Я доживу до финала?

Умирать — это не страшно, Олег это точно знает. Гораздо страшнее смотреть на то, как умирает твой любимый человек. Когда Олегу только стукнуло двадцать три, он постоянно слышал от родных о страшной болезни с некрасивым названием и каждый раз он мотал головой и всячески отрицал, с улыбкой на лице говоря, что никогда с этим не столкнется. Диме было двадцать четыре, но он до дрожи в коленках и трясущихся рук боялся столкнуться с этой болезнью лицом к лицу. Ведь согласитесь, что просыпаться ночью от саднящего ощущения в легких и с кровяным привкусом во рту не очень приятно. Олегу двадцать пять, он является главным претендентом на победу с Битве Сильнейших и каждое утро, выплевывая на пол лепестки гиацинта, не может поверить своим глазам. А Диме двадцать шесть, он лучший друг Олега и каждую ночь он давится скабиозой, со всей силы сжимая горло руками. Случилось то, чего он боялся больше всего. Каждый задается ежедневным вопросом «А за что?» Олег невзаимно влюблен в Диму, а Дима влюблен в их общую подругу Киру. А Кира? Ей хорошо, она нашла своего человека, с которым ей прекрасно. А Шепс задыхается от ненависти к этой персоне, желая подбежать, схватить её за плечи и со всей силы трясти, беспрерывно крича «Очнись, в тебя человек влюблен! Он может умереть из-за тебя!» Но каждый раз сероглазый молчал, сжимая руки в кулаки. А Матвеев натурально плевался, когда Кира в очередной раз лобызалась со своим парнем. К горлу парня подкатывал цветочный ком, поэтому темноволосому приходилось отходить в туалет, чтобы никто не видел, как из него выходят все прелести флоры и фауны. Дима знает, что Кире нравится скабиоза, которую он каждый день выхаркивает в туалет. Знает, что у неё духи с этим ароматом, и каждый раз, когда они случайно пересекаются, кареглазого выворачивает. Матвеев знает, что она любит нежно-розовую помаду, занятия йогой, играть на гитаре, одеваться в мешковатую одежду и слушать музыку двадцать четыре часа в сутки. Он безумно любит её нежную улыбку, ласковое доброе утро♡ в месенджере по утрам и готов умереть, когда она звонит и уставшим голосом в конце дня спрашивает, есть ли записи на ближайшие даты, чтобы набить себе очередную маленькую татуировку. Он, как идиот, надеется на то, что они еще будут вместе, просто сейчас не время. Олег знает, что Матвеев обожает гиацинты, но почему-то скрывает это от всех. А Шепс их ненавидит всей душой, потому что каждый день они заставляют его просыпаться и надрывно кашлять, тем самым привлекая внимание Саши, что спит в соседней комнате. Знает, что он любит музыку, татуировки, изучать языки, особенно китайский, развиваться в чернокнижии, обниматься, спать с закрытой дверью в комнату и до одури обожает бананы в белом шоколаде. Сероглазый, как и Матвеев, слепо верит в то, что когда-нибудь обязательно признается темноволосому в чувствах, а Киру и её дружка презирает и мечтает, чтобы кареглазый одумался, пока не стало слишком поздно. Диме страшно до головных болей, но в моменты приступов его друг всегда рядом. Так ласково гладит по спине, завязывает черные волосы цвета смолы в хвостик и утешает различными глупостями. Матвеев не знает, что сероглазый также просыпается посреди ночи и выплевывает ебучие гиацинты на кровать, припечатывая это все сгустками собственной алой крови и каждый раз думая, что сегодня он закрывает глаза в последний раз. И ещё кареглазый не знает, что Олег ночами пропадает в онлайн-играх, выпивая за все время почти десяток кружек крепкого эспрессо, потому что спать просто невозможно — цветы настолько спирают легкие, что Саше несколько раз приходилось делать брату искусственное дыхание. Олег и правда всегда рядом. Он никогда не показывает истинные эмоции, прячет их куда-то глубоко, скрывая все за маской радости и спокойствия. Но на самом деле ему больно до чертиков перед глазами как физически, так и морально. Шепс уже давно привык к саднящему ощущению в горле, смывать кровь с пальцев и заталкивать лепестки подальше в раковину. Он хочет ненавидеть Диму, но ведь любовь и так невзаимна. Что он ещё может сделать? Всё-таки уже взрослый мальчик, Олег прекрасно осознает, что Матвеева судить за свои страдания нельзя. Минус был в том, что Матвеев постоянно рядом. Приезжая на съемки проходок или гот.залов, Олег искренне надеется, что в этот раз все пройдет гладко. Олег, если честно, отчаянно хотел умереть, потому что легкие с каждым днем болят все сильнее, опасно отдавая болью куда-то в район сердца. Доживать и считать дни до своего конца младшему совсем не хочется, но мысль о том, что тогда Дима окажется один, рвет сердце медиума на крошечные частички. Его кареглазый пушочек, который всегда улыбался, летел при встрече в дружеские объятия и искренне смеялся с каких-то глупых приколов в Тик Токе, будет наедине со своими проблемами и невзаимной любовью? Да вы спятили, ни за что! Порой Шепс слишком сильно забивает на себя, поэтому на съемочной площадке давно выкроили местечко для врача, который каждый раз готов прилететь медиуму на помощь. Но кареглазый не глупый парнишка и прекрасно видит и осознает, что Олегу плохо, когда тот в очередной раз натягивает улыбку и отмахивается тихим «Все хорошо». Дима хочет чем-то помочь другу, но не понимает чем. Если бы он только знал, что главная причина Олеговых проблем — это он сам.

***

— Тебе сегодня хуже, — констатирует факт Дима, поглаживая друга по спине, пока тот в очередной раз склоняется над унитазом, выплевывая лепестки, испачканые в крови. — Интересно, почему же? — проносится у Шепса в голове, пока к горлу подкатывает очередной ком вонючих цветов. Сегодня, впервые за полгода, Дима позвал на съемки... Киру. Кто бы сомневался? Сероглазый ужасно злился, сначала громко ругаясь матом, а потом тихо плача Саше в плечо, параллельно причитая о том, как же ему плохо и больно. — Пройдет. — А из-за кого ты? — Катя, — грубо кидает Олег, но Дима не заподозрит его во лжи, потому что знает, что Катя встречается с другим парнем. — Почему не признаешься ей? — интересуется Дима, помогая Олегу встать с холодного кафеля. — А ты почему Кире не признаешься? — отвечает вопросом на вопрос сероглазый, подходя к раковине. — Я боюсь, — вздыхает Матвеев, поправляя волосы. — Ты — идиот последний. А умереть не боишься? — хмурит брови медиум, умывая рот водой. — Мне сегодня гораздо лучше, — и снова эта лучезарная улыбка, от которой Шепс тает, словно снег на солнце, но сейчас она вызывает у него только злость. Бесит. — Зря ты так думаешь, — усмехается сероглазый, смотря на Матвеева через отражение зеркала. — Это сейчас тебе хорошо, потому что она рядом, а приедешь домой — снова задыхаться будешь. Даже если вы будете друзьями до гроба, то все равно это тебя не спасет, потому что взаимных чувств нет. — Тогда я признаваться не буду, — Дима показательно надувает щечки, словно ему три, и складывает руки на груди. — Она счастлива с другим, а со мной она может быть только из-за жалости. Зачем мне это? Она заслуживает самого лучшего. И Олега снова тянет блевать, но не от цветов, а от наиглупейших слов друга. Хочется взять скотч и заклеить чернокнижнику рот, лишь бы не слышать этот бред сумасшедшего. Зачем он так о ней говорит, если она в прямом смысле убивает его? — Пошли, нас ждут, — фыркает Олег, вытаскивая кареглазого из глубоких размышлений. Дима кивает и уже собирается идти, как вдруг в глазах резко темнеет, и чернокнижник съезжает на пол по стенке, хватаясь за грудную клетку. — Что случилось, Дим? Плохо? — сразу оказывается рядом Шепс, присаживаясь на корточки. — Что такое, Дима, не молчи, пожалуйста, — просит медиум, кладя ладони на худые плечи. — Олег, как ты думаешь, — начинает Матвеев, надрывно кашляя. — Я доживу до финала? — спрашивает кареглазый, смотря обреченным взглядом на друга. Ноябрь, тридцатое число. Ноябрь у Шепса ассоциируется с болью, сильным холодом и ебанными гиацинтами, которые лезут, казалось, из всех щелей! Осталось меньше месяца до съемок финала, Олег очень надеется и верит, что Матвеев доживет. Врать и обнадеживать не хотелось, но что же тогда делать? — Димочка... Конечно! Ты помнишь, как мы планируем отпраздновать финал? А если ты победишь, то станцуешь с Кирой танец в честь победы! — шмыгает носом Олег, мотнув головой. — Обязательно станцуешь и руку Сильнейшего заберешь! Все будет, но ты только не сдавайся, не опускай ручки, слышишь? — говорит сероглазый, смотря на вялого чернокнижника перед собой. Матвеев кивает, слегка улыбается и падает в объятия Шепса, носом утыкаясь в чужую грудь, где продолжает кипеть и бурлить жизнь. Но Олег ещё не знал, что его прогнозам не суждено сбыться.

***

Олегу становится легче, а Дима начинает гнить на глазах. Все пошло не по плану, но начальную точку никто отметить и взять развитие ситуации под контроль не смог. Именно этого Шепс боялся больше всего. В один из поздних вечеров Диме стало совсем плохо, поэтому он снова позвонил Олегу и слезно умолял приехать помочь. Шепс сразу сорвался к парню, доехав до его дома за рекордные три минуты, учитывая поздние Московские пробки. Где-то внутри теплилась надежда на хороший исход событий, но здравые мысли твердили об обратном эффекте. Олег слепо верил в то, что Матвеев наконец-то одумается. Божечки, как же наивно, блять. Всю ночь Олег не отходил от Матвеева, пока тот отхаркивал и откашливал кровавые лепестки, согнувшись над унитазом. Горло спирало, легкие жгло, а по щекам текли горячие слезы, настолько больно было. Дима, похоже, наконец-то принял, что с Кирой ему быть не суждено, но болезнь от этого никуда не ушла. — Олег.. Я все, походу, — темноволосый на стену кафельную опирается, сидя на полу, и прикрывает глаза, тяжело дыша. — Что? Нет-нет-нет, Дим, какое «все»? Ты с ума сошел, не закрывай глазки, слышишь? — пугается Шепс и начинает слегка бить чернокнижника по щекам, надеясь привести его в чувства. — Это конец, Олег, мне уже ничего не поможет.. — Какой, нахуй, конец?! Я тебя сейчас собсвенными руками прибью, Матвеев! Дыши, не прекращай бороться! — Нет, — хнычет Матвеев, откашливая на кафельный пол очередной сгусток крови. — Я устал, я больше не могу, Олег. Я знал, что до финала не доживу, зажги там за меня. — Дима, маленький, Божечки-кошечки, что же делать? Как мне тебе помочь, чем? Ты только скажи, мой хороший, я все сделаю, только не закрывай глаза, дыши, Дим, дыши! — Шепс головой истерично мотает, метаясь из угла в угол. — Ничем, Олег, мне уже ничего не нужно, ты сделал для меня все, что было в твоих силах, — тихо хрипит Матвеев и скатывается на пол, кладя голову на колени медиума. — Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал, Олег. Спасибо тебе... — Димусь, пожалуйста, мне как жить без тебя дальше, а? — почти плачет сероглазый, держа холодную тонкую кисть в своей руке. — Попей, тебе легче станет, ну, — трясущимися руками протягивает парнишке стакан с водой, но он уже не поможет. Слишком поздно. — Не нужно. Выйди из гот.зала с рукой за меня, — последний раз кашляет Матвеев и закрывает глаза. У Димы больше не болит голова, не жжёт легкие и не идет кровь из носа. Цветы проросли в сердце и сдавили его своими стеблями. Димы больше нет. Олег не верит, продолжает беспрерывно плескать на лицо Матвеева воду, бить по щекам, трясти за плечи, пытается нащупать пульс, которого уже нет, а потом начинает кричать так громко, что прибегут соседи, чтобы выяснить причину столь громкого крика. Шепс Диму к себе прижимает, ревет навзрыд и шепчет тихое «Нет». Руки у чернокнижника ледяные, лицо худое и неживое, от Матвеева пахнет скабиозой. Чтоб её дьявол побрал... Внутри у медиума разливается ненависть к Скоболевой, хотя она не виновата, но у Олега руки чешутся пойти и разорвать её на куски. Олег прекрасно осознает, что больше не увидит эти карие глазки, эту идиотскую улыбку, и что обнимает Матвеева в последний раз. Медиум никогда себе не простит, что не помог Диме с Кирой. Сейчас на месте кареглазого должен быть он сам, а не этот маленький пушочек. В голове вопрос «за что?» бежит красной линией, но ответа на него снова никто не даст.

***

На похороны Димы пришло много людей. Сначала пропускали к могиле всех знакомых и родных, а во второй половине дня время было выделено для фанатов. Олег остался с Сашей на кладбище до самой ночи, неотрывно смотря на фотографию Димы и глотая соленые слезы. Все принесли алые розы, красные гвоздики, а Олег принес огромный букет гиацинтов. — С-саш, — всхлипывает Олег, прижимаясь к брату. Сероглазый не мог смотреть на фотографию живого Димы, который неделю назад умер на его коленях. Он мог все исправить, почему не действовал?! Все были одеты официально, а Олег нацепил на себя черную Димину рубашку, которую тот когда-то отдал медиуму для важного мероприятия, а забрать обратно забыл. Шепс возненавидел Киру, поэтому в тот момент, когда она пришла на кладбище, он будто озверел, и Саше пришлось его держать, чтобы тот не натворил глупостей. — Уйди! — шипит Олег, смотря на бывшую подругу. — Что? — не понимает блондинка, делая шаг назад. — У тебя даже слезы в глазах не стоят! — рычит Шепс, пока в глазах снова собираются слезы. — Это ты его убила! Он умер из-за тебя! Я ненавижу тебя, почему ты не видела, что он испытывает какие-то чувства к тебе?! Проваливай, я ненавижу тебя! И Кира уходит, быстро оставив на могиле букет. Букет ебучей скабиозы Она не знала о том, что Диму погубила эта самая скабиоза, и о том, что Матвеев в нее слепо влюблен, тоже. — Лежка, успокойся, пожалуйста, — просит Саша, целуя братишку в загривок. Олег сгибается в объятиях брата пополам, громко кричит, что птицы срываются с веточек деревьев, и рыдает навзрыд, зажмурив глаза. Так плохо еще никогда не было. Теперь умереть хочется вдвойне сильнее.

***

Олег больше не задыхается от противных лепестков, теперь он каждый день задыхается от боли и слез. Он совершенно забил на себя, почти перестал есть и выходить на улицу. Саша постоянно был рядом, успокаивал, гладил по голове и шептал какие-то успокаивающие слова. — Мой маленький ребёнок, — ложится рядом голубоглазый, обнимая снова плачущего брата со спины. Конец декабря встретил смертельным холодом. На финал Олег пришёл без особого энтузиазма, натянул фальшивую улыбку и даже пытался отшучиваться, чтобы не выглядеть унылой задницей на фоне радостных коллег. Руку он в итоге забрал, пообещав на камеру, что посвятит её отцу. Пиздеж. — С-саш, это Димина рука, я хочу посвятить эту победу ему. Можно мы поставим её на могиле за каким-то стеклом, которое будет охраняться, чтобы никто не украл? Можно, Саш? — лепечет Олег, сжимая в руке золотой трофей. — Конечно, солнышко, завтра отвезем её на кладбище, — обещает старший, мягко улыбнувшись. Олег, как и просил Матвеев, на финале зажег и вышел из гот.зала с рукой, постоянно в голове прокручивая одну единственную фразу: — Выйди из гот.зала с рукой за меня Но больше зажигать и жить ему не хотелось.

***

Сорок дней прошло со смерти Димы. Олег полностью выздоровел, потому что умерла его любовь, а вместе с ней и болезнь. Только Шепсу это совсем не нужно. Он так сильно хотел умереть, но так боялся. А сейчас ему больше не страшно, его самый главный страх стал реальностью. Дима умер. Вместе с ним умерло желание жить и двигаться вперед. Сорок дней прошло со смерти Димы, а Олег больше не может жить с этим фактом. Каждый вечер он закрывается в туалете и наносит себе бесчисленное количество порезов на запястья, бедра и ключицы, каждый раз желая провести лезвием по шее, чтобы не мучаться. Сероглазому стыдно за свою слабость, стыдно перед Сашей и Димой. Он не думает о том, что утром Саша найдёт его мертвое тело в туалете, что родители не выдержат такой потери, а с Димой он может никогда не встретиться, а с братом не поговорит, ибо суицидники не разговаривают. И сейчас, когда он сидит в полной ванне воды и держит лезвие рядом с сонной артерией, ему уже не страшно и абсолютно плевать на все. — Я так скучаю по тебе, Дим, — шепчет Олег, спиной ощущая присутствие чернокнижника рядом с собой. — Я помню твои слова, взял руку за тебя, но дальше жить я не могу, прости меня за все, пушочек. Шепс последний раз осматривает родную ванную комнату, режет себе безымянный палец, рисуя кровью на предсмертной записке сердце, и подносит лезвие к коже. — Саш, прости меня, пожалуйста, — зачем-то вслух извиняется сероглазый, рывком руки лишая себя жизни. На следующий день Саша найдет его тело в ванне, а на полу записку с кривым сердцем из крови. На следующий день по всему интернету разлетится новость о смерти младшего брата самого знаменитого медиума страны. На следующий день мама будет плакать так громко, что Олег никогда бы себе такое не простил. На следующий день все будут сопоставлять смерть Матвеева и смерть Олега. На следующий день Саша вычитает в записке, что никто не виноват, что ему там будет хорошо, а также просьбу принести его синюю руку и плюшевого зайчика на могилу. Все это будет происходить в последующие дни, но Олегу уже все равно. Ведь он наконец-то обрел истинный покой