Язвительные языки

      Никогда прежде утро не казалось таким изнурительно трудным и болезненным. Кроули то и делал, что всю ночь метался по кровати как ошпаренный уж, пытаясь уснуть после кошмаров, но единственное, что с ним произошло – это самая неожиданная судорога в горле. Удушая свою жертву, она держала в страхе каждую лицевую мышцу, вырывая оставшийся воздух из лёгких.       Но стоило этой панике утихнуть, как головная боль застреляла в мозг, перекатываясь то со лба на затылок, то с левой стороны на правую. Ни одно из ранее помогавших средств не работало должным образом. Будь это травяные успокоительные или сильнодействующие препараты. Всё было тщетно.       Кроули молча смотрел в одну из стен, повернувшись на бок. Кости рёбер и бёдер неприятно вдавливались в матрас. Холодные бледные руки, испачканные в очередном ручье крови из носа, легко подрагивали от ранее минувшей ночной судороги. Глаза пылали болью от недосыпа и сухости.       Актёр давно понял, что проблема далеко не в его утомляемости или стрессе, но не хотел признавать это до конца. Не верилось, что именно с ним это может произойти. Он даже сперва и не заметил, как любимая одежда стала на нём висеть, а добротный смуглый оттенок кожи побледнел и стал выглядеть крайне болезненно. Пропажа аппетита и вовсе не была замечена как таковая, ведь и раньше актёр не так и много употреблял пищи.       Кроули, тихо кряхтя, перевернулся на живот, вминаясь лицом во влажную от пота подушку. Руки дрожаще укрыли тело одеялом до самых ушей. “Ещё так рано.. Хоть немного надо поспать” — умолял он себя.       Сколько бы он не вращался по кровати, сон никак не мог прийти в его тело, будто что-то неземное отвергало его. Сердце колотилось в груди, подобно узнику тюрьмы, норовя вырваться из железных оков. Кое-как поднявшись, Кроули всмотрелся в настенные часы, на которых не было ничего кроме стрелок. Судя по всему, было уже девять утра.       Ноги машинально свесились с края мебели и поволоклись по дому. Икры едва гудели от старых судорог, а замёрзшие стопы скручивались пальцами от холодной плитки в ванной комнате.       Скинув грязную потную одежду на пол, Кроули зашёл в душ. Вода, такая горячая, ласкающая тело, быстро стекала ручьями вдоль золотисто-лавовых локонов, по рельефным изгибам груди и ниже. Мысли медленно мелькали в рассудке, а такой долгожданный сон неожиданно стал сплющивать глаза. Веки наполнялись горячим тяжёлым свинцом.       Тело дрожаще село на пол душевой, ухватив руками тощие колени. Такая тяжелая голова упала на изгибы. Горячая вода сильным потоком массировала шею, всё больше окутывая и поглощая в сон. “Фотосессия..и всё, можно отдыхать.. Последний день, наконец-то.” — пронеслось в мозгу.       Улицы заливало проливным ледяным дождём, окутывая город в запахи наступающей весны. Машины плавно проезжали по дорогам, разрезая маленькие трясущиеся лужи. Рой зонтов, преимущественно чёрных и серых, закрывали лица прохожим. Шум города постепенно перерастал в звуки осадков.       Капли быстро стекали на лобовом стекле Бентли, иногда соединяясь в маленькие ручьи. Кроули молчаливо следил за струйками дождя, наполняя салон дымом сигареты. Телефон, лежавший на соседнем сиденье, завибрировал. “Доброе утро, где ты?” — Пернатик. Бледная рука потянулась к гаджету и машинально открыла диалоговое окно. “Я на парковке. Две минуты”. — напечатал актёр и втянул очередное облако в лёгкие. Мысли расползались по рассудку, периодически пульсируя головной болью. Тело утомленно вывалилось из салона. Холодный и грязный дождь окатил как с ведра, тут же намачивая чистые рыжие локоны. Ветер молниеносно пронизывал грудь, наполняя её несвойственной для марта зимней стугой.       Ноги медленно зашагали в студию. Лужи похлюпывали от ходьбы, едва расплёскиваясь в разные стороны. Ладони обдувал холод, покалывая пальцы. Головная боль подобно пульсирующей крови билась в самый мозг хуже зубного зуда где-то в глубине челюсти.       Стоило глазам переметнуться на другие машины, как среди неизвестных марок отчётливо показалась знакомая зализанная шевелюра. Стефан, явно разглядывающий его в этот момент, молчаливо кивнул ему в знак приветствия и отвернулся. Кроули едва уловимо скривил лицо и ушёл прочь.       Азирафаэль поправляя рюши своих рукавов, всё больше блуждал в мыслях о будущем отпуске. Успев запланировать всякого, актёр всё чаще задумывался над идеей рассказать об отношениях СМИ, ведь, в таком случае, проблемы и страх попасться улетучатся.       Горло неприятно сдавливал светлый шёлковый бант, едва раздражая кожу у подбородка. — Мне кажется, или ты выглядишь как-то не так? — немного напряжённо произнес Гавриил, осмотрев внешний вид актёра. — Думаешь? — задумчиво спросил Фэлл и покрутился у зеркала пару раз. — Я думаю в самый раз. Правда так душат эти одежды. — Ничего, последний день и всё, минимум несколько месяцев у тебя будет для отдыха, — словно успокаивающе проговорил менеджер.       Только от этой мысли на душе успели расцвести бутоны розовых пионов, а руки радостно задрожали от предвкушения.       Выйдя из гримёрной в сопровождении Гавриила, Азирафаэль повертел головой по сторонам в поиске рыжеволосой макушки, но ни тёмного силуэта, ни огненных длинных прядей, ни чёрных линз не попалось. Стоило самым страшным мыслям начать закрадываться в мозг, как перед взглядом прошмыгнул синий силуэт.       Кроули, уже в образе Карэя в синей рубашке и коричневых брюках, неряшливо поправлял длинный локон, который так норовил попасться ему в рот. Оперевшись на край столика, рыжеволосый потёр глаза пальцами, едва вдавливая их подушечками внутрь. — Доброе утро, — тихо проговорил Азирафаэль, подойдя ближе. Энтони уставше поднял взгляд и молчаливо кивнул. — Что-то случилось? Опять кошмары? — Нет, я вообще не помню, спал ли.. — тяжело пробурчал Кроули и отпил горячий кофе. Напиток неприятно обжёг язык, оставляя горький осадок на самом кончике. Актёр сморщился, не издав и звука.       Белокурый молча поставил свой стаканчик под аппарат и нажал на кнопку. На его удивление, вместо шоколадных напитков он решил сегодня взять обычный зелёный чай. Машина загудела и через время выдала струю сухого кипятка. — Ты ходил к врачу? — словно невзначай спросил Фэлл и краем глаза покосился на острые черты лица. Рыжая макушка отрицательно замахала. — Жаль.       Азирафаэль грустно выдохнул и взял горячий чай в руки. Даже сквозь бумажные стенки и прихватку, кипяток обжигал подушечки пальцев, от чего ладонь никак не могла удержать его.       Кроули выпрямился в теле. Пульсирующая боль стрелой вонзилась в голову с утроенной силой, вырывая тяжёлый и тихий стон из тонких уст. Янтарные глаза обжигало неведомой сухостью, будто самая настоящая Сахара в середине июля образовалась под его тяжёлыми веками. Ноги непроизвольно задрожали, а худые коленки свелись между собой. Лёгкие сжимались неизвестными лапами, не позволяя сделать лишний глубокий вдох. Жилистые руки обхватили лицо, закрывая жгучие глаза. — Мне плохо, — тихо проговорил Кроули, покачиваясь из стороны в сторону. Сбитое дыхание ускорилось, а янтарные зрачки заметались по сторонам. — Что? Голова? Кошмар? — встревоженно затараторил Фэлл, осматривая внешний вид возлюбленного. Стоило смуглому лицу попасться в поле обозрения, белокурый увидел, как из двух ноздрей быстро стекали мелкие красные ручьи. Кровь смешивалась с гримом в комочки, затекая в тонкие потрескавшиеся уста. — Не знаю, — из последних вздохов прокряхтел Энтони.       Картинка двоилась перед глазами подобно изображению в калейдоскопе. Яркие пятна сменялись, плыли как бензиновая лужица в реке. Голову будто раздавливала невозможно тяжёлая глыба, вес которой увеличивался с каждым вдохом и резким движением. Холод медленно поднимался по позвоночнику, будоража сухожилия и кости.       Вкус крови во рту взъерошил тошнотный ком, что так долго уживался в его горле, подкрадываясь к неминуемому исходу. Энтони прокашлялся и, едва покачиваясь, ухватился за голову, сжимая в пальцах волосы. Руки непроизвольно потянули за луковицы, выдергивая их из кожи. — Меня.. меня сейчас стошнит, — совсем тихо, будто шепотом, пробубнил рыжеволосый. Горячие волны выплеснулись из глаз, смешиваясь с кровью и гримом. Сухость во рту едва прерывалась потёкшими солёно-металлическими ручьями.       Жар. Невероятный жар ударил в грудь тяжёлым кулаком, сдавливая лёгкие сильнее. Спина сковывалась болью как ржавыми звенящими цепями. — Ещё немного, поедем потом в больницу, — затарахтел где-то сверху Азирафаэль, но от его голоса лишь сильнее зазвенело в ушах.       Кроули дрожащей рукой ухватился за край стола. Пальцы из последних сил сжали выпирающий холодный край, словно он был единственным, что удерживало его в сознании. — Д-да, — согласился он и легко кивнул. — Потом поедем.. Я больше не выдержу. Принеси из… ох, у меня на столе лежит банка таблеток, принеси мне их.       Азирафаэль, словно повинуясь, мигом ринулся в сторону гримерных без страха, что кто-то заметит его. Сердце колотилось в груди, выскакивая где-то на кончиках белых пальцев. С каждым шагом мысли всё больше и больше растворялись в паническом тумане, что осел в мозгу.       Стоило двери гримерной хлопнуть о стенку, аквамариновые зрачки покосились на знакомый стол.       Полный беспорядок если и не царил на поверхности, то как минимум кошмарный бардак присутствовал уж точно. Смятая одежда валялась комками у зеркала, а кошелёк и телефон вовсе были погружены под самые толстые слои пакетов, сценария и бумажных грязных полотенец. Салфетки в красных засохших пятнах покрывали практически весь стол, изредка прилипая к нему.       Азирафаэль затаил дыхание и быстро подошёл к мебели. Отвращение и злость нахлынули диким роем. Белое лицо скривилось то ли от ощущения, то ли от вида хаоса перед глазами. Брезгливо откинув пару грязных салфеток в сторону, актёр заметил едва блестящую стеклянную баночку. Даже не взглянув на название, он рывком схватил её и выбежал прочь. — Держи. Что это? — задыхаясь от лёгкого бега, пробубнил Фэлл и протянул лекарство в дрожащие бледные руки. — Обезбол. Сильнодействующий, — тяжело ответил Кроули и насыпал огромную жменю белых таблеток в ладонь. Азирафаэль даже не успев и слова сказать, не заметил, как лекарство улетело в рот. Рыжеволосый сделал пару глотков чая, который другой отставил в сторону. — Ой, прости.. Я сейчас новый сделаю. — Нет-нет, не стоит. Я сам, — торопливо перебил Фэлл и схватил новый стаканчик.       Энтони молча покосился в сторону. Во рту господствовал самый отвратный привкус горьких лекарств, рвоты и крови вперемешку с солеными слезами. Тонкую шею что-то сдавливало изнутри. — Я больше не могу, — тихо прошептал Кроули.       Чувства отвращения и бессилия медленно захватывали в плен всё тело, постепенно остужая боль. Пустота, где-то в самой глубине его прогнившей души распространялась подобно смоле из ночных кошмаров. Терпения всегда было мало, а сейчас оно и вовсе иссякло.       Руки бессильно упали по швам, едва размахиваясь от притяжения. Желание бросить всё преодолевало любые барьеры будущего и самого ценного. — Что ты сказал? — спросил Азирафаэль. Энтони обернулся. В этих чистых голубых глазах плескалось самое настоящее море печали и сострадания, любви и отрывки самого страшного прошлого. — Я сказал, что… — Кроули запнулся и тихо кашлянул, — люблю тебя.       Азирафаэль замер и покрутился по сторонам, словно их только что подслушал весь павильон. Но нет, рядом не было ни одного человека или трясущейся тени. Странное чувство беспокойства легко кольнуло сердце. — Я тоже тебя люблю, ты же знаешь, — прошептал Фэлл.       Уголки тонких губ дрогнули в подобии насмешливой улыбки.       Энтони сжал руки так, что когти болезненно впивались в его грубую кожу ладоней. Словно таким способом он старался ещё больше продержаться тут, рядом с ним, с человеком, что разрушил его и построил заново, как карточный домик.       Сколько печали и страданий не проходило сквозь это худое тело, Кроули всякий раз удавалось держаться на плоту реальности и не уходить в себя больше обычного, но сейчас, словно на грани между неизбежной реальностью и сладостной фантазией, так хотелось упасть в глубину тех невозможных мечтаний и тепла. Лететь так медленно и быстро, чтобы каждая клеточка тела почувствовала нежность и любовь.       Время тянулось так долго, так липко, будто стекающая по стволу дерева смола. Яркие вспышки ослепляли каждый раз, отчего Энтони всячески щурил взгляд. Словно сверхжгучий лазер сжигал радужки янтарных глаз. Бледно-смуглые пальцы неестественно сильно задрожали в кулаках. Костюм неприятно лип к холодной мокрой спине, отчего чувства отвращения и тошнотворности лишь возрастали. Пульсирующая боль медленно стихала, оставляя за собой странное ощущение голода в желудке и голове, словно он не сделал пару шагов, а вышел из умопомрачительного аттракциона. Всё вокруг кружилось как в диком опьянении, мялось, приглушалось.       Кроули очередной раз пошатнулся и ухватился за край кардигана Азирафаэля. Что-то изнутри словно выдавливало его глаза грубыми ржавыми иглами. — Энтони, что с тобой? — затарахтел Фэлл и взглянул на возлюбленного. Тот, бледный и неровно дышащий, согнулся пополам. Тонкие ноги едва удерживали тело, подрагивая в коленях. — Что-то болит?       Кроули едва уже слышал что-то отдаленно похожее на голоса или звуки. Всё размазывалось как на свеженаписанной картине, стекая вниз по холсту. Пальцы, из последних сил держащиеся за светлые ткани, подрагивали от лёгкого припадка. Темнота. Мокрые окоченевшие руки соскользнули с белых одежд. — Энтони!.. Эн.. — звучало где-то очень далеко, на высоте миллиардов осколков.       Холод.       Азирафаэль замер. Тело под ним с громким грохотом упало вниз к его ногам. Рыжая голова болезненно стукнулась о каменный пол, смазывая кровью плиты.       Так знакомо. Эта картина такая знакомая. Сердце застыло от холода и ужаса. Мягкое лицо расплылось в эмоции, которую никто бы не понял правильно. То ли это был ужас в дёргающейся брови, то ли это был страх, таящийся в морщинках на лбу.       Белые пальцы задрожали от испуга, а ранее пылающий от мыслей мозг очистился от догадок и рассуждений. — Скорую! Врача! — кто-то кричал рядом.       Громкие голоса приглушались, а дрожь в мягком теле нарастала. Больше и больше, ярче и ярче.       Кроули, замертво лежащий у ног, медленно истекал кровью из ноздрей. Тело не двигалось и, как казалось, вовсе не дышало. Рыжие пряди скомканными волнами распластались по полу и на коричневых туфлях Азирафаэля. По худой щеке стекала тонкая струйка остывших слёз.       Словно опомнившись от странного транса, белокурый упал на колени и тормоша изо всех сил лежачего, выкрикивал самую несусветную брань. — Очнись! Блять!.. Только не опять! Кроули, открой глаза! — кричал он, колыхая руками холодное тело. Пальцы сильнее и сильнее сжимали чужие худые плечи, впиваясь в кожу еще жёстче и болезненней. — Прошу тебя! Не надо! Опять!? Нет! Открой глаза, подонок!       Рассудок, словно погружённый в туман бреда и ужаса, захлёстывало новой волной паники всякий раз, как безжизненное тело не подавало признаков сознания. Тяжёлая рыжая голова бездушно билась об пол, но ни одна эмоция на худом лице так и не мелькнула. Словно Кроули уснул. Навсегда уснул.       Стоило карете скорой помощи прибыть к зданию студии, а врачам оказаться рядом с телом, Азирафаэль вовсе не мог вспомнить, как закончился этот страшный день.       Сидя в белом рейндже у больницы уже который час, мысли сбивающим потоком заполняли Азирафаэля изнутри, выплёскиваясь в подёргиваниях пальцев. Салон быстро наполнялся сигаретным дымом и монологом несвязных слов, который вовсе можно было счесть за бред сумасшедшего. Спину ломило от судорожных вздрагиваний. Голубые глаза обжигало дымом и будто покалывало изнутри.       На улице давно стемнело и город заполнялся ночными серенадами перелётных птиц. Звёзды где-то очень далеко, невозможно далеко, сверкали, постепенно стихая как старые свечи. Как надежда в самые мрачные дни, в самые страшные ночи. — Может это просто приступ? — рассуждающе себе под нос, пробубнил Азирафаэль. Глаза метались по задымленному тёмному салону, будто пытаясь отыскать подсказку на его верную мысль.       Воспоминания ударили в голову страшными осколками прошлого, давно забытого, устрашающего и пугающего. Сердце замирало, как только картинка рыжих волос образовывалась перед глазами. — Прости меня, я.. я был не прав.. Боже.. Что же я наделал.., — сквозь первые ручьи слёз, взмолился Азирафаэль. Вина росла с каждым мимолётным моментом.       Что бы не происходило в его жизни, Фэлл всякий раз смотря на возлюбленного, вспоминал те ужасные дни. Свои поступки, которые нельзя оправдать или простить. Свой эгоизм, который невозможно понять и одобрить.       Что-то животное, скребя душу чёрными когтями, вырывалось изнутри, подобно самым настоящим угрызениям совести.       Телефон внезапно завибрировал, освещая экраном тёмный задымленный салон. Очнувшись от самопожирания и ужаса, актёр мигом схватил гаджет. “Палата 303” — Вельзевул. Менеджер Кроули.       Азирафаэль рывком выпрыгнул из авто, позабыв запереть его. Ноги, едва ощущающие твёрдую холодную землю, скользили по мокрым лужам, расплёскивая грязь вокруг. Сердце дрожало, замирая всякий раз, как чья-то носилка проносилась рядом в сопровождении врачей и медсестёр. Опечаленные лица гостей больницы навлекали на ещё больший ужас, словно все эти глаза смотрели на него. Только на него, соболезнуя случившемуся.       Шаг за шагом, Фэлл разрезал холодный воздух. Ветер пронизывал до последних костей, юрко ныряя в мышцы и органы. Толкнув дверь здания, актёр сощурил глаза. Яркий белый свет, слепя, встретил его отнюдь не дружелюбно. Едкий запах хлорки, спирта и химии вонзился в нос, вызывая ещё большую волну отвращения и осознания невозможного.       Ринувшись на лестницу, Азирафаэль мысленно молился всем известным богам о спасении. “Лишь бы был цел! Лишь бы был в сознании! Здоров! Прошу, Вселенная! Он пережил… Боже, он столько пережил! Дай ему сил! Дай сил жить! Боги, ответьте на мои мольбы! Забери меня! Дай ему жизни!”       Слёзы быстро скатывались по щекам, обжигая горечью и печалью молочную кожу. Мёртвое море разъедало глаза своей солью.       Ноги неустанно бежали вверх по лестнице минуя таблицы этажей. Дыхание сбивалось, словно что-то нечеловеческое сжимало лёгкие изнутри, раздавливая их под тяжёлым прессом.       Третий этаж. Азирафаэль огляделся, задыхаясь от бега, а мысли, бушующие в голове, подобно статуям застыли на месте.       Толкнув дверь, актёр влетел внутрь. Пустой холодный холл с маленькой лампочкой в самом конце коридора наполнялся выжигающим бледным светом. Глаза едва успевали улавливать цифры на одиноких однотипных дверях, не говоря о плакатах и заглавной таблице сверху холла. Фэлл покрутился по сторонам и побежал вперёд.       Палата три-ноль-три. Вот она. Белая деревянная дверь с серебрянной ручкой. Страх, неподдельный, крадущийся выше к голове, по позвоночнику, окутывал в плен ужаса. Сердце колотилось от самых страшных догадок, пульсируя по всему телу.       Мягкая рука недоверчиво ухватилась за ручку и открыла дверь. Едва освещенная комната встретила актёра тихим пиканьем и работой неизвестных механизмов. Запах крови и антисептических жидкостей новой волной ударил в нос, оседая на кончике языка.       Азирафаэль покосился на Вельзи, которая уставшим взглядом глядела на вошедшего. Эти глаза. Эти тёмные глаза не говорят о хорошем, отнюдь не хорошем. Лёгкий шаг внутрь, словно прыжок в бездну.       Взгляд упал на койку. Бледное, словно мокрые кирпичи, тело бездыханно расположилось на белоснежной больничной постели. На ранее смуглом лице свисала назогастральная трубка, уходящая куда-то вглубь головы. Белые примочки на подтянутой груди и небольшие фиксаторы на пальцах.       Кроули, словно старая игрушка, забытая где-то под кроватью, не двигаясь, медленно покрывался пылью. Азирафаэль сделал пару шагов вперёд и упал на колени у края койки. — Мистер Фэлл! — резко завопила Вельзи и подпрыгнула с места. — Я в порядке, — отчужденно ответил актёр, не сводя глаз с возлюбленного. — Просто.. поверить не могу. — Во что? В каком это смысле? — не понимающе протараторила девушка сверху. — Я не знал, что это произойдет.. Точнее, знал.. Но я не знал что будет именно так..       Голос Азирафаэля приглушался с каждым выдохом, словно что-то убавляло в его речи громкость и силы. Мягкие руки легко коснулись загоревшей бледной ладони, нежно поглаживая пальцами. Жилистые пальцы, в крови и ранах. Холодная, словно труп.       Вельзевул замерла. Складывая все пазлы в правильном порядке и месте, картина наконец проявилась в полной её красоте. — Вы вместе.., — не то спрашивая, не то утверждая, тихо проговорила она. Азирафаэль молча кивнул. — Тогда понятно, почему он изменился. — А? Он… изменился? — вырванный из транса мыслей и страха, актёр повернул голову на менеджера. — Да, он стал куда более раздражительнее и.. чувствительней? Не знаю, что-то изменилось в нём, определённо. — А что с ним сейчас?       Девушка замолкла. Тишина давила напряжением и повисшим вопросом. В воздухе отчетливо ощущался вкус печали. — Кома, ещё и передоз.       Азирафаэль, раскрыв глаза ещё больше, не веря замахал головой, глупо улыбаясь. Словно что-то внутри треснуло, осыпаясь острыми стёклами куда-то вниз. — Как это.. кома? П-передоз? Не-ет.. — Прости. Мне жаль, что ты узнал это, — маленькая ручка упала на широкое плечо, едва поглаживая и успокаивая тело. — Господи.. Из-за чего? Я.. Когда он придёт в чувство? — уже шепча, спросил белокурый. — Азирафаэль, он может вовсе не очнуться. Это… шанс. Он.. может проснуться сейчас, а может и не…       Актёр замер. В груди что-то тяжёлое, болезненное и невыносимое сжало сердце, обливая его горячей кровью. Острые ледяные колышки адских стрел разрывали спину в клочья. Мышцы непроизвольно сжали тело до непривычного хруста.       Что-то дикое заставило Фэлла подпрыгнуть с коленей и буквально накинуться на лежачее тело. Руки затрясли худые плечи, пока глаза наблюдали, как рыжая голова машинально подпрыгивала на большой подушке. Волосы расплёстывались от толчков, падая на лицо, не подающее сигналов жизни. — Нет! Кроули, я знаю, что ты просто спишь! — закричал Азирафаэль куда-то в холодный лоб. — Открой глаза! Ты просто ненавидишь меня! Не притворяйся, идиот!       Ни руки Вельзевул, ни здравый рассудок не могли успокоить этот бушующий ураган злости и паники. По щекам разливались ручьи слёз, капая на больничную койку, одежду и тонкие губы. В мозгу кричала одна единственная мысль. “Он играет! Он не болен!” — Успокойся! Ты не приведешь его в чувство! — заорала девушка. — Нет! Это не могло произойти! У него всего лишь кошмары! Он просто плохо спал! — Азирафаэль, он в коме! Пусти его.       Молочные пальцы, едва дёрнувшись, отпустили края светлой больничной рубашки на худых плечах. — Я.. виноват?.. Я.. Господи, я просто… Я не знал.. Я так хотел быть ближе..       Фэлл болезненно рухнул на сиденье рядом. Пустой взгляд падал куда-то вниз, в темноту. Вина давила. Или это была не вина? Или это были те остатки прошлого, всё чаще врезаясь в мозг при виде этого бледного тела рядом. — Ты не виноват, — успокаивающе проговорила Вельзевул и присела рядом. — Он, скорее всего, сам себя довёл до такого. “Виноват” — пронеслось в белой голове.