За кого мы проливаем кровь(For Whom We'd Shed Blood)

«Вы не можете вернуться назад и изменить начало, но вы можете начать там, где вы находитесь, и изменить конец». - К. С. Льюис

Лесной службе пришлось выехать и устранить ущерб, нанесённый во время битвы Всемогущего со Всеми за Одного. Это потребовало некоторой работы, но благодаря нескольким причудам ущерб в значительной степени был исправлен. К сожалению, убежище пришлось покинуть, но у Незу их было несколько, так что он не беспокоился об этом. Он был просто рад, что все живы и здоровы после такого испытания. Никто не ожидал появления „Все за Одного”. И это, по сути, было именно тем, из-чего Изуку наконец-то оказался в комнате для интервью Башни Могущества, чтобы поговорить: Все за Одного. Или, скорее, Мидория Хисаши, его... отец. Это было трудно проглотить, тот факт, что он был ребёнком самого ужасного суперзлодея, которого когда-либо знал мир. Что его отец убил бесчисленное количество людей и совершил немыслимые вещи, что сам Изуку, вероятно, был продуктом плана этого человека. Он был почти подавлен, когда ему и Всемогущему пришлось снова расстаться, чтобы пройти обследование у медицинских специалистов. Единственной светлой стороной всего этого было то, что Всемогущий, по всем данным, был даже здоровее, чем до того, как его похитили. КГОБ, по-видимому, пытались вернуть его в лучшую форму, пока они промывали ему мозги, чтобы он работал на них. Они также были на пути к успеху с его физическим здоровьем. Исцеляющая девочка подсчитала, что он, вероятно, снова сможет выдерживать шесть или семь часов геройской работы в день, даже после той короткой битвы со Всеми за Одного. Он продолжит ухудшаться снова без дальнейшего лечения, но Незу предложил откопать оставшуюся часть медицинских планов КГОБ, чтобы попытаться помочь ему дальше. И не только это, Незу собирался лично контролировать перестройку Комиссии общественной безопасности героев и её агентов. Если повезёт, он установит прочную, эффективную и позитивную силу в Комиссии, тем самым предотвратив повторение чего-либо подобного. Он не знал подробностей, но Изуку был уверен, что если кто-то и сможет это осуществить, то это будет Незу. А вот всё остальное... ну. Пройдёт много времени, прежде чем Изуку снова почувствует себя в гармонии с миром, и то, если он вообще когда-нибудь это сделает. Теперь, когда всё закончилось и всё в основном успокоилось, пришло время для интервью с детективом Цукаучи о его отношениях с отцом. Он знал, что это произойдёт, как же иначе? «Итак», — мягко сказал Цукаучи, выводя его из раздумий. Яги сидел слева от Цукаучи, напротив Изуку и его матери. По другую сторону стекла находились Незу, Гран Торино и Ночноглаз, наблюдавшие за интервью. «Давайте начнем с основ, ладно? Мы пойдём медленно». На лице и руках Цукаучи было несколько повязок. Его также ударило обломками и швыряло во время боя, но в основном он выкарабкался. Единственными серьезными травмами, которые кто-либо получил, помимо сломанных рёбер и небольшой раны на голове Всемогущего в бою, были лёгкое сотрясение мозга у Гончего и перелом запястья Инко во время падения дерева. «Ладно», — наконец ответил Изуку, неловко поёрзав на своём месте. Он чувствовал на себе изучающий взгляд Ночноглаза по ту сторону стекла. Торино и Незу были на его стороне, соглашаясь с Яги, что Изуку, скорее всего, невиновен, но просто чтобы прояснить ситуацию и убедиться в некоторых деталях, они хотели провести интервью. Ночноглаз... он с тех пор не переставал смотреть на Изуку как на злодея. Это задело, потому что даже если он не хотел этого признавать, этот человек был прав, когда говорил, что он обуза. Изуку всё ещё чувствовал, что всё, что произошло, было его ошибкой. «Пожалуйста, назовите своё имя, возраст, причуду, профессию и одну ложь», — начал Цукаучи. «Это позволит мне получить базовые данные для моей причуды. Плюс, это облегчает вам старт». «Мидория Инко», — первой пошла его мама, её голос нисколько не дрогнул. Она крепко держала сына за руку. Она знала, что они невинны и не знали об истинной природе Хисаши, поэтому ей нечего было скрывать. «Мне сорок лет. Моя причуда — Притяжение, она притягивает ко мне мелкие предметы. Я работаю в офисе Мусутафу Финансы личным бухгалтером. Ложь… Я смотрю мыльные оперы каждый день». «Правда, правда, правда, правда, ложь. Хорошо, спасибо», — кивнул Цуакучи, терпеливо ожидая Изуку. «Мидория Изуку», Изуку подавил свою нервозность, чувствуя себя более готовым теперь, когда его мама была так сильна ради него. «Пятнадцать лет. Я ученик средней школы Альдера. Я без причуды. Эм, я ненавижу кацудон?» «Правда, правда, правда, правда, ложь. Очень хорошо», — Цукаучи достал папку и извлёк из неё одну фотографию, обрезанную так, чтобы они не могли видеть другую половину. На ней был изображен его отец, каким его помнил Изуку, в смокинге в свадебном стиле. «А теперь перейдём к более сложным вещам. Кто этот человек?» «Это Мидория Хисаши, мой муж», — сказала Инко. «И отец Изуку». «А кто-нибудь из вас знал, что Мидория Хисаши также носил имя Шигараки Рюдзи или Все за Одного до боя несколько дней назад?» — спросил Цукаучи. «Нет», — покачал головой Изуку. «Я обещаю. Я понятия не имел. Я... я подумал, что его голос мне знаком, когда мы впервые встретились, но я не мог вспомнить, пока мама это не сказала». «Я тоже, — пробормотала Инко. — До сих пор я думала, что Хисаши либо мёртв, либо в Америке». «Обе правды. Вы не разговаривали с ним регулярно?» — спросил Цукаучи. «Нет. Когда Изуку поставили диагноз „беспричудность”, он начал всё больше и больше работать за границей. Он приезжал домой только на праздники или дни рождения, а затем всё перешло на видеозвонки. В конце концов, около пяти лет назад, он вообще перестал с нами разговаривать. Я не могла получить документы о разводе, так как никто не мог с ним связаться, и в конце концов все просто... предположили худшее, включая меня. Мы считали, что он тихо ушёл, не сказав нам ни слова», — объяснила Инко, обхватив голову руками. «Да... то, что сказала мама», — Изуку сжал собственные руки на коленях. «Я не разговаривал с отцом даже дольше, чем она. Последний раз, когда я помню, что он говорил со мной напрямую, мне было... может быть, пять или шесть лет, я думаю? Он позвонил домой, чтобы поздравить мою маму с днем рождения, я думаю, но я не могу вспомнить, что он мне сказал. Я не видел его лично с четырёх лет. Плюс тот факт, что я даже не узнал его голос, когда он говорил со мной, должны сказать вам, какое сильное впечатление он оставил...» «Оба утверждения были правдой. То есть вы вообще не назвали бы себя близким человеком с отцом?» — спросил Цукаучи. «Нет. Я уже очень давно не думал о своём отце», — тихо сказал Изуку. «Правда. Спасибо, Мидория. Теперь… о Шигараки. Когда ты встретил его, ты сказал, что его голос показался тебе знакомым, но ты не узнал в нём своего отца. Ты хоть представлял себе, что Шигараки и Все за Одного — один и тот же человек?» Цукаучи продолжил говорить о более сложных темах, но Изуку всё ещё сохранял решительное выражение лица. «Нет, совсем нет», — ответил Изуку. «Я только недавно услышал о Всех за Одного от Гран Торино. Я понятия не имел, как он выглядит или звучит, даже не знал, что Всемогущий ударил его по голове. У меня действительно не было ничего, чтобы связать все точки в моём сознании. Для меня он казался просто обычным слепым человеком». Цукаучи кивнул. «Верно. Поэтому, я думаю, достаточно сказать, что нет никаких шансов, что вы сознательно приведёте Всех за Одного в безопасный дом. Но просто для ясности: если бы вы знали, что Шигараки был Всех за Одного, вы бы продолжили говорить с ним и/или привели бы его в безопасный дом, куда увезли Тошинори?» «Никогда», — Изуку никогда не был более уверен в чем-либо за всю свою жизнь. «Я... я слишком забочусь о Яги-сане. Я бы сделал всё, чтобы помешать Все за одного приблизиться. Я ни разу не совершал преступления и даже не думал о том, чтобы сделать хоть что-то отдаленно злодейское. Даже если Все за одного — мой... мой отец, нет ничего в целом мире, что могло бы заставить меня предать Яги-сана или отвернуться от героизма. Клянусь». «Правда», — сказал Цукаучи, на его лице появилась лёгкая, почти облегчённая улыбка. «Хотя, действуя через информационного посредника и встречаясь с Таками-сан под ложным предлогом, это перегибает палку, молодой человек. Я бы на вашем месте был осторожен в будущем, даже если это касается людей, которые вам дороги». «И для ясности, поскольку я знаю, что сэр Ночноглаз наблюдает», — Инко бросила суровый взгляд на зеркальное окно, — «я также никогда не совершала ничего злодейского или преступного». «А, спасибо. Это правда. Итак... вы удовлетворены этими ответами, директор Незу, сэр Ночноглаз? Хотите ли вы еще что-то спросить?» Цукаучи взглянул на камеру безопасности в углу комнаты. По интеркому раздался голос. «Мидория», — кажется, это был директор Незу. «Ночноглаз хочет знать, действительно ли ты лишён причуды или у тебя есть причуда, как у Всех за Одного». «Но он уже сказал мне правду», — нахмурил брови Цукаучи. «Он сказал, что у него нет причуды, и он был честен». «Если вам нужны доказательства, я могу предоставить записи рентгена его стопы и анализов крови с визита к врачу, когда он был маленьким мальчиком. С медицинской точки зрения у него нет причуды, и это факт. У него даже нет спящих генов причуды», — объяснила Инко. «У него физически нет возможности иметь причуду, кроме... ну, вы знаете, а у него её нет». «Правда. Доволен?» Цукаучи снова посмотрел в камеру. «Да. Спасибо», — ответил Незу. «Это всё, что нам нужно. Я считаю, что Мидория вообще не виноват в инциденте. На этом мы можем завершить это интервью». На мгновение стало тихо, а затем Яги через стол быстро и облегченно вздохнул. «Слава богу, что всё кончено», — сказал он, проводя рукой по лицу. «Я знал, что ты невиновен, я просто знал это. Ты никогда не поможешь этому негодяю». «Конечно, нет», — Изуку выдавил легкую улыбку. Какая-то инстинктивная часть Яги, должно быть, волновалась, но он не мог винить этого человека ни на йоту. Услышав, кто был отцом Изуку, он бы понял, если бы он серьёзно сомневался в их отношениях, или даже если бы он не хотел иметь с ним ничего общего никогда больше. Это было бы понятно. И всё же вера Всемогущего — Яги в него никогда не колебалась. «Почему бы нам не дать вам двоим немного поговорить?» — пробормотала Инко, жестом приглашая Цукаучи пойти с ней. «Я уверена, им есть что обсудить. Если я тебе понадоблюсь, дорогой, я буду снаружи, выпью кофе, ладно? Я люблю тебя». «Хорошо, мам. Я тоже тебя люблю», — сказал Изуку, наблюдая, как за ней закрылась дверь, и в комнате остались только он и Яги. Он понятия не имел, были ли Ночноглаз, Торино и Незу всё ещё за стеклом, но у него было чувство, что Торино, по крайней мере, заставит Ночноглаза уважать личный момент, если не больше. Индикатор камеры видеонаблюдения, показывающий, что идет запись, погас, и он понял, что они наконец-то остались одни. Теперь осталась только одна проблема, и именно о ней Изуку серьёзно размышлял. После откровения об отце, это было одной из немногих вещей, которые были у него на уме, и он знал, что должен был что-то сказать сейчас, иначе он никогда этого не выскажет. Поэтому прежде, чем Яги успел что-то сделать, Изуку сжал руки в крепкие, побелевшие кулаки на столе и сказал то, что думал. «Я... я не гожусь для Один за Всех», — сказал Изуку, и Яги удивленно кашлянул, приложив платок ко рту. Казалось, некоторые вещи нельзя исправить всего за полтора месяца. «Я сын Всех за Одного». (Даже от этих слов Изуку снова захотелось вырвать. Он почти пожалел, что узнал об этом.) «Я знаю, что ты никогда не сможешь отдать Один за Всех... кому-то вроде меня. И-даже так, ты однажды сказал мне, что всё равно будешь учить меня, даже если я буду без причуды, так что, пожалуйста... Если ты всё ещё можешь выносить моё присутствие рядом... Я хочу оставаться твоим учеником больше, чем что-либо ещё». «Мидория…» Яги смотрел на него так, словно у него внезапно выросла вторая голова, потрясённый и сбитый с толку. Он встал со своего места и подошёл к Изуку, опустившись на колени так, чтобы они почти смотрели друг другу в глаза. «Ты действительно мой принц чепухи. Кто сказал, что ты не подходишь для „Одного за всех”? И я знаю, ведь я никогда ничего не говорил о том, что не могу выносить тебя, не так ли?» «Н… Нет, но…» «В этом утверждении нет никаких „но”, молодой человек. Ты мой преемник. Мой девятый. Ты первый человек, которого я вспомнил, когда не мог вспомнить ничего другого, и ты самый важный человек в моей жизни. Я имел в виду, когда сказал, что с того дня, как мы встретились, я знал, что ты хороший человек. Я сказал это однажды, и я скажу это снова… ты можешь быть героем, Изуку. Твой биологический отец не меняет этого, потому что ты не он. Ты просто Мидория Изуку… мой мальчик». Изуку больше не хотел плакать. Он чувствовал, что наплакался за всю жизнь, но... Яги сделал это немного сложным. Он был просто невероятно добрым. Как он мог не расчувствоваться после того, как он сказал такое? «Спасибо», — сказал Изуку, сдерживая себя. Он не собирался плакать. Он был достаточно силён, чтобы улыбаться, как и Яги. «Я всё ещё так сильно хочу быть героем. Я не подведу тебя, обещаю. Но я... Мне жаль, что я привел Всех за Одного прямо к тебе». «Это не твоя вина», — пробормотал Яги. «Он прожил гораздо дольше, чем мы оба вместе взятые, и он мастер манипуляций. Не говоря уже о том, что я уверен, что у него есть несколько причуд, которые могли бы повлиять на вещи. Ты никак не мог бы перехитрить его, и я, конечно, не виню тебя за всё это. Никто другой тоже не смог бы». «Просто... Ночноглаз был прав, понимаешь? Я-я имею в виду, ты не был там, чтобы услышать это, но он сказал, что я обуза. Что я, эм... что я, вероятно, был причиной того, что тебя забрали, что я буду пятном на твоём наследии. Думаю, это как-то меня задело. Узнав всё, я просто... поверил в это», — объяснил Изуку, неловко потирая затылок. Слова героя задели его больше, чем он хотел бы признать. После того, как Изуку впервые заговорил с этим человеком, его слова просто болтались у него в голове. Ты — легко уязвимая пешка. «Он сказал это тебе?» — спросил Яги, и на его лице появилось нехарактерное мрачное выражение. «Тогда мне придется поговорить с ним позже. Он не должен был говорить такие вещи, потому что они — явная ложь. Нет никого, кто подходил бы для Один за Всех лучше, чем ты. Вся работа, которую ты проделал, чтобы найти меня, доказывает это, не так ли? То, что ты зашёл так далеко, чтобы помочь такому старику, как я». «Ты не старый! Не говори так, Яги-сан». «Знаешь, тебе действительно не обязательно использовать почтительные обращения. Можешь называть меня как хочешь», — сказал Яги, внезапно сменив тему. «Я имел в виду то, что сказал, даже если в тот момент я не полностью помнил. Ты мне как семья. Если хочешь называть меня по имени, можешь». Глаза Изуку расширились. «Я... я тоже имел в виду то, что сказал», — выпалил он, его лицо покраснело от смущения, теперь, когда он говорил это вслух. «Эм, я имею в виду, то, что я сказал Всех за Одного о том, что ты единственный человек, который может сказать, что он мой отец... Надеюсь, ты не против, что я вижу тебя таким образом... И если мне не нужно использовать почтительные обращения, то ты можешь называть меня Изуку». «Ну, что я только что сказал?» — усмехнулся Яги, в его глазах читалась нежность, когда он взъерошил волосы Изуку. «Ты для меня как член семьи. Как сын, которого у меня никогда не было. Я очень забочусь о тебе, Изуку, и если ты видишь во мне отца, то я сделаю всё возможное, чтобы оправдать это. Что бы ни случилось дальше — если Все за Одного снова появятся, если Комиссия Героев попытается что-то сделать, что бы ни случилось — я здесь, чтобы помочь тебе это пережить». «Я очень надеюсь, что Комиссия Героев ничего не попытается сделать», — Изуку уставился в пол, словно это был сам Президент. «Я всё ещё не могу поверить, что они похитили тебя. Неужели герои всегда были такими... тайно коррумпированными? Я имею в виду, ты не коррумпирован, но...» «Если вы можете в это поверить, раньше было хуже. Я поставил себе цель попытаться навести порядок в героизме и в отношении злодеев, когда стал номером один, но они метафорически контролировали мою карьеру. Я не мог сделать столько, сколько хотел. Теперь, однако, директор Незу собирается навести порядок, и Один за Всех достанется идеальному кандидату. Несмотря на то, что Все за Одного жив, я не сомневаюсь, что будущее будет в порядке, пока вы здесь. Хотя что касается Один за всех, я думаю, что можно ожидать некоторых... странных вещей». «Странные вещи?» — спросил Изуку, его гневное выражение исчезло. «Что ты имеешь в виду?» «Ну, самые яркие сны о моём наставнике я видел, когда находился под влиянием психической причуды в учреждении КГОБ. К счастью, только эти сны и не давали мне поддаться этим причудам. Они казались почти реальными. Я верю, что Один за Всех может иметь встроенную защиту от психических причуд, хотя я не совсем уверен, как именно. Просто... будь готов к странным происшествиям и не бойся обсуждать их со мной, хорошо?» — сказал Яги. Он нежно соприкоснулся их лбами, а затем встал, протягивая руку Изуку. Изуку взял её, не задумываясь. «Я дам тебе знать, если случится что-то странное», — согласился Изуку. «Спасибо за предупреждение». Яги остановился перед тем, как они вышли из комнаты для допросов, и выражение его лица стало более задумчивым. «Я, конечно, беспокоюсь, что даю тебе Один за Всех из-за опасности. Поскольку Все за одного живы… на спинах у тебя и твоей матери уже есть огромная цель. Если добавить к этому Один за Всех, то станет ещё хуже. Хотя я и собираюсь сделать всё возможное, чтобы тебе не пришлось столкнуться с этим злодеем, я хочу, чтобы ты был абсолютно уверен, что хочешь нести это бремя, прежде чем ты его возьмёшь. Я уже говорил об этом с директором Незу, и если ты всё ещё хочешь получить причуду и сдашь экзамены, он более чем готов принять тебя в UA, несмотря на опасность. Тебе будет безопаснее учиться там, чем где-либо ещё. Тебе решать, хочешь ли ты это нести или нет». Изуку даже не нужно было думать над ответом. «Я всё ещё хочу принять её», — сказал он, никогда не будучи более уверенным в чем-либо. «Я хочу быть девятым. Я хочу... Я хочу, чтобы ты гордился». «О, мой мальчик», — Яги обнял его и положил свою голову на голову Изуку. «Ты уже заставляешь меня гордиться тобой каждый день».

________________________

Незу сидел за своим столом, пристально глядя на двух людей, которые сейчас находились в его офисе. Он постоянно вносил изменения в течение последних нескольких дней. После того, как стало известно, что Все за Одного жив, он знал, что как бы ему ни хотелось убрать большую часть инфраструктуры Комиссии Героев и заменить её, некоторые части нужно было сохранить. Например, Герой Номер Три. Ястреб. Он был ужасающе искусен для своего возраста и станет бесценным активом в неизбежной борьбе против Всех за Одного, которая обязательно разразится в будущем. Незу не позволит, чтобы случилась ещё одна травма, подобная той, что получил Тошинори, поэтому на этот раз им нужна была вся возможная помощь. Ястреб должен был стать частью этой помощи, предполагая, что они смогут сломать то, чему герой подвергся со столь юного возраста. «Спасибо, что пришли, Таками-сан», — пробормотал Незу. «И вам тоже, Таками-сан». Оба, Таками Кейго и Таками Томиэ, были здесь, в его офисе, и каждый из них выглядел таким же потерянным, как и другой. Очевидно, Ястреб понятия не имел, что делать со своей матерью, а его мать выглядела так, будто она действительно переваривала всё, что она сделала до этого момента. Томиэ была в некоторой степени оправдана после интервью с Цукаучи — „продажа” Комиссии Героев не была столь буквальной, как они обнаружили. Комиссия солгала, заявив, что они хотели сделать его своим подопечным в рамках невероятной программы обучения, которая изменит их обоих, и когда она согласилась, они купили её молчание и пригрозили сообщить полиции, что она продала своего сына, если она когда-нибудь снова заговорит о нём. Фактически, с этого момента у Ястреба не было семьи, а у Томиэ не было ребёнка. Это не оправдывало её самопровозглашенного обращения с сыном, но им нужно было, чтобы она сыграла свою роль, пока они оценивали, насколько промыты мозги Ястреба на самом деле. Это была единственная причина, по которой её не обвинили в её предыдущем пренебрежении и насилии над ребёнком. «Так вы новый босс, да?» — Ястреб неловко поёрзал на месте. «Что случилось, босс? Нашёл для меня работу или увольняешь, как Канеширо?» «Ну, ну, я предпочитаю термин „постепенное прекращение”. У неё было время, и она им злоупотребила. Онага станет отличной заменой, как только освоится. Я так рад, что он согласился занять пост президента после… короткого периода обучения. Надежный, он такой», — пробормотал Незу. Под надёжностью он подразумевал неподкупность и неприязнь к политической чепухе. Он был хорошим кандидатом, и его давно пора было повышать, подумал Незу. «Но мы здесь не для того, чтобы говорить об этом. Вы здесь, чтобы поговорить с Таками-сан». «Тесен мир, да?» — Ястреб неловко посмотрел на неё, понимая, что ему придется с ней общаться. «Одна и та же фамилия и всё такое». Томиэ сердито посмотрела на свои руки, сжатые на коленях, но Незу и глазом не моргнул. «Мы считаем, что его память была изменена причудой Курокавы, так же, как и память Онаги. Он не помнит многого, если вообще помнит, из своего детства. Вы считаете, что это верно, Ястреб?» «Да», — Ястреб потёр затылок. «Всё, что я действительно помню, — это то, что я много смотрел на Старателя снизу вверх. Я думаю, он арестовал кого-то, кто причинял мне боль. Это довольно расплывчато, но… Я помню, что у меня была плюшевая игрушка Старателя, когда я был ребёнком, и я думал, что хочу стать героем, как он». «Ты меня не... помнишь?» — спросила Томиэ, её голос был болезненно тихим. Дополнительные глазные яблоки, плавающие вокруг её головы, немного запнулись в своём движении, прежде чем продолжить. «Нет. Должен ли я?» — спросил Ястреб. «Ястреб, познакомьтесь с Таками Томиэ», — указал на неё Незу. «Твоя мать». Глаза Ястреба расширились. Он посмотрел на неё, моргая по-совиному, переваривая то, что ему сказали. Его тщательно изготовленная маска сломалась в одно мгновение, и именно на это надеялся Незу. Так что, похоже, Таками Томиэ действительно сыграла важную роль в том, чтобы прочистить Ястребу мозги. «Моя… моя мать?» — спросил он, осторожно протягивая руку, словно она была просто иллюзией. «Я вообще не помню. Ты правда…?» «Да… хотя, возможно, тебе лучше меня не помнить», — Томиэ отвернулась от стыда, прижав руку ко рту. «Я сделала всё возможное, чтобы стать лучше, но я была… плохой матерью. Я была недоброй. Я причинила тебе боль. Как бы плохо я себя сейчас ни чувствовала, ты не заслуживаешь быть рядом с матерью, которая делала и говорила то, что делала я…» «Тогда — тогда мы сможем работать вместе», — быстро сказал Ястреб. «Правда в том, что я так долго хотел узнать, откуда я пришёл. Почему я так сильно хотел стать героем, почему меня воспитывала Геройская комиссия, почему я хотел свободно летать самостоятельно. Я чувствовал, что я не знаю себя очень долгое время. Но вы могли бы… вы могли бы помочь мне вспомнить. Не могли бы?» Незу был доволен. Возможно, Ястреб не был настолько промыт мозгами, как он думал... возможно, это было больше вопросом обстоятельств, незнания чего-либо ещё и ощущения себя запертым в жизни, в которую его втянула Комиссия по общественной безопасности Героев. «Я... я могла бы», — прошептала Томиэ, чувствуя это. «Если ты действительно этого хочешь». «Если это так», — прервал его Незу, привлекая внимание обоих. «Тогда я предлагаю сделку, Ястреб. Твоя мать в настоящее время находится под защитой UA, пока не закончатся мои дела с Комиссией Героев, так что любые визиты к ней должны быть одобрены». «Если только…?» — спросил Ястреб, быстро сообразив. Выражение его лица было острым, как гвоздь. И в нём живёт Комиссионный агент, который, как знает Незу, был где-то зарыт. «Если только ты не работаешь на меня», — начал Незу. Выражение лица Ястреба было почти уязвленным, как будто он чувствовал себя снова проданным по контракту. Но Незу поднял лапу, чтобы остановить любые мысли, которые у него были. «Это совсем не похоже на предыдущее соглашение, которое у вас было. Я не жесток. Даже если бы вы сказали мне нет, я бы не стал запрещать вам видеться с матерью. Визиты просто должны быть одобрены и контролироваться. Но я был бы признателен, если бы вы выслушали то, что я могу предложить». «Ладно», — Ястреб внимательно посмотрел на него. «Тогда скажите мне». «Таками-сан, не могли бы вы на минутку выйти из комнаты, пока я обсужу детали с вашим сыном?» — спросил Незу, на что Томиэ кивнула и тихонько вышла из комнаты, а Незу продолжил. «Ваша роль в коррупции Комиссии не вышла за пределы круга очень избранных людей. Это было сделано намеренно. Потому что я считаю, что вы невиновны по большей части — вы не просили, чтобы вас воспитывали с детства, чтобы вы были их шпионом, и я не могу держать это в тайне», — объяснил Незу. Он не был бессердечным; он не стал бы обвинять молодого человека, который всю жизнь носил метафорический ошейник на шее, за то, что он следовал за теми, кто держал поводок. «И? Вы собираетесь использовать это как шантаж или что-то в этом роде?» Ястреб поднял бровь. «Нет», — покачал головой Незу. «Просто объясняю. Вот почему я предлагаю тебе эту работу. Я заставил Канеширо расторгнуть твой вынужденный контракт. Начиная со вчерашнего дня ты официально герой-свободный агент. Ты можешь основать своё собственное агентство, присоединиться к другому или работать самостоятельно без агентства. Выбор за тобой. Но, если ты подумаешь, ты можешь вместо этого пойти работать ко мне в UA». «Ты серьёзно?» — Ястреб был искренне шокирован. «У меня... у меня больше нет контракта?» «Очень серьёзно. Ты волен быть тем героем, которым хочешь быть, если ты вообще хочешь продолжать быть героем», — кивнул Незу. «Твоя жизнь теперь твоя собственная». «И вы хотите , чтобы я… бывший шпион Геройской комиссии, кто-то, кто помог похитить вашего друга… работал на вас в школе? Я не учитель», — сказал Ястреб, теперь переваривая то, что спросил Незу, на что Незу ухмыльнулся. «Нет, не являетесь. Но вы можете получить лицензию на геройское образование, чтобы преподавать уроки героизма студентам на геройском курсе. Я подозреваю, что вы сдали бы экзамен с блеском. Всемогущий делает то же самое и планирует начать преподавать в следующем году. Он простил вас за вашу роль в его похищении, так как он узнал причину вашего сотрудничества с Комиссией, поэтому я верю, что я тоже могу простить и забыть. Если бы герои номер один и номер три преподавали у меня, UA была бы практически неуязвима против Комиссии в будущем, если бы что-то случилось, несмотря на все мои усилия. И в свою очередь, я бы также предложил вам защиту от них». «А в чём подвох?» — спросил Ястреб, снова поёрзав на сиденье. Он был явно заинтересован, но нервничал из-за условий. «В таком предложении должен быть подвох». «Вы правы. Ваш трудовой договор будет довольно уникальным по сравнению с другими в моей школе», — кивнул Незу, протягивая вперед пачку бумаг. «Вот. Черновой вариант. Мы можем скорректировать его по мере необходимости, но основные условия, от которых я не отступлю, таковы: вы будете посещать обязательную терапию с Гончим, нашим консультантом. Пока вы всё ещё можете заниматься геройской работой, вы должны отдавать приоритет своим ученикам и заботиться о том, чтобы не перегружать себя. И, наконец, вы будете ходить по тонкому льду относительно того, чему и как часто вы можете учить. Я не знаю точно, что Комиссия по героям вложила вам в голову, поэтому я и другие сотрудники будем внимательно за вами наблюдать. Если вы проявите себя, я предоставлю вам больше свободы в планах уроков. На данный момент вы просто будете вносить вклад в планы уроков Всемогущего». «А как насчет срока действия контракта? Как долго я буду связан контрактом?» — спросил Ястреб, пролистывая бумаги, которые ему дал Незу, и быстро читая. «Столько, сколько вы захотите остаться здесь работать. Контракт действует на основе ежегодного продления, но вы можете прекратить работу со мной в любое время и по любой причине, как и я. Но другие учителя скажут вам — я стараюсь изо всех сил быть снисходительным и понимающим боссом», — сказал Незу, с улыбкой сложив лапы домиком. «Итак, что вы думаете о моём предложении, Ястреб?» «У меня просто вопрос. А как насчёт других агентов Комиссии? Уцушими, Курокава, все они? Сомневаюсь, что вы сделаете им то же самое предложение», — сказал Ястреб. «Почему я, а не они?» «Как я уже говорил, я считаю, что вы в значительной степени невиновны. Вы не просили о своей должности, и вам не давали другого выбора. Курокава выбрал свою — ему нравилось манипулировать людьми, „тренировать” их. Он отправится в тюрьму. Уцушими была завербована Комиссией сразу после окончания старшей школы. Когда её повысили, будущее её дочери было против неё, поэтому её наказание будет более мягким, но она всё равно знала, что сделала. Вы, Ястреб, единственный, кого я считаю, кто практически не виноват в этой ситуации». Ястреб прочитал ещё несколько страниц, и его рот решительно сжался. «Ладно, тогда. Где мне расписаться?»

_____________________

Тошинори наконец-то смог нормально встретиться с госпожой Мидорией. Потребовалось всего шесть месяцев тренировок и полтора месяца похищения, но вот он здесь. Изуку рассказал ему о том, что его мать знала об „Одном за всех” и их тренировках, и, честно говоря, Тошинори считал, что это к лучшему. Его мать заслуживала знать. Она была хорошей женщиной, которая заботилась о своём сыне и которую Изуку очень любил. Это сказало ему всё, что ему нужно было знать о её надежности. «Вы Яги-сан, о которой я так много слышала, верно?» — усмехнулась госпожа Мидория, выглядя измотанной. Это была ранняя встреча перед работой для них обоих, и он не мог себе представить, что она могла много спать после всего, через что они прошли. «Спасибо, что наконец встретились со мной, хотя это... не так, как я хотела с вами познакомиться. И, пожалуйста, называйте меня Инко». «Я тоже не так хотел познакомиться», — слегка вздохнул Тошинори. «Как бы там ни было, мне жаль, что тебе пришлось узнать о своём муже таким образом. По крайней мере, теперь ты сможешь развестись, как ты и говорила. Я помогу тебе это осуществить. Планируешь ли ты сменить имена? Я мог бы помочь». «Нет, я не буду менять наши имена», — покачала головой Инко. «Хисаши не был значительной частью нашей жизни последние десять лет. Если он не потрудился стать частью нашей жизни до того, как якобы потерял память в битве с тобой, то я не вижу, почему мы должны беспокоиться сейчас. Не то чтобы он уже не знал, кто мы сейчас. В этом не было бы особого смысла. А если это фальшивое имя, то это просто значит, что мы сделаем так, чтобы имя „Мидория” значило что-то хорошее. Но… спасибо. Мысль ценна». «Я понимаю, откуда у твоего сына такой дух», — усмехнулся Тошинори. «Ты напоминаешь мне мою наставницу. Она была сильной женщиной». «Теперь не забывай, Изуку видит себя твоим ребёнком так же, как и моим в эти дни», — Инко покачала головой с ласковым взглядом. «Тебе бы следовало послушать, как он говорил о тебе, пока тебя не было. Я никогда не слышала его таким убитым горем. Он сказал, что доверяет тебе больше, чем кому-либо другому... даже мне. Я не ревную, не злюсь и ничего такого, но если мой сын так доверяет тебе и верит в тебя, то я надеюсь, ты собираешься остаться ещё надолго, Яги-сан». Выражение лица Тошинори смягчилось. Изуку был действительно таким хорошим ребёнком. По общему признанию, большая часть того, что он сказал во время боя о вере в Изуку, прозвучало без задней мысли. Он был настолько в отрицании того, что Изуку мог быть ребёнком злодея, что это было единственное, что он мог сказать. Но он размышлял над своими словами в то время между окончанием боя и интервью, которое Наомаса дал Изуку и его матери, и после долгих и упорных раздумий он понял, что, возможно, это был его первый инстинкт не просто так. Даже в том странном сне с его мастером даже она назвала его девятым. Даже во сне его мастер доверяла Изуку! Это имело большое значение в глазах Тошинори. И, конечно, всё, что он видел от мальчика за те шесть месяцев, что они провели, тренируясь вместе. Он увидел мальчика без причуды, которого все вокруг унижали, и даже имея буквально все основания стать злодеем, он продолжал неустанно стремиться к героизму. Мальчика, который делал всё возможное на пляже Дагоба, чтобы улучшить себя и стать лучше. Мальчика, который рискнул своей жизнью, чтобы спасти кого-то во время атаки грязевого злодея. Мальчика, в сердце которого было столько любви, что её невозможно было подделать. Мальчика, которого Тошинори всё равно счёл бы за честь принять Один за Всех, которого Тошинори хотел видеть своим учеником. Мальчик, которого Тошинори так отчаянно хотел вспомнить. Мальчик, который улыбался, как солнце, и который устроился прямо в сыновьем уголке в сердце Тошинори. Итак, имея всё это прямо перед собой, Тошинори знал, что может доверять ему ещё до того, как Наомаса подтвердил это. Он не будет держать грехи отца на голове Изуку — дети злодеев так часто восставали против своих родителей и хотели проложить свой собственный путь в мире. Тошинори видел это сам. Конечно, никто никогда не был ребенком Всех за Одного, но суть всё та же. Мидория Изуку был хорошим, героическим человеком, и Тошинори знал, что ничто этого не изменит, даже личность его биологического отца. «Да, я буду рядом столько, сколько смогу», — заверил её Тошинори. «Я планирую посвятить себя тому, чтобы Изуку стал замечательным героем, каким, я знаю, он может стать. Надеюсь, я не вторгся в вашу жизнь, так внезапно начав тренировать вашего сына в начале года». «Вторгся? Нет, совсем нет», — Инко снова слегка улыбнулась. «Он стал улыбаться гораздо больше с тех пор, как начал тренироваться с тобой. Я рада, что рядом с ним был такой добрый и поддерживающий человек. Хотя… Этот твой учитель, Гран Торино? Он тоже должен помочь, если захочет. Изуку нравилось учиться у него, пока он был здесь. Такой милый человек. Он также делает замечательные тайяки». «Торино? Милый? Ты уверена, что мы думаем об одном и том же человеке?» Тошинори нервно усмехнулся. «Он всегда был очень строг ко мне. Я имею в виду, я знал, что он заботится, но он не самый простой учитель, у которого можно учиться. Но если Изуку понравилось учиться у него… я полагаю, я был бы не против увидеть его снова». «И вам, конечно, придется поддерживать со мной связь», — добавила Инко. «Больше никаких кораблей, проходящих ночью, так сказать. Я хочу участвовать в обучении и учёбе моего сына с этого момента. Я обещала ему, что буду его поддерживать». «Конечно, я и не думал о том, чтобы оставить тебя неведении после всего этого. Может быть, мы могли бы назначить время для встреч каждую неделю, независимо от наших графиков? Я более свободен по вечерам, чем в любое другое время из-за моего ограничения по времени, так что, может быть, что-то вроде, ну, эээ... „семейного ужина”? Если это не слишком смело с моей стороны...» — сказал Тошинори, неловко потирая затылок. Инко только рассмеялась. «Это не слишком прямолинейно, Яги-сан. Я поняла, что ты имел в виду. Звучит идеально. Воскресенье тебя устраивает?» «Да, воскресенье звучит чудесно», — смущенно улыбнулся Тошинори. В этот момент Изуку вышел из своей комнаты, зевая и потягиваясь. На нём была мятая пижама с тематикой Всемогущего, которую Тошинори определенно не нашёл забавной. Он был таким фанатом. Изуку, казалось, протёр глаза, прежде чем наконец осознал, что у них гость, и когда он понял, что это Тошинори, он уже полностью проснулся. «О-о! Ты здесь, Яги-сан! Я не…» Изуку заметил, во что он одет, и тут же покраснел, как помидор. «Я тебя не ждал». «Всё ещё с почётными титулами, да?» — усмехнулся Тошинори. «Всё в порядке, мы над этим поработаем. И не нужно смущаться, мой мальчик, я и так знал, что ты фанат Всемогущего. Я и не ожидал ничего другого, правда. Я просто обсуждал вещи с твоей матерью — мы все трое будем встречаться по воскресеньям, чтобы обсудить, как будут проходить твои тренировки с этого момента. Надеюсь, ты готов! Нам еще нужно подготовить тебя к UA — этот пляж сам себя не очистит, ты же знаешь!» Глаза Изуку загорелись. «Да, сэр! Я готов работать в любое время!» «Тебе стоит начать с завтрака, дорогой», — усмехнулась Инко, указывая на еду на столе. «И, может быть, переоденешься, когда закончишь». «П-правильно!» Он поспешил присоединиться к ним за столом, сел рядом с Тошинори, который взъерошил ему волосы. Он знал, что этот ребенок не может быть злым. Похоже, Все за Одного действительно не повезло с семьей. Сначала его брат, теперь его сын? Он мог только представить, как этот человек кипит. «Я рад, что ты дома», — сказал Изуку с улыбкой, и Тошинори улыбнулся в ответ. Да... Вот что это такое, подумал Тошинори. Он был дома.

__________________

__________________

__________________

Все за Одного стоял перед старой, почти обветшалой дверью хранилища. «Сэр?» — тихо спросил Курогири, струйки его пурпурного тумана тянулись по воздуху вокруг него. «Могу ли я спросить, почему вы раскрыли себя Всемогущему? Я не понимаю стратегии». «Потому что я мог», — Все за одного бесстрастно смотрел на дверь хранилища, ощупывая её протянутой рукой. «Потому что я хотел, чтобы он знал, что несмотря ни на что, я всегда останусь. Я всегда буду преследовать его и каждого пользователя Один за Всех, несмотря ни на что. И даже если он знает, что я жив, сколько бы времени ему ни дали на подготовку, он всё равно проиграет. Я хочу, чтобы он запомнил моё лицо и отчаяние. К тому же… я лишь немного отстал от графика. Томура в любом случае вскоре напал бы на него с одним из Ному. Он бы понял это, когда узнает, что у Ному есть несколько причуд». Курогири на мгновение замолчал. «…Понятно. И…Зачем вы заставили меня привести вас в это место? Где мы?» «Это место?» — пробормотал Все за Одного. «Это место моё». Все за Одного взялся за древнюю дверь хранилища и распахнул её. Огромные ржавые петли издали ужасный металлический скрежет, когда она открылась, но она всё ещё была работоспособной, по крайней мере. Внутри хранилища была пыльная, разлагающаяся комната, стены которой начали рушиться. Это было так давно, она получила много повреждений во время войн причуд, но она было именно такой, как он помнил. «Это место, где я бы хранил любые воспоминания о семье. А семья, Курогири, всегда самое главное. Ты не согласен?» Курогири, всегда тихий, просто кивнул. Все за Одного вошёл в хранилище и увидел то, что искал. Сейф, неуместный в старой комнате, такой новый и блестящий. Он хранил воспоминания о своём брате — старые фотографии и тому подобное — здесь, в безопасности, где о них знал только он. Он не посещал его годами, или он так думал. После боя со Всемогущим доктор сказал ему, что он выбил значительную часть своей памяти. Только благодаря некоторым своим причудам он не получил полную амнезию, и доктору пришлось рассказать ему о том, что он забыл за те годы, которые он потерял. Какая ирония, учитывая, что он не так давно помог Всемогущему выбраться из этого. Но если в те годы были жена и сын, которых он не мог вспомнить, то в этом сейфе были доказательства. Он не мог понять, зачем ему вообще понадобился ребёнок, но должна же быть какая-то причина. Возможно, он хотел проверить, сможет ли он завести ребенка с копией Все за Одного, чтобы взять её в случае чрезвычайной ситуации? Это был единственный вариант, который имел смысл без его воспоминаний для контекста, но в любом случае он собирался это выяснить. Он ввёл код, который помнил, и сейф щёлкнул, открываясь. Внутри не было ничего, что отличалось бы от его воспоминаний — в основном старые фотоальбомы и пыльные реликвии из давно минувших времён… за исключением одного предмета, которого там раньше там не было: кошелька. Все за Одного поднял его, и внутри он увидел личность, которой не пользовался годами, уставившуюся на него в виде водительских прав — личность, которую кто-то недавно изучал. Он мог вспомнить только первое имя личности, так как не пользовался ею с конца войн причуд, но, очевидно, он снова начал ею пользоваться. Хисаши Мидория. Все за Одного покопался в кошельке и нашёл одну фотографию на обороте, и, используя причуду, он обвёл бумагу, чтобы получить представление об изображении. Это была фотография его самого и женщины, которая, как он предположил, была матерью Мидории, которая была на драке, и она держала улыбающегося малыша, который был очень явно самим Мидорией. Так что... казалось, что Мидория Изуку действительно мог быть его сыном. А если Мидория Изуку был его сыном.... «Курогири», — позвал Все за Одного, и Ному тут же оказался рядом с ним. «Пожалуйста, приготовься сделать несколько вылазок сюда и дайте Томуре знать, что нас не будет некоторое время». «Да, сэр. Что мне сказать молодому господину, если он спросит, почему мы ушли?» Курогири поклонился. «Ты можешь передать ему, что я собираюсь отреставрировать мой старый семейный дом».