Плохие яблоки

Сынмин всегда был помешан на чистоте: он всегда заправляет постель по утрам, регулярно меняет простыни, чистит зубы три раза в день, протирает пыль на полках чаще, чем это необходимо, стряхивает пыль с рубашек и меняет наволочку каждые два дня. Его воспитывали в строгости, по крайней мере, когда дело касалось уборки. Каждую субботу они устраивали большой семейный день, на котором убирали весь дом сверху донизу, пока он не становился безупречным. Сынмин знал больше трюков по уборке, чем любой другой ребенок в третьем классе. Но никто не думал, что наведение чистоты так сильно заинтересует мальчика, и никто не ожидал, что это станет такой же большой проблемой, как в самом начале. Он стал более строго следить за порядком в своей комнате и в доме, спать на заведомо чистых простынях и есть палочками, которыми, как он знал, никто раньше не ел. Это помогало ему, пока он был дома, но стоило ему выйти из дома, как он оказывался на неизвестной территории, где могло произойти все, что угодно. Однажды, в шестом классе, его пригласили на вечеринку по случаю дня рождения одноклассника, и этот парень из математического класса Сынмина - тот самый, который не переставал стучать ручкой по парте - пролил газировку (из которой он пил) на всю наволочку Сынмина, превратив ее в липкое, розовое, мокрое месиво, что означало, что он не сможет на ней спать. А это означало, что Сынмину придется либо спать на голой подушке - ни в коем случае, либо одолжить наволочку у одноклассника - ни в коем случае, и он знал, что никогда не сможет этого сделать, он физически не мог подвергнуть себя такому испытанию. И когда ему стало ясно, что он не сможет решить свою проблему, когда он понял, что застрял в чужом доме без чего-то, на чем можно спать, его беспокойство переросло в полноценный приступ паники, и им пришлось позвонить отцу, чтобы он забрал его. Этот случай привел к необходимой терапии, которая, несмотря на то, что люди могут подумать, не избавила его от страха перед микробами и не сломала все шаблоны, которые он создал для себя, но она определенно помогла облегчить некоторые из его трудностей и сделала его более терпимым до такой степени, что он больше не боится делить с кем-то палочки для еды или спать на чужой наволочке. Однако, не поймите неправильно, он по-прежнему очень не любит это делать, но теперь он терпим к этому. Но есть вещи, которые он совершенно не переносит и никогда не будет переносить, и это немытые овощи и фрукты. Это хуже любой старой наволочки, даже поделиться с кем-то мороженым предпочтительнее, чем съесть немытое яблоко, потому что он хотя бы знает, где побывало мороженое, но у него нет возможности узнать, где было яблоко или кто держал его до того, как он взял его в руки. Сынмин не может представить, что было бы, окажись он в группе мачо, где нужно многое доказывать, где полно парней, считающих, что уделять внимание своему психическому здоровью – полная чушь, а если ты боишься немытых фруктов, то ты слабак и недостаточно мужественен. Господь свидетель, Сынмин встречал плохие яблоки (как в прямом, так и в переносном смысле) на протяжении всей своей стажировки, и не проходит и дня, чтобы он не был благодарен Чану за то, что тот увидел в нем что-то и выбрал его в свою группу. Он так благодарен своим членам, даже когда приходит домой и видит, что Чонин занимает его кровать в джинсах и толстовке, которые он носил весь день, или когда кто-то воспользовался его бритвой в ванной и на раковине остались волосы, потому что он знает, что они никогда не делают этого с намерением доставить ему неудобство или причинить ему боль. Они подшучивают над ним, но всегда знают свои границы, как и границы Сынмина, знают, что можно делать, а что нельзя. Именно поэтому Сынмин доверяет им практически все. Чан ни разу не забыл помыть овощи перед тем, как приготовить салат дома, он также ни разу не забыл сказать Сынмину, что помыл их, прежде чем поставить на стол. А когда Минхо оставлял в холодильнике маленькие ланчбоксы с закусками для школьников, он ни разу не забыл прикрепить к ним липкую записку, чтобы сказать Сынмину: "Мои руки были чистыми" или "Я все утро чистил груши специально для тебя". Из-за плотного графика Сынмин больше не ходит на терапию, ему не стало лучше и легче, но благодаря доброте, пониманию и покладистости членов группы, пока что все обходится. И все же Сынмин хотел бы быть таким же беззаботным, как Джисон, который едва смотрит на то, что держит в руках, прежде чем отправить это в рот, или таким же легкомысленным, как Чанбин, который просто спрашивает, помыли ли фрукты, а если нет, то делает это сам без лишних хлопот и не валится на пол, пытаясь отдышаться. По его мнению, с тех пор как он был моложе, мало что изменилось. Конечно, все стало проще, и он уже не такой экстремал, как раньше, но ему по-прежнему комфортно только дома, определение "дом", возможно, изменилось, но для него оно все то же. Раньше это было место, здание, где он чувствовал себя в безопасности, где он знал, что все будет хорошо, и где он знал, что никто не испортит его палочки для еды или наволочки. Теперь дом превратился в его парней, куда бы они ни пошли, он следует за ними, и всегда, когда он с ними, он дома. Его не беспокоит, что палочки в его руке всего несколько секунд назад были во рту Чонина, и не беспокоит, что его маска для сна сейчас на лице Хёнджина, который отдыхает перед следующим выступлением. Но он не может контролировать все, что происходит вокруг него, как и все его парни. Он может сделать лишь немногое, чтобы все шло своим чередом, но, откровенно говоря, остальное зависит от их менеджеров и всех остальных, кто их окружает. Он может следить за тем, чтобы сам мыл руки и чтобы остальные мальчики тоже это делали, но он не может заставить коллег стерилизовать руки спиртом между прикосновениями к нему и всем косметическим средствам или телефонам, он также не может быть уверен, что каждая поверхность протирается, прежде чем он сядет или прислонится к ней, и что каждая ручка, которой он касается, на самом деле чистая и не покрыта противными микробами. Чан бесчисленное количество раз рассказывал руководству о проблеме Сынмина с микробами (они смеялись над словом "фобия"), но в ответ получал лишь бессердечное – скажите ему, чтобы он смирился с этим. – Сынмин прекрасно понимает, что у него есть проблема, что немного страха - это хорошо, но слишком много - вредно для здоровья. Он знает, что это ненормально - бояться микробов так, как он, и что нормальные люди не паникуют, если обнаруживают, что забыли помыть виноградину перед тем, как положить её в рот; они просто моют остальные и делают мысленную заметку не забыть об этом в следующий раз. По крайней мере, он думал, что так поступают все, но одним незабываемым днем, в гримерке, где они заканчивали выступление всего несколько минут назад, ему доказали, что он ошибается. Их менеджер Ходонг входит в комнату с пакетом, полным смешанных фруктов, который он ставит на пол посреди комнаты: – Наберитесь энергии, ребята, до обеда еще далеко,–  и как только он выходит из комнаты, Феликс скользит по полу и первым берет пакет в руки - так он сможет взять лучшие фрукты, а остальные пусть хватают слегка недозрелые, пока он копается в спелых и сочных. Подмигнув Сынмину, он откусывает от красного яблока большой кусок и говорит, приоткрыв рот – cle'en'ines 'r in a sep're ba –   Сынмин почти ничего не понимает, но Чан подталкивает его рукой и указывает на пакет, ‐ Он говорит, что клементины в отдельном пакете, - кивает головой Феликс, а Сынмин качает головой, забавляясь выходками австралийцев, у которых, кажется, бывают странные моменты, когда только они понимают друг друга. Чонин заглядывает в сумку и достает банан, но отшатывается, увидев его бок: он открыт и из него течет коричневая слизь, которой точно не место рядом с другими фруктами. При виде этого Сынмин замирает, его желудок сводит от голода и отвращения. – Это только в отдельном пакете, хён, яблоки и груши еще не тронуты, - подтверждает Чонин, и глаза его расширяются, когда он видит, как расстроен Сынмин. – Ты уверен?– –  Абсолютно, хён, пока ты избегаешь пакета с бананами, все будет хорошо, - когда их взгляды встречаются, Сынмин видит в глазах Чонина неприкрытую честность и чувствует, как напряжение в его теле ослабевает. Он еще не прикасался к фруктам, поэтому не может быть, чтобы он контактировал с микробами из зараженного банана, но он голоден и очень хочет яблоко, поэтому он хочет убедиться, что он все еще может получить что-нибудь поесть; Сынмин доверяет Чонину свою жизнь, но его тревога не доверяет никому, поэтому у него нет выбора, кроме как просить дважды, к счастью, его парни уже научились не чувствовать себя оскорбленными этим. Чан протягивает руку, которая все еще сжимает его бедро, и убирает ее. Он проводит большим пальцем по тыльной стороне руки Сынмина, и Сынмин искренне приветствует это прикосновение. – Хочешь, я принесу тебе яблоко, Минни? –  Хёнджин проскальзывает мимо них и направляется к сумке. Но как бы Сынмин ни наслаждался прикосновениями Чана, ему хочется самому выбрать фрукт, чтобы подстраховаться, поэтому он качает головой и встает со своего места. – Нет, я сам, - потянувшись к пакету, он видит отдельный пакет с клементинами и бананами и почти убирает руку, - нет, ты можешь это сделать, просто не трогай пакет, и все будет в порядке. Потянувшись вниз, он берет красное яблоко, которое выглядит нормально и не кажется мягким ни в одном месте. Довольный своим выбором, он возвращается на свое место и берет салфетку из рюкзака, спокойно вытирает ею яблоко и не спеша проверяет его на наличие коричневой слизи, которая могла вытечь из банана. Не найдя таковой, он облегченно вздыхает и выбрасывает салфетку в мусорное ведро, бросает последний взгляд на яблоко, откусывает большой кусок и наслаждается его сладким вкусом. В комнате воцаряется тишина: все копаются в своих фруктах, набивая пустые желудки как можно больше, пока в них не попадет настоящая еда. Как раз в это время возвращается Ходонг с пакетом салфеток, бутылкой воды и слегка извиняющимся выражением лица – Извините, мальчики, Инсон забыл помыть яблоки и груши, но я принес вам кое-что, чтобы вы могли сделать это сами, Я бы отправил вас в туалет, но кран там не работает, - Ходон не замечает, как в комнате выростает напряжение, а воздух словно сгущается, не замечает, как Сынмин ослабляет хватку и яблоко падает на пол. – Сынмин-а-а...– Джисон неуверенно тянется к младшему, пытаясь унять дрожь в теле, но Сынмин едва слышит его: – О... о боже, оно не мытое, яблоко не мытое, я... я... я... я... я...  – Чан подходит ближе и осторожно кладет руку на бедро Сынмина, чтобы привлечь его внимание – Сынмин-а, - повторяет он, но Сынмин быстро отдергивает руку и качает головой. – Оно не мытое, хён, оно не мытое! –  Джисон вздрагивает от громкого голоса Сынмина и смотрит на Минхо, чтобы тот подсказал ему, ведь за все годы их совместной жизни такого еще не случалось, и они оказались к этому совершенно не готовы. Как мог Ходон Хён оказаться таким глупым? Минхо с горечью вспоминает все те случаи, когда он подслушивал разговоры Чана о страхе Сынмина перед микробами и о том, чего именно он особенно боится, и все это время, потраченное на то, чтобы донести до них свою мысль, пропало даром. – Прости, Минни, я должен был спросить об этом, - виновато бормочет Чан, с болезненным выражением лица наблюдая, как дыхание Сынмина сбивается, а его левая рука начинает поглаживать живот, - Мне будет плохо, хён, мне будет плохо, - его голос дрожит, а руки трясутся сильнее, чем раньше. Он знает, что беспокоит их, возможно, даже пугает некоторых из них, но он больше не чувствует себя под контролем: его тревога берёт верх, и тело движется само по себе. – Ты не заболеешь, Минни, ты откусил всего один кусочек и даже вытер яблоко перед тем, как съесть, - говорит ему Чан, голос у него прямой и искренний. Сынмин ценит его старания, но ему хочется, чтобы Чан понял, что на самом деле он не боится заболеть от жучка или вируса. Нет, Сынмин знает, что он заболеет, потому что только так это неприятное чувство покинет его. – Нет, мне нужно... –  Сынмин закрывает рот рукой и зажмуривает глаза, во рту у него одновременно с глазами появляется вода, и с каждой секундой ему становится все хуже и хуже. – Сынмин... – – Бин, мне нужно мусорное ведро, - вскочив с места, Сынмин тащится через всю комнату к мусорному ведру, наклоняется над ним и, прежде чем кто-то успевает его остановить, засовывает два пальца в горло, глубоко. Эффект почти мгновенный, тошнота и тревога уже достаточно чувствительны, чтобы пальцы стали последней каплей, и он начинает откусывать кусочек – Черт возьми! –  Минхо хватает руку, которая застряла во рту Сынмина, и вытаскивает ее, ничуть не заботясь о том, что рвота попадет на его собственные руки. – Черт, - бормочет он, наблюдая за тем, как Сынмин судорожно пытается вырвать все, что осталось в его желудке, но без помощи пальцев его обед остается внизу. – Хватит, Сынмин, хватит, - Минхо прекрасно понимает, как отчаянно он говорит, но это лишь отражение того, как отчаянно он себя чувствует, глядя на своего младшего парня, заставляющего себя подняться без всякой причины, кроме как из страха. – Чонин-ах, уберите Феликса отсюда, - слышит Минхо приказ Чана где-то на заднем плане и понимает, какая это дерьмовая ситуация, когда вспоминает, что Феликс до ужаса боится рвоты, даже если это кто-то с парней, - кто-нибудь, принесите мне полотенце! –  Минхо не обращается ни к кому конкретно, и уже через несколько секунд Хёнджин втискивает полотенце в руку, которая не покрыта рвотой и слюной. – Минни, - торжественно бормочет Хёнджин, и Минхо даже не нужно смотреть на него, чтобы понять, что он плачет. Хёнджин всегда легко начинал плакал, но в этот раз Минхо не может его винить; единственная причина, по которой Минхо не плачет, заключается в том, что он держит Сынмина, который все еще пытается заставить себя вырвать, он будет плакать, когда о Сынмине позаботятся. – Это потому, что ты не болен.–  Минхо не пытается приукрасить правду, как это сделали бы другие, потому что это не та ситуация, в которой можно что-то получить, ему нужно, чтобы Сынмин понял, что он делает это с собой, нужно, чтобы он знал, что то, что он делает - безумие. И он скажет ему об этом, даже если это будет больно слышать. – Ты делаешь себя больным, потому что боишься, Мин, но ты не болен. Я знаю, ты ненавидишь, когда я тебе это говорю, но это все в твоей голове, - Сынмин выпрямляется, наклоняясь над мусорным ведром, и когда Минхо хорошо видит его лицо, ему почти хочется взять свои слова обратно, почти. – Это не значит, что это не реально, хён, - Минхо жертвует своими штанами, вытирая о них грязную руку, а затем начинает вытирать слюну, рвоту и слезы с лица Сынмина чистым, нетронутым полотенцем, - Я знаю, Мин. Я знаю, что это правда, я никогда в этом не сомневался. – – Я лишь хочу сказать, что, поскольку все это укоренилось здесь, - он проводит пальцем по лбу Сынмина, - мы можем тебе помочь, мы можем все исправить. – Он не говорит ему, что они могут его вылечить, хотя ему бы этого хотелось, но он знает, что с этим Сынмин будет жить вечно. Фобия просто так не исчезнет. Но есть надежда, что они смогут превратить ее из фобии в страх, в незначительное неудобство, которое не заставит Сынмина снова засовывать пальцы в горло. – Как терапия? – Сынмин шепчет, в голосе звучит неуверенность, и, чтобы избавить Сынмина от неловкости, Минхо просто кивает, как будто они говорят о том, что погода в последнее время действительно стала прохладнее. – Да, как терапия. – Повернув голову, Сынмин смотрит на Чана, который во время всего этого испытания держался в стороне, чтобы дать Минхо разобраться с ним, так как знает, что младший  умеет проникать в душу Сынмина, чего Чан никогда не сможет понять. – Это... это возможно, хён? –  Чан знает, что это будет нелегко, не в том смысле, что ему нужно поговорить с их руководством и договориться о встрече, нет, это самое простое. А вот то, что будет потом, - вот что его беспокоит, - путь к выздоровлению. Он знает, что Сынмин, скорее всего, будет снят с ASC и отстранен от группы, пока он сосредоточится на выздоровлении, что нисколько не беспокоит Чана, но он знает, как будет чувствовать себя Сынмин, беспокойным и бесполезным. Застрял, пожалуй, самое подходящее слово. Однако надежда в глазах Сынмина заставила Чана выкинуть из головы все негативные мысли и улыбнуться хнычущему мальчику. – Конечно, Сынминни, конечно, мы сделаем это, правда, хён?.–  Ходонг не ожидал такого вопроса и замешкался с ответом, широко раскрыв глаза между молодым лидером и еще более юным мальчиком. Он кивает, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы успокоить Сынмина и перестать выглядеть чертовски обиженным, потому что это тревожит сердце Ходона. Он чувствует, как его захлестывает чувство вины, когда вспоминает, как Чан бесчисленное количество раз рассказывал ему о проблеме Сынмина - фобии - и ничего не предпринимал. Теперь, увидев ее в действии, он жалеет, что не может повернуть время вспять и назначить встречу с психотерапевтом, как только Чан впервые упомянул ему об этом. Тогда бы они смогли избежать всей этой ситуации и травмы, которая неизбежно последует после того, как один из младших  заставит себя вырвать, жесткие пальцы впиваются в его горло. – Видишь? Мы тебе поможем, Минни, - говорит ему Минхо с ухмылкой, которая не доходит до его глаз, но Сынмин не может этого понять из-за слез, затуманивающих его зрение.  – Хорошо, - пробормотал он, его голос был тоненьким и нервным, но в то же время наполненным огромной благодарностью. – Мне жаль, что я... – – Ничего подобного, - прерывает его Хёнджин, нежно положив руку на спину Сынмина, но теперь уже не так осторожно, поскольку Сынмин не выглядит так, будто в любой момент может взбеситься или начать шататься, - в этом нет необходимости, давайте просто сосредоточимся на том, что будет дальше, хорошо? - звучит неплохо для Сынмина. Хотя он чувствует себя виноватым за то, что напугал их, особенно Феликса, который, должно быть, в какой-то момент вышел из комнаты, он не хочет сосредотачиваться на том, что только что произошло, не хочет, чтобы то, что он сделал, застряло в его голове и не давало ему покоя. Он заставил себя вырвать в момент абсолютной паники, это случилось, это отстой, и он ненавидел каждый момент этого, но нет смысла зацикливаться на этом. Он не собирается делать этого снова - логически он понимает, что это не то обещание, которое он может дать, поскольку он никогда не делал активного выбора, чтобы сделать это в первую очередь, это сделала его тревога, но ему все равно приятно говорить себе это - и он собирается получить помощь, как он делал все эти годы. Ему станет лучше, и он не будет делать это в одиночку. Даже если бы он захотел, он не смог бы, он застрял с этими людьми, нравится ему это или нет. – Да, черт возьми, ты такой, - вскидывает глаза Джисон, все еще выглядящий немного нервным, и Сынмин понимает, что сказал вслух. Ты напугал меня до смерти, не буду врать, - говорит ему Джисон, игнорируя резкий выпад Чанбина, и Сынмин чувствует, как к нему подкрадывается чувство вины, - но я не собираюсь уходить, никто из нас не собирается, - продолжает он, широко раскрыв честные глаза, и это греет сердце Сынмина. Наступила тишина, и Сынмин не знает, должен ли он что-то сказать или разговор подошел к концу, но ему не пришлось долго ждать, так как Джисон решил заговорить еще раз. – Или... Я имею в виду, Феликс может, но это... совсем другая история, и ты знаешь... – Чанбин полушепотом бормочет. – Да заткнись ты, - и тут же напряжение ослабевает, и Сынмин чувствует, что наконец-то может дышать. На его лице появляется ухмылка, и он чувствует, как с его плеч снимается груз. На секунду он позволил себе помечтать о будущем, где страх не будет властвовать над ним. Но, возможно, это будущее ближе, чем он думает.