Щенки

Проснувшись, Инуяша вначале испугался, увидев перед глазами брата. Во-первых, тот всё ещё был человеком. Во-вторых, он крепко спал, и не сидя, как обычно, а выпрямившись на татами. — Бабка, — прошептал он, выползая из дома на энгаву, где жрица чистила корешки на суп. — Он спит… он никогда так не спал… — Конечно, спит, дурачьё. Он сказал, что шёл от горы Хакурей без остановки. Это не в вашем шаре летать. — Нет, ты не понимаешь… братец всегда настороже. А тут спит, как убитый. Старуха сдавленно улыбнулась — Инуяша обиделся бы, рассмейся она. — Пусть спит нормально, как человек. Иди-ка ты лучше дров принеси — отстань от брата. Инуяша потянул ногу, чтобы почесать за ухом, но старуха зыркнула на него исподлобья, и он почесался рукой. Затем глянул обратно в дом, отодвинув бамбуковую циновку, заменявшую дверь. У дальней стены так и спал Сэссёмару — с беззащитным лицом, слишком расслабленный, слишком голый без своих отметок высшего демона. Инуяша глухо рыкнул и отправился за дровами, стуча пятками очень громко и зло.

***

Тускло догорает камин, и в спальне — густые тени. Расшторены окна, чтобы не было страшно — так видны звёзды и рябая луна. Сэссёмару просыпается, когда слышит шаги у кровати. У фигуры не видно лица, но есть запах. Она садится и тяжёлую ладонь кладёт поверх его вспотевшего лба. — Папа?.. Тога широко улыбается. Виден блеск его глаз. Его сильные руки вытаскивают Сэссёмару из-под одеяла, как куклу. — Разве ты не рад? — смотрит на него генерал, нежно приспустив веки. — Рад. Но только глаза выдают чувства малыша-дайёкая, всё ещё горячего, разнеженного после сна. Он смотрит на отца с трепетом и восхищением, моргая редко и медленно. Тога снова широко улыбается и касается его лба своим лбом, а потом — горячо целует крохотный полумесяц. — Я скоро уйду. — Уже? — пугается Сэссёмару: его лицо, тихое и счастливое, тут же мрачнеет и куксится. — Поэтому я разбудил тебя. Мне нужно кое-что рассказать. Тога прижимает его к себе — тепло и крепко. Сэссёмару обхватывает сильную шею, кладёт голову ему на плечо, сплюснув щёку. Рука гладит его по волосам и спине, убаюкивая. Он так давно об этом мечтал!.. Потом Тога забирается под одеяло, и они вместе лежат в тусклом свете огня. Сэссёмару прижимается к его горячему боку, вцепившись когтями в хаори — ему очень не хочется его отпускать. Не ясно, когда они снова увидятся, и Сэссёмару с удовольствием и тоской просто слушает отца, вдыхая запах и не сводя влюблённого взгляда. По крайней мере, Тога только его сейчас...

***

Сэссёмару проснулся, словно вынырнув из пруда. Лоб больно стукнулся о лоб Инуяши — мальчишка отскочил и завалился назад, хватаясь за голову с громким «ай». — Я говорила тебе отойти, дурачьё, — с упрёком заметила бабка, варя суп возле зажжённого очага. — А ты всё отлипнуть не мог от брата. Сэссёмару приподнялся на локте, потёр свой лоб, затем — лоб Инуяши. Ханьо радостно и нежно обхватил его руку. — Ты проспал весь день, братец! Сэссёмару нахмурился, оглядываясь к окну — действительно, были видны звёзды и луна. Он спал, ничего не слыша, ничего не чувствуя — как человек. Это пугало, но Сэссёмару привык не показывать страх. — Я должен уходить, — сказал он, садясь и чувствуя усталость, словно не проспал столько часов. — Мне нужна лошадь. — Уже? — испугался Инуяша, вцепившись в него когтями через хаори. Сэссёмару вздрогнул — теперь он чувствовал всё острее. — Прости, братец… не уходи! Ты ведь только пришёл! — Перестань, Инуяша. — Ты же человек, забыл? — высказалась и бабка. — Тебе опасно ходить по ночному лесу… Да и где я найду тебе лошадь сейчас? Отдыхай до утра — всё решишь завтра. Сэссёмару действительно забывал, что нельзя делать в человеческом теле. Ему и так пришлось идти ночью от горы Хакурей — хотя он по-прежнему искусно владел мечом, это был большой риск. Инуяша плюхнулся на колени рядом с его рукой и прижался к ней — было видно, что он соскучился. — Всё из-за той женщины, да? — проницательно заметил мальчишка. — Что ты будешь делать теперь, братец? — Я узнал способ, как поднять нагинату со дна… Откуда синяк? Сэссёмару отодвинул край белой рубахи, в которой был Инуяша — в хаори ему стало жарко, и он разделся. Багровое пятно, которое лишь слегка виднелось из ворота, оказалось размером с камень. Глаза старшего брата опасно блеснули. — Я говорил не водить его к людям. — Я сам, братец… — испугался Инуяша. — Я сам пошёл… там дети играли в мяч. — Прости, не уследила — да я и не думала, что… — Я. Говорил. Тебе. Лицо Сэссёмару заострилось от злости. Даже без своих демонических сил он мог напугать: ни его взгляд, ни голос не изменились. Но мико тоже была не из робких — недолго думая, она сердито швырнула в него поварёшкой. Сэссёмару не успел отмахнуться, и та отскочила от его головы, со стуком падая на пол. Глаза дайёкая удивлённо расширились — не из-за реакции старухи, а от осознания, как он медлителен и слаб. — Смеешь рычать — ищи себе другую мико, мальчишка! По-твоему, я хотела, чтобы в Инуяшу бросали камни? — возмущённо воскликнула бабка и осеклась, всё поняв. — Ты чего не отмахнулся-то, а?.. Инуяша тоже посмотрел на брата с недоумением и любопытством. Кажется, они все не до конца понимали, что Сэссёмару был запечатан в человеческом теле — и у него по-настоящему не хватало ни скорости, ни сил. — Оставайтесь-ка вы здесь, — припечатала мико решительно, поднимаясь на ноги и кряхтя. — Сейчас покормлю вас, и завтра решим, что с лошадью… А детям я уши надрала — не переживай. Они больше не посмеют обижать Инуяшу. Старуха зашуршала скарбом. Ханьо снова прижался к Сэссёмару, и тот рассеянно приобнял его рукой. Сэссёмару не знал, что делать — и это нависло над ним, как туча, омрачая лицо. — Ты не переживай, братец. Я сильный! Я всех перекусаю за бабку и за тебя!