизм с попытками прицепиться к медитирующим заклинателям. Если бы срыв каким-то чудом не принес ему смерть, он бы сам погрузился в коматоз. В ту самую мумифицированную кому, пока не кончатся запасы энергии или пока его не найдут сестры… Глупые способы умереть и Шень Юань, подумал он, в первый раз выслушав выговор а-Я. Наверно, это что-то кармическое… Интересно, если он постоянно вляпывается и умудряется вырулить, это значит, что боги любят его или наоборот? Хотя это объясняло, почему даже среди враждебных ко всем отступниц не было одиночек. Сюя была в таком слепящем гневе на то, как он отреагировал! Так измотана продолжительным беспокойством за него! «Ты такой человек иногда, мама!» — бросила она в сердцах, ровно с такой же интонацией, с которой сейчас ругала а-Цзю. Искреннее разочарование на чужую самонадеянность и непрекращающуюся глупость. Юань потрескался вслед за ней от стыда тогда и теперь заворочался, неохотно отрываясь от медитации, хотя отдаляться от Бай-эр было почти физически больно. Но а-Цзю не заслуживал выслушивать сейчас от мэймэй, когда вина была целиком на Юане. — А-Я, он же не знал… Не ругай, — взмолился он. Голос хриплый от долгого молчания. Его высунутую из кулька лент кисть поймала сильная рука дочери. Она сжала ее сильно, до боли, без сомнения прижигая его взглядом. — Ты же знаешь, что я сам не знал, — Юань попытался проморгаться и проснуться окончательно. Сюя немедленно зашикала, не без сердитости, чтобы он не вылезал из транса. Ему надлежало восстанавливаться, как немощной старушке. И следующие дни его ждали сплошные медитации. Юань послушно завернулся обратно в свой уютный садок и подложил руку под голову. — Если тебе надо на кого-то злиться, злись на меня, Сю-эр, — оставил он за собой последнее слово. Дочь издала глухое, злое и бессильное рычание. Потом лишь глубоко вздохнула, набираясь с ним терпения. — Так ты называешь себя партнером моей матери и старейшиной нашего гнезда выше меня? — обратила она злость на а-Цзю. Юань мысленно застонал, вскидывая руки к лицу. Гуаньинь всемилостивая! Сю-эр! — Таково было решение Мадам, — после небольшой паузы сдержанно ответил а-Цин. Он явно опасался теперь кусаться с мэймэй также смело, как прежде. Теперь-то, зная, что она не чужая… Да и после их недавней беседы сомнения в их отношениях относительно друг друга были неизбежны. Им с Юанем еще предстояло обсудить степень их близости на свежую голову и решить, что делать дальше. Однако, его осторожный тон явно взбесил Сю-эр еще сильнее, теперь по-настоящему. Раньше Шень Цинцю ее хотя бы за соперника принимал, достойного борьбы. А теперь окончательно решил, что она и этого не стоит? Юань съежился в изюм, легко угадывая уязвленную логику мэймэй. Байлянь тоже подняла голову, пытаясь сообразить, что происходит и надо ли ей переживать. — Не ранее, чем эта признает, что ты достоин, человек! — гордо поднялась с места инкуба, меняя пол на мужской. — Я второй в нашем доме, и тебе придется пройти через меня! — Хэ Сюя! — воскликнул Юань, просыпаясь на нервах ясным как день. — Вот уж от кого не ожидал такого традиционализма! Откуда она только выудила это иерархическое дерьмо! И провоцировать заклинателя с золотым ядром на драку — это вообще как?! А-Цин положил кисть на рукоять своего меча. —И каким это образом? — опасно спросил он. — Впечатли меня, — оскалился инкуб, выбегая из дома. Босой и в суккубских домашних одеждах как был. Юань остался с раскрытым ртом от такого поворота событий. А-Цин уже разгонял ци и в самом деле намеревался «пойти выйти». Хэ рывком схватил полу одежд лорда, когда тот проходил мимо. Мужчина остановился и посмотрел на него хмуро. — Скажешь, не сметь ее трогать? — мрачно фыркнул он, туша накал энергетики и неохотно разжимая напряжение в плечах. Все еще злой, но теперь еще и обиженный. — Что?! Нет! Ты можешь навалять ей, если считаешь нужным — она бросила тебе вызов! — воскликнул Юань, запутавшись окончательно. Откуда такой глупый вопрос?! — Просто не убивай. И сильно не калечь. Ей потом еще лечиться за наш счет. Мадам Хэ помассировал висок. Он тут практически умирает в постели, больной матриарх семьи, и что делают его младшие?! Решают размахаться на кулаках! Черная неблагодарность! Которую, впрочем, он заработал себе сам! А-Цин от его слов остался почти шокирован. Он даже замер. — Что? — рассердился Юань. — Я не потерплю смертоубийства в нашем гнезде, но ты можешь и должен защищать себя, если считаешь нужным. Даже если я считаю подобное идиотизмом! Последнее предложение он прокричал в сторону окна. Сюя в окно показал неприличные дворовые жесты, заставив а-Цзю в секунду закипеть чайником. — Моя мать не из тех, кого можно просто выкрасть без ведома семьи! — последовал раздраженный выкрик с улицы. Шень Цинцю немедленно выбежал из дома вслед за соперником. Послышалась возня на земле и охи-вздохи борьбы. Юань патетично вскинул руки от возмущения. Его обняла внучка, последняя здравомыслящая дочь его семьи. Через раскрытую дверь балкона осторожно заглянул Му Цинфан. Оглядываясь на бедлам и посекундно ожидая, что ему могут указать на дверь за неуместный визит, он проник в дом. Юань милостиво махнул рукой. — Барышня… Юноша Хэ прекрасно держится в спарринге? — предложил целитель явно не зная, как комментировать происходящее. Может он и всю преамбулу слышал. — Был бы в преимуществе, если бы был действительно барышней, — проворчал Юань, лишь бы проворчать. — Ах, теперь барышня, — заметил целитель и болезненно скорчился отчего-то. Байлянь нетерпеливо поерзала. Ей хотелось тоже посмотреть, но с их остающимся поверхностным слиянием она не могла отойти от одра Мадам и на шаг. Юань сделал над собой усилие и разорвал последнюю связь. Болезненно дернулся: показалось, что прищемил что-то очень ценное. Стало остро одиноко, но это чувство быстро притупилось до приемлемого уровня. Юань махнул внучке. Убедившись, что ничего страшного не произошло, гуайгуай тотчас же подскочила к окошку, оттеснив Му Цинфана. Тот только бросил на нее удивленный взгляд, не привыкший к столь бесцеремонному обращению. — Я прошу прощения за, возможно, несвоевременный визит, — тихо начал мужчина, отходя к столу, возле которого жеваной тряпкой валялся брошенный инкуб в сетке. — Но после вчерашнего… мне было неспокойно и хотелось убедиться, что вы в порядке. Юань устало и небрежно замахал рукой. — Спасибо за беспокойство, сюн, но боюсь, не могу утверждать, что в порядке, — самоуничижительно хмыкнул он. — Помните, как я вас расспрашивал про тактильный голод и весь такой носом к небу крутил: «Фу-фу-фу, простейших вещей не знаете, а еще мастером-целителем называетесь»? Целитель поморщился и сардонически зафыркал над черной шуткой, соглашаясь. — Ну вот, теперь можете стыдить меня. Как оказалось, преступно-халатный лицемер тут я, — Юань непонятным тут жестом щелкнул воображаемый козырек и громко устало вздохнул, откидывая голову. — Кто бы мог подумать, что сесть в лужу можно с таким плеском. Будто бы даже целился нарочно, чтобы всех залить! Не принимайте на свой счет, мастер Му… Продолжить ему не дала Байлянь, которая плюхнулась рядом и спиной вперед упала ему на ноги. — Они закончили? — удивился Юань. Так быстро? — Они куда-то убежали! — пожаловалась девочка. — Мы же не большие демоны, найнай, — проныла она, меняя только модуляцию тона. — Оттого, что он изобьет ее, ничего не поменяется, маму это не впечатлит. Даже если много раз. И так понятно, что они не соперники. Он же культивирующий человек с золотым ядром. — Верно-верно, — вздохнул инкуб. — Суккубов всякий обидеть может. Это не повод отказываться от своей позиции. В землю Сю-эр вбей — он не впечатлится. Их проблема в целом не лежала в иерархии. Она лежала в Юане вообще. — Что же шисюну тогда делать? — вежливо удивился Му Цинфан. — Демонические традиции довольно примитивны, когда дело касается определения достойности индивида. — Ничего. — Суккубы не решают свои проблемы силой. Мы хитрые. Он должен доказать, что умнее! — запальчиво ответила Байлянь, а потом осознала, что сказал Юань. — Почему ничего? Попаданец вздохнул и сел к столу. Подобрал бумажку сдерживающего талисмана, который отклеился и потерял функциональность. — А-Я пошел по человеческой традиции, упомнив про неприемлемость похищения, — пояснил он для заклинателя, подтолкнул к нему, что было на столе, закуски какие-то. — «Впечатли» — это не «надери задницу», мастер Му, и не за главенство тут спор. Он просто выразил свое требование в форме, напоминающей демоническую. Диди действительно хочет проверить, но не насколько а-Цин силен, а способен ли он найти правду между строк. Культура суккубов во многом неуловима для остальных за фальшью и грязными слухами, и если он не умеет видеть подтекст, это может стать проблемой. Байлянь моргнула своими глазищами в полном непонимании, зачем такая сложная схема, и что вообще это должно значить. — Тогда что твой человек должен был сделать, чтобы мама признала его достойным партнером? — с недоверием и сомнением уточнила она. — Доказать мне, что он достойный партнер, которому я могу довериться, — Юань болезненно сморщился от одного воспоминания об этом. — Что он уже сделал. Теперь он мог бы просто сесть и ждать, пока я убеждаю а-Я. Но он, конечно, этого не сделает! Боги, — попаданец устало протер лицо. — Сю-эр после драки последнюю печать на нем поставит. А у а-Цзю проблемы с необходимостью доказывать свою значимость! Конечно, он решит, что и эта семья необратимо против него! Чем дольше Юань думал о сложившейся ситуации, тем безвыходней она казалась. Он упал лицом в стол и закрыл глаза руками. Похороните его под камнем, потому что он не знает, что делать. — Но он же не убьет маму? — Бай-бай подергала его рукав. — Нет, конечно, милая, я уже это запретил. Он просто будет очень стараться, да не в ту сторону. — Напрасно, — печально согласилась она. — Не надо доказывать, что семья тебя любит. Тебя просто любят. Юань поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Подумать только, она не унаследовала его сердечного демона. Хоть где-то прекрасные новости. — Это так, — согласился он. — Однако, они как два тигра на одной горе — не могут жить спокойно, потому что считают, что второй съест их, стоит зазеваться. Это ребенка расстроило; она отвернулась, глядя на веранду, где скрылись старейшины Хэ. — Почему так, Мадам, разве в гнезде места не хватит всем? Юань лишь тяжело осунулся и погладил обеспокоенную гуай. В силу своих особенностей она понимала только, что мать была грустной, потому что Юань бросил ее. Теперь вроде бы принял и понял. Разве была причина продолжать ссориться? — А-Цзю тоже вырос один и всегда был лишним, — пояснил он, как смог. — Ему даже базовое уважение всегда приходилось заслуживать и выбивать силой. Поэтому он не уверен, что вместится в гнезде. — Это ужасно! Инкуб покивал. — Самое ужасное, что они оба могли бы так хорошо дружить, если бы только оставили друг друга в покое! Однако, их конфликт зашел настолько далеко именно из-за того, что Юань настаивал, чтобы они подружились. Может быть, в открытой конфронтации они найдут свое равновесие? — Вот что, жемчужинка моя, я позволю им пожевать друг друга, — уверенно объявил инкуб, будто мог это остановить в любой момент. — А-Цзю не дурак — тривиально в лоб давить не станет. А-Я тоже не слепая, хоть и предвзятая. Покусает и уймется. — Мама злопамятная, — вспомнила Байлянь со смешной досадой, будто это все планы портило. — А-Цин тоже, — развел руками Юань и пожал плечами. Тоже мне новости. Они все, в общем-то, такими были, а Байлянь просто не доросла, чтобы понимать важность хорошей мести. Это наживное. Гуайгуай ради такого даже сделала лицо: скуксилась и сморщилась, выражая, какой Юань противный и неполезный. — Они вообще не должны драться, — упрямо и обиженно повторила она. — У них обоих есть место. Мы все одно гнездо. — Да. Им скажи. Иногда приходится делать неправильные вещи, чтобы добиться правильных результатов. Кроме того, иерархические конфликты первого и второго старейшин Хэ — это их дело. В отличие от меня ты в них не виновата, не участвуешь и остановить их не можешь. Байбай надулась как мышь на крупу и тяжело вздохнула. За ней повторил сам Юань. — Я все равно хочу им помочь, — пробубнила она в коленки. — Все у них будет хорошо, малыш, — утешительно погладил ее инкуб. — У нас есть почти две недели, чтобы их подружить. — Окей. — А пока слушайся маму и гэгэ и наслаждайся праздниками. — Да, бабушка… А ты точно хочешь именно этого человека? Их здесь много. Как насчет того красивого с мечом, который помог нам добраться сюда? — Лю Цингэ? — прыснул Юань от неожиданности. Сразу видно вкус у ребенка! — О нет! Нет никого, кто был бы лучше а-Цзю. Я проверял. — Ну раз проверял… — важно кивнула Бай-эр и закрыла глаза, приваливаясь к плечу. Инкуб рассмеялся ее детской наивности, позволяя себе сбросить на время серьезность. Взгляд наткнулся на лорда Цаньцао, который наблюдал за ними с нейтральным выражением любопытства. — Ах, мастер Му! — потерял цвет волос Хэ Юань, схватившись за сердце. — Вы снова применили свои шпионские навыки! Я прошу прощения за пренебрежение. Игнорировать вас не было нашей целью. Целитель покраснел. — Что вы, что вы, — замахал он руками. — Это была очень познавательная беседа. Этому мастеру есть, над чем подумать. Что бы это могло значить? — Конечно, — вежливо улыбнулся демон, — только прошу не распространяться об этом и не пытаться вмешиваться в наши семейные отношения. Они сейчас как никогда хрупки. Заклинатель понятливо закивал и перевел беседу на предмет запланированных мероприятий. Новый год традиционно являлся самым огромным праздником из всех. Тем более, раз вся семья в сборе, следовало исполнить все традиции конца года и не забыть посетить выступления. Танцы львов и драконов и фейерверки обещали быть потрясающими как всегда. Байлянь слушала со звездочками в глазах, ведь это было ее первое новогоднее торжество… Правда, звездочки эти были довольно-таки невидимые из-за отсутствия мимики. Суккуба просто смотрела без выражения на заклинателя и изредка, едва ли не вразнобой моргала. У нее были фиолетовые радужки — абсолютно обычные человеческие глаза в этом мире. Это не спасало от нечеловеческой невыразительной интенсивности в них. Му Цинфан изо всех сил старался не показывать волнения. — Бай-эр… — Юань хотел попросить ее перестать таращиться, но в дом ввалилась потерянная парочка. Сюя, снова в женском обличии, была закутана в один из слоев а-Цзю и вообще ехала у него на руках как недовольный карапуз, которого с площадки унесли силком, напоминая милого, но злого бульдога. А-Цин также был смурым и недовольным. Прически обоих были закономерно встрепанными, одежды — испачканными. Юань вскинулся, выбрался из своей печати, в панике выискивая запах крови от кого-нибудь. Разве могла а-Я на руки попроситься добровольно?! Все было чисто, если не считать сбитые костяшки. — Цзецзе, — а-Цин с поклоном опустил ее на пол гостиной перед ним в попытке звучать уважительно. Сюя зашипела, будто ей наступили на хвост. Отпрыгнула и скрылась под рукой Юаня. Тот прикрыл лицо фейспалмом. Байлянь после секундного промедления поспешила забраться к матери. А-Цин остался стоять, оскорбленный в лучших чувствах и темный лицом. Учитывая, что проиграть лорд Цинцзин низшему демону просто не мог, наклевывался весьма неприятный вывод: он поддался или отказался драться. А потом джентельменски прикрыл и понес босую насмерть оскорбленную сестру домой. Мысленно Юань поставил в сердце свечку. Почему в этом мире все люди такие остроугольные и перпендикулярные? Боги, бросьте им всем мозгов… Однако, присутствие Му Цинфана повлияло благотворно: соперники дружно приняли временный нейтралитет и заняли себя приятной беседой ни о чем. Занимали бы и дольше, если бы а-Цзю не намекнул боевому брату, что пора и честь знать. Торжественный прием, все же, сегодня вечером, а им еще собираться... Му Цинфан встрепенулся и поспешил откланяться. Юань лишь сейчас с ужасом осознал глубину ямы. Торжественный прием — это всегда наряды, укладывание волос в сложные прически, макияж и много психов о том, что все сидит неправильно. А им еще Байлянь собирать… Было даже не совсем понятно, в чем будет уместно прийти! И найдется ли это нечто в гардеробе для всех! — А-Юань, я все учел, — поднял руку а-Цин с раздражением. — Прекрати паниковать, этот мастер все подготовил заранее, ведь… Он покосился на Сюя, отчетливо замалчивая, что не предполагал у Сю-эр наличия подобных дорогих костюмов. Та оскорбленно блеснула жестокими глазами да скривила губы в неудовольствии. Человеческих денег у нее и правда было мало. — Ребят, — взмолился Юань. К счастью, этого хватило: его младшие сделали вид, что их конфликта не существует, и перешли к делу. А-Цин показал все подготовленные для девочек вещи в шкафу спальни, помог разложить все по порядку и указал, как в каком порядке что использовать. Сюя слушала внимательно и не перечила. Слои, которые подготовил для них а-Цин были весьма достойными и не настолько сложными, чтобы сковывать движения. Благословлены будут оверсайз халаты на завязках — размер там практически не важен. — Юэ-шисюн решил сделать сегодняшний прием семейным застольем в честь первого дня праздников и как символ нашего желания породниться с народом суккубов, — порадовал а-Цин. — Предполагается лишь умеренное следование этикету, поскольку… ребенок. Байлянь закивала, как будто понимала инсинуацию. Сюя тяжко вздохнула. Даже Юань понимал, как трудно было бы заставить внучку вести себя прилично. Хорошо, что не стоило и пытаться. — Это изначально задумывалось как преимущественно семейный визит, ведь конец года — не время решать дела. — успокоил их а-Цин. — Считайте сегодняшний вечер формальностью и возможностью познакомиться с несколькими важными людьми. Воздержитесь от публичных демонстраций, не подливайте яды откровенно, не хамите, а все остальное стерпят. Всем известно, что вы были приглашены как семья Хэ, а не дипломаты от народа суккубов. Все не-дипломаты в комнате дружно выдохнули. А-Цзю фыркнул и пригласил девочек приступить к облачению. Убедившись, что младшие должным образом экипированы для предстоящего вечера, Юань с а-Цином оставили их осваиваться с новыми нарядами и ушли в бамбуковую хижину. Им тоже стоило привести себя в порядок. Было до боли очевидно, что размолвка между ними не планировалась. В доме, наедине друг с другом, снова стало неловко делить личное пространство, как они привыкли. Процесс облачения к празднику и вовсе показался неуместно интимным. Переодевались они по отдельности в ванной. Инкуб даже засомневался, стоит ли предлагать помощь с прической и макияжем, как обычно это делал. Может, стоит позвать Мин Фаня?.. — Все в порядке! — не выдержал а-Цин. — Я в порядке, — вздохнул он и сел за столик. — Может быть нет, но жить буду. Ты… можешь. Юань рискнул принять гребень из его руки и взяться за чужие волосы. Затихнув, а-Цин стал выглядеть не спавшим и подавленным. Комната погрузилась в немного неловкое и некомфортное молчание. Вскоре диди под руками привычно смягчился и начал подставляться под расческу. — Я бы хотел поговорить с тобой на днях, а-Цин, — тихо сказал Юань. — Не хочу сейчас, чтобы не сидеть потом на приеме неловко… — Там что-то очень неприятное? — с волнением перебил а-Цин и нашел взгляд инкуба в отражении зеркала. Картина человека в ожидании неизбежных дурных известий. Юань помотал головой, прячась за веками. — Просто не готов сейчас, — устало признался он. Только вчера вскрылось, что натворил. Требовалось время, чтобы прийти к равновесию со всеми претензиями и не натворить новых бед сгоряча. — Прости. — Все хорошо, — тоже опустил взгляд и голову Шень Цинцю. Юань расположил последнюю заколку в его прическе и, после небольшого колебания, поцеловал макушку. — Я все еще тебя люблю, — прошептал он в темные волосы. Сморгнул образовавшуюся слезинку. Во всяком случае, он так думал. А-Цин пожал руку на своем плече и тоже сморгнул слезы. Они тяжело молчали. Юаню хотелось заверить его, что он так больше не будет, но… Он больше в это не верил. — Только не вини себя, — попросил а-Цин хрипло от эмоций и съежился от взгляда инкуба в зеркале. Юань не хотел его пугать, и взгляд получился резким случайно. Он помотал головой и сказал куда более нейтральным тоном: — Что? — Не вини себя, — повторил мужчина увереннее. — Ты не виноват. Во всяком случае, не ты один. — Я… — Ты ищешь виноватого, — с нажимом обвинил а-Цин. Юань сжался, как от удара, и зажмурился, отказываясь смотреть на правду. — Юань! Не смей даже начинать! Диди вырвался из-под его рук на другую сторону комнаты. Глубоко подышал и посчитал на успокоение. Походил. Вытер лицо, пытаясь справиться с эмоциями. — Ты ищешь виноватого, и ты обвиняешь себя. Потому что это проще, когда есть виноватый и проблема в тебе. Я знаю! — сорвался он отчаянно. — Я понимаю, — повторил мужчина горше и опустил взгляд. Он сел на край постели, и Юань рискнул присесть рядом с ним. А-Цин только глубже вздохнул, будто его терпение испытывали. Или от облегчения? Инкуб все равно виновато съежился. А-Цин сжал переносицу, явно стараясь не заорать. — А-Юань, ты пострадал, — заговорил он, тщательно контролируя тон. — Ты испугался и не знал, что делать, и это нормально. Тебе было больно и ты не подумал, спасаясь, что причинишь боль другим. Это. Нормально. Мужчина поймал его взгляд своим, горящим решимостью. — Ты причинил мне боль, и я тебя прощаю. И хочу, чтобы ты простил себя и не застрял на этом. — Ты даже не знаешь всего! — пришел в отчаяние Юань, вскакивая. А-Цин только вздохнул, набираясь терпения, и поднялся следом. Не успел инкуб испугаться, как его отогнали, точно овцу, на место перед зеркалом. Юань плюхнулся с недоумением. Его развернули к зеркалу на позицию. — Я понимаю, — с нажимом повторил мужчина, имея это в виду. — Мы еще не поговорили, но я также знаю, что прощаю тебя все равно. Жить сложно. Я тоже совершал ошибки, как ты помнишь. Иногда случаются ситуации, когда мы причиняем большую боль близким не нарочно. Пожалуйста, не вини только себя. Я тоже был там. Его нежные руки принялись бережно распутывать косу инкуба, с которой тот сегодня спал, и наносить масла, чтобы распрямить волосы. Юань беспомощно пустил соплю, стараясь не смотреть на себя в зеркало: — Ты в отличие от меня ничего неправильно не сделал. А я сделал неправильно все! Хныкая, икая и вытираясь, он зачем-то вывалил про то, как обидел Сюя — это болело больше всего и тянуло. А-Цин над ним неспешно заплетал ленточки в волосы, слушая, что даже конфликт в их гнезде был исключительно виной Юаня. Что это Юань принес ему проблем. Опять. Закончив с волосами, а-Цин присел рядом и посмотрел на него. — Я тебя услышал, — сказал он спокойно и позволил инкубу упасть к себе на плечо. Поймал. Отчего плач стал только громче и безутешнее. — Чш-ш, а-Юань… Осознав, что тот не отцепится, заклинатель только обхватил крепче, позволяя выливать горе. На удивление это не приносило ему слишком большого дискомфорта.