Клей

      Прим. автора: я не стала изобретать велосипед, взяла уже готовые песни и перевела их на русский. Для Хэппи Зегерса были использованы такие композиции:       OneWe – Regulus;       OneWe – A book in memory Для Сэмвелла Касса:       Kim Jaejoong – Life support Оговорюсь сразу, я не умею писать созвучный стихотворный перевод, поэтому ритм хромает. За это прошу меня простить и просто обратить внимание на вложенный в текст композиций смысл.

Глава 14

      Окутанный в дымке с ароматом вишни Сэмвелл пустым взглядом гипнотизировал луг. Солнце уже сошло с зенита, и теперь лучи приобретали более мягкий оранжевый оттенок. Рука все еще ныла, но упрямо подносила сигариллу ко рту. Горький дым обжигал легкие, опьяняя своим терпким сладковатым привкусом. Сам не знал для чего, но парень потянулся к телефону и открыл вкладку с контактами.       Он неотрывно смотрел на подпись «Родитель»; стилус в забинтованных пальцах подрагивал, все кружил вокруг надписи. В правом нижнем уголке скругленного квадрата с пустым силуэтом человечка стояла звездочка избранных. Кончик электронной ручки потянулся к ней, но Сэм так и не решился снять ее.       Он, наконец, нажал кнопку вызова. Приложив динамик к уху, Сэмвелл целую минуту слушал противные гудки. Длинные. Бесконечные. А затем соединение прервалось. Он попытался еще раз, но теперь автоответчик электронным голосом попросил оставить сообщение. Сэм никогда не оставляет их. И этот номер никогда не перезванивает. Пора бы привыкнуть. Парень глубоко затянулся горьким дымом, позволяя ему заполнить все закрома рассудка, где могла остаться хоть какая-то надежда, а затем сунул телефон в карман.       Опускающееся солнце осветило блестящие отполированные пуговицы пиджака фигуры, остановившейся напротив. Даже сквозь витающий вокруг сигаретный дым Сэмвелл узнал аромат лаванды.       — Камеры смотрят, — заслоняя его собой, напомнил Марани.       Сейчас был тот самый редкий случай, когда он держал обе руки в карманах своих отглаженных брюк. Если говорить о чистоплотности Макса, то он очень ревностно относится к понятиям испорченности и засаленности вещей. Но вот парадокс: при этом ему ничего не мешает возиться с красками в студии.       — Иди к черту, — бесцветно выдохнул Касс, глядя сквозь него. — Как ты не можешь понять: я не держусь ни за эту школу, ни за тебя.       А он настырный. Вместо того чтобы уйти опустился на лавочку рядом.       Взгляд Макса уперся в перевязки. Еще утром они бросились ему в глаза. Лента перекошена и в некоторых местах намотана больше положенного, даже перетянуто немного, а у кончиков пальцев слишком слабо, скоро вообще слетит. Их накладывал не профессионал. Сэм точно не был в медпункте. К тому же, эти бантики… Зачем он оставил их? Чтобы позлить? Вызвать ревность? Указать на то, что есть кто-то, кто готов ему помогать? В любом случае, Макса это раздражало. Он накрыл своей горячей ладонью бинты, не позволяя руке снова поднести табак ко рту.       — Правило тридцати секунд, — настойчиво напомнил Макс.       Это же чертов Марани! Никогда не делает чего-то просто так. Всегда находит свою выгоду. Сэмвелла покоробило. Нет, считать до тридцати он не будет. Не станет следовать навязанным мифическим правилам и приобретать ненужные привычки. Он переложил сигариллу в другую руку и все же совершил задуманное.       Он не придал значения, жадному взгляду, проследившему за этим. Максимилиан неотрывно наблюдал за тлеющим кончиком табачной палочки, взмывшей к раскрывающимся губам. Те плотно обхватили ее и белый пепел покраснел, быстро пробегая по прессованному табачному листу поближе к пребинтованным пальцам. Сэмвелл затягивался, впуская отраву поглубже.       — Итак, ты не идешь на уговоры и шантажом тебя тоже не возьмешь. Это настолько личное? — мягким бархатным голосом спросил Макс.       Нотки лаванды убаюкивали своей нежностью. Тихие мотивы, срывающиеся с губ Марани, словно оплетали в кокон — надежную броню. В эту секунду хотелось верить, что ему не все равно. Его тонкие пальцы аккуратно переплелись с обожженными, увитыми в марлевую перчатку. Он так бережно держал в своей руке, словно единственная опора, на которую можно опереться.       — Я… не готов об этом говорить, — едва слышно выдохнул Сэм.       Мгновения тишины были такими необходимыми. Молчаливое присутствие, пусть и Макса Марани, как-то даже подбадривало, а его крепкая рука согревала своим теплом, отдавая его не только телу.       — Если ты ничем не занят, идем сделаем тебе педикюр.       — Ты же сказал, что…       — Я передумал. Тебе не обязательно идти на этот батл.       Сэмвелл впервые посмотрел на Макса. Он старался понять, что же стоит за этой переменой настроения, но наткнулся лишь на спокойный твердый взгляд. На него смотрели глаза протектора, готового сопровождать на протяжении всего пути.       — И твое отношение ко мне не изменится?       — Оно уже изменилось.       Приговор прозвучал. Нет, Сэм не боялся самого факта разочаровать этого человека, его пугали последствия того самого разочарования. В сердце неприятно кольнуло. И больше смотреть в глаза Максу Марани было невыносимо. Дыхание спирало. Сэмвелл чувствовал, как перекрывается кислород, но в его сознание настойчиво врывался приказной тон голоса:       — Посмотри на меня.       Максимилиан уже предупреждал, что его интерес не вечен. А когда он исчезает, то это равносильно стиранию в пыль. Нехотя Сэмвелл все же подчинился и вернул напряженный взгляд. Он невольно сглотнул ком, но отчетливо видел дымку нетрезвости в темных омутах.       — Я восхищен, — с толикой обожания в голосе шепнул Макс.       Черно-карие глаза искренне улыбались. В уголках даже были заметны маленькие счастливые морщинки. Кончики пальцев аккуратно провели по виску Сэма, невесомым движением убирая прядку за плечо. А того все сильнее пробирало нервной дрожью. Она передавалась и в руку, напрямую контактирующую с Максом.       — Идем, — Марани поднялся на ноги, увлекая парня за собой.

༺❦༺✿༻❦༻

      В комнате никого, но расслабиться — Сэмвелл не мог позволить себе такой роскоши наедине с Максом. Тот методично вынимал из петель пиджака пуговицы одну за другой. Его темные омуты смотрели в бледное лицо немигающим взглядом.       — Мне стоит извиниться? — Макс невесомым медленным движением раскрыл полы пиджака Сэма и потянул его вниз, снимая с плеч.       Кадык парня невольно подскочил вверх, чтобы продавить ком в глотку. Сэмвелл достаточно изучил Макса Марани, чтобы не понять его хода. Гамбит. Так называется начало шахматной партии, когда в жертву приносится фигура для получения преимущества в развитии. И такую фигуру противник обязан бить, даже если окажется в невыгодном положении.       — Ты отстаивал свою позицию. Я все понимаю, — тихо проговорил Сэмвелл пересохшими губами.       В черных очах блеснула вспышка восхищения. А аккуратные губы тронула легкая улыбка. Пиджак грузно хлопнулся на пол. Тонкие пальцы принялись за рубашку, словно это не они сжимали опаленую кисть до одуряющей боли пару часов назад.       — Я рад, что ты меня не осуждаешь, — откровенной нежностью был пропитан тихий голос.       Пальцы скользили вниз, едва касаясь; от этого мурашки приятной волной разбредались по телу. Он стоял так близко. Лицо ощущало его горячее дыхание. А глаза все глубже утягивали в свою черную бездну.       — Потому что знаю, что ты делаешь, — все так же тихо прошелестел Сэм. А мысленно добавил: — «Стремишься к доминации».       Максимилиан уже имеет весомое преимущество на этой шахматной доске, уже владеет абсолютным контролем над ключевыми полями, как и над всем игровым пространством. А Сэмвелл безропотно позволяет медленным рукам неторопливо снять с себя рубашку. Та едва слышно зашуршала и опустилась поверх валяющегося пиджака.       Он такой спокойный. Кайфует от того, что принимают его право на власть. Смакует тот факт, как ему покоряется человек, способный создать самые большие проблемы. Упивается тем, что Сэм делает это осознанно, тем, что Сэм действительно понимает каждый его шаг, каждое действие. Такой пьянящий аромат у этого знания.       Обжигающие кончики пальцев провели вдоль по ширинке. И только потом взялись за язычок молнии. Там уже почти кол от напряжения, отчего легкие прикосновения отзывались током по всем магистралям. Макс продолжал улыбаться, наслаждаясь прекрасным изваянием с бледно-голубыми глазами. Он видел, что тело Сэма реагирует. И еще больше заводился от того, что парень не сдерживает себя. Дыхание Касса уже участилось, и пульс на шее был виден отчетливее.       Макс разжал пальцы, и брюки тихо прошуршали вниз. А он кончиками провел по бедру парня вверх, щекоча своим прикосновением. Приятная ненавязчивая истома разливалась по телу Сэма. Тот осторожно облизнулся и сглотнул ком. Он видел возбуждение в глазах Марани: сопротивляться ли ему или принять все без остатка?       Макс подцепил резинку трусов и медленно потянул вниз, позволяя им двоим прочувствовать все оттенки этого мгновения. Он снова задержал свой взгляд на точеной форме эрекции парня. Заучивал каждый изгиб синеватых вен под покровом бледной кожи. Расщеплял на составляющие все оттенки розоватой головки, улавливал ее структуру. Форма дырочки уретры и каждая складочка уздечки...       А затем он улыбнулся, глядя снизу вверх. Так и не отпустил взгляда светлых очей, поднимаясь на ноги. Он почти уперся в лоб Сэма своим, заглядывая сверху вниз, и потеснил парня к холодной стене. От его груди исходил жар, его пальцы блуждали по обнаженным бокам, животу. Скользили по бедрам. И туманили рассудок Сэмвелла своей непосредственностью.       — Ты вчера не был в душе, — утверждение, не вопрос.       Сэм стыдливо отвел глаза, а Макс потянул его за подбородок.       — Не отворачивайся, — интимно прошептал он, поймав взгляд прозрачных озер.       — Возможности не было, — начал оправдываться Сэм.       Но пальцы между тем вернулись к путешествию по его телу. Между борозд пресса, в ложбинке груди и над ключицами. Глаза Макса смотрели неотрывно. Он утробно дышал.       — Твой запах сейчас выражен сильнее, — честно признался Максимилиан, что снова вынудило Сэма спрятать глаза.       — Извини.       — Посмотри на меня, — теплая ладонь подтолкнула лицо парня. — Тебе не за что извиняться. Ты пахнешь справедливостью. Пахнешь честью, смелостью. Пахнешь безумием, — Макс кокетливо улыбнулся. — Ну и вишней, как же без этого?       Кончики его пальцев скользнули на плечи Сэма. А затем он взял руку парня и, заглядывая в глаза, зубами потянул за тот бесящий бантик. Медленно, чтобы в деталях можно было это разглядеть.       Он аккуратно распутал бинты и взглянул на раны дрогнувшей руки. Осторожно подложил свою ладонь под ладонь Сэма. Он любовался багровой тонкой кожицей с белесыми участками от лекарств и расчесов. И чем дольше смотрел, тем сильнее дрожала рука Сэма.       Одного взгляда в напряженные светлые глаза хватило, чтобы Макс не сдержался. Свободной рукой он зарылся в мягкие волосы парня и прильнул к его вспотевшей шее губами. Осторожно сцеловывал бисеринки пота, запоминая их на вкус. Прижимался к артерии, отсчитывая бешеный пульс. И дарил нежнейшие поцелуи. Настолько уютные, что Сэмвелл сам раскрывался и подавался навстречу.       Сэм нехотя раскрыл глаза, когда почувствовал дыхание на своих губах. Макс поглощал его без остатка своим жадным взглядом. Сэмвелл не раздумывал. Он привстал на носочки и прильнул к его мягким устам. Хотелось послать все к черту и просто наслаждаться физической близостью. Этот ужасный человек делал с его психикой что-то невероятное.       И пока мягкие губы ласкали в ответ, горячие ладони аккуратно сжимались на ягодицах. Да, там, в глубине уже жарко и все такое влажное. Прямо как скользкий язык, чертящий дугу по подушечке нижней губы Сэма.       Тонкий палец осторожно погладил колечко мышц ануса и спустя мгновенье вход раскрылся, впуская в обжигающую глубину. Он погружался медленно, фаланга за фалангой, позволяя наслаждаться всем спектром ощущений.       Проведя кончиком языка между полуоткрытых губ, Макс тихо настоял:       — Я хочу, чтобы ты кончил, когда попрошу. — Он неторопливо поднял свой взгляд и заглянул в глаза Сэму: — Договорились?       Голова у парня уже была затуманена, и он лишь плавно моргнул в знак согласия.       Палец принялся совершать неторопливые фрикции, посылая пружинящие спазмы вверх по животу. Они собирались комом внизу и разливались у груди. Смазки становилось все больше, облегчая скольжение и усиливая при этом ощущения в тысячу крат. Дыхание Сэма углубилось. Оно ударялось о губы Макса, с жадностью изучающего малейшие подергивания мимических мышц на его лице. Сэмвелл прикрыл глаза, чтобы погрузиться в свой экстаз, но голос Макса вырвал его в реальность из объятий неги:       — Нет, Сэм, продолжай смотреть.       Он нехотя подчинился. Его зрачок пульсировал: то заполнял собой всю радужку, то сужался в едва различимую точку. От пальца внутри все сжималось, и рассудок все уплывал. Пот крупными каплями катился по телу, а колени дрожали, отказываясь держать.       Горячая мягкая глубина становилась все теснее. Макс чувствовал, как его палец засасывают трепещущие недра. Сэмвелл уже почти хрипел ему в губы. Светлые глаза закатывались вверх, но парень честно возвращал их, стараясь сфокусировать опьяненный взгляд на лице Макса.       — Давай, — тихо приказал тот.       Лишь одно мгновенье и Сэм содрогнулся. Он отчаянно впивался ногтями в плечи Макса и заглядывал ему в лицо ничего не видящим взглядом. Его даже боль в руках не отрезвляла. Он хватался за разливающийся по телу долгожданный оргазм. Пропускал через себя до последней судороги. Макс позволял ему это, любуясь экстазом в глазах. Мягкий поцелуй в конце был подушкой безопасности, глотком кислорода, позволяющим наконец закрыть глаза и побыть с собой и своим телом наедине.       Макс взглянул на свой липкий сморщившийся палец и вдохнул сладко-терпкий аромат вишни. Он перевел глаза на Сэма, к которому постепенно стало возвращаться сознание.       — Умница, — похвалил его Максимилиан.       — Я не собака Павлова. Не хочу приобретать рефлексы кончать по приказу.       — И, тем не менее, тебя это завело, разве нет? — Макс ликовал. — Мне даже не пришлось во второй раз просить тебя не закрывать глаза.       Безусловно, для Сэмвелла это оказался интересный опыт. Но повторять его с кем-либо не хотелось. Почему-то подсознание нуждалось в том, чтобы оставить это право исключительно за Максимилианом Марани. Не разбавлять этот коктейль кем-то еще: чужими запахами, чужим дыханием. С таким болезненно фанатичным интересом на Сэмвелла смотрел только он. И это даже не смущало.       — Тебя правда не интересует секс? — где-то на подкорке все еще остались сомнения в честности этого утверждения, и Сэм попытался еще раз.       Макс пожал плечами, но прятать взгляд не стал:       — Я не придаю ему такого значения, как ты.       — Омега или альфа? — уже почти потребовал Касс строгим голосом.       — Что «омега или альфа»?       — Был твоим доминантом.       — Омега.       — Ты испытывал все то же, что и я?       — Не совсем. Он учил меня контролировать эмоции, я же говорил.       — Поверить не могу, что ты когда-то был эмоциональным.       — Я был очень несдержанным. Нетерпеливым. И агрессивным. Он научил меня самодисциплине.       — Пока тот парень лепил из тебя человека, ты пытаешься вылепить из меня собачонку. Попахивает деградацией.       Макс улыбнулся одним краешком губ.       — У меня достаточно псов, готовых выполнить команду «Фас!», — нараспев протянул он прямо в уста Сэмвеллу.       — Значит, тебе нужен песик для секса? Таких тоже обучают.       — Это было бы слишком скучно. Секс игрушек хватает в шопе.       — Значит, не для секса?       — Это твои физиологические потребности. У меня они несколько другие.       — И пока ты удовлетворяешь мою физиологию, я должен делать что?       — Оставаться собой. Не поддаваться.       И без того большие глаза Сэмвелла Касса от удивления распахнулись еще шире. Но затем он сощурился, отторгая свою догадку. А Максимилиан Марани смирно ждал ответа. Пытаться избежать этого уже нет смысла. Как бы ни противился, а Сэмвелл уже ступил на эту скользкую дорожку прямо навстречу Максу.       — Поцелуй меня, — коротко приказал Сэм.       Макс ничего не ответил. Он лишь пораженно улыбнулся с немым вопросом в глазах.       — Ты сказал, что удовлетворишь мою физиологию. Сейчас я хочу, чтобы ты меня поцеловал. И это не просьба.       Заинтересованный взгляд черных угольков скользнул вниз, на приоткрытые губы, а затем поднялся к светлым глазам. В них читалось требование. Сэмвелл подался вперед, охлаждая Макса Марани своим леденящим взором. Плоть обожженной руки коснулась его теплой шеи.       Про себя Сэм отметил, насколько же это приятно касаться кожей без повязок. Хоть и больно. Пальцы скользнули дальше, зарылись в густом шелке собранных волос. Несмотря на переплетения они такие гладкие… Хотелось потянуть за невидимку, но вместо этого Сэм притянул парня поближе.       И когда их лица оказались в сантиметре друг от друга, Макс впился в податливые губы жадным поцелуем. Он сминал уста Сэма до боли. Царапал зубами и облизывал влажным языком. Тот уверенно скользил между губ, так глубоко, насколько мог дотянуться. Толкался с языком Сэма, сплетался с ним в узлы и не позволял дышать.       Не прерывая своей безумной борьбы, Макс отстранил руку парня, вынимая ее из своей идеальной укладки. А затем сжал свои пальцы вокруг горла Сэмвелла Касса. Он отлепил от себя парня с громким болезненным чмоком. Губы пылали. Дыхание утратило свой отлаженный ритм. А в бледных глазах вызов, перед которым сложно устоять.       Сэм снова попытался припасть к мягким губам, но клешня на горле не пускала. Он с силой впился в нее своими пальцами, вынуждая тиски разжаться. Черная бездна в глазах Марани пожирала, затягивала как тайфун в свою воронку. И когда пальцы наконец разжались, он впечатался своим пылким ртом в раскрытые губы. Притянул к себе и был еще ненасытнее, чем до этого.       Но Максимилиан, позволяя изучать свои недра юрким языком, по-прежнему оставался неумолим, снимая с себя пожженные руки. Он припечатал Сэма к стене, удерживая, будто на распятье за запястья. Но тот извернулся. Подался вперед и высвободился, продолжая состязание во рту. Слюны было так много, что она уже стекала по подбородку. А он буквально заставил себя оторваться от Макса Марани.       Черные очи смотрели лукаво.       — Мне нужно принять душ, — безапелляционно заявил Сэм.       Его нижняя челюсть ныла, а губы жгло от укусов. Сэмвелл смахнул влагу с подбородка и развернулся, чтобы войти в ванную комнату, но Макс схватил его за руку.       — Только это уберем, — Марани рванул за ненавистный бант оставшегося бинта. С остервенением распутывал виток за витком.       Сэм улыбнулся чему-то своему.       — Ревнуешь?       — Впредь меня не провоцируй, — Макс нахмурился, срывая остатки повязки, совсем не заботясь о том, что кровавых ран становится все больше.       — Не стоило меня оставлять, — как будто это не его плоть сейчас рвут на куски, пропел Сэм.       — Единственный, к кому ты можешь обратиться за этим, — Макс продемонстрировал в кулаке клок из грязного бинта, — наш врач. Лучше меня, тебя обработать сможет только он.       — Не сдерживайся, — Сэм протянул свои руки.       Макс опешил. Он медлил. Даже замер, как будто испугался такого неожиданного предложения. Это вовсе не покорность. Чертов Касс знает себе цену:       — Ты удовлетворил мою физиологию. Твой черед.       Максимилиан бросил осторожный взгляд на сочащиеся раны. Они притягивали его словно наркотик. Он несмело протянул свою руку и бережно обхватил обожженную кисть. На лице Сэма отразилась гримаса боли от такого незначительного прикосновения. Но эту боль он еще мог стерпеть.       Тогда Макс сжал пальцы сильнее, вынуждая Сэма вскрикнуть, но тот не поддался. Он задрожал, но не издал ни звука. И Макс стиснул руку еще сильнее. Сэм даже не зажмурился, но его дыхание участилось. Сейчас ему больнее, чем было в бинтах, это любому дураку понятно. Но он терпит, потому что принял условия. Прозрачный лед его глаз стал подтаивать и слеза, наконец, сорвалась.       Макс осторожно разжал тиски, полной грудью вдыхая эндорфины, испускаемые парнем. Он подошел ближе и губами собрал слезинку на лице Сэма. Тот дрожал, как осиновый лист, но не отстранился. А Макс, прижимаясь к нему устами, полной грудью дышал воздухом по имени Сэмвелл Касс.

༺❦༺✿༻❦༻

      Вода в ванночке как раз комфортной температуры, обволакивает уставшие стопы в свои теплые объятия. Каким-то чудом Максимилиан точно угадал, какой Сэмвеллу подходит нагрев. Это парня даже расслабило. Пальцы мягко скользили по чувствительной коже, несильно массируя.       Максимилиан держал в своей руке маленькую стопу. Аккуратную, с почти белой кожей и слегка выпирающими синими венками под ней. Поджатые короткие пальчики только умиляли. Он прикоснулся к каждому из них. И не подумаешь, что у человека с руками пианиста такие небольшие ножки. Взгляд Марани скользнул на перебинтованные кисти. Сэмвелл такой покорный рядом с ним только благодаря им. Максимилиан посмотрел на кукольное фарфорово-бледное лицо с отсутствующим взглядом. На нем не было абсолютно никаких эмоций, словно и правда сидит кукла.       — О чем задумался?       — О том, какая мягкая пена, — без раздумий отозвался тихий голос.       — Неправда, — Макс поднялся и сел рядом с парнем.       — Будешь утверждать, что пена не мягкая? — Сэм изумленно вскинул бровь и перевел на него свой отрешенный взгляд.       — Нет, она мягкая, — согласился Марани. — Но ты думаешь о чем-то другом.       Парень вздохнул. Он отвел свои прекрасные прозрачные глаза и невольно закусил чуть пухлую губу.       — Ты привел прекрасную аналогию с болезнью. Но что, если мне есть кого винить в этом?       — Иногда это просто несчастный случай. Случайность. Случайность, происходящая независимо от действий.       — Но даже тогда, нормальный человек чувствует свою вину и пытается все исправить. И если не исправить, то хотя бы чем-то помочь. Но в моем случае этот человек не считает себя виновным. А другой — всячески пытается вменить чувство вины мне.       Максимилиан протянул свои ладони:       — Можно?       Сэмвелл взглянул на изящные раскрытые навстречу пальцы. Он понимал, что сейчас будет очередной приступ боли. Ему всегда больно, когда Макс берет за руку. Но в этот раз так отчаянно хотелось заглушить те снедающие изнутри чувства, что Сэм без раздумий вложил свои обожженные кисти в нежные капканы.       К его удивлению, Макс держал осторожно, стараясь сильно не сжимать. В кои-то веки Сэмвелл жаждал большего. Примерно того, что было полчаса назад. Ну или хотя бы так, как в классе.       — Сейчас я приведу еще пример, который может не очень тебе понравиться.       — Я уже догадываюсь, о чем ты…       — Сталь накаляют до побеления, прежде чем начать ковать. Белым металл становится ни много ни мало при 1300 градусах по Цельсию. Это высшая степень накаливания. А затем, придав изделию форму, его закаляют. Еще плюс 30-50 градусов к критической точке. Ты же знаешь, что закаленная сталь¹ — самый крепкий металл? — Сэм недовольно закатил глаза. Он нехотя не то кивнул, не то пожал плечами. И Макс настойчиво продолжил: — Еще один пример: глина. Она мягка. Очень податливая. Из нее можно вылепить что угодно. Но ее не просто так обжигают. При обжиге глина приобретает новые свойства: прочность, жесткость и полную неспособность присоединять влагу. Накаливание поднимают до 1000 градусов. А затем плюс сто. И вуаля: горшочек готов к применению. Он прошел свою закалку, не раскололся в печи и радует своим функционалом. — Максимилиан поймал взгляд бледных озер: — Ты тоже прошел свою закалку, Сэм. Сейчас ты совсем не похож на того парня, которого я нашел в ванной. Ты паниковал, был напуган. Но сражался. А теперь ты уже не боишься подобных трудностей. В твоих глазах нет того страха, что был тогда. Иногда нужно обнажить свои раны, чтобы излечиться.       Хоть голос парня и звучал убедительно, а внутри все еще сидел тот липкий страх быть неуслышанным и неправильно понятым. И мандраж этот априори не вытравить. Он, будто паразит, сжирает изнутри. Он вечно голоден.       Сэмвелл сглотнул ком и отвел глаза.       — Я не готов обнажаться.       — Давай поговорим о Хэппи?       Предложение почему-то казалось настолько абсурдным, что не верилось, что это прозвучало из уст Макса Марани. Он не из тех, кто будет сплетничать или поливать кого-то говнецом. Всегда есть только Макс и его собеседник. Но говорить о ком-то третьем?       Сэм поднял вопросительный взгляд:       — Зачем?       — Тебе не любопытно узнать, почему ему так важно состязаться с тобой? Почему ему так важно что-то доказать? Возможно, это просто эгоистичное желание самоутвердиться. А может, тут что-то глубже? Я не знаю. Но вспомни, что он тебе сказал: твоя форма висит в его шкафу. И поверь мне, она там есть. Он ее не выбросил. И даже вычистил. Будь Хэппи последней сволочью без намека на чувство стыда, он бы этого не сделал. Сейчас он в аудитории, полной его фанатов. Ждет тебя, но ты не идешь. Хэппи найдет, чем развлечь публику — он это умеет. Но его самооценка, его уверенность, возможно, пострадали благодаря тебе. В любом случае, Сэм, ты подставил не его, а себя. Даже если я использую все свое влияние, публика все равно будет считать тебя трусом. Это не значит, что я того же мнения. Я при любых обстоятельствах не брошу тебя, пока ты зависим. И не прошу тебя туда идти. Просто говорю, что ты должен готовиться к худшему. Им плевать, какая у тебя причина. Но у Хэппи тоже есть причина быть там.       Сэмвелл тяжело вздохнул. Он невольно закивал, принимая слова парня за истину. Недаром Хэппи Зегерс лично приходил накануне. Юркий язычок скользнул по пересохшим губам, цепляя корочку. Сэм так крепко стиснул челюсти, что на его лице выступили желваки.       — Что там с моим педикюром?       — Я закончил.       — Прекрасно. Проводишь меня?       — Ты все-таки согласишься?       — Я просто хочу послушать его вживую.

༺❦༺✿༻❦༻

      Актовый зал был переполнен. Никто не сидел. Все пританцовывали и подпевали мелодичному голосу солиста. Глубоко западающий в душу ритм пробирал до мурашек. Сэмвелл любит добротную музыку. И восторг фанатов вполне оправдан. Около тысячи голосов пели синхронно с вокалистом:       — Живу я на звезде       Регул³ зовут ее       Здесь темно дни напролет,       но я не одинок       Дышу я здесь и у меня цветок       Очень похожий на тебя       Остается он всегда со мной,       Не увядает для меня       Сэмвелл медленно пробирался поближе к сцене, а за головами видел, как изумрудные глаза сопровождают его взглядом от самой двери. В какой-то момент школьники стали расступаться, создавая собой коридор. Хэппи смотрел прямо ему в глаза. Его голос не срывался, чисто попадал в ноты и в финальной партии публика просто взорвалась:       — Миллионы звезд ночного неба       Проливают свет на Землю       И моя планета       Будет сиять для тебя       Среди всех людей на свете       Я помню лишь тебя       Как ты слушал песню эту,       Не оставляет меня…       Музыка стихла лиричным проигрышем, заглушенным овациями восторженных фанатов. Хэппи Зегерс во все глаза неотрывно смотрел сверху вниз на Сэмвелла Касса, стоящего прямо напротив него. Харизматичный рыжеволосый парень оскалился во все зубы:       — Ты опоздал всего лишь на полтора часа. Я задолбался тебя ждать.       — Знаменитости дают концерты по три часа. Привыкай.       Хэппи вовсю светил своими белыми зубами.       — Тебе особое приглашение нужно или ты все же поднимешься?       — Я предпочту просто послушать. Не дотягиваю до твоего уровня.       Хэппи с силой сжал микрофон. Его пробивала дрожь раздражения. Он хотел выругаться, но какая-то сила сдерживала его. Он же собственными ушами слышал, на что способен Касс!       — Ты же сам сказал, что учился в «Лотосе», — прорычал Хэппи.       — Да, по классу фортепиано. — Сэм продемонстрировал свои перебинтованные руки. — Сольфеджио² никогда не было моей сильной стороной. Я музыкант, а не вокалист. Но ты молодец. «Регул» мне больше нравится чем «Чайка», от которой так фанатеет Шейн.       Глаза Хэппи как-то странно блеснули. Он опустил взгляд и нервно облизнулся. Его нет в зале. Среди тысяч голов Хэппи его так и не увидел. Шейн не пришел. Видимо, нашел себе занятие получше. И общество поинтереснее.       — Это ведь нормально, что у людей разные вкусы, — раздалось совсем близко.       Парень поднял глаза и увидел, что Сэм уже взошел на сцену.       — Да, так и должно быть, — выдохнул Хэппи.       Он взглядом попросил дать Сэму микрофон. Получив тяжелый предмет, руки отозвались практически невыносимой болью и задрожали. Этой внутренней борьбе Сэм проигрывал: ему никак не удавалось унять тремор. Все с замиранием смотрели на то, как он пытается совладать с собой, чтобы не отшвырнуть микрофон и не сбежать словно от проказы.       — Помоги ему, — раздался из зала приказ.       Глаза Макса Марани впивались, словно наточенные копья. Его категоричный настрой требовал незамедлительного повиновения, и Хэппи Зегерс быстро отмер. Взял микрофон из рук Сэмвелла и закрепил его на штативе.       — Ты подготовил балладу? — уточнил рыжий, настраивая высоту.       Сэм взглядом гипнотизировал свои дрожащие руки. Нет, это не волнение. Это боль. И она не физическая. Душевные терзания передавались телу, а от этого находиться на сцене у стойки микрофона оказалось невыносимо.       — Ты уже разогрелся, а мне еще нужно какое-то время, — заторможено выдал Сэмвелл. — Какая у тебя распевка перед выступлением? «Ми»?       Он глубоко вздохнул, зажмурился и протянул ноту так высоко, как только смог. В нем еще теплилась надежда, что голос сорвется. Но — черт бы его побрал! — чисто.       До слуха донесся вторящий голос Хэппи. Настолько воодушевился, что поддержал и дотянулся до пика, как будто подталкивая пальцем вверх. Это вызвало очередной фурор у публики. — Окей, а как насчет йодля⁴? — уже более заинтересованно предложил Сэм. Он начал первым. Звуки, льющиеся из его горла, раскатывались по залу, унося зрителей куда-нибудь в горные массивы Швейцарии. И как только к нему присоединился голос Хэппи, ощущение альпийской свободы усилилось. — Вау, чувак, да ты крут! — с неподдельным восхищением протянул Сэм, хлопнув парня по плечу. — Но мы тут что, письками меряемся? — Вообще-то, да, — Хэппи пожал плечами и развел руки в стороны, вызывая хохот фанатов.       Сэмвелл склонился к его уху и рукой закрыл микрофон:       — Только, какой от этого толк, когда его здесь нет? — Сэм спокойно выждал, когда же к нему обратятся ярчайшие изумруды этой школы, чтобы вспыхнуть в пламени гнева. Но Сэм снова поманил одноклассника, чтобы шепнуть: — Он даже ничего не понял. Его мозг не работает на абстракцию. В следующий раз говори прямо.       Сэм кивнул, подтверждая свои слова. Желваки на лице рыжего выскочки забегали, он с шумом втянул воздух в легкие:       — Кто начнет?       — Мне без разницы, — Сэм пожал плечами. — Бросьте кто-нибудь монетку. У меня решка.       Зал оживился, шурша по карманам. Но затем вдалеке раздался голос:       — Орел!       Сэмвелл коротко кивнул и взглянул на Хэппи. Тот был очень серьезным и расстроенным. Он уже понял, что проиграл. Нет, не в вокале, но в другом вопросе.       Сэм изучил Шейна быстрее, чем Хэппи за все года их знакомства. А еще чертов Касс различил его чувства и догадался, что это безответная любовь. Он ударил под дых со всего размаху и не промазал. Не даром Макс носится с ним, как с писаной торбой: Сэмвелл Касс его долбаный двойник. Вот только до сих пор не понятно, как вести себя с этим изворотливым змеем.       Такого подхода Хэппи и предположить не мог. Одна лишь фраза… всего одна — выбила почву из-под ног. Одно меткое замечание и смысл всего лопнул, взрываясь липкими брызгами, словно мыльный пузырь.       — Монетка все решила, — голос Касса вернул его в реальность.       Дрогнувшей рукой Хэппи взялся за микрофон у стойки. Припал к нему губами. Уже все равно, каким будет исход: он продул еще до начала состязания. Парень в последний раз окинул взглядом зал.       — Песню, которую я собираюсь спеть, еще никто не слышал. Это премьера. Я надеюсь, вам она понравится так же сильно, как и предыдущие.       Ободряющие овации и высвистывания, сообщили о предвкушении чего-то феерического.       В зал полилась тихая мелодия и такой же тихий, перекатывающийся на волнах голос:       — Книгу я хочу тебе прочесть       Историй красивых, одну за другой       Время течет, а я люблю тебя вечно       И в памяти конец где-то странице на первой       Музыка ускорила свой темп, а за ней поспешил чистый мелодичный голос.       — Влажный ветер дует, финал приближая       Упадет нам на плечи, дождем окружая       Послушай минуту, мне есть что сказать       Последняя строка звучала так душещипательно и так нетерпеливо, все до единого в зале в этот момент сопереживали парню, стоящему на сцене. А его голос будто плакал, разливаясь громкой мелодией:       — Ночь та — тебе подобна, она все возвращается       Ночь моя — тобой ведома и утром обращается       Если ты — весь я, как насчет тебя?       В памяти моей книги той финал       Сэмвелл Касс невольно облизнулся. Он опустил взгляд и посмотрел на свои начищенные ботинки. Строки из песни проникали глубоко в его сердце. А еще Хэппи Зегерс — чертов профи, чисто попадающий в ноты, несмотря на раздрай в душе. Гитарное соло звучало, как натянутые нервы вокалиста. Это годный уровень.       Сэм извлек из заднего кармана джинсов свой мобильный телефон. Рука дрожала, и ему сложно было наладить координацию движений. Но Сэмвелл парень упорный. Он все же попал стилусом на нужную иконку. Там открылась анкета. Секунду парень все же сомневался, но как только припев зазвучал во второй раз, он уже принялся заполнять строчки. Закончил как раз к тому моменту, чтобы насладиться финальной строфой, которую Хэппи Зегерс едва ли не кричал в микрофон, поднимая звуки откуда-то глубоко из недр:       — На мгновение я стал днем для тебя       Всякий раз дыша, не отпустить тебя       Если ты — весь я, как насчет тебя?       Книга памяти в руке, ее я не отдам       Ты поймешь, все про тебя       Ночь последняя, о, прощай       Фанаты ликовали и улюлюкали, кричали о своем восторге. Вот только Хэппи едва сдержался, чтобы не швырнуть микрофон и не свалить восвояси. Но он сам все это затеял, и сбегать, поджав хвост, нельзя.

༺❦༺✿༻❦༻

      В дверь кабинета неуверенно постучались. Оливер Оруэлл отвлекся от бумаг и пригласил войти. На пороге показался Шейн Хаггард.       — Вы просили меня прийти, — тихо пояснил мальчишка свой визит. Он опустил взгляд, ожидая ответа.       Откуда-то издалека долетали отзвуки музыки, басистой вибрацией отбиваясь от стен. Очередное школьное гуляние. Даже если и хочет находиться там, Шейн не посмел умаливать перенести время встречи.       — Да, просил, — Оруэлл поднялся на ноги и вышел из-за стола. Он строго смотрел на ученика. — Проходи.       Хаггард послушно прошел внутрь, затворив за собой дверь. Он шел на казнь и прекрасно это осознавал. Избегал смотреть в глаза, собственно, как обычно.       — Я проверил больше дюжины тетрадей учеников из разных классов, — строго начал учитель. — Каждая из них словно под копирку. Один и тот же метод, одни и те же ошибки. А затем я взглянул в твою тетрадь.       Голос мужчины понизился до угрожающих нот. Он был глубоким, утробным и слегка дрожал. Оруэлл даже не пытался контролировать свою излишнюю эмоциональность. Его глаза пиявками впивались в ссутулившуюся хрупкую фигуру светловолосого юного омеги — слишком сообразительного в науке для своих лет.       — Как ты все это объяснишь?       — Если вы о 505 задаче, то она очень сложная. Вполне возможно, сэр, что я мог допустить типичную ошибку.       — Ты себе даже не представляешь, как я зол, Шейн, — глухой рык Оруэлла с силой выдавливался из недр. — Я только тебе показал этот способ решения. Его изучают в высших учебных заведениях. Я тебе, школьнику, его дал! Мало того, что ты впустую разбазариваешь свои знания, так ты еще и неправильно их используешь, — он дрожал от ярости. — Ты уже давно занимаешься подобным, и я каждый раз готов был прикрыть тебя. Думаешь, это легко? Что я должен буду говорить, если ты так же бестолково попадешься по другому предмету? Ты хоть представляешь, что тебя ждет?!       Шейн, потупившись, смотрел в пол. Предположить, что учитель уже давно в курсе и покрывает это, парню не хватало наглости. Вот только, почему Оруэлл ни разу не намекнул на это? Кормит в себе кинк? Захлопнул, наконец, капкан, а Шейн так наивно в него попался.       Физик все продолжал шипеть:       — Ты же не хочешь, чтобы я написал на тебя рапорт?       — Нет, сэр.       — Значит, садись и решай все заново, — он швырнул на стол перед парнем его тетрадь. — И только попробуй ошибиться.       Шейн торопливо принялся читать условия задачи, пока учитель наматывал круги вокруг него. Ручка лихорадочно бегала по тетради, оставляя за собой следы из чернил, стекающихся в замысловатые формулы.       Когда Шейн закончил, он протянул новый вариант решения Оруэллу. Тот едва не покрылся багровым румянцем от гнева.       — Снова не так? — пугливо уточнил парень.       — Снова. Не так, — процедил мучитель наукой. — Переписывай.       Он остановился за спиной юного омеги, корпящего над поиском разгадки условий задачи. Строке примерно на третьей заметил очередную ошибку.       — Где ты мозги свои растерял? — в ухо прошипел Оруэлл.       — Не верно? — испуганно пролепетал Шейн.       — Не верно. Кажется, я знаю способ, который вернет твою соображалку.       Шейн вскинулся, отчаянно качая головой.       — Нет, сэр, не нужно, — взмолился он.       — Нужно, Шейн. Или мы оставим все как есть, и я пишу рапорт?       В этот момент парень даже не знал, что хуже: вылететь с позором со школы или поддаться на провокацию. Рука уверенно опустилась на его плечо, а затем потянула за собой, призывая встать со стула.       — Внимательно смотри в тетрадь и думай, что не так, — губы опаляли висок Шейна.       Альфа подтолкнул его упереться на локти, надавив ладонью между лопаток.       — Может, остановимся? — несмело прошептал Шейн.       — А ты нашел решение?       — Я найду его. Обещаю.       — Это ускорит процесс, тебе ли не знать.       Звук раскрывающейся молнии оглушил, словно пулеметная очередь.

༺❦༺✿༻❦༻

      На сцену выбежал Себастьян Бенгтссон, как только получил одобрительный кивок от Макса Марани. Тот неотрывно наблюдал за действием, улавливая все мелочи. Сэмвелл принялся выводить ключ разблокировки экрана своего смартфона, но рука дрожала еще сильнее, чем пару мгновений назад. Он промахивался, и вырисовать графику никак не получалось. Там на главный экран уже вытащены ноты для подготовленной песни.       Себастьян смирно ждал, а Хэппи просто потупился. Мысленно он был далеко не здесь, и совершенно никакого значения не придавал трудностям оппонента. Касс уже заметно нервничал и готов был расшибить мобильник об пол, но Хэппи вдруг отмер и протянул к нему ладонь. У Сэма дрожали уже не только руки, но и он весь сам. Парень поднял на рыжего потерянный взгляд.       — Я помогу. Что нужно нажать? — со вздохом объявил Зегерс.       Сэм неуверенно отдал ему свой гаджет и тихо перевел дыхание.       — Проведи треугольник. И спираль.       Хэппи сделал, как ему сказали. Первым, что он увидел, был профиль альфы, читающего в библиотеке. Снимок сделан откуда-то между книг с полки стеллажа. Как творческий человек Хэппи чувствовал атмосферу этого фото. Значит, Касс все же кого-то боготворит. В противном случае, здесь не было бы человека. Да еще и крупным планом.       — Смотри на главном экране, — дрогнувшим голосом подсказал Сэм.       Файл нашелся быстро, но Хэппи все равно переспросил:       — Этот?       Сэмвелл согласно кивнул. А Хэппи Зегерс прошел с телефоном к аппаратуре. Себастьян проследовал за ним. Они настроили сопряжение с роялем, чтобы пианисту было удобнее читать ноты. Тот устроился на стуле и попробовал сыграть. Все же эту композицию он видел впервые.       Расслышав первые аккорды, Сэм задрожал как-то сильнее, он сцепил руки, чтобы унять эту трясучку, но ком в горле все равно подпирал.       — Я не могу, — еле слышно сдавленно прохрипел Касс.       — Что?! — Зегерс изумленно покосился на него.       — Не могу.       — Сэм, — призвал его внимание голос из зала.       Макс Марани смотрел так, будто знает все тайны этой вселенной. Он окутывал в кокон, и тепло разливалось в груди. Как на лавочке во дворе, когда они держались за руки. Он словно радио настраивал на нужную волну — свою волну. Столько обожания… Сэмвелл пораженно считывал эту эмоцию, с которой на него не смотрел еще ни один человек. Минут двадцать назад он сказал, что будет рядом несмотря ни на что.       — Я готов, — объявил Себастьян.       Сэмвелл набрал в грудь воздух, взялся за микрофон на штативе и прикрыл глаза. Он медленно выдохнул. Звуки фортепиано играли так тихо и так неторопливо, что его практически не было слышно. Тревога все еще кружила рядом, но аккорды призывали петь. И голос, полившийся из парня, звучал почти а капеллой⁵. Он и был музыкой.       — Ветер все кружит вокруг опять,       И в памяти кружат воспоминания       Ничего совсем не ощущаю я       Ни жизни нет, ни смерти у меня       Утратил смысл всего       Песчинка во вселенной, о-о-о       От звучания дрогнувшего голоса пробежались мурашки по коже. Из парня лились эмоции чистой воды. Это не было похоже на вылизанный отрепетированный вокал, отработанную технику, но звучало так живо, что погружало в атмосферу с головой. Хэппи Зегерс досадливо поджал губы. Соперник, стоящий на сцене, определенно на голову выше. Ему нет необходимости стараться, чтобы понравиться или что-то донести. Достаточно просто открывать рот и харизма все сделает за него.       Негромкие звуки раскатом разносились по залу и словно обволакивали волнами:       — Не могу исчезнуть я в земле       Взлететь и испариться в небе       Твержу все об одном тебе:       Сэмвелл внезапно заговорил громче, его голос даже не рыдал, он выл от обиды и отчаяния. Так тараторил, словно боялся не успеть всего сказать:       — Почему же ты меня не замечаешь? Я же здесь!       Стою я прямо пред твоим лицом, но смотришь сквозь меня       Я хочу всего лишь как тогда ощутить твои объятия       Да, выгляжу совсем убого, знаю       Но почему же ты не видишь меня?       Почему же думается мне, будто я с тобою рядом? Все не так!       Очень слаб в этом мире — я дышу едва       Отвернись и обо мне забудь прямо сейчас       Мне слишком больно, о-о-о!       Мне слишком больно, о-о-о!       Макс даже забыл, как дышать. Его уносило на волнах цунами. Он захлебывался от потока нескончаемых тревог, гнева, даже ярости. Голос проникал глубоко в него даже, когда был едва слышным и стихающим на «нет» прямо посреди строк. Сэмвелл обнажился. Это откровение будоражило. Внутри Марани все вибрировало, словно от мощного афродизиака. Тонкий мелодичный почти что фальцет проходился по всем его эрогенным зонам.       — Почему же я так зол на прошлое свое?       Я одурачен, так что же делать мне?       Потерял лишь время, не достигнув ничего       Да, это образ, что я создал в то время       Сэмвелл смотрел в пустоту влажным взглядом, не замечая восторженных пораженных взоров своих будущих фанатов. И даже направленных на сцену камер не видел.       — Почему же ты меня не замечаешь? Я же здесь!       Стою я прямо пред твоим лицом, но смотришь сквозь меня       Просто хотел почувствовать тебя как прежде. Как тогда       Да, я жалок сейчас       Как же больно, м-м-м       Как же больно...       Слезы градом катились по его щекам даже после того, как стихла музыка. Зрители готовы были аплодировать, но Сэм не шевелился и они тоже боялись спугнуть этот момент, разрушить атмосферу. Все еще в шоке переваривали то действо, что с ними всеми случилось. Как хорош ни был бы Хэппи в своей технике исполнения, а вот такого объема и полного погружения он никогда не давал. Раньше не было ощущения, словно тебя захватывает прямо в центр звука, в его самое ядро. Такой эффект действительно сложно осознать. Особенно, когда ощущаешь его впервые. И от этого приходишь в немыслимый восторг.       Наконец, раздались одинокие аплодисменты. Из угла зала около сцены отделилась фигура учителя музыки.       — Я уж было хотел за систематические прогулы требовать твоего исключения, — протянул мужчина. — Но безопасность обеспечил твой исключительный голос. Повременю.       — Я не расстроюсь, — с безразличием выдал парень.       Хэппи справа от него хмыкнул. А вот Дэниэл Ви́льде вклинился между парнями и объявил на весь зал хорошо поставленным голосом:       — Думаю, все согласятся, что победа за Сэмвеллом Кассом.       — Почему? — возмутился тот. — У Хэппи отработанная техника.       — У Хэппи техника, а у тебя эмоции.       — Да я мимо нот пел! Все это слышали. А он попал чисто. Такой экземпляр на вес золота в индустрии. Голос Хэппи очень стрессоустойчив.       — Но его игра просто на нуле. Он хорош в технике, а в остальном работать и работать. Ты более эмоционален и это обеспечивает сильную связь с публикой. Взгляни на их реакцию, — учитель окинул рукой зрительский зал. — Что было, когда Хэппи закончил?       — Как и положено: аудитория его встретила овациями.       — Угу, — Вильде кивнул, не скрывая иронии. — Просто интересная композиция, как и все остальные его композиции. А что происходит со зрителями сейчас?       Сэм повесил голову и посмотрел на свои ботинки сквозь пелену застилающих слез. В горле стоял ком, не позволяющий произнести ни звука. Но он все же напрягся и тихо выдал:       — Они молчат.       — А почему?       Сэм пожал плечами:       — Не зашло.       — Они бы освистали, если бы не зашло, — проговорил Хэппи в пол. А затем он поднял ревностный взгляд: — Ты еще не знаешь наших. Тебе даже закончить не дали бы.       — М, так значит, ушат дерьма припрятан? — процедил Сэмвелл, выглядывая из-за плеча мужчины.       Но наткнулся парень лишь на средний палец рыжего. Который учитель готов был выкрутить с корнем, но ограничился тем, что просто хлопнул по руке, приказывая ее опустить.       — Хэппи прав: публика настолько прониклась глубиной твоих переживаний, что до сих пор не вышла из этого состояния. Им сложнее выдохнуть, перевести дыхание от эмоций, которые ты в них вложил. Это я называю профессионализмом. Не технику чистого попадания в ноты, а умение сделать так, чтобы Земля остановилась.       — Блять, — Сэм смачно прорычал это ругательство, отступая назад.       Он развернулся к ступенькам и быстро сбежал вниз: к оторопевшей публике. Некоторые уже отмерли и продолжали съемку.       — Не опаздывай на занятия, — потребовал Дэниэл Вильде.       — Можете исключать, — бросил негодующе Сэм, не оборачиваясь. А затем пробубнил себе под нос: — Тоже мне профи.       Учитель обернулся к поникшему ученику:       — Хэппи, ты усвоил свою ошибку?       — Я буду больше стараться.       — Не стараться, а проживать. Ты должен проживать каждую строчку, каждое слово.       Рыжий парень лишь скептически посмотрел на учителя. Тот был прав только в одном: Сэмвелл действительно оказался более профессиональным исполнителем, владеющим такой техникой, которой Хэппи еще не научился.

༺❦༺✿༻❦༻

      Ноги подальше уносили Шейна от камеры пыток. Его глаза застилала пелена слез. Он несся заученным маршрутом по пустым школьным коридорам и даже не заметил парня в холле. Тот его окликнул, но Шейн ничего не слышал.       Лиам Спенс нагнал одноклассника и свесился у того на шее.       — Ты почему не отвечал? Я тебе миллион сообщений отправил.       — Был занят, — Шейн попытался увернуться из захвата, но Лиам просто так не сдавался.       — Ты такое пропустил! Только глянь, — он продемонстрировал в руке телефон и запустил видео, которое снимал специально для Шейна.       — Слушай, я тороплюсь. Просто перебрось мне. Гляну, как смогу.       — Читай «никогда», — с недоверием протянул Лиам.       — Гляну. Позже. Сейчас времени нет. Мне нужно идти.       Шейн Хаггард действительно торопился. Он спешил занять ванную комнату, пока та еще свободна, чтобы смыть с себя все то дерьмо, которым успел обмазаться. Но Спенс раздраженно схватил его за руку и рванул, поставив возле себя.       — Ты вечно пропускаешь весь движ! — недовольно выдохнул Лиам.       — А почему я его пропускаю? А?! — глаза Шейна Хаггарда горели огнем. Он с силой высвободился из цепких пальцев, оставивших красные полосы от ногтей. — Факультативы, домашки и контры. У меня нет друзей, потому что мне банально некогда! Потому что я вечно торчу в лаборатории. А когда я не там, то делаю домашку. Потому что другие предметы никто не отменял. Иначе грант не получить. И домашки приходится делать наперед, потому что я могу проторчать у этого урода до утра. Понимаешь? Меня все достало! Меня заколебало то, что у меня нет личной жизни, понимаешь, Лиам? Кстати. Почему не предупредил?       — Я предупредил. Просил Сэма.       — Нашел кого просить. Пидораса этого конечного! Он же двух слов нормально сказать не может. Каждый раз с каким-нибудь подъебом. Тебе не доходит, что ему просто доставляет меня заебывать?       — Тебе просто нужен отдых. Весь на взводе, — Лиам принялся массировать плечи парню, а тот все равно раздраженно увернулся. — Потерпи немного: скоро каникулы.       — От этого места невозможно отдохнуть.       — Просто в твоей голове помещается много информации. Отсюда вытекают и требования. Шестеренкам нужна передышка.       — Механизм сломан. Он сломался, Лиам. Если боженька хотел меня доконать, у него получилось.       — Боженька не присылает трудностей, которые ты не сможешь преодолеть. По той же логике, Сэм здесь появился неспроста. У Макса таких аттракционов в жизни не было. Он явно не ждал, что Сэм будет грызть за тебя глотку. И не кому-нибудь.       — Я тоже этого не ожидал. И благодаря ему я уже готов свалить отсюда на другую планету. А ты можешь продолжать петь под его дудку.       Лиам Спенс медленно придвинулся и ненавязчиво обнял парня за плечи, посмотрел с ним в одном направлении в сторону огромного фикуса в углу холла и заговорщицки промурлыкал на ухо.       — Тебе разве не интересно посмотреть, чем все закончится?       — Я люблю другой жанр кино.       — Жаль, потому что я в предвкушении развязки. Уже и попкорн приготовил.       Лиам вынул из кармана смартфон и что-то напечатал. Телефон Шейна отозвался вибрацией.       — Я бы не хотел, чтобы ты уходил. Не с кем будет обсудить концовку. А у нас с тобой и билеты в первом ряду.       Шейн с шумом втянул воздух полной грудью. И все равно ему смердело альфой.       — Мне нужно идти.       — Обязательно посмотри.       — Ок.       Хаггард снял с себя аккуратную теплую руку и мигом рванул с низкого старта. Он несся по коридорам, перепрыгивал через три ступени и убегал от самого себя.       Ворвавшись в комнату, парень на ходу начал срывать с себя одежду. Слезы градом катились по щекам. Даже горячая вода не смогла их заглушить. Вода, впрочем, не справлялась и с ознобом. Все что мог Шейн, это скукоженно сползти по стене и трястись, заливаясь отчаянными рыданиями.       Нет, он никогда не избавится ни от этого тошнотворного запаха, ни от этого противного позора. Болело все тело, но особенно жгло у входа. Оруэлл зажрался. Если раньше он хотел Шейна только во время течки, то теперь захотел и без нее. И раз он переступил эту черту, то теперь будет вертеть, когда захочет. Одного парень не понимал: ни за что ему это, ни почему именно он.       Валяющийся на полу мобильник, спрятанный в кармане брюк, бесперебойно пиликал входящими сообщениями.

༺❦༺✿༻❦༻

      — Это было потрясающе, — вдохновенно проговорил Макс, бережно беря руку Сэма в свою, — то, как ты уделал Хэппи.       — Он хотел состязаться с воспитанником «Лотоса» — он это получил.       — У тебя удивительный голос. Как будто звучит со всех сторон. Такой объемный. Он словно обнимает и качает на волнах. Это и правда восхитительно. Ты даже не представляешь, какой эффект твой голос оказывает на окружающих.       — Я отлично знаю, какой эффект он оказывает, — недовольно процедил Сэм. — Это называется «рулада».       — Что?       — Фиоритура.       — Сэм… Я, конечно, человек умный, но все равно не знаю всего.       — Орнаментура вокала. — Но в глазах Марани отражалось лишь недоумение. Сэмвелл закатил горе-очи и вздохнул, подбирая в голове более понятные слова: — Украшение. Этот эффект, который «звучит со всех сторон» и объемность звука называется «рулада».       — Значит, пение «мимо нот» было умышленным? Намеренная фальшь и все такое?.. Сэм, поджав губы, одобрительно кивнул — все же Макс тогда в столовой внимательно слушал.       — У меня ушло лет десять, чтобы овладеть этим навыком. Учился объемности, учился расщеплению звука. А хрипеть оказалось сложнее всего. Думал, что если научусь этому, то все изменится. Даже во время ломки голоса я продолжал как ненормальный издеваться над своими связками. И примерно в этот период ко мне пришло понимание, как сделать не фальшивую ноту обманчиво фальшивой.       — Ты был прав, это звучит интереснее. Но почему забросил?       Сэмвелл медлил с ответом. Максимилиан крепче сжал его руку в своей. Он был терпеливым, хоть и хотелось поскорее узнать истину Сэмвелла Касса.       — Думал, что добьюсь его внимания. Но ни черта не произошло. Я пахал как проклятый, а на выхлопе даже пшик галимый не получился. Ты даже примерно не представляешь, как это быть сыном директора «Лотоса», который смотрит на тебя как на пустое место. Так что больше не заставляй меня петь.       Марани хищно улыбнулся. Кончик его языка черкнул по верхним зубам.       — Только что внимание ты себе обеспечил. Ты получишь столько любви, что и не снилось. Поздравляю: ты выбрал свою свободу.       Глаза Сэмвелла сначала расширились от шокирующего осознания, а затем презрительно сузились. Он весь задрожал от гнева:       — Чертов ублюдок… — прошелестело его тихое дыхание.       Марани продолжал улыбаться, только зубами больше не светил. Доволен собой и даже не пытался скрыть этого или как-то завуалировать. Склонив голову на бок, Макс провел кончиками пальцев по черным волосам, за которыми ухаживал каждый день.       — Ты сделал то, что должен был. Обнажаясь все проходят через боль. Но так нужно. Так и должно быть. Ты большой молодец.       — Ты получил что хотел, — слеза скатилась по щеке парня и он выкрутил свою руку из теплого плена.       Но уйти Макс ему не позволил, поймав за локоть. Он обнял горячими ладонями за хрупкие плечи и заглянул во влажные чистые озера:       — Запомни одну важную вещь: никогда ничего не делай ради кого-то и во имя кого-то. На первом месте всегда должен быть ты сам. Ради себя и во имя себя. Только так. И никак иначе. Никакой урод не должен влиять на твое желание или умение петь. Ты развил свои вокальные способности до галактических масштабов. И это должно быть исключительно для тебя. Доводи себя до совершенства, но только до тех пор пока ты не останешься собой доволен. Не учись новому, чтобы привлечь чье-то внимание. Делай это в свое удовольствие. Намечай цели и достигай их только ради своего личного эго. Только чтобы потешить свое самолюбие. Развлекайся, как будто самый конченый безумец на этой планете, обретай новые суперспособности только потому что свербит это делать. И никогда не делай того, чего не хочешь. Никакой политики. И компромиссов.       Озноб не отступал, и Макс чувствовал эти вибрации. Сэмвелл позволял речам проникать глубоко в сердце. Даже если это и неправда, Максимилиан говорил нужные слова. Он снова стал смотреть, как будто на драгоценность. На лакомый кусочек. Какая-то пьяная эйфория отражалась в его темных омутах.       — Я хочу побыть один.       Марани безмолвно кивнул и отступил на шаг назад, все еще продолжая смотреть прямо в глаза. Не прерывая зрительный контакт, Сэм достал из кармана телефон. Он все же взглянул в смартфон. Открыл вкладку с контактами и нажал на кнопку с надписью «Родитель». Вызвал функцию «Изменить контакт» и стер подпись ровно до буквы «Р», чтобы вписать слово «Раймонд».       «Убрать из избранных».       «Добавить в черный список».       — Знаешь, я не хочу тебя оставлять одного, — вернул внимание Макс. — В этом состоянии тебе нельзя уединяться.       — Если ты не обкончался, я буду разочарован, — с ненавистью прошипел Сэм, глядя исподлобья.       Глаза Макса блеснули, а губы растянулись в хмельной улыбке. Он будто дикий кот подкрался к парню и кончиком пальца подтолкнул его подбородок вверх. Не опуская одурманенного взгляда, пощекотал чувственные губы горячим дыханием, но так и не коснулся их. А ведь они готовы были по инерции раскрыться навстречу.       — Идем, покормлю тебя пудингом. Богическим.       — Я не ем сладкое.       — Тебе сейчас очень нужен серотонин. Дофамин. И эндорфин⁶. — Максимилиан буквально смаковал каждое слово прямо из уст Сэма.       — Полагаю, дофамин и эндорфин ты уже получил. Так что, говори за себя. Это у тебя нехватка серотонина.       — У нас обоих.       — Я тебя ненавижу.       Горячая ладонь уверенно провела по плечу вниз и коснулась бинтов. Пальцы сжались на раненной кисти, но недостаточно, чтобы угомонить боль внутри. Макс потянул парня за руку, увлекая за собой. ________________ ¹ Каленый – претерпевший нагрев до высокой температуры, изменение свойств не предполагается; Закаленный – прошедший термическую обработку (закалку) с целью изменения свойств. ² Сольфеджио — это пение по нотам без текста, пение с называнием нот. В музыкальных учреждениях есть предмет сольфеджио — учебная дисциплина, предназначенная для развития музыкального слуха и музыкальной памяти, включающая сольфеджирование (пение нот, угадывание отрывков и т.д.), музыкальный диктант, анализ на слух, развивает ритм. ³ Ре́гул — ярчайшая звезда в созвездии Льва и одна из ярчайших звёзд на ночном небе. ⁴ Йодль — особая манера пения без слов, с характерным быстрым переключением голосовых регистров, то есть с чередованием грудных и фальцетных звуков. Традиционное для Швейцарии пение. ⁵ А капе́лла — пение без инструментального сопровождения. ⁶ Дофамин — гормон удовольствия. Вырабатывается во время секса, прослушивания музыки, занятиях спортом, танцами и т.д. Серотонин — гормон хорошего настроения. Стимулирует выработку солнечный свет, черный шоколад, орехи, финики, бананы, томаты, сладости. Эндорфин — гормон счастья. Вырабатывается как награда за то, что человек перенес боль или стресс, вызывает чувство эйфории. Вырабатывается во время секса, занятиями хобби, искусством, спортом, танцами и т.д. Стимулируют выработку так же шоколад, орехи, апельсины, виноград, клубника.