Прошу, не отпускай меня вновь

      Сону устал.       Подобное чувство с ним уже многие месяцы.       Пересекая гостиничный номер, он ловит себя на мысли, что хочет погрузиться в сон, едва коснувшись постели.       Стоило бы быстро принять душ, но усталость берёт верх, соблазняя вариантом просто переодеться в пижаму и оправдывать свой поступок уже принятой после концерта ванной.       Это ощущение изнеможения, бесконечно пронизывающее его кости, непрерывное жжение в глазах… Казалось, будто парень медленно лишается рассудка.       Правда в том, что Сону уже долго живёт несчастной жизнью.       Вспомнить какое-то конкретное событие, превратившее его без преуменьшения счастливую жизнь в одинокое существование, сопоставимое с ощущением бабочки в аквариуме, не выйдет, даже если попытаться. Динамика в группе с каждым днём становилась всё более неловкой, и Ким был твёрдо уверен в том, что это его вина.       Конечно, было бы совсем глупо считать, что источник всех проблем — Сону, однако сам парень понимал, что стоял у их истоков и не делал совершенно ничего, чтобы положить этому бардаку конец.       Всё-таки стоит принять душ, чтобы очистить свой разум от навязчивых мыслей и получить эти желанные ощущения свежести и чистоты, которые помогут ему поспать хотя бы часиков пять.       На данном этапе своей жизни он не знает, счастлив ли он от того, что у него есть отдельная комната, или только пытается убедить себя, что это всё, чего он хотел. Сону чувствует, как рушатся его последние барьеры, как последние следы гордости ускользают сквозь пальцы вместе с силой, необходимой для сохранения маски безразличия.       Конечно, это не значит, что у него не осталось никого, на кого можно было бы положиться в группе. Это не так. Чонвон и Джей-хён всегда были готовы выслушать его, и, если уж совсем всерьёз разбираться, Сонхун-хён и Джейк-хён тоже были к нему так же добры. Хисын же по отношению к Киму с тёплых и дружелюбных отношений в Айленде перешёл на отстранённые и избегающие.       Сону не знает, почему это произошло, но не хочет сейчас на этом зацикливаться, чтобы вновь не увязнуть в тяжёлых размышлениях.       Ничто не кажется прежним, ничто не кажется правильным.       Во времена Айленда, в силу того, как всё происходило, связь, возникшая между парнями в финальной части, проявлялась по-разному и с очень разной степенью интенсивности. Даже когда Сону и других мемберов отправили в главный корпус, он ясно чувствовал взгляды, брошенные на новую линию Айленда, лёгкое неприятие, прикрытое дружелюбными улыбками.       Конечно, Сону оставил всё это в прошлом, потому что он знает: основным условием успеха группы является динамика, и он не мелочен, чтобы позволять чему-то подобному нарушать их шансы на этот успех.       Но так сложилось, что человеком, с которым он сблизился сильнее всего, был Ники. Мальчик, служивший единственным напоминанием Сону о приобретённой им дружбе и походивший на осиротевшего потерянного ребёнка.       Первые месяцы после шоу были смесью полного изнеможения и волнения от работы над хореографией и песнями, а также ожидания скорого официального дебюта.       В это время Сону и Ники были прямо-таки неделимы. Даже не так: скорее, младший неотрывно следовал за Сону повсюду и даже ложился спать с ним в одну постель. Поначалу это было действительно странно: Ким не привык быть настолько физически близко к кому-либо, и уж тем более, если этот кто-то одного с ним пола. Однако первоначальное чувство смущения отступило, и он даже начал ожидать прихода макнэ по ночам.       Ники был слишком юн, как и все они, поэтому искал кого-то, в ком бы нашёл утешение. И Сону понимал, что был для японца тем самым необходимым источником поддержки. Страшно признавать, но даже сам он увидел в младшем опору для себя. И, кажется, продолжал видеть.       Лишь спустя какое-то время после официального дебюта Сону начал позволять себе сближаться с другими участниками. С кем-то он быстро находил общий язык, а с некоторыми другими общего было мало. Но, поверьте, каждого он любил и считал своей второй семьёй.       Время шло. У них случился первый камбек, а популярность набирала обороты. Сону подсознательно ощущал, что однажды они смогут достичь чего-то действительно большого. Со здоровьем не было никаких проблем, друзья были рядом, а количество их фанатов росло в геометрической прогрессии. Всё шло просто прекрасно, и Сону был счастлив и полон надежд.       Пока всё это не дало трещину.       Отношения Сону и Ники с самого начала были классическим примером отношений Тома и Джерри. То, что их личности не могли взаимодействовать иначе, сомнению не подлежало. Младший любил дразнить, а Сону давал вдоволь этим насладиться.       Ники без преуменьшений поддразнивал его по любому поводу, пытаясь заставить Сону очаровательно надуть губки. За всеми этими провокациями и шутками не было злого умысла, и Киму даже нравился такой тип общения. Настолько нравился, что это всегда вызывало у него мурашки по коже и лучезарную улыбку. Их поведение со стороны напоминало глупое ребячество.       Они напоминали стереотипную парочку из детского садика, в которой мальчик дразнит симпатичную ему девочку. Такое мысленное сравнение не могло не смущать Сону.       Помимо Ники были и другие участники, любящие подшучивать над Кимом. Например, Джей и Сонхун. Но Сону знал, что в какой-то момент это фактически стало их языком любви к нему. Вдобавок к их юности и незрелости это сделало его буквально мишенью, но только в самой милой и беззаботной форме.       И это вовсе не задевало. Ким понимал, что всё сказанное ими было лишь для того, чтобы вызвать у него реакцию и не более. Такое быстро осознаёшь, находясь рядом с ними сутки напролёт.       Однако, по-видимому, мир думал иначе.       И всё начало меняться.       В какой-то момент во время перерыва между репетициями Сону наткнулся на ветку в твиттере, где были собраны моменты с ним и Ники. Наличие пейрингов в группе было абсолютной нормой для каждого айдола и не являлось большой проблемой.       Но та публикация была несколько иная. Пусть Сону и не был хорош в понимании иностранных языков, он всё равно стал читать пост на английском. Каждое подкреплённое видео было частью подборки шуток участников о теле Сону, в частности о его весе. Прокрутив всю публикацию до конца, Сону почувствовал, как что-то внутри него сжалось.       Лучшим решением тогда показалось просто закрыть твиттер и убрать телефон куда-нибудь подальше, забыв об этом и забив на слова написавшего подобное энджини. Было ужасно неприятно вспоминать те резкие высказывания в адрес Ники. И что было куда хуже, сам для себя Сону не мог их опровергнуть. И это камнем засело у него внутри.       Не обсудив это ни с кем, Сону надеялся позволить этому исчезнуть в потоке другой информации. Надеялся на быстротечность мнений в Интернете.       Едва ли он подозревал, что это было лишь началом. Внезапно, словно по щелчку, в каждой социальной сети в обсуждениях их группы стали всплывать всё те же отрывки видео, сопровождаемые надписями того же характера, что и в том посте из твиттера.       Мемберы стали вести себя несколько иначе, будто и в самом деле чем-то обидели Сону, и лишь безмолвно бросали на него виноватые взгляды. В частности это были Джей и Сонхун. Даже непоколебимый Чонвон казался несколько нервным, пусть и старался и дальше натягивать миловидную улыбку с ямочками на щёчках.       Но с Ники всё было иначе.       Наверняка, он пострадал больше всех, находясь в самом эпицентре обрушившегося на них урагана.       Сначала он просто перестал приходить к Сону в постель. Конечно, к этому времени он из ранее проводимых пяти или шести ночей с Кимом стал навещать его всего два-три раза в неделю, поскольку не хотел сильно стеснять. Но лишь когда собственная кровать стала казаться слишком большой и одиноко холодной на протяжении уже нескольких недель, Сону заметил перемену.       Ким решил дать макнэ время побыть одному, чтобы осознать происходящее.       Ситуация же становилась всё хуже: Ники начал избегать нахождения с ним наедине. Затем кореец решил попытаться с ним поговорить; в конце концов, японец был его лучшим другом, и они могли бы исправить возникшее между ними недоразумение простым разговором, в котором Сону бы дал младшему понять, что никогда прежде не считал и в будущем не собирается считать его каким-то плохим. Ведь он знал настоящего Нишимуру.       Но Ники, словно распустившийся цветок в обратной перемотке, закрылся в себе. Ким видел его взгляд в пустоту, опущенные и ссутуленные плечи, читаемую на лице и растущую с каждым днём опустошенность. То была лишь оболочка.       После большого количества безуспешных попыток поговорить Сону сдался. Их отношения теперь держались лишь на том, что они жили вместе и были в одной группе.       Кореец и без того никогда не был человеком, проявляющим инициативу в подобных ситуациях, и лишь ради Ники и всего их связывающего старался и переступал через себя больше, чем за всю свою жизнь. Но этот холод и игнорирование в ответ на попытки достучаться не могли не пугать, особенно если до этого знакомы были лишь тепло и обожание младшего. Старший не знал, как вести себя с таким Ники, и это истощало.       Это было выбивающее из колеи чувство потерянности, давшее понять, что Сону не имел ни малейшего представления о том, насколько он зависим от Ники. Всё это давило до удушья.       В течение следующих месяцев Сону чувствовал себя чужим в группе. Ники переменился, найдя новую опору в Хисыне и Джейке, и показал себя с новой стороны, неведомой старшему ранее.       Этот раздутый из воздуха скандал подорвал все дружеские отношения Сону с участниками, построенные с самого приезда из Айленда, кардинально изменив динамику группы. Это ощущалось как отсутствие почвы под ногами, и Ким не знал, как вести себя в новой сложившейся системе, чтобы вернуть всё, как было.       Такое большое отчаяние вынуждало день за днём идти на очередную ложь для всех: вставать с кровати и скрывать страдания из-за растущей пропасти между ним и группой.       Спустя ещё несколько месяцев с ним впервые нормально поговорили. И это был Джей. Сону был один в комнате, которую делил с Чонвоном и Сонхуном, и лежал в постели, когда тот предварительно постучал, спрашивая разрешения, чтобы войти.       Было уже довольно поздно. Кинув беглый взгляд на время в телефоне, Сону отметил, что уже 11:34 ночи.       — Джей-хён? — сказал Ким, приветствуя и вопрошая одновременно.       — Сону-я, — на автомате ответил он. Судя по внешнему виду, он был будто бы слегка потерянным и боящимся начать разговор. Сону выжидающе смотрел на него, безмолвно предлагая ему продолжать.       Сев в постели, Ким освободил место для старшего. Не считая Чонвона, только Джей делал хоть какие-то попытки сохранить отношения, пусть и не подходил, чтобы разузнать мнение о сложившейся ситуации.       Джей молча сел у его ног. Не зная, что сказать, Сону не нарушал молчания.       Примерно через целую минуту Джей начал.       — Сону-я, прости, — Сону почувствовал, что его ударило током от того, насколько неожиданно это было. Джей продолжил: — Я знаю, что, возможно, уже поздно, но я действительно хочу сказать, что...       Сону посмотрел ему в глаза, начиная чувствовать, как эмоции сотрясают его изнутри. Его глаза без разрешения наполнились слезами.         — Джей-хён, — попытался прервать он, но голос сорвался.         — Нет, пожалуйста, позволь мне сказать это, Сону-я. Я думал о том, как поговорить с тобой, но много раз трусил, — он выглядел пристыженным. — Я просто хотел извиниться. За всё. Из-за того, что я сказал о тебе, я был огорчён, но не только из-за этого, а ещё и из-за того, что не сумел извиниться перед тобой, когда следовало.       Сону чувствовал, как внутри у него всё сжимается. Он наклонился, не желая, чтобы Джей видел его слёзы.         — Я знаю, что был неправ и позволил своей гордости взять верх. На самом деле моя мама воспитывала меня не таким ужасным человеком, — Сону услышал, как он издал горький смешок, и осмелился взглянуть на него. Джей был на грани срыва, и Сону почувствовал, что должен это исправить.       — Хён, я знаю, что вы, ребята, не были се...         — Пожалуйста, Сону-я, не надо, — они смотрят друг другу в глаза. — Прошу, позволь мне извиниться.       Он подождал, пока Сону кивнёт, и продолжил.       — Я должен был прийти к тебе в тот день, когда увидел всю эту чушь, вместо того чтобы прятаться за притворным безразличием. Я прошу прощения за то, что так долго не говорил этого, и за то, что позволил тебе пройти через всё это в одиночку, за то, что не был рядом с тобой. За то, что не был тем хёном, которого ты заслуживаешь.         В этот момент Сону стало трудно дышать из-за силы его слёз и вздохов, которые хотели вырваться из его груди.       — Хён, спасибо, что сказал это, — он попытался сдержать всхлип, вытирая слёзы тыльной стороной ладони.         Внезапно он почувствовал, как кто-то убрал руки с его лица и схватил их в свои ладони. Мягчайший хлопок прижимался к его щекам, в то время как Джей прижимал его к своей груди, произнося море извинений и проливая свою порцию тихих слёз.         В ту ночь Сону почувствовал, что больше он в группе не один.       Несколько недель спустя, когда они собирались уходить домой, к нему подошёл Чонвон. Он спросил, не может ли Сону уделить ему несколько минут. Ян извинился за то, что был недостаточно хорошим лидером, чтобы защитить своих участников, и за то, что не был первым, кто заговорил с Сону. Хотя Ким понимал, что у Чонвона тоже было много поводов винить себя.       Конечно, Сону не скажет, что быть изолированным от остальной группы столько месяцев было легко, но опять же, во всём этом беспорядке кто-то был виноват. Пусть и не намеренно.         Сону также знал, что Чонвон был всего лишь подростком. Даже несмотря на то что он был их лидером, он все ещё был парнем из старшей школы, изо всех сил пытающимся совмещать это с ответственностью за глобальную группу. Он никогда бы не стал винить кого-то другого. И Ким сказал ему об этом, простив его и упомянув, что слишком понимает, чтобы чувствовать неприязнь или обиду.         Они помирились, пролив немного слёз. Сону, как всегда, был мягкосердечен, а Чонвон наконец почувствовал облегчение.         После этого никто из остальных не сказал ему ни единого слова о той ситуации.         Сонхун снова начал вести себя нормально по отношению к Сону, и Сону почувствовал облегчение, когда тот снова начал дразнить его.         Даже Ники потихоньку начал снова говорить ему всякие мелочи.         Но как бы они ни пытались притворяться, что всё улажено, это было не так.       Ничто не было прежним. Несмотря на то что все они снова были в «хороших отношениях», Сону чувствовал, что их разделяет большая стена. Словно образовались две группы в одной команде.       Естественно, Сону тянуло к Джею и Чонвону. Он чувствовал, что пока только с ними он может быть самим собой.         Сонхун-хён также был тем, с кем ему было неплохо, но Сону отчасти стеснялся находиться рядом с ним, не справляясь с нервозностью, когда они оставались наедине.         Так шло время. Сону просто принял новую реальность. Реальность, в которой нет дружбы между Сону и Ники. И если ему придётся вести себя так, будто всё в порядке (как это делает Ники), даже если бы это будет медленно убивать его изнутри, он будет делать это, потому что целостность группы всегда будет для него на первом месте.       Поэтому он так и поступил.         Конечно, спустя месяцы его отношения с Ники перестали быть просто игрой, и он начал чувствовать себя тем, кем они были: товарищами по группе, которых связывало прекрасное прошлое, исчерпавшее себя и оставшееся лишь в воспоминаниях. Вот и всё.         Они оба приняли это.       Сону принял это. Действительно принял.         Но в такие ночи, как эта, его сердце кричит о чём-то. Болит, жалуется Киму, требует чего-то, что было у него раньше. И он игнорирует это, лжёт себе, что это просто из-за эмоционального истощения в его жизни. Но в глубине души он знает, что закрывает глаза на очевидное. Отказывает себе в том, что когда-то было началом чего-то прекрасного.       Он отрицает, что оказался в одиночестве с тех пор, как Ники решил, что им больше не следует проводить время вместе. Он отрицает, что, хотя Джей и Чонвон были рядом с ним всё время, это было похоже на попытку заменить кусочек пазла неправильной деталью.         Но Сону оставался бессилен. Он делал всё, что мог, чтобы вернуть свои прежние отношения с Ники, и ничего не получалось.         Сейчас лишь иногда Сону кажется, что он видит, как Ники смотрит на него с тоской в глазах. Но стоит младшему осознать, что их взгляды пересеклись, как эта тоска исчезает, прячется за безразличием.         Иногда во время групповых объятий Сону кажется, что Ники чуть сильнее прижимается к нему плечом, чем следовало бы, или, словно путая с другим мембером, крепко обнимает за талию именно его; иногда он смотрит Сону в глаза с непроницаемым выражением, когда тот выступает со своим наставлением в конце очередного концерта. Сердце Кима бьётся как сумасшедшее только из-за этих небольших взаимодействий, когда он снова почти чувствует нить, соединяющую их души на секунды.       Когда это происходит, Сону чувствует, как его тело кричит ему следовать этому чувству: держать Ники за руку и никогда не отпускать её, прижиматься всем телом к спине младшего, обнимать его и дышать им, иметь возможность снова вдыхать его запах и успокаивать пламя внутри себя.         Но он никогда этого не делает. Он знает, что время прошло.         Сону одинок, и Ники, только Ники — это ответ. Единственный, способный снова наполнить его сердце. Ким это знает.         В последнее время у Сону появилось чувство, что они с Ники чего-то добиваются. Или что-то меняется, как это было больше года назад. Но сейчас всё по-другому.         Он чувствует, что между ними постоянно нарастает напряжение, но едва уловимое. То, которое теперь заставляет их обоих избегать взгляда друг друга по разным причинам. Сону чувствует робость перед ним, замечая в его глазах что-то непонятное, чего никогда не было во времена их дружбы. Что-то, что заставляет Сону часами лежать без сна в своей постели, задавая себе вопросы о том, что он видел.       Но они никогда не выражают это словами.         Никогда.         Все их разговоры дружелюбны и всегда на безопасной почве, никогда не затрагивают определённые темы. Но Сону видит, сколько усилий Ники прилагает, чтобы всё казалось нормальным. Как будто они никогда не были чем-то большим, чем сейчас.         После принятия душа Сону просто хочет отдохнуть в большой кровати.       Он хотел бы жить в одной комнате с Джеем или Чонвоном. Чтобы в холодные ночи, подобные этой, когда его чувства угрожают переполнить изнутри, утопив в желании оказаться в окружении чьих-то сильных рук, высокого тела, широких плеч, прикрыть его душевную пустоту хоть кем-нибудь.         В такие ночи, как эта, всё, чего он хочет — это чтобы его кто-нибудь обнял (даже если изначально он не любитель обниматься), чтобы ему сказали, что он необходим, что его желают и по нему скучают. Сону заставляет себя смириться, что тем, кого бы он хотел видеть в роли своего ближнего, подобное невыполнимо, и готовится отойти ко сну, поскольку выполнил все процедуры ухода за кожей.         Он собирается лечь в постель, когда раздаётся тихий стук в дверь. Он думает, что ослышался, но за ним следуют ещё два.         Парень вздыхает, чувствуя себя слишком уставшим для всего, что могло бы помешать его драгоценному сну.       Сону направляется к двери и для самозащиты (за годы жизни в качестве айдола он немалому научился) смотрит через магический глаз и чувствует, что у него почти подгибаются ноги. Ему приходится собрать все свои силы, чтобы не упасть.       Медленно, почти испуганно, он открывает дверь.         Ники за ней, тоже в пижаме, выглядит таким же уставшим, как и Сону, и они как будто снова стали подростками, какими были прежде, отчего Сону испытывает дежавю. Старший чувствует слабость и вынужден опереться о стену, чтобы не показать, насколько сильно он застигнут врасплох.         Японец даже в таком состоянии красив, и у Сону перехватывает дыхание от силы его ауры. Он смотрит Киму в глаза, ничего не говоря. Сону чувствует, как температура его тела словно повышается, а щёки краснеют от одного взгляда младшего.         Старший уже собирается было спросить, чем может помочь, когда весь его мир сбивается набекрень.         Как в лихорадочном сне, Ники произносит до боли знакомые слова, которые Сону никогда не ожидал услышать от него снова.         — Можно лечь спать с тобой, хён?