the Glory

В его маленькой, пропитанной скукой жизни не бывало проигрышей. По крайней мере, у него получалось создавать видимость того, что всё так и есть, волноваться не о чем, а то, что он переживал внутри себя каждый божий день, было ничего не значащей мелочью. С ним, внутри него говорил человек отчаянный, а потому до жути надоедливый, беседы с ним всё время оказывались пустым трёпом. Поэтому Дун Сычен так часто затыкал того мальчишку, что постоянно пытался рассказать о чём-то очень важном и насущном. Точнее, он не давал ему никакой возможности издать и звука. Лишь нынешний он был приоритетом. Непомерные амбиции, с которыми никто не мог совладать, непревзойдённое чувство важности и, конечно, заоблачные требования к самому себе в редких моментах, потому что он выдрессировал себя являться перед другими идеалом. Это позволило внутреннему голосу затихнуть на многие годы, Сычен слушал лишь внешний мир, всегда шумный и поверхностный, однако этого он не выбирал. Куда ни пойдёшь — всюду найдёшь изъян. Всюду есть глупый человек, не так поставленный предмет мебели или отвлекающий звук. Сычен гордился, что заставил себя привыкнуть и к такому. — Как прошла вчерашняя репетиция с трейни? — Минхён тушуется, когда спрашивает об этом. Наверное, до сих пор злится. Сычену нравилось это. Да и вообще, этот день по какой-то причине он считал особенным — со старостой не таскался раздражавший Ренджун, который вечно подначивал своего дружка ответить Сычену, за окном было солнечно и тепло, но всё равно некомфортно из-за ветра. Всю ночь он размышлял о предстоящей игре в покер, хотя Нана уговорил его на это с огромным трудом. Интересно, придёт ли Минхён или ещё кто-то из его группы… — Терпимо, — сухо ответил Сычен. Кажется, Минхёна это немного успокоило. — Обычно они быстро учатся… Их компания не говорила о повторных репетициях? — Если они опять погонят нас заниматься с этими брёвнами, я отчислюсь, — Сычен чуть не поперхнулся горячим чаем, когда рядом с ним словно из воздуха появился хмурый и сонный Джемин. Он сел на старую табуретку рядом с ними и уронил голову на сложенные на столе руки. — Пусть ищут других болванов для них… — Ты же сказал, что было терпимо, — тихо подметил Минхён, обратившись к невозмутимому Сычену. Тот покачал головой и равнодушно глянул на измученного Джемина. — Для меня — да. Хотя я не очень понимаю, почему он жалуется. Он ведь и есть болван. Минхён криво улыбнулся Сычену, укоризненно вздохнул. Порой их общие посиделки превращались в театр абсурда, они не могли сдержать свой характер. Катализатором становился Сычен, потом под его напором ломался староста или Ренджун, самым пассивным, на удивление, был На Джемин. Его вечно безумный взгляд пугал и заставлял считать этого человека неадекватным, сумасшедшим клоуном, но его манера поведения, его неторопливые движения и нежный, редко повышавшийся голос пленяли сердце, вселяли искреннее доверие. Наверное, это ему и позволило однажды сойтись с Накамото Ютой. Хотя, если подумать и найти настоящую причину их знакомства, можно уйти глубоко, как раз в то самое время, когда Юта всё ещё путался в кабинетах и учебных корпусах. Только благодаря их дружбе все слухи о вражде искусствоведов и архитекторов развеивались. У некоторых появлялась надежда, что танцоры не такие уж и высокомерные, и с ними общаться легче, чем кажется. Юно с этим фактом поспорил бы. Он был убеждён, что многие из них — помешанные на достижениях индивидуалисты, не знающие забот и мук совести. Таким для него, по итогу, стал Дун Сычен. В субботу он проснулся рано, проспав всего шесть с половиной часов. Юта убеждал поспать ещё чуть-чуть, настаивал на восстановлении режима, заботе об и так расшатанном здоровье, но председатель отмахнулся от него, словно от надоедливой мамочки-наседки. Он сжал виски, сев на кровати, и сщурился, когда Юта, всё же поддавшись его рвению поскорее проснуться, распахнул тяжёлые шторы и впустил вместе с лучами яркого декабрьского солнца щекочущий кожу сквозняк — окно Юта тоже открыл. Юно не помнил, когда было так холодно в последний раз. Должно быть, этот день действительно принесёт с собой что-то неотвратимое. Встречу с Дун Сыченом он особым событием не считал. Решил попытаться воспринимать это как обыкновенные посиделки, тем более, им вряд ли удастся нормально поговорить наедине. Что бы он ему сказал, чем бы поделился? Своими фантазиями, желанием снова наблюдать, как он танцует? Дун Сычен был куда меньше похож на неловкого придурка, который и сам не ведал, чего ему нужно от других, от этого мира. Чон Юно просто был. Существовал, дабы исполнять вверенные ему роли, не более. Все, кто так или иначе контактировал с ним, ощущали это и не позволяли себе сближаться с ним, потому что Чон Юно никогда не был предназначен для чего-то долгосрочного и прочного. Он был привлекателен для пары непринуждённо кинутых фраз и скромных улыбок. Мир за окном был на удивление безмолвным, время неустанно стремилось вперёд, к бесконечности. Юно качался на стуле, со скукой следил, как секундная стрелка в наручных часах на его запястье крутилась волчком по пустому циферблату. За ней постепенно двигалась и короткая стрелка, но ему уже было сложно вытерпеть это — если и дальше продолжит пялиться на утекающее время, оно никогда не уйдёт, и кое-чего долгожданного не случится. Точнее, может и случится, но Юно не заметит. Всё пройдёт мимо, ведь секундная стрелка, её неторопливый бег гипнотизировал, практически усыплял. Всё кажется сном, и что будет, если Юно сейчас не проснётся? Шторы так и останутся задёрнуты, а по полу не потянет морозом. Юта не придёт, слишком увлечённый знакомством с первокурсниками и с упоением следящий за игрой. Он позабудет о своём друге-председателе, который уже несколько дней пребывал в состоянии томительного, грузного ожидания. Ожидания непонятно чего. Юно уже не осознавал, что происходит, и чего он ждёт на самом деле. Секундная стрелка застыла, будто уже не выдерживая его волнения, он опустил затёкшую руку и размял запястье, снял часы и очнулся окончательно. День был в самом разгаре, за дверьми слышались голоса других студентов, но знакомых шагов он различать не успевал. Наверное, Юту всё-таки не стоило ждать. Юно помнил, в какой комнате состоится игра. Малое крыло третьего этажа всегда было особенно тихим — оно полностью принадлежало старшим курсам искусствоведов, а те, в свою очередь, чаще всего пропадали либо на тренировках, либо на репетициях. Редко кто из них был трейни и надеялся дебютировать, поэтому проводил долгие часы в стенах компаний. Кто-то просто работал допоздна и по факту жил на съёмных квартирках, оставляя комнаты пустыми. По его представлениям, Сычен относился к тем, кто уже давным-давно не появлялся в общежитии и пустил корни в старом зале на втором этаже. Но, на самом деле, он был не прав. Сычен любил танцевать так, чтобы забыть обо всём, кроме того, что в десять вечера в общежитии наступает комендантский час. Он выключал музыку в половину десятого, быстро собирал вещи и запирал зал, относил ключи на вахту. Охранник смотрел угрюмо и недовольно, словно у Сычена нет прав пользоваться такими привилегиями и вообще существовать, быть тем, кем он является. По выходным он наоборот никуда не выходил из общежития. Думал, что имеет на это полное право, а потом вспоминал, что танцы и постановка хореографии в стенах университета — это необходимая формальность, как и другие предметы, и с мрачным видом поднимался с кровати и принимался за учёбу. Порой приходилось уходить в библиотеку, что была довольно далеко, и заниматься там: сосед по комнате был первокурсником, так что своей нервозностью и болтовнёй невпопад выводил из себя ещё хлеще, чем… Сычен ломает палочки для еды, затем уничтожающе смотрит на Джемина. Тот был уже в разы бодрее, чем утром, потому что уже через полчаса все собирались у него, но Сычена это мало волновало. Сказанное им было куда важнее. — Эй, Нана, — он попытался обратиться к нему в менее приказном тоне, и Джемин поднял на него озорной взгляд. — Скажи ещё раз, кого из архитекторов ты позвал? — Что, интересно? Ты же сам… — Кого ты позвал? — настойчиво перебил его Сычен, затем вытирая губы салфеткой и беря вилку. Половинки несчастных палочек он кинул в мусорку. — Ты сам сказал звать не больше десяти человек. Архитекторов будет четверо. Накамото-сан, — Сычен поморщился. Он ненавидел, когда Джемин так его называл. — Рику… А, ты же не помнишь его? Он же… — Кто третий? — Тот парень, который в последний раз приходил с Ютой. Сычен дёрнулся и слегка напрягся. — У него нет имени? Как бы он хотел, чтобы имени у этого ненормального действительно не было. — Все его зовут председатель Чон. Чон Юно. Он популярен, но только среди преподавателей и каких-то крутых профессоров, которые иногда приезжают и дают лекции для особо одарённых студентов. Сычен ощущал, как уголки его губ непроизвольно приподнимаются в ухмылке. Джемину он не ответил, хотя тому очевидно было всё равно, и просто продолжил спокойно ужинать. Всё рассказанное явилось ему как нечто совершенно смехотворное и глупое, сам Чон Юно теперь казался таким. Необъяснимо нелепым, потому что для Сычена он был тем, кто постоянно старался доказать свою значимость, убедить других и себя заодно в том, что он идеален, и лучше него никого не найти. Он — единственный. Самый интересный, неповторимый и обладающий чем-то исключительным. Но затем Сычену стало не до смеха. Этот Чон Юно не был придурком, который только и делает, что стремится к признанию. Он видел намного больше, чем способен был показать, и это раздражало и смущало одновременно. Сычен теперь был убеждён, что они похожи. Он не собирался, конечно, теперь заводить с ним дружбу, но кое-какой интерес Сычен всё же готов был проявить. От бесконечного созерцания потолка его отвлёк зазвонивший будильник. Всё его время было строго разделено и предназначено для определённого события, свободной секунды никогда не оставалось. Сычен вздохнул, взял телефон со стола и поднялся с кровати. Мелодия затихла, и теперь были слышны его негромкие шаги. Он что-то напевал себе под нос, бродя по комнате и ища в шкафу с вещами что-то более-менее приличное, выругался. Джемин опять забрал все толстовки себе, придётся обойтись чем-то другим. — Куда-то собираешься? — голосок соседа-первокурсника, как и всегда, звучал заискивающе. Он лежал на кровати и с увлечением играл в телефон. Сычен хмыкнул. — Собираюсь. Я приду поздно, поэтому не закрывай дверь. Я не могу найти свои ключи. Парень не ответил, и Сычен повернулся к нему, нахмурившись. Он ненавидел, когда этот проклятый мальчишка выказывал равнодушие там, где оно неуместно. — Ёно-я, ты глухой? — с некоторым предупреждением обратился он к нему, и первокурсник, обречённо вздохнув, кивнул. — Я понял… Не закрывать дверь, пока ты не вернёшься. — Верно. Сычен поставил будильник на два часа ночи, забрал некоторые вещи и ушёл. Кажется, до него уже доносились радостные возгласы из комнаты, что находилась в конце коридора, и он неспешно направился туда. Чем ближе, тем необоснованно волнительнее. Тем сильнее бессмысленное чувство, что всё пойдёт не по плану, и Сычен не выйдет из этого вечера тем же человеком. Перед каким-нибудь событием он постоянно думал о подобном. Он коротко стучит в дверь и тут же заходит, потому что вряд ли бы его расслышали в таком гомоне. Несколько пар глаз уставились на него с гостеприимным любопытством, Джемин подскочил с пола и бросился к нему. Сычен изучил пришедших, встретив при этом пару незнакомых лиц — должно быть, первокурсники, из-за которых Нана так возбуждён. Он буквально сиял. Минхён помахал ему, вальяжно сидя в кресле и держа бутылку пива. По его внешнему виду Сычен понял, это уже не первая бутылка. Последним среди танцоров был Пак Джисон, первокурсник. Милый, стеснительный паренёк, который внимательно наблюдал за всем происходящим, скромно стоя в сторонке. Философов было двое, среди них — Ли Джено. Сычен на мгновение испытал облегчение — он был единственным, благодаря кому в игре появлялся хоть какой-то азарт, ведь Джено тоже отлично понимал, что такое покер. — Эй, глянь-ка, — Джемин приобнял Сычена за плечи, уводя за собой на кухню, где у окна сидело ещё двое. Они курили и о чём-то болтали вполголоса, но сразу обратили внимание на хозяина комнаты и его друга. Тот, что был выше, смазливо улыбнулся. Нана обратился к нему. — Эй, Чанхи. Советую не баловаться дурью, её у нас мало. — Хён… — протяжно и жалостливо ответил ему Чанхи, а его спутник молча выдохнул дым в открытое окно. Сычену они не понравились, он склонился к уху Джемина. — Кто это? — Сон Чанхи, ещё один философ с первого курса, а с ним инженер-третьекурсник… Ты не помнишь его? — С чего я должен помнить инженеров? — Лю Янян. Вы с ним чуть не… — Заткнись. Нана ухмыльнулся и оставил тех двоих наедине, уводя за собой Сычена. Конечно, он помнил, кто такой Лю Янян, но каждый раз, мысленно возвращаясь в тот день, он готов был убить кого-нибудь. Тогда, год назад, они играли не только в покер. Шестеро самых стойких остались, чтобы просто пообщаться и расслабиться, кто-то предложил сыграть в бутылочку. Лю Яняна пришлось поцеловать из-за задания Джемина, а Сычен так удобно был пьян. Он тихо застонал, когда Янян приоткрыл рот и провёл пальцами по голому предплечью, притянул ближе к себе. Все вокруг как будто сошли с ума от перевозбуждения. Сычен отстранился первым, потому что голос разума просыпался даже в такие моменты, и стыдливо опустил взгляд. Его дыхание было горячим и частым, он немедленно поднялся на ноги и нетвёрдой походкой направился прочь из комнаты, на балкон. В груди всё горело, хотелось ночной прохлады. Все забыли о произошедшем, кроме тех, кому пришлось выполнить дурацкое задание, и на следующий день Лю Янян пришёл в корпус, где занимались танцоры. Сычен думал, что ради извинений, но Яняну их поцелуй более, чем понравился. Он готов был продолжить. В тот день многие стали свидетелями того, как красный от стыда и доведённый до отчаяния Сычен даёт инженеру звонкую пощёчину. Это было началом конца для него, и он больше не смел приходить. Даже на прошлой игре полгода назад он не присутствовал, потому Сычену было намного комфортнее. Джемин, столкнувшись с последствиями своей пьяной выходки, позже попросил у друга прощения. Всё закончилось, но щемящее ощущение в груди всё не уходило. Сычен устроился на диване, парой слов перекинулся с Джено, ещё раз осмотрел всех присутствующих. — Мы ждём кого-то ещё? — негромко спросил он, словно обращаясь к каждому. Минхён глотнул пива, многозначительно посмотрел на Юту, который сидел у его ног. Должно быть, он тоже уже достаточно выпил и теперь будет путать правила игры. Он спрашивал это, хотя точно знал ответ. Просто до последнего верил, что Чон Юно — это какая-то массовая галлюцинация, или у него возникли настолько неотложные дела, раз он передумал и решил не идти. — Он обещал скоро прийти, — глядя в экран телефона, заявил Минхён. Юта в подтверждение его словам кивнул, и Сычену вдруг захотелось уйти хоть куда-нибудь, лишь бы не видеть их. Джемин наблюдал за ним, словно отталкивался от его настроения и делал всё, чтобы ему было хорошо. Именно потому он прикончил банку пива, взял под локоть Джисона и вывел его в центр комнаты. Тот выглядел крайне растерянным, но все понимали, для чего это нужно. Все ждали. — Итак, Пак Джисон… — Нана ходил вокруг него, будто готовил его к какому-то обряду, затем прищурил глаза и улыбнулся. — Или, как тебя зовут близкие друзья, Пак Сатурн. Твой знак зодиака — Водолей. Любимый цвет? Джисон совершенно не понимал, чего от него хотят, и Сычен даже умилился этому. Всё-таки, это было традицией, которая принадлежала только танцорам. Ни одни другие факультеты не делали такого для первокурсников. Всё, что происходит в этой комнате — наследие, что зародилось в далёкие времена. Через это проходили все, кто решался прийти на игру. — Красный… Мне нравится красный, — голос Джисона был глубоким, он совершенно не подходил его внешности и характеру. — Ах, наш Пак Джисон такой страстный… — Джемин продолжал кружить вокруг него, его внимание стало ещё более цепким. Затем он обратился к сидящему у дивана Рику. — Красный. Приготовь ему что-нибудь неповторимое. На лице до этого неподвижного Рику отразился восторг, он взял с общего стола несколько бутылок алкоголя и вишнёвый сок, принялся замешивать коктейль прямо в стеклянном стакане. Слабый свет играл бликами в коктейле непонятного происхождения, и, наконец, Рику добавил последний штрих и долил в стакан сока. Взял со стола соломинку, тщательно перемешал всё и с удовлетворением пригубил эту дикую смесь. — Идеально! — Рику, этот безумный японец, просиял и немедленно впихнул в руки Джисона стакан, похлопал его по плечу. — Пей до дна. Это наш ритуал. — До дна! — почти разом повторили все, и Сычен наконец-то сумел полностью расслабиться. Он чокнулся с Джено и сделал несколько глотков дайкири. Джисон зажмурился и залпом выпил безымянный коктейль. После он выдохнул и несколько секунд просто пытался осознать, что только что произошло. В глазах Джемина блеснул интерес, он забрал из его пальцев стакан и взял за локоть, приблизился к уху. — Ну как? — от этого Джисон вздрогнул. Его лицо залилось слабым румянцем, и он повернул голову к стоявшему вплотную Джемину. — Слишком крепко, но вкусно… — Такаги-сан умеет делать хорошие вещи, — согласно изрёк прильнувший к ногам Минхёна Юта, а тот потрепал его по светлым волосам. — Как бы ты назвал этот коктейль, Нана? — подал голос Сычен. Нана гордо посмотрел на Джисона, который теперь не выглядел таким уж робким. Рику, как создатель этой термоядерной безымянной смеси, ожидал вердикта. С недавнего времени он был провозглашён главным барменом в их компании, потому ему было обязательно присутствовать на каждом ритуале и готовить что-то. Всё началось с фатальной ошибки, когда он готовил коктейль по рецепту, но был настолько пьян, что перепутал все ингредиенты. С тех пор он делает то, что хочет, экспериментирует и готовит что угодно, на что хватит фантазии. В конце концов, это приходилось пить только первокурсникам-танцорам. — «Кровавый Сатурн», — как-то чересчур нежно сказал Джемин, глянув на Сычена. Тот не могу не заметить, как Джисон, слегка ослабев, прижался к Нане грудью. — Я назову это произведение искусства «Кровавым Сатурном».

***

— Эй, Дун Сычен. Ты смотришь на нас так, будто у тебя опять фулл-хаус. Сычен опустил голову, стараясь сдержать очередной едкий комментарий. Чон Юно всё же пришёл. Пришёл и всё испортил своей неясно откуда возникшей лёгкостью и очаровательной улыбкой. Он сразу стал дилером, сместив с этой должности Минхёна. А тот, кажется, так сильно напился, что был и не против. Сычен впервые видел старосту настолько отключенным от реальности — он ленно валялся на кровати и следил за игрой, временами дотягивался до сидевшего на полу Юты и отвлекал его от игры, хихикал, подсматривая его карты. Юно пришёл только через полчаса, когда ритуал был давно закончен, и все просто мысленно готовились к игре, разговаривая о всяких мелочах. Чанхи, благодаря мягким наставлениям Джено, быстро уловил всю суть, Яняну не везло, потому что он забыл все правила, и он то и дело отвлекался на белое вино. Кажется, Сычен был самым трезвым, Джемин и Джисон ожидаемо спелись, помогая друг другу не быть уже совсем безнадёжными игроками. Рядом с дилером, что расслабленно сидел на полу в кругу игроков, стояло две бутылки красного вина (одна из которых уже была почти пустой) и недопитый бокал. Юно с блестящими отчего-то глазами наблюдал за игрой, порой разминал шею, и тогда Сычен напрягался — это делало дилера… Ещё более невыносимым. Из ложбинки над ключицей, что открывалась из-за сползшей с плеча футболки, в самую пору было пить это проклятое красное полусладкое. Почему он казался настолько изящным, непринуждённо-кокетливым? Неловкости не было, дурацких смешков невпопад тоже… Это всё потому, что Чон Юно пьян? Сычен раздосадовано выдохнул и кинул карты на пол. — Флэш-рояль, — в победной, но совершенно не довольной ухмылкой заявил он, вызвав бурю восхищения, что была так похожа на негодование. Он снова собрал самую редкую комбинацию. — Думаю, пора на перекур, — Юта тоже сбросил карты и потянулся, размял широкие плечи. Джисон, уставший от столь напряжённой игры, уронил голову на плечо Джемина и прикрыл глаза. Он пьянел на удивление медленно, но всё же неизбежно. Нана заботливо посадил его в кресло и пошёл с Ютой и Сыченом из комнаты. Кажется, Сычену было, что сказать. Они ютились втроём на маленьком открытом балконе, молчали, зачарованно и слегка задумчиво наблюдая, как пушистые снежинки падают на землю. Нана и Юта кутались вдвоём в плед, раскуривая одну сигарету, у Юты постоянно першило в горле. Временами он проверял притихшего под боком и разгорячённого алкоголем Сычена, что даже на открытом ночном воздухе стоял в тонком свитере. Длинные рукава были закатаны, он неспешно печатал кому-то сообщение, выглядя слегка нервным. После он убрал телефон и тоже положил локти на перила. — Юта… Хён, — добавил он, как только вспомнил, что Юта старше. — Председатель Чон всегда так себя ведёт, когда напивается? — Ты о Юно? — в вопросе японца был неподдельный интерес. — Он редко пьёт в компаниях и в принципе… Чаще задрачивает чертежи для проектов. Нана негромко усмехнулся, сильнее кутаясь в плед. — Это ты его притащил? — И да, и нет. Ему было интересно, как ты играешь. Он тут из-за тебя. Сычен сжал челюсти, прикрыл глаза. Из-за алкоголя заболевала голова, а тут ещё и насмешливо-гордый тон Юты. Ещё немного, и он ударит его, наплевав на рамки приличия. — Откуда он знает, как играть в покер? — Он не знал, — встрял Джемин, передавая Сычену сигарету. Тот не просил, но всё-таки затянулся. — Быть дилером проще всего. — Почему его не было в прошлые разы? — не унимался Сычен. — Он работал в компании своего дяди, — объяснил Юта, продолжая молчаливую борьбу с Наной за плед. — В общаге из-за этого не появлялся, на занятия приходил полумёртвый, как зомби. Даже не хочу возвращаться к этому. Только сейчас его оставили в покое. — Из-за выпускных проектов? — Угу. Юта потушил окурок и выбросил его на улицу, полностью сдёрнул с Наны плед и укутался им с головой, поспешил вернуться в комнату. Джемин был не против, хоть и обозвал его так, как старших обычно не называют, и Сычен из-за этого странно покосился на него. — Забей, он бы не разозлился, — попытался успокоить его Джемин, дрожа от пробиравшегося под толстовку холода. — Потому что он японец? — недовольно и медленно проговорил Сычен. — Ты даже меня умудрился сейчас оскорбить… Джемин промолчал и как будто виновато опустил голову, но злиться на него было бы слишком нечестно — пьяные люди всегда говорят глупости. Постояв с Сыченом ещё немного, он, грозясь окоченеть, поспешил уйти с балкона обратно в комнату. Танцор не пошёл следом, а остался думать, возможно, опять негодовать. В его разуме скопилось непомерно много вопросов, которые касались лишь его. Архитекторы из-за существования Чон Юно среди них — народ абсолютно непонятный и смущающий. Неорганизованный и сумбурный, вечно суетятся, куда-то бегут, готовы не спать неделями ради идиотских рисуночков. Возможно, оно того и стоило, однако можно ли так достичь идеала? Разве стоит пренебрегать чем-то в угоду результату, а не тому, что к нему приведёт? — Если продолжишь стоять тут, замёрзнешь окончательно, — раздался за спиной глухой, но ласковый голос. Сычен замер, а когда на его плечи невесомым облаком накинули пуховик, вздрогнул всем телом и резко повернулся к тому, кто рискнул побеспокоить его. И вновь этим кем-то стал Чон Юно. Он улыбался пьяно и бархатно, но глаза у него были слишком ясными и блестящими для выпившего две бутылки вина человека (Минхён прислал жалобы на то, что «хён вообще не пьянеет»). Он решился подойти ближе, и Сычен потупил взгляд, уже было отступил от него, но Юно остановил, положив ладони на предплечья. Это заставило наконец-то осознать, что таких прикосновений не приходилось испытывать уже очень давно. Вот бы отключить хоть на секунду мозг и дать этому идиоту поступить так, как ему вздумается. — Что ты тут делаешь? — но внутри неугомонным и тревожным созданием мечутся сомнения. В его интонациях Юно слышит что-то чужое, не свойственное обыкновенно бесстрастному Сычену. — Зачем лезешь ко мне? Председатель Чон держал его крепко, издевался, и Сычену вдруг захотелось упасть на колени и взвыть. Уже не находилось слов, чтобы описать ненавистного и омерзительного Чон Юно, его характер и привычку заглядывать в самую душу, раздевать одними лишь глазами. — Мне Джемин сказал за тобой сходить, — от него несло перегаром, но вёл он себя так рассудительно и свободно, как если бы они обсуждали погоду или планы на Рождество. — Ты… Интересный. Но нам пока рано говорить об этом, верно? — Верно, сначала тебе надо проспаться. Я не собираюсь слушать твой пьяный бред. — Я в своём уме, в отличие от тебя. — Что ты сказал? — глаза Сычена загорелись огнём праведного гнева, он хотел было оттолкнуть Юно, но тело, как назло, теперь не слушалось. Рядом с ним Сычен погружался в горячное беспамятство быстрее, чем он мог вообразить. Рядом с ним было так тепло, что в пору было поддаться. — Ты тоже пьян, Дун Сычен, — прошептал Юно, подаваясь вперёд и прижимая Сычена к перилам. Его дыхание стало сбивчивым, в груди всё затрепетало. Юно провёл пальцами по его волосам на затылке, обнял за шею и решительно, но мягко поцеловал его в аккуратные пухловатые губы. Сычен от такого растаял, ему перестало быть холодно и неприятно. Внутри всё ещё билось чувство паники, оно умоляло остановиться, но всё ушло на задний план, когда Юно ненароком скользнул ладонью по его пояснице, углубил поцелуй, коснувшись языка Сычена своим. Тот глухо застонал, притягивая его к себе за бёдра и вдруг отталкивая. С плеч Сычена спал пуховик, Юно с трудом сориентировался и подхватил его, сам танцор словно растворился в воздухе от переизбытка давно запрещённых им самим чувств. Всё случилось так быстро, председатель лишь успел услышать, как в коридоре от него удаляются торопливые шаги. Он съёжился от холода и спешно оделся, устремил застекленевший и слегка измученный взор в тёмное, снежное небо. Кажется, именно в тот момент он наконец ощутил, как разум мутнеет, а к горлу подбирается тошнота.