Преодоление трудностей

Непросто свыкнуться с мыслью о выборе, которого не имел уже так давно. Тачихара вздыхает, проходя мимо зала совещаний, мельком глядя в открытую дверь. Одного взгляда достаточно, чтобы выцепить яркий образ — как Дзёно сидит на столе, сложив ногу на ногу, и с улыбкой вещает что-то новобранцам. Мичидзо не задерживается, проходя мимо. Нагруженный стопкой документов по учебной программе, он возвращается сразу в комнату, со вздохом глядя на незаправленную второпях постель. Задаётся вопросом, откуда у Теруко столько стойкости жить как ни в чём не бывало и так быстро адаптироваться к новой реальности после всего, что произошло. И время печатать столько макулатуры. Сам он, похоже, единственный, чьё желание в эту секунду — просто уткнуться лицом в подушку и ни о чём не думать. Заправив кровать, он позволяет себе так и сделать, невольно вдыхая приятный запах, принадлежащий Дзёно. Чёрт. Мысли неизбежно возвращаются к прошлой ночи. К тому сну, что продолжил близость, укрепив её правильность в его сознании. Ведь это так? Ладонь невольно скользит вдоль тела, и он больно сжимает её между бёдер. — Чёрт. Оторвавшись от подушки, бьёт себя по рукам. Ему стоит заняться чем-то полезным — перебрать гору документов и как следует подумать о своём будущем. Чем ему точно не следует тут заниматься — так это поддаваться эмоциям и — о боже — ублажать себя прямо средь бела дня, думая о том, кто в любой момент может вернуться и проникнуть сюда без стука. Кто, должно быть, будет доволен такой картиной. Но Тачихара не уверен, что правда хочет этого. Прикрыв глаза, он вновь представляет Дзёно — стоящего возле кафедры, затем сидящего прямо на столе, с лукавой улыбкой вещающего что-нибудь о том, какими пытками эффективнее выбивать информацию из подозреваемых. И завороженные глаза курсантов, в которых смешиваются ужас и восхищение. До чего знакомо. В груди вновь сдавливает. А что если Дзёно уж слишком понравится его новое амплуа? Если среди молодёжи он найдёт себе кого-то куда более заинтересованного в его методах? Более податливого, может быть. Кто сможет дать ему то, что Тачихара, очевидно, пока не может? Жмурясь, он вновь вспоминает утренний сон и то, насколько он был реален. Тёплые руки, скользящие вдоль тела, мягко сминающие ткань пижамы, жарко оглаживающие бёдра и вставший член. Он практически уверен, что это было на самом деле. В конце концов, разве Дзёно не способен на это больше, нежели его собственное подсознание, в котором обычно скрывались только чудовища. Был ли Дзёно одним из них? Тачихара вздрагивает, поспешно распахивая глаза. Злится на очередной неиссякаемый поток мыслей. С чего ему думать об этом так? С какой стати до сих пор сомневаться? В конце концов, Дзёно единственный, кто поддерживал его так усердно и кто продолжает делать для него так много. Кто убедил даже Теруко ничего больше не утаивать, хотя, должно быть, в его же интересах было бы этого не делать. Просто дождаться момента, когда Мичидзо вернётся в строй, окончательно поддастся назревающим чувствам и действительно не захочет никуда уходить. И добровольно останется рядом с ним. А что он хочет теперь? — Боже, да хватит об этом думать. Он одёргивает себя, но это не помогает. Кривя губы, злится на собственное сознание, на этот голос в голове, что не затыкается, подбрасывая всё новые поводы для сомнений и переживаний. Как будто их когда-нибудь было мало. Должен ли он спросить Дзёно прямо? И каким должен быть вопрос? Может, просто приняться уже за работу? Взгляд скользит по поверхности, минуя стопку бумаг, и останавливается на белой пластиковой баночке без этикетки. — Чёрт. Может быть, ко всему прочему, он должен был хотя бы запомнить, когда ему следует принимать чёртовы витамины. И да, об этом он забыл расспросить Теруко и забыл, во сколько ему нужно попасть в медблок. Откинувшись на подушке, он со вздохом тянется к телефону — листает общий чат с бесконечными указаниями. Кажется, она чувствует себя превосходно на новой должности. Словно правда способна не оборачиваться на всё, что было. На всё, что их привело сюда. На всё, что она чувствовала к Фукучи до того, как— Мичидзо не представляет, каким образом она с этим справилась. В личных сообщениях ей заботливо продублированы расписание и некоторые документы, которые он скачивает не задумываясь, чтобы после забыть и не прочитать. Она также любезно напоминает, что визит в лабораторию назначен после обеда. Что он должен принять две капсулы перед этим. И что всё будет хорошо. Им действительно стоило бы оставить ему инструкцию. Вздохнув, он не находит, что ей ответить, и просто тянется за таблетками. Чуть морщась, глотает две штуки, не запивая, затем ложится обратно, зарываясь носом в подушку, позволяя себе забыться совсем немного — перед тем как снова встать и заняться делом. Разумеется, он засыпает. И не знает, сколько проходит времени, когда вновь ощущает прикосновения. Успокаивающие, скользящие ниже, словно желающие повторить сон, который скорее всего им не был. Встрепенувшись, он разлепляет веки, следя за рукой, что, разумеется, принадлежит Дзёно. Пальцы, обтянутые белой перчаткой, невинно лежат поверх покрывала на его поясе. Мичидзо трёт переносицу, слыша насмешливый голос: — Доброе утро. В ответ выходит только жалобно простонать, прикрывая лицо рукой: — Не говори, что уже обед или что-нибудь в этом роде. — Я рад, что ты отдохнул. Но Тачихара не чувствует себя отдохнувшим и с трудом приподнимается, чтобы сесть. Его форма, что и до этого не была отглажена, теперь выглядит ещё хуже. Стопка бумаг так и лежит на столике, неровная и покинутая. Почему-то все начинания пока ни к чему толком не приводят. Он смотрит на Дзёно, что выжидающе склонил голову. Он сидит слишком близко, до сих пор не убирая руку, и, кажется, совершенно об этом не заботится. Мичидзо сдержанно отодвигается, маскируя волнение за усмешкой, когда всё-таки решается задать вопрос, с подозрением глядя на ладонь, соскользнувшую на бедро: — Ты ведь не домогаешься до меня во сне? Лицо Дзёно остаётся невозмутимым, когда он поводит плечом, непривычно серьёзно отвечая: — Нет. Разумеется, для начала я бы разбудил тебя. Тачихара нервно усмехается, наконец-то выныривая из-под его руки, и садится рядом, ища повод сменить невзначай поднятую им самим тему на что угодно. Потому что он не готов. Не готов говорить об этом таким серьёзным тоном. Дзёно спасает его прежде, чем удаётся что-то придумать. Кивнув на бумаги, спокойно спрашивает: — Как тебе новая программа? Теруко ведь посвятила тебя во все детали? — Ну… Мичидзо медлит, вспоминая о самом главном. И, немного обдумав это, наконец выдыхает: — Теперь я понимаю, почему ты спрашивал. Имея в виду вопрос о будущем. О том, кем он хотел быть на самом деле, если бы мог без последствий уйти отсюда. Всё ещё странно осознавать, что теперь у него и правда будет такая возможность, что казалась прежде недостижимой. Дзёно кивает с пониманием, спокойно замечая: — У тебя есть ещё время, чтобы обдумать это как следует. — Но… — Тачихара чуть хмурится. — Я думал, что и так уже знаю ответ. Это правда. После всего, что случилось, он ведь пришёл к этому. Он понял, что должен быть именно здесь. Было ли это лишь способом наконец смириться? Ведь всё это время он жил, полагая, что не имеет настоящего выбора. Но теперь он и правда есть. Теперь, когда это так не вовремя. Когда какой-то частью себя он уже, кажется, всё решил. И так сильно хотел только одного — в чём, конечно, не мог ещё вслух признаться. Просто остаться здесь рядом с Дзёно. — Тачихара… Ладонь снова оказывается на плече, и это приятно знакомый, успокаивающий жест. И столь же мягкий спокойный голос, что столько раз направлял его и подбадривал: — Послушай. Мне жаль, что ты так долго был лишён выбора. Ты заслуживаешь стать тем, кем действительно хочешь быть. И я поддержу тебя в любом твоём решении. Потому что ты заслуживаешь лучшего, чем то, что тебя сейчас окружает. Мичидзо хрипло усмехается: — Ты меня окружаешь. — Да. Тон Дзёно снова слишком серьёзен, когда он повторяет, не улыбаясь: — Ты заслуживаешь лучшего, — пальцы сжимаются на плече, и голос становится немного тише. — Я ничего не прошу, но пообещай опираться только на свои чувства, а не на мои. Я и так себе позволил уже слишком много. Он осторожно отводит руку, без улыбки выдыхая: — По правде говоря, я не должен был этого делать. Тачихара хмурится. Ему не нравится этот тон. Не успев даже задуматься, он поспешно спрашивает: — И что это значит? Я никуда ведь не ухожу ещё. И ни на что даже не жалуюсь. Дзёно качает головой. — Возможно, было бы лучше, если бы ты ушёл. — Что?.. Пара секунд молчания, что заставляют съёжиться, наконец проходят. — Пойми меня правильно, — Дзёно вздыхает, чуть улыбаясь, и вновь прикасается к его плечу. — Разумеется, я бы хотел, чтобы ты остался. Но также я хотел бы, чтобы ты был в безопасности и делал то, чего действительно хочешь. Я не хотел на тебя давить или ещё больше тебя запутывать. Ты очень дорог мне, но я не планировал ничего с этим делать, пока… — его губы вздрагивают. — Пока мы оба чуть не погибли. Это напомнило мне о том, что иногда мне и правда ещё хочется жить. Вот и всё. Вот и всё? — Тебе необязательно ничего с этим делать, Тачихара. Правда. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Мичидзо всё ещё хмурится, неуверенно сжимая губы. Да, кажется, ещё с утра жилось намного легче, когда выбора никакого у него не было. Было только приятное ощущение после сна, который в кои-то веки не был кошмаром. Когда он не думал о будущем, что и правда зависело от его решений. И о том, что, возможно, Дзёно делает то, что делает, исключительно из-за того, что они оба каким-то чудом выжили. И Тачихара не знает, что об этом думать. Не знает, что отвечать. Где-то на задворках сознания маячит выход — слова, что могут помочь этого избежать. Хватаясь за них, он не задумывается о том, как, должно быть, ужасно беспомощно это выглядит. Когда он спрашивает, бессовестно отводя огонь от себя: — Ну и... а что у вас с Тэтчо-саном? По лицу Дзёно молниеносно проходит тень, но отвечает он на удивление сдержанно и терпеливо, почти не показывая раздражения: — Боюсь, он тоже чересчур впечатлился тем, что я чуть не умер. И даже смог сформулировать свои впечатления. В кои-то веки. Тачихаре вдруг становится очень неловко, и он практически винит себя за его упоминание, но всё-таки решает идти до конца, желая разобраться хоть в чём-то. Хотя бы в этом. — Так значит он… сказал, что любит тебя или что-то такое? Дзёно немного морщится, прежде чем кивнуть. — Не совсем в этом смысле, но в общем да. Он готов и на этот смысл. Я никогда не приму это, но всё же стоит отдать ему должное. Я уважаю его за то, что он сумел признаться. Мичидзо молча осмысляет это. В отличие от Тэтчо, сам он не может похвастаться такой смелостью. Делом всей его жизни было прятаться и утаивать. Сложно избавиться от этого даже сейчас, когда с ним так откровенны. Когда и правда не осталось никаких больше тайн. Ведь так? Кроме того, что же чувствует, чёрт возьми, он сам. И какое решение должен будет принять уже в скором будущем, что его ждёт после чёртового совершеннолетия. Мысли снова начинают скручиваться спиралью, смешиваясь в тяжёлый ком и нагоняя только тревогу. Он ведь должен озвучить их? Он не должен больше молчать? Об этом странном и неуютном чувстве, заставляющем его ревновать. Дзёно мягко поглаживает по спине, не надавливая и не торопя. И Тачихара, прокашлявшись, наконец-то негромко спрашивает: — А если бы я ушёл, ты и Тэтчо-сан... — стыдясь этих слов, он заканчивает на одном дыхании: — Думаешь, вы могли бы быть вместе, если бы не я? Ладонь замирает между лопаток, и на лице Дзёно появляется странное нечитаемое выражение. Мичидзо чувствует себя глупо и хотел бы, чтобы его уличили в этом прямо сейчас. Чтобы пришла наконец решимость сказать нечто иное, может быть, даже умное и уж точно, чёрт возьми, не касающееся Тэтчо-сана. И Дзёно вдруг произносит — совершенно серьёзно: — Тачихара, иногда ты такой дурак. И этого более чем достаточно. Губы вздрагивают в полной готовности согласиться, но Дзёно сдержанно продолжает, нарочито обиженно отводя руку: — Знаешь, это самое оскорбительное, что ты мог сказать мне. Иди и подумай над своим поведением. — Ну прости! — Мичидзо нервно смеётся, хватаясь за его запястье, чтобы вернуть обратно к себе на плечо. — Прости. Давай я пообещаю никогда больше не заговаривать про Тэтчо-сана? Сайгику хмыкает, чуть улыбаясь, позволяя руке вернуться. Но говорит всё ещё серьёзно, совсем негромко: — Ты ведь знаешь, что сейчас у тебя нет поводов с кем-то сравнивать себя. Правда же? Тачихара держит его ладонь, непроизвольно сжимая пальцы, ощущая, как в груди что-то больно сдавливает. Да, конечно. Дзёно прав и всегда был прав. Всегда пытался помочь с этим — ещё тогда, в первые недели в отряде, давным-давно, когда Мичидзо было страшно засыпать и просыпаться. Когда он бесконечно возвращался к мыслям о том, как бы со всем этим справился тот, кто всегда и во всём был лучше. И, путаясь в мыслях, в итоге не знал, кого с ним сравнивал больше на самом деле — себя или Дзёно, или, может быть, всех вокруг. С тем идеальным образом, что помнил из детства о старшем брате. Которого на деле почти не знал. Протяжно вздохнув, Мичидзо снова ругает себя, не зная, что ещё с этим делать. Придвигаясь, безмолвно ищет поддержки в объятиях, что вроде как должны помогать чувствовать себя лучше. И это правда. Они помогают. Без слов руки смыкаются за спиной, не оставляя расстояния между ними. Уткнувшись носом в воротник, он собирается с силами ещё немного, прежде чем прошептать — прямо Дзёно в шею: — Прости, что сказал это. Я дурак. Может, я просто до сих пор не могу поверить… — он замолкает, чтобы собраться, сказав чуть тише: — Я... Я устал сомневаться. Я просто хочу быть здесь. Я правда не хочу никуда уходить. В эту секунду он ощущает, как его гладят по голове. И слышит мягкую усмешку после молчания: — Ты никуда и не уйдёшь в ближайшие месяцы. Всё в порядке. Дзёно чуть отстраняется, и его руки опускаются ниже, в итоге ложась на бёдра. Хмыкнув так, словно это произошло случайно, он насмешливо спрашивает: — Так, значит, тебе снилось, что я домогаюсь тебя? Мичидзо фыркает, не отодвигаясь. Ему становится правда легче, когда он снова видит улыбку, слышит привычный тон, что так мягко его подстрекает. Всё, что позволяет опять расслабиться и, может, больше пока не говорить ни о чём серьёзно. Лишь усмехнуться, сощурившись, так близко видя его лицо: — Разве ты мог упустить такой шанс? — Только если бы ты хотел этого. В груди покалывает от волнения. Он ведь хотел? Так мог ли он наконец признать это? Может, без слов, лишь одним движением — просто податься вперёд и коснуться губ, разделив с ним одно дыхание. Обнимая за шею, не заботясь о том, сколько мыслей обрушится за это после. «Иногда мне и правда ещё хочется жить» Это чертовски так. Никто не знает, что будет дальше. Дзёно тоже не может знать. Качнувшись вперёд, Тачихара целует его, крепко закрыв глаза.