Щенки

Инуяше было плохо. Он то приходил в себя, то снова уплывал на тошнотворных волнах. Мальчишке казалось, что они с братом где-то на лодке в море, и только свет и тепло знакомого очага подсказывало: они у старухи. Иногда он глухо рычал, чувствуя лихорадку и боль. — Ну, щенок настоящий, — замечала тогда старуха, садясь рядом с Сэссёмару и трогая лоб ханьо. — Ох, бедное моё дурачьё!.. Потом они снова затихали: Мёга дремал в волосах Инуяши, мико готовила отвар из трав, которым хотела напоить мальчика, а Сэссёмару погружался в думы, изредка проверяя Инуяшу, которого он так и не выпускал из рук. Время тянулось долго. Рассвет всё никак не наступал.

***

— Где твой хвост? — спросила старуха между прочим. — Непривычно видеть тебя таким. — Не важно. — Поди важно — наверняка дорогой сердцу. — Всего лишь вещь, — спокойно откликнулся Сэссёмару, на мгновение удивившийся самому себе: раньше он мог убить за то, что кто-то испачкал мех, доставшийся от отца. А теперь — всё равно. Мысли были только об Инуяше. — Где… нагината? — вдруг слабо спросил ханьо, дёрнув ухом. Глаза его оставались закрытыми, но, видимо, ему стало немного лучше. — Нагината?.. Сэссёмару задумчиво стёр капельки пота вокруг носа-кнопки, заставив Инуяшу сощуриться. Затем глаза старшего брата недобро сузились — он понял. — Дурак. Поверил всему, что она сказала. — Разве я… не товар? — Ты сын Ину-но-Тайсё. Лихорадочный румянец всё ещё не сходил с нежного личика Инуяши. Когда он посмотрел на старшего брата, по вискам быстро скатились слёзы — было не ясно, из-за жара или чувств. — Ценная полукровка?.. — Хватит говорить глупости, Инуяша. Ты мой брат. Хотя Сэссёмару сердился, он всё же стёр с лица ханьо следы от слёз вместе с новыми крупинками пота. Те набухали, как почки деревьев, каждые пару минут. — Я не собираюсь оставлять тебя. Я это пообещал. Инуяша внимательно посмотрел ему в глаза, и, словно увидев что-то, прильнул к нему, доверяя. Он потянулся, чтобы обхватить шею брата, и Сэссёмару послушно приподнял его. Голова Инуяши прижалась к плечу, где больше не было меха. — Мне душно, братец… Тогда Сэссёмару молча поднялся и вынес ханьо на свежий воздух из натопленного дома. Тихо накрапывал дождь, свет луны падал на дорожку, ведущую к деревне. Сэссёмару одним прыжком оказался на ветке дерева — ему хотелось побыть одному. Без взглядов мико и кряхтения Мёги, хотя, конечно, Сэссёмару ценил их помощь. Он прислонился к дереву спиной и прижал к себе притихшего Инуяшу ещё сильнее, защищая от ветра. Казалось, воздух хорошо повлиял на мальчишку — ханьо положил щёку на плечо брата, сонно глядя на лес, и больше не терял сознание. Капли стучали по листьям, вкусно пахло озоном. — Прости, — вдруг буркнул Инуяша. — Я… буду сильным… когда-нибудь. Сэссёмару лениво погладил его по голове, убаюкивая, а Инуяша рассматривал луну, просвечивающую сквозь ветки, и чувствовал, как восстанавливается его ёки, — Сэссёмару тоже это чувствовал. И пока всё снова было хорошо.