Щенки

Инуяша не бежал — нёсся, плохо разбирая дорогу. Его вёл только запах, он прыгал через кусты и отталкивался от деревьев. Увидев брата, мальчишка сорвался на четвереньки, как собака, и запрыгнул ему на шею, обвив ногами. Белое облако одуванчиков, летящее вслед за ханьо, осело на мокомоко Сэссёмару, развевающееся на ветру. Инуяша сжал брата от всего своего маленького сердца, крепко. Скуксился, но не заплакал. Сэссёмару молча обнял в ответ — и они замерли, дыша друг другом. Уши мальчишки прижались к голове — от нежности и облегчения. Сэссёмару на мгновение закрыл глаза — снова золотые, как у отца, — вдохнул родной запах: молока и травы, костра, бабкиного супа… человека и демона-щенка. — Я дома. И Сэссёмару молча понёс Инуяшу туда, где росло священное дерево, — и где уже приветственно поднимался дым от очага. Волосы дайёкая снова были белыми.

***

Сэссёмару ничего не рассказал. Он принял у мико еду, хотя теперь был демоном и не нуждался в человеческой пище, почесал Инуяшу за обоими ушками, выслушал его рассказы о чепухе, которой тот занимался всё это время. А к вечеру, когда на плечи дома навалились сумерки, взял нагинату и отправился к озеру. Конечно, Инуяша увязался за ним. Трава по-прежнему была высокой, и мальчишка с трудом продирался через неё, еле поспевая за братом. И всё же он успел увидеть, как тёмная вода сомкнулась и пошла волнами, а на лице Сэссёмару оказалось несколько брызг, похожих на слёзы. — Э? Зачем ты выбросил её, братец? — не понял Инуяша. — Разве ты не искал эту найгинату? — Нагинату, — поправил Сэссёмару и сел на песок, задумчиво глядя на круги, всё ещё идущие по воде. Лицо его было странным — полным необъяснимой тоски. — Ну, нагинату… Разве она не сделала тебя сильнее? Старший брат не ответил. Он провалился в свои мысли, и его взгляд стал отсутствующим, далёким, заледеневшим. Ханьо внимательно посмотрел ему прямо в лицо, а потом плюхнулся на песок рядом и притиснулся сбоку, обнял. Инуяша всё понял, понял всё! — Она умерла, да? Та женщина… Если хочешь, то можешь плакать, братец. Я никому не скажу. В начале лета распускались цветы и прилетали птицы — теперь, в конце лета, цветы вяли, и птицы собирались на юг. Жизнь шла своим чередом (и у каждого — свой черёд).