Days at Malfoy Manor

Гермиона, шатаясь, вывалилась из камина и с облегчением выдохнула, заметив, что Гарри и Джинни уже легли спать. Когда она наконец легла в постель, всецело готовая ко сну, её мозг пытался осознать то, что произошло за этот день, пытаясь упорядочить события. Что, чёрт возьми, это было? Не было преувеличением признать, что эта встреча с Малфоем повлияла на неё больше, чем все предыдущие места в её исцеляющем туре вместе взятые. Раньше страхи Гермионы говорили с ней через места, локации, воспоминания о прошлом, но в тот раз она столкнулась с человеком. В каком-то смысле было легче посещать места, которые сами по себе не имели никакой силы. В конце концов, ни одно из мест не причинило ей вреда — это сделали люди. Пожиратели смерти. Пожиратели смерти вроде Драко Малфоя, даже если он был самым безобидным из них всех. Если бы кто-нибудь спросил, как прошёл её день, Гермиона бы не знала, что ответить. Если бы кто-нибудь спросил её, почему она осталась в поместье Малфоев после того, как увидела гостиную, почему она позволила ему наряжать себя и веселиться с ним или, что хуже всего, почему она вдруг почувствовала искреннюю жалость и сострадание к Драко Малфою, мальчику, который издевался над ней всю школьную жизнь, как никто другой, она бы тоже не знала, что ответить. Что-то было не то. Что-то было не так. Вместо страха она в итоге испытала удовольствие. Малфой. Она танцевала с ним. Он утешал её, в какой-то степени. Он заботился о ней, в какой-то степени. Гермиона должна была злиться на него, она должна была чувствовать удовлетворение от того, как низко он пал, облегчение от его домашнего ареста, а не замешательство. Она попыталась понять, попыталась сопоставить новую информацию, которую она получила сегодня, со своим взглядом на мир и с досадой поняла, что ни один из кусочков пазла не подходил к общей картине. Обычно это было признаком того, что она что-то сделала не так. Так говорил её отец, когда они вместе собирали пазлы в детстве. Если части не подходят друг к другу, значит, ты что-то сделала не так. Всё просто. Оказалось, этот закон существовал не только в детских играх. Если кто-то вёл себя не так, как от него ожидали люди, это значило лишь то, что этого человека не воспринимали таким, каков он есть. Вот и всё. Да, Гермиона знала Малфоя много лет, видела, как он вырастал из наглого ребёнка в разбитого мужчину; видела, как он злорадствовал, ухмылялся, задирался. Но на самом деле знала ли она хоть что-то о нём? Знала ли она, о чем он мечтал, чего боялся, чего желал? Она видела, что он вёл себя, как придурок, как эгоистичный придурок, но она ни разу не задумалась, почему он был таким. И, что ещё важнее, почему он не был таким с ней сегодня. Пазл не сложился, и Гермиона ошиблась. Что-то было не так. Это напомнило ей о том, как другие люди считали её солдатом, героем войны, вершиной добродетели, когда она чувствовала себя просто девятнадцатилетней девушкой, брошенной в гущу событий не по собственной воле. Её действия заслуживали похвалы, она не стыдилась признавать это с гордостью, но всё же она была просто человеком, ребёнком, пытающимся справиться с навалившейся ответственностью. Невозможно было соответствовать ожиданиям всех людей, ведь они требовали слишком многого. Чем Малфой отличался от неё? Другие люди тоже видели его солдатом, но, в отличие от Гермионы, его считали злодеем. Там, где девушка была олицетворением добра и храбрости, он был лицом зла и трусости. Действительно, его действия были подлыми, эгоистичными и трусливыми, но означало ли это, что он был подлым в своей природе. Или же обстоятельства, в которые он был брошен, вынудили его действовать именно так? До сегодняшнего дня Гермиона бы не стала тратить ни секунды на размышления о Малфое, о его действиях, но, честно говоря, никто из её друзей никогда не тратил время на то, чтобы понять, почему именно он стал таким. Если героями не рождаются, а становятся, то, возможно, на злодеев тоже действует такой закон? Когда Гермиона спустилась на кухню поздним утром следующего дня, сильно измученная, несмотря на то, что спала дольше обычного, и с сильным похмельем, она увидела, что Гарри и Рон сидели на кухне и играли в шахматы. — Ты в порядке? — спросил Гарри, увидев её помятое состояние. — Что? О, да, — ответила она, скрывая зевок, и заварила себе чашку чая. — Где ты была вчера вечером? Мы волновались, — спросил Рон. Гермионе понадобилось мгновение, чтобы оживить в памяти этот вечер. — В Малфой-мэноре. Помнишь? Я же говорила, что хочу разобраться с этим местом. — Итак, ты это сделала? Ты наконец-то вошла? Как это было? Малфой там был? Теперь Гарри полностью повернулся в её сторону, забыв о шахматной доске. Гермиона рассказывала им о своих предыдущих неудачных визитах, и они внимательно расспрашивали её о них каждый раз. — Честно говоря, я отлично провела время, в основном было весело, если не считать двух панических атак, — сказала она и слабо улыбнулась. — Что? — Как? — одновременно выкрикнули Гарри и Рон. — Я думал, ты хочешь разобраться со своими ночными кошмарами? — вмешался Гарри. — Малфой был дома? — перебил друга Рон. — Да, — ответила Гермиона. — На этот раз я успела дойти до лужайки перед домом, прежде чем замёрзла. Но Малфой, если утрировать, приказал мне не быть маленькой, глупой, трусливой девочкой и насильно затолкал меня в гостиную. — Ублюдок, — пробормотал Рон. Ещё одно совершенно новое чувство поселилось внутри девушки. Гермиона почувствовала, что хочет защитить Малфоя. — Нет, ты не понимаешь. Это было именно то, что мне было нужно. Я не знаю, как это объяснить. К концу вечера это место потеряло всё, что значило для меня до этого. Мы пили огневиски в гостиной, и потом каким-то образом вечер стал весёлым, понимаете? — Нет, — ясно заявили оба парня, выражая недоумение. — Ну, — попыталась объяснить Гермиона, — мы ели рагу, которое всегда готовила моя мама, мы говорили о Добби, а потом каким-то образом мы напились, выпив много виски. А затем мы нарядились: я — принцессой Гриффиндора, он — принцем Слизерина, с настоящей тиарой, драгоценностями и скипетром и всеми остальными регалиями, а потом мы танцевали на могиле Беллатрисы в буквальном смысле этого слова! Гермиона упустила ту часть, где Малфой признался во всех своих душевных терзаниях, зависти и вине, и где у неё случилась ещё одна паническая атака и истерика, а он не отмахнулся от неё. — Подожди? Что сделал Малфой? Он проклял тебя, что ли? — Гарри встал и сжал кулаки. — Нет, честно говоря, даже не думал! Может быть, после того, как он спустился с небес на землю и теперь сидит дома взаперти, он понял, что может быть просто обычным человеком. Но я не знаю. Мне это тоже пока не кажется логичным. — Значит, он тебя не оскорблял? Гермиона фыркнула. — О, конечно, оскорблял. Я имею в виду, да, он всё ещё Малфой. Но он не назвал меня грязнокровкой и… это было весело! — воскликнула она и пристально посмотрела на друзей, надеясь, что они увидят причину там, где она сама не могла её увидеть. — Весело? — осторожно спросил Рон, явно пытаясь, несмотря ни на что, понять подругу. — Да. Это как… нам больше нечего было терять, понимаете. Ни репутации, ни школы, ни значимости в обществе. Поэтому мы просто… отпустили ситуацию. — Блин, что было в этом огневиски? — недоверчиво пробормотал Гарри. — Он… трогал тебя? — осторожно спросил Рон, внезапно разозлившись, и уставился на её руки, держащие чашку чая. — Нет, я в порядке. Ты психуешь из-за пустяков. Мы просто танцевали. Он был очень мил, правда. Он даже извинился за некоторые свои поступки. — Пожалуйста, скажи мне, что этот мерзавец не очаровал тебя своим богатством или напыщенной внешностью, — сказал Рон, сжав кулаки. — Нет, — возмутилась Гермиона. — Почему ты так подумал? — Может быть, потому, что ты носишь на запястье браслет, усыпанный рубинами? — раздражённо ответил Рон. Гермиона посмотрела на своё запястье — и да, на нём всё ещё был браслет, который Малфой надел на неё накануне. — Ох, чёрт, — выругалась она, — наверное, я забыла его снять. Честно говоря, Рон, между мной и Малфоем ничего не было. Он всё ещё тот ещё придурок. Но браслет мне придётся ему вернуть. То, что она не осознавала этого ни вчера, ложась спать, ни сегодня утром, находясь в состоянии похмелья, красноречиво свидетельствовало о количестве выпитого ею вчера. — Неужели ты не хочешь вернуться туда? — недоверчиво спросил Рон. — О, пожалуйста, вы двое, прекратите! — ответила Гермиона, уже довольно раздражённо. — Какой смысл был в нашей победе, если мы не можем помириться с людьми, отпустить прошлое и двигаться дальше? Волшебный мир, на самом деле, не так уж и велик. Если мы все продолжим ненавидеть друг друга, может быть, через двадцать лет нас настигнет следующая война, и следующее поколение увязнет в ней, как и мы. — Малфой был чёртовым Пожирателем смерти. Ты забыла? — вмешался Рон. — Да, я забыла, потому что моя память подводит меня постоянно, — саркастически выпалила Гермиона, закатив глаза. — О чём ты, Рон? Игнорируя её, Рон загибал пальцы: — Он с радостью принял Тёмную метку? Наблюдал, как тебя пытают? Пытался убить Дамблдора? Пытался убить нас в Выручай-комнате? Но прежде чем она успела ответить, Гарри повернулся к Рону. — Но это ложь. И Рон, и Гермиона удивлённо посмотрели на него. — Малфой, на самом деле, не пытался убить Дамблдора. Я видел это. Это должен был сделать Снейп. И он также не пытался убить нас в Выручай-комнате. Он просто снова и снова повторял, что только Волдеморт должен был убить меня, в этом был смысл. Но он не пытался убить вас двоих, хотя Волдеморту было бы всё равно на вас. На самом деле, Малфой пытался остановить Крэбба и Гойла, когда они пытались убить нас, прежде чем один из них вызвал адское пламя. Я много думал об этом с тех пор, — сдержанно объяснил Гарри, когда Гермиона бросила на него вопросительный взгляд. — Именно так, — продолжила Гермиона. — Да! И чего ты тоже не знаешь, так это того, что его не просили принять Тёмную метку и стать Пожирателем смерти. Подумай об этом. Волдеморт никогда не просил. Он просто загонял в угол и пытал Круциатусом, пока ты не согласишься. Я имею в виду — не пойми меня неправильно — Малфой, конечно, был придурком, мудаком, трусом, — это заставило Рона ухмыльнуться, — но, возможно, он не был тем злым монстром, каким мы его видели. Возможно, он был просто хулиганом, но не… убийцей. Гарри и Рон наверняка собирались запротестовать, но Гермиона ещё не закончила. — Честно говоря, мне плевать на прошлое. Я просто хочу двигаться дальше. Я так устала ненавидеть, я просто хочу жить в мире и наслаждаться нормальной жизнью. Все эти ссоры были такими изнурительными, я устала. ​​И когда я решила вчера не оскорблять Малфоя, а послушать, чем он собирался поделиться, я была приятно удивлена, что он тоже был добр ко мне; что всё может быть по-другому. Нам не нужно любить друг друга, мне достаточно знать, что он не проклянёт меня исподтишка или не назовёт меня грязнокровкой, когда я встречу его на улице. Для меня это победа. Понимаешь? Гарри посмотрел на неё так, словно впервые за долгое время увидел её настоящую. — Гарри, в какой-то момент какое-то поколение должно завершить этот цикл ненависти. Ты бы не спас его от огня, если бы не думал, что он заслуживает жить дальше и, возможно, получить второй шанс. — Ты права, — пробормотал Гарри, и, словно его одобрение задавало тон, Рон тоже кивнул головой. — Ладно, — сказал Рон и наклонился, чтобы посмотреть на запястье подруги. — В любом случае, сколько, по-твоему, стоит этот браслет? Как думаешь, ты могла бы его продать? — Рон! Я верну его! Я ведь не воровка, — воскликнула она. — Однажды мы ограбили банк, — ухмыльнулся он, на что Гермиона лишь вздохнула. Когда она повернулась, чтобы подойти к раковине, Рон пробормотал себе под нос тихое «ладно» и передвинул шахматную фигуру, чтобы сбить одну из ладей Гарри. — Шах и мат, приятель. Ха, понял? Это шах, и ты мой приятель! После этого они не говорили о Малфое, но он, тем не менее, не выходил из головы Гермионы. Среди бела дня, в компании её друзей, вся эта затея с его поместьем казалась просто сюрреалистичной. Никогда в жизни она и не представляла, что когда-нибудь станцует вальс с Малфоем, если только его не будут держать на прицеле палочки. Чтобы не потерять браслет, Гермиона сняла его и положила в свою бисерную сумочку. Какое-то время она думала отправить его совой, но он должен быть довольно ценным, и она не могла позволить себе так рисковать. Поэтому, может быть, она могла бы заскочить на выходных в поместье, чтобы вернуть браслет владельцу? Эта мысль заставила её съёжиться.

***

Рабочая неделя в Министерстве тянулась медленно, и, как и среди большинства рабочих дней, Гермионе приходилось иметь дело либо с разгневанными чистокровными, которым приходилось отказываться от своих домовых эльфов, либо с разгневанными гоблинами, которые чувствовали, что Гермиона искажает их интересы. Гоблины ясно дали понять, что они невзлюбили её за то, что она подорвала доверие магического мира к непроницаемой защите Гринготтса. В конце концов, тот факт, что трое подростков смогли украсть хоть что-то из одного из самых защищенных хранилищ, не совсем выставлял банк в надёжном свете. Однако по какой-то лицемерной причине Крюкохвату чуть ли не пели оды за то, что он обманом выкрал у ребят Меч Гриффиндора, хотя именно гоблин помог им взломать хранилище Лестрейнджей. Неоднократно Гермиона приходила и в Нору, и на площадь Гриммо, но лишь пряталась в комнате с книгой, пытаясь справиться со стрессом после тяжёлого рабочего дня и высокими ожиданиями людей относительно её карьеры. В некоторые горькие дни она жалела, что стала героиней войны, из-за чего за её персоной следили пристально, обсуждая все аспекты её личной жизни. Но что сделано, то сделано. Вздохнув, Гермиона отложила книгу в сторону и порылась в стопке старых газет, что лежали под плакатами квиддичных команд и рекламой мётел на столе Джинни. После финальной битвы все газеты публиковали восторженные статьи о внезапной смерти Волдеморта от руки Гарри Поттера, Избранного, Мальчика-Который-Выжил. Чтобы удовлетворить непревзойдённое любопытство волшебного мира о том, как он, семнадцатилетний юноша, мог совершить такой подвиг, Кингсли Шеклболт, новый Министр магии, позвал его, Рона и Гермиону на импровизированную пресс-конференцию всего через несколько дней после окончания войны. Их провели в зал суда Визенгамота — самую большую аудиторию, которую могло предложить Министерство, — где на трибунах не оказалось ни одного свободного места. Репортёры и Кингсли любезно попросил Золотое Трио поделиться своими историями с остальным миром. И они рассказали обо всём, что произошло: о крестражах, о годе в бегах и о каждом подвиге. Как только троица закончила свой рассказ, люди начали перешёптываться, пока Кингсли, который сам не слышал всю историю до этого, не предложил формат «вопрос-ответ», который длился часами. Некоторые вопросы касались конкретных событий, которые они пропустили в рассказе, некоторые словно пытались обвинить их, некоторые были чисто гипотетическими. Почему вы не попросили взрослых помочь вам? Почему Дамблдор доверял вам, дети? В чём именно заключалось пророчество? Что случилось с Бузинной палочкой? Оказался ли Северус Снейп в итоге добрым или злым? Знал ли Гарри, что он снова выживет, прежде чем пожертвовал собой? Каково это было — умереть? К тому времени, как Кингсли закончил конференцию, они были измотаны, и за одну ночь стали знаменитыми по всему миру. Утренние выпуски Ежедневного Пророка, Придиры и других газет были распроданы за несколько часов и отправлены по всей планете. Это вызвало аномальное нашествие сов, прилетавших в Нору ещё несколько недель после конференции, с сообщениями от фанатов, благодаривших их и просивших об интервью, сделках на публикацию книг и большем количестве информации о подробностях войны. По правде говоря, они получили Ордена Мерлина первой степени и больше внимания, чем Гермиона когда-либо ожидала в своей жизни. Итак, в какой-то момент они устали от любопытства, и Гермиона убедила друзей позволить близнецам Патил написать книгу под названием «Восстание Феникса — Истории о Сопротивлении Второй Магической Войны», чтобы, по крайней мере, убедиться, что история рассказана правильно, и остановить поток сплетен, которые распространялись со скоростью света. Парвати и Гермиона много спорили о стиле написания: Гермиона хотела убрать эмоции и рассуждения, в то время как Парвати хотела написать книгу, которую люди бы определенно полюбили. Гарри и Рон держались в стороне, чего и следовало ожидать. В конце концов, Гермиона победила по большинству пунктов. Близнецы Патил также добавили истории других выживших членов Ордена, включая постскриптум Кингсли, включающий предостережения для населения и пожелания на будущее о том, что эта история не должна повториться. Трио подписалось под его словами от всего сердца. Эта книга стала началом карьерной лестницы близнецов Патил. И прежде чем Гермиона успела высказать свое мнение по этому вопросу, все, кто участвовал в написании книги, решили, что выручка от продажи должна быть отдана жертвам, потерявшим свои дома, на восстановление Хогвартса и на уход за ранеными в госпитале Святого Мунго. Как она могла возразить против такого предложения? Гермиона показалась бы жестокой и эгоистичной, если бы захотела забрать часть денег себе, не так ли? Поэтому она промолчала. В пятницу она встретилась с Падмой и Парвати, которые хотели обсудить вторую книгу о времени, проведённом в Хогвартсе, или, в качестве альтернативы, о работе Ордена в Первой Магической Войне, поскольку последняя книга так хорошо продавалась, но Гермиона вежливо отказалась. Без сомнения, у неё не было сил проходить через это во второй раз. Парвати была расстроена, но Гермиона чувствовала, что, возможно, Падма понимала её. Почему они не обращались к Рону или Гарри, а всегда только к ней, было для неё загадкой. Не то чтобы она была единственной из троицы, кто мог держать перо и делиться мыслями.

***

Наступила следующая суббота, а с ней и новые планы на выходные. Достаточно планов, чтобы заставить Гермиону забыть о браслете Малфоя вообще. Она отдаст его ему позже. Думал ли он, что она украла его? Или решила оставить его как часть долга его родителей перед ней? Неважно, что говорили гоблины — она не была воровкой! И Рон, и Гарри были заняты участием в дружеской игре в квиддич между их отделом Министерства и другим департаментом, что дало ей возможность помочь Джорджу, который написал ей письмо на этой неделе, прося её помощи с протеевыми чарами для расширения ассортимента магазина. Поэтому она уверенно шла через Косой переулок в субботу днём на встречу к Джорджу. Гоблины, стоящие на страже перед Гринготтсом, не скрывали своей откровенной враждебности к ней, когда она проходила мимо банка. Непокорная, Гермиона подняла подбородок и прошла мимо них к всё ещё ярко раскрашенному магазину, который основали Джордж и Фред. «Волшебные вредилки Уизли», конечно, пострадали во время войны, и, конечно, после смерти Фреда мотивация Джорджа изобретать новые забавные товары резко упала, но вот уже пару месяцев он снова сидел за столом в квартире на крыше своей мастерской. — Привет, Верити! — поприветствовала Гермиона продавщицу. — Как дела? Джордж наверху? — Здравствуйте, мисс Грейнджер, приятно вас видеть! Да, он вас ждёт. Другой мистер Уизли с вами? — спросила она с неприкрытым любопытством. — Кто? — Рон? — Верити покраснела. Интересно. Гермиона представила, как Рон горделиво усмехнётся, услышав, что Верити спрашивала о нём. — О, нет, его не будет сегодня. Он играет в квиддич. — А. Ладно, — ответила Верити немного подавленно. Она, должно быть, прочитала, что они с Гермионой расстались, в прекрасной статье об этом в «Ежедневном пророке», иначе она бы никогда не задала девушке подобный вопрос. — Я приглашу его присоединиться ко мне в следующий раз. — Гермиона виновато улыбнулась и скрылась наверху. В квартире Джорджа её встретили листы пергамента, висящие в воздухе, некоторые из которых были полностью исписаны, но большинство из них были пусты. Несмотря на все усилия, она не могла понять их предназначение, пока Джордж не заговорил с ней. — О, привет, Гермиона, хорошо, что ты здесь. Эти новые разработки меня нервируют. Так вот, у меня возникла идея, я её у тебя украл после нашего разговора за ужином на прошлой неделе. Помнишь, ты сделала зачарованные галлеоны в тот год, когда Амбридж преподавала в Хогвартсе? — Да. — Блестящее изобретение, на самом деле. Ты сказала, что всегда считала написание писем невероятно неудобным из-за сов и ненадёжного процесса доставки? А потом ты рассказала нам об этом маггловском изобретении — СМС, — которые очень быстро доставляются адресату. Это напомнило мне то, что Джинни упоминала о дневнике Реддла, где она могла с ним общаться в режиме реального времени. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не хочешь создать крестраж, — улыбнулась Гермиона. — Ха, нет! — сказал Джордж. — Но я подумал, почему бы не объединить эти три вещи — СМС, письма и блокнот — и не наложить протеевы чары на пустые листы пергамента? Тогда два человека могли бы купить два пергамента, с помощью которого они смогли бы обмениваться сообщениями. Написанное сразу же появляется на другом пергаменте, это ведь гениально. Гермиона подошла к его столу, чтобы посмотреть на его попытки создания прототипов. — Это отличная идея, Джордж! Да, я всегда задавалась вопросом, почему никто ещё не придумал что-то подобное, — воскликнула Гермиона. — Я тоже, но это никогда нас раньше не останавливало, не так ли? Итак, вот тут начинается самое сложное. Я попробовал воссоздать чары, но они работают с телепатическими посланиями, а не написанными на бумаге. Да и с помощью них можно отправлять только короткие послания. Гермиона усмехнулась. — Я могу помочь с этим. Это не так уж и сложно, на самом деле. Джордж показал ей тестовые пергаменты, и после часа доработки он получил желаемые результаты. Ещё полчаса ушло на то, чтобы научить Джорджа тому же заклинанию, чтобы он мог его наколдовать самостоятельно. — Но Джордж… Пергамент ведь закончится в какой-то момент? Нужно иметь возможность стереть написанное. Мои галлеоны всегда просто меняли послание, но это слишком утомительно. — О, я подумал, что мы могли бы просто продавать блокноты. Тогда им придётся покупать ещё один, когда тот закончится. — Ясно, типичный капиталист, — усмехнулась Гермиона. — А что, если продавать пустые блокноты, в которые можно добавлять разные листы пергамента для разных получателей? Покупаешь блокнот и добавляешь один кусок пергамента для матери, один для отца, для лучшего друга, сестры и так далее. Тогда тебе не придётся таскать с собой пять блокнотов. Гораздо удобнее, не правда ли? — Блестяще. Мне следовало бы приглашать тебя к себе гораздо чаще, чем Рона! Если он здесь, то он просто флиртует с Верити и ест кексы. Итак, Рон знал о Верити. По какой-то причине Гермиона почувствовала укол ревности, прежде чем вспомнила, что это хороший знак, — он двигался дальше. — И как, по-твоему, мы можем стереть сообщения? — спросил Джордж. Гермиона поделилась с ним некоторыми идеями, а затем, когда он лишь посмотрел на неё с легким недоумением, она выгнала его из его кабинета. — Мне нужно провести исследование. Я приду к тебе, как только закончу, — воскликнула Гермиона, прежде чем с нетерпением вытащить несколько очень больших и тяжёлых книг по чарам из своей бисерной сумки. В ответ на это Джордж лишь улыбнулся и пошутил о том, что она никогда никуда не ходит без библиотеки под рукой. Но Гермиона уже начала копаться в страницах за одним из пустых столов с сосредоточенным нахмуренным лицом. Джордж оставил её в покое и отправил Верити наверх с чашкой чая и шоколадом, который, как клялся Джордж, ещё не успели превратить во взрывающиеся пасхальные яйца. Когда она стала уверена, что разобралась, Гермиона призвала пару кусков пергамента и подправила чары на них, пока не осталась довольна результатом. Заработав пятна на пальцах от чернильницы и небольшой порез от бумаги на левом безымянном пальце, она с гордостью показала результат Джорджу, который тут же пришёл в восторг. На всякий случай Гермиона также оставила ему письменные инструкции о том, как накладывать чары, как покупатели смогут стирать сообщения, ограничения по диапазону отправки и прогнозируемый срок годности, прежде чем заклинание медленно исчезнет. В конце концов, Джордж поцеловал её в щеку и подхватил на руки, чтобы отнести обратно в магазин и громко воскликнуть своим многочисленным покупателям: — Самая яркая ведьма своего века спасла меня! — прежде чем снова поставить её на землю. И просто потому, что ей больше нечего было делать, Гермиона пообещала вернуться на следующий день, чтобы заставить пергаменты светиться синим светом, сигнализируя о новых сообщениях, и поработать над какой-нибудь защитой, как у Карты Мародёров. С болью в сердце Гермиона подумала о Римусе Люпине и о том, что ей бы хотелось поговорить с ним о том, как он создал карту много лет назад. Когда Джордж пригласил её на ужин в «Дырявый котел», они провели большую часть трапезы, разговаривая о том, как Мародеры могли бы стать богатыми и знаменитыми, поделившись своими творениями с миром, если бы война не лишила их возможности сделать это. Судя по всему, Фред и Джордж часто пытались поговорить с Римусом об их печально известных проделках во время учёбы в Хогвартсе, уже после того, как Люпин оставил свою должность профессора. Но хотя он и рассказывал им о своих приключениях, его не радовало генерировать новые идеи для близнецов. В один момент Джордж внезапно признался ей, что после смерти Фреда он очень боялся, что потеряет тягу к жизни, к веселью; он боялся, что всегда будет думать, что лучшее из его жизни осталось в прошлом, без Фреда, который мог бы разделить это. Ни одному из них не нужно было говорить вслух, что Фреду не понравилось бы наблюдать, как Джордж увядает. Ни одному из них не нужно было говорить вслух, что часть Джорджа ушла вместе с братом. Но Джордж и так знал это. Вместо этого он признался, что воспоминания Римуса были тем, что в конце концов подтолкнуло его начать создавать новые изобретения для магазина и попытаться снова начать радоваться жизни. Потому что, вспоминал Джордж, во многих аспектах Римус так и не оправился после потери своих друзей. Гермиона поняла, что временами и сама скучала по изобретению чего-то, что не касалось войны и защитных заклинаний. Самым веселым для неё в школе было то, что она могла разгадывать загадки, осваивать новые заклинания и преодолевать трудности. Те выходные с Джорджем заставили её целую неделю раздумывать о том, как много у них забрала эта война. Гермиона и представить не могла, как Джордж справлялся без своего брата, как он мог просыпаться в комнате без Фреда, как он мог вставать и спускаться вниз в свой магазин, полный изобретений Фреда. Гермиона была уверена, что она бы рассыпалась в прах после такого и никогда бы не оправилась. Всё ещё застряв в рутине притворства и уговоров, Гермиона сидела в своём кабинете, когда сова подлетела к её окну и постучала в стекло. Это было странно. Сотрудники Министерства не отправляли её почту напрямую, лишь перебрасывали на центральную почтовую станцию, откуда она перераспределялась с помощью бумажных самолетиков. Друзья же просто отправляли ей письма в Нору или на площадь Гриммо. С любопытством она открыла сначала окно, чтобы впустить незнакомую сову, а затем сорвала сургучную печатку, чтобы развернуть пергамент под бдительным взглядом совы. Гермиона не знала, что она ожидала увидеть, но определённо не была готова прочесть это:

Приходи. Мне скучно.

Гермиона перевернула письмо и обнаружила только инициалы ДМ, написанные курсивом на обороте. Малфой. Каков многословен, маленький чистокровный засранец. Раздраженная, она бросила письмо на стол, планируя продолжить работу и разобраться с ним позже. Однако у его совы были другие планы: птица возмущённо запрыгнула на стол и стала клевать её за пальцы. — Что? — резко спросила она. — Он ждёт ответа, не так ли? Сова, как и ожидалось, не разговаривала. — Я могу просто вышвырнуть тебя из окна, ты же знаешь это, да? — обратилась она к сове. И снова птица не двигалась. Поэтому Гермиона вздохнула, наклонилась, чтобы взять из своей стопки новый лист пергамента, и с большей силой, чем это было необходимо, щелкнула своей маггловской ручкой и написала:

Нет. И не используй невинных магических существ (сов) для своих собственных морально сомнительных вендетт. Я хочу, чтобы ты знал, что это явно противоречит установленному регламенту, который обеспечивает мой отдел. Иди почитай книгу, если тебе так скучно.

Гермиона позволила ему слишком много командовать собой в тот день в Малфой-мэноре, будучи слишком ведомой в своём тогдашнем настроении. Но это письмо было лишь доказательством того, что внутри него всё ещё жил тот капризный Малфой, которого она всегда ненавидела в Хогвартсе. Её ручка зависла над бумагой, пока она думала, что написать дальше, и рассеянно наблюдала за терпеливой совой, ожидающей своего следующего приказа. Как раз когда Гермиона собиралась сдаться и запечатать письмо, у неё возникла идея. Она озорно попросила сову подождать, прежде чем направиться к общему камину в коридоре отдела, назвала адрес Норы и была утянута зелёным огнем. В Норе она была рада, что Молли не было рядом, поэтому она могла спокойно подняться по лестнице в комнату Рона. Гермиона быстро схватила его копию «Справочника по милому общению с людьми» от Рена Галзенбина, которую Гермиона подарила ему когда-то давно, с полки и направилась обратно в свой кабинет в Министерстве. У неё не было ни малейшего сомнения, что Рон не открывал эту книгу и даже не заметит её отсутствия, несмотря на небольшое количество книг, которыми он владел в целом — честно говоря, этот подарок был пассивно-агрессивным шагом, рождённым из давно забытой ссоры. Но теперь шутка очень хорошо вписалась в другую ситуацию. Когда она поспешила обратно к столу, она добавила постскриптум к письму, прежде чем запечатать его.

P.S.: Могу ли я предложить тебе книгу по хорошо зарекомендовавшей себя работе Рена Галзенбина для изучения плодотворного общения с другими людьми?

Ухмыльнувшись, она привязала записку к книге и прикрепила их лёгким, как перышко, брелоком к вытянутой лапке терпеливой совы. — Спасибо за ожидание. Вот и всё. Если он будет плохо с тобой обращаться, у меня есть для тебя идеальный бланк жалобы, — пошутила она, обращаясь к сове, которая просто взъерошила перья, ожидая, когда она её отошлет. Гермиона вздохнула, дала сове угощение, и та тут же улетела. Только когда сова упорхнула, Гермиона вспомнила, что могла бы упомянуть о рубиновом браслете, который всё ещё был у неё. Но, к её великому удивлению, ответ Малфоя пришёл только через день. Его сова распушила перья и клюнула в окно её кабинета примерно в то же время, что и накануне. Гермиона открыла окно, и птица тут же прыгнула ей на плечо, протягивая ещё одну записку. Когда она развернула аккуратно исписанные страницы и начала читать его витиеватый и на этот раз гораздо более многословный почерк, смущённая улыбка тронула уголки её губ.

Дорогая Гермиона Джин Грейнджер,

Надеюсь, это письмо застанет вас в состоянии возвышенного здоровья и несравненного блаженства — в отличие от того состояния, в котором, должен признаться, я оказался, получив ваш сокрушительный отказ. Конечно, вы заслуживаете нормальное письмо, следуя светскому этикету, как истинно прекрасная ведьма.

Но сначала позвольте мне выразить искреннюю благодарность за ваше недавнее послание, ваше красноречие никогда не перестаёт вдохновлять, и я ошеломлён вашим мастерским владением юмором. Поэтому я могу только извиниться, поскольку я, должно быть, временно забыл, что вы — гриффиндорка и можете соблазниться только возможностью проявить великий героизм, синдром спасателя и жалость.

Я должен был знать, что ничто, кроме демонстрации моего отчаяния, не заставит вас задуматься о ещё одном визите Вашей Светлости. Так что, пожалуйста, Грейнджер: я одинок, я в отчаянии, и у меня нет друзей. За последний год я прочитал больше книг, чем за всё время обучения в Хогвартсе, включая ту, которую вы мне прислали. Если это не показатель того, насколько мне здесь скучно, то я не знаю, что могу ещё привести в пример. Пожалуйста, навестите меня ещё раз! Я закажу вам любую нелепую еду или любое количество алкоголя, которое вы захотите, чтобы сделать моё присутствие рядом максимально терпимым. Я буду мил с вами. Я (возможно) перестану аппарировать вас без вашего согласия, и я обещаю, что на этот раз вам не придётся приносить своё огневиски.

И вот я здесь, и мне больше нечего сказать, кроме как: пусть наши пути вскоре снова сойдутся, и пусть наша встреча вдохновит на гармонию, выйдет за рамки обыденности и приблизится к сфере памятных событий.

С величайшей надеждой,

Драко Л. Малфой

Слова на странице, казалось, сочились напыщенной насмешкой, преувеличенная формальность заставляла девушку расхохотаться. Но, перечитав страницу ещё, по крайней мере, два раза, она не могла не заострить внимание на одной строке. Я одинок, я в отчаянии, и у меня нет друзей. Гермиона знала, что это предложение, аккуратно упакованное в толстый слой юмора и сарказма, было ничем иным, как правдой: уязвимой, болезненной и смущающей, тем не менее. Малфой из прошлого никогда бы не признался ей в этом, ни трезвый, ни пьяный, и уж тем более не увековечил бы эти слова на бумаге, подписанной его именем, которую она могла бы показать кому угодно, чтобы высмеять. Более того, перед её глазами промелькнула её версия его судьбы: Гарри, Рон, Джинни, Невилл и все остальные Уизли отвернулись от неё; Министерство запретило ей выходить из дому, приказало находиться в одиночестве в таком месте, как площадь Гриммо, тёмном, унылом и тихом. Гермиона сглотнула. Жалость и сострадание глубоко укоренились под рёбрами, вытеснив остатки обиды, вызванной его предыдущей запиской, — в конце концов, он был всего лишь человеком. Затем, фыркнув, она поняла, что его письмо достигло именно того, на что он рассчитывал: ничто, кроме демонстрации моего отчаяния, не заставит вас задуматься о следующем визите. Тем не менее, она наклонилась и написала свой, по-видимому, предсказуемый ответ:

Малфой,

Вижу, что изучение компендиума по коммуникации дало свои плоды: твои попытки надавить на мою гриффиндорскую натуру оказались на 100% успешными. Я могла бы зайти сегодня после работы — так что причеши павлинов, поместье должно выглядеть презентабельно к моему приходу.

С наилучшими пожеланиями,

Гермиона.

В конце концов, ей нужно было вернуть браслет.