
Пэйринг и персонажи
Описание
Аллу Зеф, юноша-выродок и неожиданные варианты применения профессиональных навыков.
I
28 июля 2024, 10:19
Зеф сел на пень и закурил. Было хорошо, было славно. Ветер переменился, что происходило нечасто, и сквозь нагнанный с города смог виднелось небо. Дышалось легче, за недельную смену никто не умер, и почти можно было считать, что ты влачишь не жалкое существование, а приличную жизнь, если смотреть издалека и в темноте.
Но покой, как известно, только снится, потому что сразу после первой затяжки из кустов окликнули:
– Эй, рыжее хайло!
Голос был сиплый, – значит, свой, не офицер. Для своих Зеф не считал нужным прерывать священный сеанс курения, и только повернулся вокруг своей оси, чтобы посмотреть в лицо говорившему.
– Че? – спросил Зеф, попыхивая полученной за «одолжение» трубочкой.
– Хуй через плечо! – ответил ему в типичной лагерной манере такой же заросший (только не рыжей гривой, а сивым волосом) и усталый зек. – Ты же вроде, это, лепила?
Зеф прикинул свои шансы. Судя по значку на комбинезоне, зек тоже был старшиной, а значит, можно было выторговать что-то кроме промокшей сижки и ласковых пиздюлей.
– Да, психи…
– Знаю, что психический, – отмахнулся старшина, – не в этом дело. У нас тут пацан загибается, звали к нему Лепилу Большого, – штаб-врача Зогу, значит, – ну а тот, как обычно, сказал свое «Вот и помер дед Сто Зим, ну и хуй с ним» и отвалил. А пацана жалко…
Зеф прищурился.
– Жалко у пчелки. Сказки свои рядовым плести будешь. У меня ложка дырявая, а не голова, что тебе надо-то?
Старшина скривил тонкие, покрытые язвами губы в оскал.
– А, ну да, я-то и забыл, с кем говорю.
Зеф выдохнул дым сквозь зубы.
– Сказки, говорю, не плети. Вы маму родную забудете, а всех опущенных помните наперечет.
– Ну, тогда на твоем буду говорить. На петушином.
Зеф дернул плечом; все эти лагерные оскорбления его не трогали. После той ночи, когда еще в пути на воспитательные работы, в скотовозке, которая почему-то называлась поездом, Зефа во время лучевого удара «опустила» целая группа заключенных, вымещавших свое патологическое возбуждение на первом попавшемся выродке, его вообще мало что трогало. Вспомнив, как предыдущий Лепила Большой, штаб-врач Отоди Дакт, светлая ему память (подорвался на мине, спеша остановить кровотечение очередному саперу-смертнику), мало того, что зашил ему порванный зад, так еще и дал морфия из личных запасов, чтобы шить не на живую, Зеф едва не пустил слезу.
– Мы пацана этого для себя приглядели, больно он хорош, – стал объяснять старшина, – столичный, интеллигентный, ебать… Ну примерно как ты. Был.
Зеф махнул трубкой, призывая не отходить от темы.
– Но трогать петуха, даже будущего, зашквар, рубишь? Вот я и вспомнил, что ты у нас есть, светило столичной медицины. Вытащишь пацана – поговорим о цене. Понятно объясняю?
– Ну вот теперь по красоте. – Зеф вытряхнул трубку, сунул в карман и встал с пня. – Терпеть не могу, когда пиздят. Показывай дорогу.
После десяти минут сквозь бурелом старшина вывел Зефа к полоске бараков. Сдав оружие на КПП (рядовой даже не стал проверять, к этим баракам Зеф приписан или не к этим; пошла какая-то новая смена, относившаяся к своим обязанностям спустя рукава – как заключенный, Зеф был этому рад, но, как житель своей страны, когда-то бывший ответственным налогоплательщиком, Зеф негодовал), они прошли к бараку, стоявшему на опушке.
– Аптечки нет, – высказался Зеф в пустоту.
– Нет.
– Чем я его лечить буду? Наложением рук?
– Кровопусканием, – хмыкнул старшина, и было непонятно, в шутку он это или всерьез.
Вошли в барак. Немногочисленные зеки, пинавшие балду в это время дня, мгновенно отодвинулись к стенам, как только Зеф встал на пороге. Тут же, чтобы компенсировать это проявление испуга, они заголосили из каждого угла:
– Привет, петушара!
– Заходи, садись, вот мы тебе местечко освободили – прямиком у параши!
– Сейчас парного молочка нацедим, погоди малясь!
Зеф, решивший принципиально игнорировать подначки, прошел к шконке, где лежал указанный старшиной парень. Точнее, это со стороны казалось, что он лежал – так-то он конкретно валялся, распростершись по узкой полке и лишь чудом не съехав на застеленный соломой пол.
– Сколько он так? – спросил Зеф, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
– Ну… – Старшина почесал в затылке. – День, да еще полдня. Кажется. Я ведь не сразу его заметил.
Зеф приложил тыльную сторону ладони ко лбу парня и тут же отдернул руку, едва удержавшись, чтобы не подуть на нее.
– Вы его хоть поили, – спросил он с плохо спрятанным гневом, – или это тоже зашквар? Он же так издохнуть может.
– А мы-то че? – начал отпираться старшина. – Мы думали – дадим ему нахрапеться вдоволь, он и этого, встанет. В прошлом году так же было, какой-то бригадиров сын за контрабанду залетел, он полежал и пошел. Мы думали, он сам на ноги поднимется.
– С такими, как вы, поднимется он только на небеса. – Зеф сел на корточки, развел парню веки и посветил фонарем в глаза. Зрачок расширился, и парень еле слышно застонал. – Кружку мне дай. И нормальную, блять, потом в долг мне засчитаешь.
– Так из твоих рук…
– Я с кем-нибудь еще передам, кружку с кипяченой водой дал, блять!..
Старшина налил кружку и поставил ее рядом со шконкой, словно оставляя подношение какому-то гневному богу. Зеф аккуратно приподнял торс парня (он действительно был тоненький, совсем легкий, иссушенный жаром), усадил его и начал поить.
– Помереть не помрет, – сделал вывод Зеф, отстраняясь, – но ему нужен уход. С такими «сиделками», как вы, его не вытянуть. С вас станется прохлопать, что он в агонии или вообще уже сдох.
– Какой диагноз, док? – раздался насмешливый голос с соседних нар. Понимая, что здесь его вранье вряд ли кто-то заметит, Зеф брякнул первое, что пришло в голову:
– Псевдокома и небольшое кровоизлияние в мозг.
– Нихрена себе! – уважительно кивнул старшина. – А че с ним делать-то теперь?
Судя по тому, что никто не стал оспаривать его «диагноз», Зеф утвердился в мысли, что окружен беспросветными идиотами, и продолжил пороть горячку:
– У нас совсем мало времени, иначе непонятно что еще может отпочковаться. Хватит с ним лимонничать, дайте какую-нибудь тачку – я ее тоже верну, не ссы – и я к себе его отвезу. Потом, как очухается, пусть обратно переезжает.
– А может, это… – Старшина почесал в затылке. – Мы его как-нибудь того… Здесь?
– Здесь вы его «того», это да, – пробурчал в бороду Зеф. – А прок какой? Вас инструктировать бесполезно, все равно вы пальцем его не тронете.
– А про численность отряда ты забыл, птица? – спросили с тех же нар. – Нас же по головам считают.
Зеф дернул плечом, слабо удивившись тому, что не слышит звона гранатомета за спиной.
– Сделаем тасование: я вам пацана из своих приведу, вы мне этого отдадите.
Старшина в который раз осклабился, показав зубы, которые регулярно чистил только офицерский приклад.
– Вот, сразу видно: ученейший человек! Я б сам ни за что не догадался.
Зеф только моргал, смотря на то, как дергается на виске старшины сиреневая жилка.
– Ну так ты еще лучше выдумал, чем я: нахрена мне этот болезный, если я могу его выменять на здорового, – говорил старшина будто сам с собой. – Нашивки перешить… Да если они росту одинакового, и перешивать не надо. Просто переодеть, и все.
– Да ты постой огород городить, – снова вмешался собеседник с нар, – может, профессор нам не петуха предлагает, а ровного пацана. Два петуха на барак – это ж не кичман, курорт.
Зеф молча посмотрел на лицо больного юноши, на его закатившиеся глаза, дрожащие веки. Чью жизнь он посмел бы променять – даже не на жизнь, а на шанс вернуть к жизни? Кто он, чтобы принимать такие решения? И кем он готов пожертвовать? Кто менее всего достоин чести в его глазах – патлатый, трусливый наркодилер Варшук, изворотливый, скользкий до мерзости форточник Ижма, другой десяток отбросов, чьи имена и проступки он даже не старался запоминать?
Может, поэтому он так и не смог подняться в подполье – жертвовать другими ему всегда было в разы сложнее, чем собой.
– Ну, надумал-таки? – не выдержал старшина. Зеф смерил его взглядом, затем повернулся к нарам, с которых все время влезали в их разговор:
– Темноглазый, выйди из сумрака. Это ты своего шута ко мне послал?
Алкор Ботин, он же Темноглазый – говорили, что он был из мутантов, но Зеф считал, что на левом глазу, почти черном, всего лишь прорастал гигантский невус, – прославленный вождист, сидевший, наверное, на этих же нарах еще тогда, когда Зеф совершал первые шаги в сложном деле подпольщика, подался к свету.
– Узнал, надо же, – с уважением произнес он, не стирая с лица улыбки. – По голосу?
– По наглости. – Зеф не перенял шутливого тона. – Пацан зачем тебе нужен?
Темноглазый спустил ноги на землю.
– Не здесь. Пойдем выйдем.
Зеф вовремя вспомнил, что он безоружен; возможно, они с Ботином и в одной лодке, но сейчас Зеф чувствовал себя не гребцом, а черепахой, ничтоже сумняшеся посадившей себе на горб скорпиона.
– Никуда я с тобой выходить не буду. – Он мигом прочел неудовольствие на лице Темноглазого и поспешил предупредить матерную перепалку: – Цену свою назови.
Темноглазый вальяжно рассмеялся; Зеф кожей чувствовал напряжение, повисшее в бараке.
– Живы будем – не помрем. Вот моя цена.
Зеф попытался не показать, что его мигом бросило в холодный пот. Этой кодовой фразой Алкор Ботин, проведший за колючей проволокой больше времени, чем вне ее, предлагал ему свободу.