maus trap

Зеф сел на пень и закурил. Было хорошо, было славно. Ветер переменился, что происходило нечасто, и сквозь нагнанный с города смог виднелось небо. Дышалось легче, за недельную смену никто не умер, и почти можно было считать, что ты влачишь не жалкое существование, а приличную жизнь, если смотреть издалека и в темноте. Но покой, как известно, только снится, потому что сразу после первой затяжки из кустов окликнули: – Эй, рыжее хайло! Голос был сиплый, – значит, свой, не офицер. Для своих Зеф не считал нужным прерывать священный сеанс курения, и только повернулся вокруг своей оси, чтобы посмотреть в лицо говорившему. – Че? – спросил Зеф, попыхивая полученной за «одолжение» трубочкой. – Хуй через плечо! – ответил ему в типичной лагерной манере такой же заросший (только не рыжей гривой, а сивым волосом) и усталый зек. – Ты же вроде, это, лепила? Зеф прикинул свои шансы. Судя по значку на комбинезоне, зек тоже был старшиной, а значит, можно было выторговать что-то кроме промокшей сижки и ласковых пиздюлей. – Да, психи… – Знаю, что психический, – отмахнулся старшина, – не в этом дело. У нас тут пацан загибается, звали к нему Лепилу Большого, – штаб-врача Зогу, значит, – ну а тот, как обычно, сказал свое «Вот и помер дед Сто Зим, ну и хуй с ним» и отвалил. А пацана жалко… Зеф прищурился. – Жалко у пчелки. Сказки свои рядовым плести будешь. У меня ложка дырявая, а не голова, что тебе надо-то? Старшина скривил тонкие, покрытые язвами губы в оскал. – А, ну да, я-то и забыл, с кем говорю. Зеф выдохнул дым сквозь зубы. – Сказки, говорю, не плети. Вы маму родную забудете, а всех опущенных помните наперечет. – Ну, тогда на твоем буду говорить. На петушином. Зеф дернул плечом; все эти лагерные оскорбления его не трогали. После той ночи, когда еще в пути на воспитательные работы, в скотовозке, которая почему-то называлась поездом, Зефа во время лучевого удара «опустила» целая группа заключенных, вымещавших свое патологическое возбуждение на первом попавшемся выродке, его вообще мало что трогало. Вспомнив, как предыдущий Лепила Большой, штаб-врач Отоди Дакт, светлая ему память (подорвался на мине, спеша остановить кровотечение очередному саперу-смертнику), мало того, что зашил ему порванный зад, так еще и дал морфия из личных запасов, чтобы шить не на живую, Зеф едва не пустил слезу. – Мы пацана этого для себя приглядели, больно он хорош, – стал объяснять старшина, – столичный, интеллигентный, ебать… Ну примерно как ты. Был. Зеф махнул трубкой, призывая не отходить от темы. – Но трогать петуха, даже будущего, зашквар, рубишь? Вот я и вспомнил, что ты у нас есть, светило столичной медицины. Вытащишь пацана – поговорим о цене. Понятно объясняю? – Ну вот теперь по красоте. – Зеф вытряхнул трубку, сунул в карман и встал с пня. – Терпеть не могу, когда пиздят. Показывай дорогу. После десяти минут сквозь бурелом старшина вывел Зефа к полоске бараков. Сдав оружие на КПП (рядовой даже не стал проверять, к этим баракам Зеф приписан или не к этим; пошла какая-то новая смена, относившаяся к своим обязанностям спустя рукава – как заключенный, Зеф был этому рад, но, как житель своей страны, когда-то бывший ответственным налогоплательщиком, Зеф негодовал), они прошли к бараку, стоявшему на опушке. – Аптечки нет, – высказался Зеф в пустоту. – Нет. – Чем я его лечить буду? Наложением рук? – Кровопусканием, – хмыкнул старшина, и было непонятно, в шутку он это или всерьез. Вошли в барак. Немногочисленные зеки, пинавшие балду в это время дня, мгновенно отодвинулись к стенам, как только Зеф встал на пороге. Тут же, чтобы компенсировать это проявление испуга, они заголосили из каждого угла: – Привет, петушара! – Заходи, садись, вот мы тебе местечко освободили – прямиком у параши! – Сейчас парного молочка нацедим, погоди малясь! Зеф, решивший принципиально игнорировать подначки, прошел к шконке, где лежал указанный старшиной парень. Точнее, это со стороны казалось, что он лежал – так-то он конкретно валялся, распростершись по узкой полке и лишь чудом не съехав на застеленный соломой пол. – Сколько он так? – спросил Зеф, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Ну… – Старшина почесал в затылке. – День, да еще полдня. Кажется. Я ведь не сразу его заметил. Зеф приложил тыльную сторону ладони ко лбу парня и тут же отдернул руку, едва удержавшись, чтобы не подуть на нее. – Вы его хоть поили, – спросил он с плохо спрятанным гневом, – или это тоже зашквар? Он же так издохнуть может. – А мы-то че? – начал отпираться старшина. – Мы думали – дадим ему нахрапеться вдоволь, он и этого, встанет. В прошлом году так же было, какой-то бригадиров сын за контрабанду залетел, он полежал и пошел. Мы думали, он сам на ноги поднимется. – С такими, как вы, поднимется он только на небеса. – Зеф сел на корточки, развел парню веки и посветил фонарем в глаза. Зрачок расширился, и парень еле слышно застонал. – Кружку мне дай. И нормальную, блять, потом в долг мне засчитаешь. – Так из твоих рук… – Я с кем-нибудь еще передам, кружку с кипяченой водой дал, блять!.. Старшина налил кружку и поставил ее рядом со шконкой, словно оставляя подношение какому-то гневному богу. Зеф аккуратно приподнял торс парня (он действительно был тоненький, совсем легкий, иссушенный жаром), усадил его и начал поить. – Помереть не помрет, – сделал вывод Зеф, отстраняясь, – но ему нужен уход. С такими «сиделками», как вы, его не вытянуть. С вас станется прохлопать, что он в агонии или вообще уже сдох. – Какой диагноз, док? – раздался насмешливый голос с соседних нар. Понимая, что здесь его вранье вряд ли кто-то заметит, Зеф брякнул первое, что пришло в голову: – Псевдокома и небольшое кровоизлияние в мозг. – Нихрена себе! – уважительно кивнул старшина. – А че с ним делать-то теперь? Судя по тому, что никто не стал оспаривать его «диагноз», Зеф утвердился в мысли, что окружен беспросветными идиотами, и продолжил пороть горячку: – У нас совсем мало времени, иначе непонятно что еще может отпочковаться. Хватит с ним лимонничать, дайте какую-нибудь тачку – я ее тоже верну, не ссы – и я к себе его отвезу. Потом, как очухается, пусть обратно переезжает. – А может, это… – Старшина почесал в затылке. – Мы его как-нибудь того… Здесь? – Здесь вы его «того», это да, – пробурчал в бороду Зеф. – А прок какой? Вас инструктировать бесполезно, все равно вы пальцем его не тронете. – А про численность отряда ты забыл, птица? – спросили с тех же нар. – Нас же по головам считают. Зеф дернул плечом, слабо удивившись тому, что не слышит звона гранатомета за спиной. – Сделаем тасование: я вам пацана из своих приведу, вы мне этого отдадите. Старшина в который раз осклабился, показав зубы, которые регулярно чистил только офицерский приклад. – Вот, сразу видно: ученейший человек! Я б сам ни за что не догадался. Зеф только моргал, смотря на то, как дергается на виске старшины сиреневая жилка. – Ну так ты еще лучше выдумал, чем я: нахрена мне этот болезный, если я могу его выменять на здорового, – говорил старшина будто сам с собой. – Нашивки перешить… Да если они росту одинакового, и перешивать не надо. Просто переодеть, и все. – Да ты постой огород городить, – снова вмешался собеседник с нар, – может, профессор нам не петуха предлагает, а ровного пацана. Два петуха на барак – это ж не кичман, курорт. Зеф молча посмотрел на лицо больного юноши, на его закатившиеся глаза, дрожащие веки. Чью жизнь он посмел бы променять – даже не на жизнь, а на шанс вернуть к жизни? Кто он, чтобы принимать такие решения? И кем он готов пожертвовать? Кто менее всего достоин чести в его глазах – патлатый, трусливый наркодилер Варшук, изворотливый, скользкий до мерзости форточник Ижма, другой десяток отбросов, чьи имена и проступки он даже не старался запоминать? Может, поэтому он так и не смог подняться в подполье – жертвовать другими ему всегда было в разы сложнее, чем собой. – Ну, надумал-таки? – не выдержал старшина. Зеф смерил его взглядом, затем повернулся к нарам, с которых все время влезали в их разговор: – Темноглазый, выйди из сумрака. Это ты своего шута ко мне послал? Алкор Ботин, он же Темноглазый – говорили, что он был из мутантов, но Зеф считал, что на левом глазу, почти черном, всего лишь прорастал гигантский невус, – прославленный вождист, сидевший, наверное, на этих же нарах еще тогда, когда Зеф совершал первые шаги в сложном деле подпольщика, подался к свету. – Узнал, надо же, – с уважением произнес он, не стирая с лица улыбки. – По голосу? – По наглости. – Зеф не перенял шутливого тона. – Пацан зачем тебе нужен? Темноглазый спустил ноги на землю. – Не здесь. Пойдем выйдем. Зеф вовремя вспомнил, что он безоружен; возможно, они с Ботином и в одной лодке, но сейчас Зеф чувствовал себя не гребцом, а черепахой, ничтоже сумняшеся посадившей себе на горб скорпиона. – Никуда я с тобой выходить не буду. – Он мигом прочел неудовольствие на лице Темноглазого и поспешил предупредить матерную перепалку: – Цену свою назови. Темноглазый вальяжно рассмеялся; Зеф кожей чувствовал напряжение, повисшее в бараке. – Живы будем – не помрем. Вот моя цена. Зеф попытался не показать, что его мигом бросило в холодный пот. Этой кодовой фразой Алкор Ботин, проведший за колючей проволокой больше времени, чем вне ее, предлагал ему свободу.