Проклятие

      Все звуки смешались в оглушающий хаос: лязги мечей и копий, топот и душераздирающие крики. Воздух пропитался смрадом крови. Каждый вдох давался с трудом, словно спасительный кислород исчез в округе битвы, а воздух наполнился свинцовой тяжестью. Всё окрасилось кроваво-красным, но это был вовсе не пылающий рассвет, играющий с водами купальни сквозь полупрозрачную тюль на окнах, или любимые одежды Мидея, из-за которых того можно было узнать издалека. Это была кровь. Его кровь или кровь Мидея – не разобрать. Она залила весь пол, из-за чего каждый шаг сопровождался тошнотворным хлюпаньем, кровь липла к сапогам, желая поглотить в себя всё живое.       Казалось, вот он Ад наяву. Из него не сбежать, даже если броситься прочь со всех ног, словно бегун на играх в Охеме, он будет оплетать слабеющие конечности своими нитями и утягивать на самое дно, без игривых солнечных зайчиков или умиротворяющего трепета утреннего бриза.       Из спасительного забытья его вырвал особо отчаянный крик родного голоса, раздавшийся позади.       Фаенон был потерян в пространстве, его взгляд метался от одной точки к другой, желая зацепиться за источник звука. Увидеть, что с Мидеем всё в порядке, и тот крик принадлежал вовсе не ему, а безымянному солдату, которого Фаенон забудет сразу после похорон.       "...Нон, Фаенон..."       Его взгляд зацепился за безвольное тело Мидея. Его живот пронзило копьём, пригвоздив его к окровавленной земле. Его грудь хаотично вздымалась и опадала при каждом хрипящем и свистящем вдохе-выдохе.       Сердце Фаенона словно окаменело, пропустив несколько ударов.       Фаенон отбросил затупившийся меч в сторону и с тихим стоном бессилия рухнул на колени перед Мидеем. Он бережно обхватил чужое лицо, исказившееся в гримасе агонии. Фаенон отчаянно вглядывался в залитые кровью глаза, силясь не опускать взгляд на живот, истерзанный битвой. Воздух пропитался металлическим запахом крови.       "Фаенон... Фаенон..!"       Слетел слабый шёпот с подрагивающих губ. Удивительно, что адская какофония битвы затихла будто только для того, чтобы воздух смог донести еле слышные слова до его сознания.       "Фаенон!"       Внезапно заорал Мидей, хватая Фаенона за плечо, разрывая плоть своей перчаткой сквозь изуродованные битвой одежды.       – Фаенон! – названный очнулся от своего кошмара лишь после отрезвляющей пощёчины, которая внезапно обожгла кожу. Они были не на поле боя, в уши била оглушающая тишина, а воздух был свеж и лëгок. Они были в покоях Фаенона. Больше ничего не угрожало его жизни и тысячи жизням Мидея. – Если ты дурно себя чувствуешь, я могу обработать раны самостоятельно, – голос Мидея не хрипел и не булькал от вытекающей крови, он был спокойным и уставшим.       – Нет-нет-нет, всё в порядке. Я просто затерялся в своих мыслях, – пробормотал Фаенон сбивчиво, глотая остатки страха и тревоги. Его пальцы мелко дрожали, сжимая бинты и лекарства. Словно выныривая из глубокого омута воспоминаний, Фаенон взглянул на Мидея.       Тот сидел перед ним с оголëнным торсом на краю лежака. Его тело, словно высеченное из мрамора самым искусным мастером, было тщательно очищено от грязи и крови, но его совершенство нарушали уродливые отметины битвы, на которых проступала кровяная роса.       – Подними руки, – приказал Фаенон и, дождавшись ленивого движения рук Мидея, принялся бережно накладывать повязки марли, скрывая алеющие раны от своего взора.       Между ними повисла давящая тишина, нарушаемая шорохом одежд и тяжелым дыханием обоих.       – Когда меня ранили, ты словно лишился рассудка, – внезапно подал голос Мидей. Фаенон тихо хмыкнул в ответ и вернулся к перевязке. – Для тебя словно перестала существовать битва. Ты отбросил свой меч, чтобы помочь мне. Ты не отвечал на зов того черноволосого, а ведь его тогда чуть не прибило.       – Ты всё это время был в сознании? – обеспокоено спросил Фаенон, закрепив бинты маленьким узелком на его плече.       – Конечно. А ты думал, почему ещё мой дар называют проклятием? – с тихим смешком проговорил Мидей и устало откинулся на лежак. – И всё же. Зачем так переживать за меня? Я не могу умереть в отличии от тебя. Не стоило вам с тем чужаком рисковать своей единственной жизнью, когда у меня их в запасе ещё тысячи.       Мидей расслаблено уронил затылок на сложенные руки, на которых уже не было тяжёлых железных перчаток. Когда его лицо было чисто от крови, смешанной с пылью, он казался неземным, божественным, словно тот был творением самого искусного скульптора Амфореуса. Его грудь мерно вздымалась при каждом вздохе. Где-то глубоко должно трепетно биться сердце, скованное рёбрами. Но сколько бы Фаенон его не касался, он не чувствовал биения жизни ни в его груди ни в венах, будто касался прекрасной статуи, в которой никогда и не текла река жизни.       – Ты пялишься, – подал голос Мидей и сел перед Фаеноном.       – Извини, – пробубнил себе под нос тот.       – Кстати, Титана забери себе. Ты заслужил.       – Что? Но ты пролил столько крови в этом бою и отдал столько своих жизней. Я не могу, Мидей… – сбивчиво проговорил Фаенон, обеспокоено всматриваясь в лицо напротив.       – Я отдаю свои жизни ради таких как ты, смертных. Ваши жизни дороже моей. Ведь если я приставлю остриё меча сюда, – его мозолистая ладонь отыскала пульсирующее сердце в груди Фаенона, и его пальцы ощутили слабый трепет под кожей. – Или приложу чуть больше усилий, сжимая твою шею, – его рука легла чуть ниже дрогнувшего кадыка и слабо сдавила, частично перекрыв доступ к кислороду. По груди Фаенона разлился протестующий жар. Всё нутро вопило: беги – убьет. Но сердце знало, что Мидей никогда не посмеет причинить тому боль. – Ты бездыханно свалишься у меня на глазах. Я не хочу никогда это переживать, ни в одной из тысячи жизней, что мне дарованы. – Мидей отнял свою мозолистую руку от солнечного сплетения. позволив Фаенону вдохнуть полной грудью. – Поэтому молю тебя, прими силу этого Титана. Вдруг Боги услышат меня и даруют тебе бессмертие. Может тогда, мой дар перестанет быть проклятием, ведь ударованную вечность я проживу с тобой…