Язвительные языки

      Любовь?       Любовь настолько непостижима и сложна в понимании, что едва ли её можно отличить от других светлых чувств. Сердце замирает каждый раз, не остывает и обливается горячей кровью. Смысл жизни меняется в другое русло, словно процесс меандрирования реки, и этим затрагивает ценности жизни. Что-то важное уходит на второй план, а что-то ранее не особо значимое – становится более приоритетным.       Любовь никогда не ходит сама. Рядом под руку, будто давняя подруга, всегда шла Боль. Боль, как самая несчастная из четырёх сестёр, всегда была ненавистна всем живым или тем, кто имел хоть какие-то чувства. Боль от собственных переживаний, от бессонных ночей или от пореза на руке. Но были и те, кто видел в Боли что-то хорошее. Некоторые люди, построившие психологическую точку таким образом, доказывали, что пока ты чувствуешь Боль, то с ней придут и другие сёстры. Вера, Надежда, Любовь. Будь ты на самом дне, павший с высокого обрыва, чувствующий адские муки – всё равно будешь знать, что ниже пасть невозможно. Нужно встать и идти. Идти, карабкаться, цепляться ногтями за каждую возможность и, придёт время, ты будешь выше, чем был до этого.       Многие уверяют, что самое страшное – это потеря чувства любви к чему-либо: роману, человеку, пище и тому подобному. Что жизнь теряет краски, словно мир превращается в нуар, и ничья улыбка уже не излучает тёплый золотистый свет, трава более не в зелёных оттенках, небо не голубое. Только чувство боли.       А что если и Боль пропадет? Краски, что до этого были яркими или призрачно серыми, начнут пропадать. Душа, наполненная будь-то ненавистью или любовью, постепенно опустеет и станет лишь очередной оболочкой, не представляющей из себя ничего. Человек перестанет различать всё возможное, небрежно смешивать в одно целое и выбрасывать за борт, будто ненужный груз.       Каким бы ни был человек, он существо чувств. Он может их выплёскивать фонтаном, сдерживать в себе или постепенно показывать, словно открывая шлюз. С самого рождения человек будто научен проявлять свои чувства. Прекрасным примером является вполне естественный плач недельного ребёнка, что так ярко показывает свои ощущения миру. Но в процессе роста, а именно спустя долгие годы, человек, видимо, теряет этот навык, стараясь сдерживать что-то внутри себя.       Азирафаэль, сидя в кресле гримёрной, никогда не рассуждал о любви как о научном понятии в целом. Он считал эти чувства некой химией между парой или более лиц, что могли ощущать если не одинаковые, то подобные чувства друг к другу. И ему это нравилось. Но вот высказывания, что светлые чувства проявляются лишь в светлых поступках, не особо были по душе белокурому актёру. Катись всё к чёрту, если любовью нельзя назвать то чувство, что зародилось из пепла ненависти и вражды. Есть много примеров того, как заклятые враги становились ближе, и это успокаивало тревожное сердце Фэлла. Хоть подобное происходило и редко, но всё же происходило. Добыча могла полюбить жертву. Святой мог полюбить грешного.       В дверь непривычно тихо постучались. Даже такой лёгкий шум смог вытолкнуть Азирафаэля из глубоких раздумий и он удивлённо покосился в сторону исходящего звука. — Входите! — крикнул актёр и принял более сдержанную позу, скрестив руки на животе.       В комнату зашёл Кроули, едва сверкая чёрными линзами. Мимолетная улыбка дрогнула на тонких устах. Поправив рыжие пряди, он упал на диванчик. В жилистых пальцах одной руки находилось два бумажных стаканчика. — Доброе утро, пернатик, — язвительно проговорил рыжеволосый, улыбаясь, и поставил один из стаканов рядом с Фэллом. — Здравствуй, Энтони, — одарив вошедшего ответной улыбкой, сказал тот, и взял в руки свежесваренное какао. Сладкий шоколадный аромат коснулся вздёрнутого носа. — Ох, ты помнишь в каких сценах мы сегодня играем? — тяжело проговорил рыжий, отпивая горячий кофе. — Пх, этот напыщенный уёбок по-любому что-то устроит сегодня.       Азирафаэль удивлённо покосился на гостя и немного вжался в мягкое кресло. Он не понимал о чём шла речь. Взяв сценарий в свободную руку, белокурый пробежался глазами по давно знакомому тексту. — Ты про что? Я, может, что-то упустил? Или вы что-то меняли?.. — Эрл Вуд. Сегодня приедет Эрл Вуд. — Я помню. Верно. Сегодня. И?       Азирафаэль, право, даже представить не мог в чем состояла проблема и претензия его возлюбленного. Вуд был известной персоной более двадцати лет назад. Многие женщины трепетно вздыхали при его взгляде, а мужчины старались перенимать характер. Снявшись не в одном десятке фильмов, актёр покорял сердца зрителей своей бархатистой речью, харизмой и брутальностью. — Ты не играл с ним, правильно? — будто риторично задал вопрос рыжеволосый и отпил ещё один глоток. Достав сигарету из-за уха, он поджёг край. — Правильно. А что? Он настолько плох? — Фэлл насторожился и, не отводя взгляда от человека напротив, снова опробовал напиток. — Ох, бля.. в общем… — тяжело протянул Кроули и закатил глаза. В голосе явно чувствовалась яркая усталость и раздраженность. — Я пару лет назад играл с ним в одном фильме. Роль была эпизодическая, снимать.. ну, сколько?.. Ну часа три со всеми запинаниями, перекурами и так далее. Я так думал. Как и все остальные… Вуд, как самый эгоистичный мудак, сначала отжал мою гримёрную, потом сказал, что ему не нравится там, так как она находится севернее нужного. Так ладно, хрен с ней, я не гордый. Уступлю актёру таких-то годов и популярности. На площадке он постоянно, Фэлл, по-сто-ян-но отчитывал всех и вся. Я вот плохо произношу слово “броский”, ты знал? Оператор снимает его не с того угла, ведь именно на левом ухе у него маленькое пятнышко, которое “показывает его мягкий характер”... С чего он взял что это, блять, не трупное пятно, а? “Мягкий характер”.. Пфэ.       Азирафаэль даже боялся сделать шумный вздох, чтобы не перебить волну возмущения. Предвкушая, что сегодня начнется мордобой, актёр страшился вообразить, что может сделать Кроули с бедным старым Вудом. Но не так сильно пугали возможные действия Кроули, как Торна. Их режиссёр ещё тот упёртый матерный чёрт. Ещё один глоток какао уже не помог расслабить тело. — Вечер подошёл к концу. Сцены, которые должны были быть сняты за несколько часов, снимались пятнадцать! Нет, ну я могу понять.. старость, деменция или что там с возрастом приходит помимо седины?.. Но потом, после съёмок, режиссёр рассказал, что Эрл был всегда таким. Постоянно командовал чуть ли не всей актёрской и съёмочной группами. Прошло время. Как-то пересёкся с одной актрисой, с которой снимался, и она сказала, что этот мудозвон к нам был ещё цветочком. То, что вытворял он в пик популярности – было хуже обычного.. В общем, готовь пачку сигарет, успокоительное и бутылку покрепче. — Ему? — напуганно спросил Фэлл и немного судорожно прикурил. — Себе!       Тишина напряжения неприятно давила на головы, в которых крутились возможные будущие события. — Ты вообще как? — резко задал вопрос Энтони. — Я в порядке. Ты меня прям выбил из колеи этим рассказом.. — Брось. Торн может и прямолинейно жестокий, но нас, как и свою команду, он любит. Надо будет – он поставит и Вуда на место. — Это и пугает. Я уже вижу заголовок прессы “Роберт Торн избил неизвестного деда”, — нервно смеясь, едва проговорил Фэлл. — Господь праведный.. Дорогой, хоть ты сдержи свой язык от высказываний. — Не думаю, что он сможет меня довести до такого. Хотя раз в год и палка стреляет..       Азирафаэль медленно встал с кресла и сел рядом с рыжеволосым. Поглаживая того по худой коленке, Фэлл ощущал как зажатые мышцы расслаблялись от каждого мягкого касания его руки.       Приятные ощущения выступали мурашками по телу. Ещё какое-то время назад Кроули буквально ненавидел себя за такие чувства к коллеге и старому врагу, но не сейчас. С момента, как он сделал первый шаг к любви, рыжеволосый неожиданно для себя многое осознал.       Сентименты, которые он испытывал ранее и сейчас, были схожими, будто пересекались на одном пути. Отвергая возможность что произойдёт то, что произошло с ними на обрыве, он словно переворачивал ящик чувств и плевал на всех негативом и язвительностью, в особенности на виновника происходящего. Не веря в подобный исход, Кроули говорил такие болезненые слова Азирафаэлю, словно ранил того острым кинжалом. Если бы белокурый знал, что и ему было тоже от того больно. Просто так вышло. Издержки прошлого таким образом отплясывали на струнах эмоций, да и только. Наверное.       Мягкая рука медленно поднялась выше по ноге, но в допустимой норме сразу же убралась назад к колену. — Я могу это посчитать за предложение? — коварно улыбнувшись, повернул голову Кроули и немного подался вперед, едва не пересекаясь своим носом со вздернутым. — Ты можешь посчитать это за утешение и успокоение, — хитро ответил Азирафаэль, похлопывая золотистыми ресницами.       Кроули наигранно скривил лицо в изумлении, а после – в болезненных терзаниях, но из-за чёрных очков выглядело всё немного не так. — В самое сердце! Как же ты мог, Азирафаэль! Я ведь так много сделал тебе сегодня! Предупредил о катастрофе, принёс стаканчик восхитительно удивительного напитка.. надымил тут немного.. Ты такой неблагодарный!       Белокурый улыбнулся и притянул рыжего к себе. Розовые пухлые губы мягко коснулись загорелого лба, а после виска. — Ты же знаешь, я бы сделал больше, но.. — тихо прошептал на ухо Фэлл, едва касаясь того кончиками губ. Кроули приятно задрожал, пытаясь отстраниться, но крепкие руки нежно сдерживали его. — Но? Но ты сейчас не пьян и можешь контролировать себя? — улыбаясь ответил тот. — Но сейчас мы на работе, — Кроули недовольно проворчал.       Азирафаэль улыбнулся и притянул загорелое лицо к себе. Аккуратно стянув чёрные очки с янтарных глаз, он припал к любимым губам. Чувство любви перетекало в самые серые и холодные углы тел, наполняя светом и теплом. Чужие руки дрогнули и медленно прошлись по мягкой груди, плавно спускаясь вниз.       Кроули хотелось взорваться от ощущений атомной бомбой, выплёскиваясь чем-то солнечным. Сладкие губы сминают его, едва проталкиваясь языком вглубь. Он не смел перечить, и по правде, не хотел. Ощущать сильную розовую мышцу на своих дёснах, чувствовать как она проходилась по зубам было неописуемо прекрасно. Худые руки дрогнули и опустились ниже. Непослушные ладони жадно поглаживали бока, изредка впиваясь пальцами в белые ткани.       Фэлл вздрогнул, когда ощутил, что его коснулись ниже обычного. Чужая ладонь приятно оглаживала его вставший под брюками член. Лицо залилось алым смущением. “Так не вовремя” — пронеслось в голове.       Кроули судорожно разорвал их губы, медленно спускаясь поцелуями вниз к шее. Тело под ним вздрагивало и таяло, словно впервые ощутило подобные ласки. Уверенно юркнув ладонью под одежду, он был настолько удивлён, что сперва остановился и посмотрел на Азирафаэля. Тот, красный от стыда и смущения, прикусывал себе палец. Страх искрился в голубых глазах.       В руке ощущался полностью вставший член, что уже весьма сильно излился предэякулятом, пачкая бельё, лобок и немного живот. Отодвинув всю мешающую одежду в сторону, он нагнул голову ближе к красной головке. Запах возбуждения дурманил голову. Вдохнув глубже едва знакомый, но уже полюбившийся аромат, Кроули открыл рот и, словно насаживаясь головой, впустил набухший член внутрь. Плоть нервно дрогнула, а её владелец сверху мученически застонал сквозь зубы. Медленно лаская языком по венам и уретре, Кроули периодически заталкивал член глубже внутрь. Ощущения такого владения человеком ещё больше кружило рассудок, словно туманом оседая на сухую землю.       Ускоряя темп, член входил глубже и глубже, пока губы полностью не коснулись лобка. Кроули замер. Чувство некого удушения никогда не были столь сладки и приятно болезненны, как сейчас. Белая рука опустилась на рыжую макушку и судорожно ухватилась за длинные пряди. Лёгкие искры покалывания от натянутых волос вызвали такую волну восторга, что Кроули, мыча с членом во рту, блаженно закатил глаза. Горло сжалось и сверху донеслись стенания.       Худощавая рука поднялась выше и заткнула непослушный и, вероятно, громкий рот ладонью, вжимая голову в диван. Пальцы сжались так сильно на щеках, что Азирафаэль болезненно простонал вновь. Страх быть пойманным, замеченным или даже услышанным до неприличия сотворял развартные мимолётные фантазии. Но каждый раз опуская взгляд вниз, фантазии сдавали назад. Никакая ночная выдумка не приносила столько удовольствия, как то, что он видел и чувствовал сейчас. Грубая рука так желанно сдавливала от криков и стонов, что язык непроизвольно прошёлся по чужим пальцам. Ох, в этот момент ему так хотелось ощутить эти пальцы не только на лице, но и на языке, глубоко за щекой.       Рыжеволосый ускорил темп, насаживаясь на подрагивающий член, изредка легко задевая кожу зубами. Язык начинал неметь вместе с челюстью, что так неутомлённо грешили. Кроули, право, даже не знал, что его язык мог привести в такой восторг кого-либо. Плоть, толкаясь о стенки горла, задрожала. Чужие зубы сильно сжали загорелые жилистые пальцы. — Мха.. я.. сефмхп.., — простонал через зубы и ладонь Азирафаэль.       Кроули и так всё понимал. Едва улыбнувшись, он ускорил движения языком с головой и через пару мгновений, член во рту судорожно задрожал. Сперма, вязкая и горячая, излилась прямо в горло, мелкими каплями падая на язык. Белое тело сжалось словно в камень, боясь двинуться.       Жилистая рука оторвалась от белоснежного лица. Мокрая ладонь едва истекала похабным желанием белокурого актёра. Сам же Азирафаэль блаженно расслабил тело и откинул голову назад. Рыжеволосый медленно убрал голову и, аккуратно поправив всё, словно ничего не было, довольно улыбнулся.       Усаживаясь рядом, он притянул дрожащее лицо белокурого актёра и легко накрыл губы своими. Нежно посминав практически не двигающуюся, но вздрагивающую розовую плоть, Кроули провёл по ней языком. Каждая трещинка и складочка должна была быть влажной. Никак не сухой. Отстранившись, он взял со стола пачку Фэлла и нагло стрельнул две сигареты. Протянув одну из них владельцу, он поджёг их края.       Хотелось развалить тело на кресле и блаженно застонать от того, что он мог сомкнуть рот и покрутить головой. Горло ещё фантомно ощущало толкания члена об его стенки. Перепрыгнув на другую мебель, он вытянул ноги и так громко зарычал, словно хрустнул давно зудящим хрящом. — Я… — тихо начал Азирафаэль, пытаясь отдышаться, — Как..ты?.. — Отдышись. Не я только что бурно кончил кому-то в рот на работе, так что всё в порядке, — улыбаясь ответил Кроули. В тяжёлом выдохе было наслаждение случившимся.       Белокурый послушно восстановил дыхание, втягивая серый дым. — Я бы хотел оставить это в тайне, — прервав минутную тишину, сказал Фэлл. — Не хочу, чтобы о наших отношениях знали СМИ.       Знали бы небеса, как страшно и трудно ему было произнести эти слова. Он боялся обидеть или задеть возлюбленного, или что хуже, отвергнуть. Стараясь подобрать словно каждую букву, актёр пытался найти тот самый безболезненный путь. — Согласен, — быстро ответил рыжеволосый, втягивая табачное облако глубоко в лёгкие. Азирафаэль облегченно выдохнул. — Будем делать вид, что всё как и прежде: я талантливый и несносный, а ты любишь какао и постоянно запинаешься, — смеясь, дополнил он. — Ах ты мерзавец! — Ладно! Хорошо! Я несносный с проворным языком, а ты талантливый и любишь какао!... — Кроули, на которого будто направили пистолет, поднял руки, сильнее улыбаясь возмущённому умилению. — Блять.. как же я не хочу с ним работать… — Я думаю, всё будет хорошо. Он опытный и взрослый человек.       В дверь постучались. Даже не успев сказать “открыто”, Азирафаэль удивленно окинул взглядом зашедшего на порог Гавриила. Тот, в своём привычном сером костюме, посмотрел на актёров, удивленно подняв брови.       Азирафаэль метнул взгляд на Кроули, едва не проклиная рыжеволосого в одном из семи смертных грехов. Додуматься только: забыть запереть дверь! А если бы Гавриил пришёл на пять минут ранее, и, упаси Господь, заприметил такую сладко-грешную картину. Азирафаэль не смог бы ему смотреть в глаза, что не говоря о.. — Я.. не помешал? — спросил вошедший, явно чувствуя себя лишним. — Не-а, расскажи Фэллу про Эрла Вуда, — скалясь, выдал из себя Энтони и подмигнул. — Ох, бля… В целом и в общем.. — начал Гавриил и закрыл за собой дверь. В тот момент Азирафаэль понял, насколько он был не прав.       Если бы только все знали, чего стоит принимать у себя, словно в гостях, бывшего известного актёра. Мужчина если и вёл себя спокойно, то только в крайне редких случаях. — Я ещё раз повторяю, — начал Вуд, смотря на Кроули, который уже кипел раздражением, — ты можешь говорить чётче? Никто тебя не слышит. — Это манера речи персонажа. Давайте просто продолжим? — В театре ты тоже так мямлил?.. — отвращенно сказал Вуд. — Господи, а я ведь помню тебя.. — Эрл, давай продолжим, — резко встрял Торн. Окинув зелёными глазами нежеланного “гостя”, режиссёр взмолился и пообещал себе, что более не будет работать с ним. Лучше терпеть разборки Кроули и Азирафаэля целый год, чем ещё один день видеть лицо бывшего коллеги.       Честно говоря, выдержке Торна можно ещё позавидовать. Он, как бывший актёр, чья карьера окончилась на первом десятке фильмов, решил пристрастить себя к более “организаторской” деятельности. Режиссёр вовсе не был таким грубым мудаком, коим его считали некоторые. Он мог спокойно реагировать на проблемы, решить любой вопрос и найти выход из самой запутанной ситуации. Но некоторые люди, в число которых входит Эрл Вуд, в действительности сотворяют из спокойного человека – пыхтящего пламенем Торна.       Немного позже, а именно через сорок минут, Вуд, словно заведённый, бросался на каждого омерзительным взглядом. В головах мелькало отвращение к актёру почтенного возраста и желание треснуть чем-нибудь покрепче. Даже рассудок Азирафаэля посетила подобная мысль, от которой он старался избавиться горячим напитком.       Стоя не так далеко, но и прилично близко к Кроули, он молча вздыхал. Хотелось упасть на пол замертво и более не участвовать в том цирке под лязг плётки Вуда. — Это.. полный пиздец, — с тяжестью в груди, проговорил Фэлл. Нотки отчаяния легко промелькнули в шумном выдохе. Кроули уставше покивал головой, втягивая дым. — Да, — протянул он долго, окунаясь в воспоминания, — Торн вне себя от бешенства. Кто вообще додумался его позвать? — Уордлоу, — резко ответила Вельзевул, стоящая рядом всё это время. Актёры так вздрогнули, словно она и вовсе появилась из ниоткуда. — Тогда понятно. Уордлоу лишь бы заработать. А такая рожа, как Вуд – хороший толчок для женщин за пятьдесят, — с чувством осознания причины, выплюнул рыжеволосый и поправил очки. — Я всё ещё не понимаю. Кастинг проводит не только продюсер, но и режиссёр, автор-сценарист, представители компаний и студий. Неужели Торн никак не воспрепятствовал этому? — вопрошённо проговорил Азирафаэль, окунаясь с головой в рассуждения. Хоть это и было последним, о чём хотелось думать, но возникший вопрос словно не давал ему покоя. — Та какая разница уже. Факт есть факт. Он, — Кроули, игнорируя все правила приличия и этикета, указал пальцем на Эрла, говорящего со своим менеджером, — тут. Надо просто сделать это и забыть как о страшном сне.       Вельзевул разделила с актёрами тяжелый выдох, так как ей сегодня была отведена особая роль. Сдерживать от проблем рыжеволосого ей приходилось не часто. Сам Энтони был вполне спокоен и холоден ко всему, но с момента начала съемок у девушки появилась новая обязанность – успокаивать босса, чтобы тот не разрушил мир. — Азирафаэль, ты можешь не приближаться ко мне.. настолько.. — брезгливо сказал Вуд, корча самое что ни на есть отвращение на лице. Он отряхнул лацканы на красном пиджаке, будто туда попала грязь. Белокурый удивлённо проморгался, словно снова забыл текст. — О, так может нас вообще не должно быть? — съязвил рядом стоящий Кроули. Осознавая, что сцена вновь провалена, он тяжело выдохнул и вернулся на исходное место, предвкушая очередное “Дубль номер…”       Азирафаэль сделал пару шагов назад. Голова и так гудела одними и теми же строчками и фразами. Если на фоне что-то и выкрикивал Торн, то белокурый этого уже совершенно не слышал. — Ох, уж поверь, я бы смог каждого сыграть, но не таков устой этого сериала.. Вот на одних съемках я… — Когда же вы закроете свой рот и нормально начнете работать?! — не выдерживая, крикнул Фэлл. Руки подрагивали от кипящей злобы и раздражения. Будь он хоть немного несдержанней и эмоциональней – уже давно бы набросился на мужчину в красном. Брови свелись ближе друг к другу, образуя стрелу вниз. — Что ты сказал? Ты вообще знаешь кто перед тобой? — возмутился Вуд, делая небольшой шаг навстречу к белокурому пылающему актёру. — О, я прекрасно знаю с кем говорю. И вы, по-видимому, совершенно не даёте отчёт вашим словам и действиям, позволяя себе господствовать даже тут. — Кто бы говорил, — коварно улыбаясь, выдал Эрл. — Думаешь, что твоё прошлое отпустило тебя и теперь о нём можно забыть?       Азирафаэль был готов поклясться, что сейчас напрыгнет всем телом на соперника и начнет избивать его, нанося удары по исхудавшему лицу. Пальцы подрагивали от ненависти, скопившейся в подушечках. Сдерживая эмоции сквозь сжатые со всей силой зубы, он тяжело дышал. Широкая грудь медленно поднималась и опускалась. — Что случилось? — тихо спросил Азирафаэль, явно ослабив мышцы лица, — Неужели вы потеряли весь свой статус, едва проявились первые морщины, выступили седые волосы. Да?.. Верно…       Азирафаэль гордо покачал головой, словно обдумывая свои же слова. Каждая пауза в язвительном монологе казалась вечностью, что пронизывала дробящим холодом всех окружающих. — Режиссёры перестали к вам относиться с должным почтением, как только ваши проблемы с возрастом стали более явными. Редкие участия в съёмках подкосили вас, словно обрубая корни. Думаю, когда вам предложили эту роль, вы согласились сразу же, ведь так? Определённо. Я искренне считал, что вы адекватный человек, с таким-то опытом! До последнего готов был терпеть вас ради этого чёртового сериала и людей вокруг!       Чужая, но такая любимая рука легла ему на плечо, пытаясь успокоить пылающее гневом тело. Азирафаэль даже не помнил как откинул её в сторону, словно предмет отвращения. — Но оказывается не в ваших проблемах дело. Вы смотрите на меня, на Энтони, на Торна и всех остальных… с завистью! С завистью, что мы всё ещё молоды и, что для вас самое ужасное, популярнее вас. Журналы перестали пестрить вашими фотографиями, в интернете больше о вас не пишут, письма фанатов сократились от сотен тысяч до десятка.       Азирафаэль остановился и всмотрелся в до ужаса искривлённое лицо Вуда, который словно сейчас упадёт в обморок. Уголки губ того дрожали в желании что-то ответить, но кроме тихих вздохов ничего не вырывалось из уст. — Я не виноват в том, что о вас не пишут. Энтони не виноват, что вам не приходят письма. Торн не виноват, что вас больше не приглашают в кино. Виноваты только вы. И по большей части лишь своим хамским поведением, словно вы Бог или судья. Но это, твою мать, не так. Поэтому, соизвольте открывать свой рот только когда спрашивают, — тихо процедил сквозь зубы Азирафаэль.       Стало легче. Настолько легче, что некое опустошение в голове отдало помутнением рассудка и плывущими картинками. Вспотевшие ладони потирали друг друга, стараясь привести актёра в чувство. Обернувшись по сторонам, Фэлл заметил, что вся съёмочная группа, собравшаяся у площадки с широко открытыми ртами, смотрела на него. Даже Торн, Господь ему в помощь, вжался в кресло то ли от страха происходящего, то ли от неминуемого будущего. Зелёные глаза, проморгавшись, продолжали окутывать Фэлла таким удивлением, словно увидели что-то поистине страшное.       Честно говоря, всем находящимся внутри было не особо боязно от того, что белокурый актёр так прямолинейно отчитывал другого, дергая за болезненные ниточки совершенно намеренно. Пугало, что он, Азирафаэль, вовсе умел злиться до такой степени. Даже Гавриил, знавший его больше пяти лет, был настолько удивлён, что сделал пару шагов назад, словно в него сейчас попадёт самая настоящая молния гнева. В павильоне повисла поистине гнетущая тишина.       Азирафаэль облегченно упал на диван в своей гримёрке. Ноги гудели в ступнях и икрах, будто мышцы покалывало толстыми иглами. Голова, ранее пылающая от злости, давно остыла, и теперь рассудок смог связать всё, что произошло. Вспоминая каждое выброшенное слово, иногда хотелось прикусить себе язык, а иногда – восторженно погладить по голове. Но в его случае – только по животу, так как руки, расположившиеся на нём, не в силах были подняться выше.       Ехать домой не хотелось от слова совсем. Хотелось свежего воздуха, что будет охлаждать голову и тело, а в объятиях чувствовать кого-то родного и любимого. Рука с живота дрогнула и потянулась к телефону. Среди многочисленных пропущенных звонков от Стефана и его длинных сообщений, изредка проскакивали некоторые уведомления от браузера и других приложений. Смахнув все, он нажал на последний вызов. — Живой? — словно шепча, спросил Азирафаэль. В ответ голос только болезненно простонал. — Понимаю, он выпил все соки. Как смотришь на ужин? — Нет, я не в силах вести себя прилично.. Или ты предлагаешь пойти в то место, где можно лежать, запрокинув ноги на стол? — Ох, дорогой, я не думаю, что в Лондоне найдется даже подобный кабак, — Кроули снова простонал, словно раздумывая. — Не хочешь ко мне? Я предупреждаю сразу, всё что будет из еды – это горсть яблок. — Не волнуйся, я придумаю что-то, — улыбчиво ответил Азирафаэль.       Получив адрес сообщением, актёр выстроил маршрут. Он признался себе, что даже не знал о подобной улице, не говоря уже о точном местонахождении дома его возлюбленного. Дорога выдалась долгой. С постоянными остановками весь путь, по меньшей мере, занял около двух часов, час из которых приходился на выбор блюд из одного ресторана. Азирафаэль, сам того не ведая, набрал такую гору всяких вкусностей, что едва смог аккуратно воткнуть их в багажник. Как хорошо, что там было убрано и не пыльно. Наверное.       Машина остановилась и гулкий двигатель стих. Выходя на улицу, актёр сперва удивленно оглянулся. Район, пустой и тёмный, казался ему немного знакомым в некоторых очертаниях деревьев и столбов фонарей. Повернув голову на дом, к которому тот так рвался, он невольно замер. Серое здание неприветливо возвышалось над ним с тёмными окнами, в которых, как показалось актёру, словно кто-то был. Словно глаза выглядывали из-под самых краёв рам.       Ветер задул ноябрьским холодом, крича, что зима близко. Дрожь едва ощутимо пробежалась по спине. Неуверенно сделав шаг к дверям, Азирафаэль услышал, как зазвенели бутылки в пакетах. Палец потянулся к дверному звонку. Железная массивная плита отпрянула, едва не выбивая из рук всё купленное ранее. Кроули, стоящий перед ним в ещё верхней одежде, резво улыбнулся. — О, я только приехал! — начал рыжеволосый и пропустил актёра внутрь, хлопая дверью. — Разве ты не уехал раньше? — удивлённо покосился Азирафаэль, осматривая узковатую прихожую. Тёплый свет рассеивался и чувство тревоги медленно исчезало с тела. — Ну, мне нужно было заехать и взять кое-что…       Переместившись в другую комнату, белокурый удивлённо замер. Настолько просторной и пустой кухни-студии он ещё не видел. Полки, рабочая зона, обеденный стол – всё было мрачно пустым, словно владелец только что заехал в дом. В комнате кружил свежий запах дождя и зелени. — Я прикупил кое-что.. — крикнул мечущийся где-то в глубине дома хозяин, — Я не знал что первостепенно нужно, поэтому взял то, что нравилось. Глянь в пакетах у двери.       Азирафаэль посмотрел вниз. И в действительности, у дверного косяка расположилась парочка коробок и большая сумка. Юркнув руками внутрь, он достал наборы одинаковой однотонной посуды. Тарелки, ложки, вилки, чашки – казалось, что внутри целый кухонно-обеденный арсенал. Белокурый хоть и удивился, но виду подавать не стал, аккуратно выкладывая покупки на обеденный стол. Возможно, рыжеволосый достаточно брезглив и не хотел разделять свою утварь с кем-либо? Или приличной посуды вовсе не было? Каково было его удивление, когда он достал пару на вид сервизных или коллекционных бокалов, что были украшены извилистыми золотыми узорами. “Видимо для шампанского.. Для него и меня?” — пронеслось в голове.       Пухлые губы расплылись в нежной улыбке. Было приятно чувствовать себя таким особенным, словно Кроули показывал, что и тут для него место есть. Устремившись к ящикам и полкам, белые руки пооткрывали несколько маленьких дверец в поисках посуды.       Одна плоская тарелка и, по-видимому, старая столовая ложка одиноко красовались в отдельных ящиках. Оглядев кухню снова, Азирафаэль озадаченно покосился на купленную утварь на столе. “Неужто только заехал?” — Кстати, я не знал какой ты любишь, поэтому взял два вида.. — донеслось сбоку. Белокурый обернулся.       Кроули, в старой клетчатой синей рубашке и потертых спортивках, выглядел куда уютнее, чем его дом. Лохматые волосы, торчащие изредка локонами, были связаны в небрежный хвостик. — Ты только недавно переехал сюда? — словно не услышав сказанное ранее, спросил Фэлл. — Нет, лет семь назад, или восемь. А что? — Ой, просто у тебя так пусто. Словно только выкупил дом.. — Я.. я не знаю. Привык наверное. Да и более мне не нужно. Чашка есть, ложка тоже..       В пушистой голове словно сложился пазл, образуя полную картину. Одиночество. Холодное и тихое, словно единственный дом в чаще деревьев в нескончаемом лесу. Этот дом, хоть и настолько большой, не был просторным. Он был пустым и, по-видимому, давно не видел в себе гостей. Азирафаэль сперва не заметил, что даже у небольшого обеденного стола находился единственный стул. Единственный крючок для ключей у входа. По одному предмету посуды. Как нужно было жить раньше, чтобы привыкнуть к такому дробящему и тихому одиночеству?       Азирафаэль болезненно посмотрел на Кроули, что раскладывал оставшиеся покупки, попутно рассказывая что-то о них. Не в силах удержать свои руки, он обнял его сзади, едва прижимаясь лицом к спине. Рыжеволосый вздрогнул и замер. — Фэлл? — удивлённо проговорил тот. — Ничего. Всё хорошо. И будет таким, — тихо ответил белокурый. Ощущения, такие колящие и жгучие, словно раскалённые гвозди, разрывали сердце в клочья. Потеревшись лицом о худую спину, Азирафаэль тихо пробормотал, — Я буду рядом. — Я.., — тихо начал Кроули, явно поражённый ситуацией. Хрипловатый голос заикался, словно рыжеволосый боялся чего-либо, — я не знаю, это нужно для ужина?       Азирафаэль оторвал голову от спины и выглянул из-за плеча, не разрывая кольца рук. В худощавых пальцах находилась небольшая стеклянная формочка для печи. — Не думаю, что сегодня она понадобится, — задумчиво ответил Фэлл, но сразу же поспешно добавил, — но в следующий раз я бы хотел ею воспользоваться. — А для чего она? — Ты купил это не зная, для чего оно? — Оу, ну, я просто помню что раньше у нас были такие. Жена готовила в ней. Вот и подумал взять, — вполне спокойно ответил Энтони, посчитав этот ответ весьма аргументированным.       Этот вечер казался мёдом, сладким и приятно тягучим. Сидя на кухне с приглушённым светом, Фэлл изредка посматривал в панорамные чистые окна. Было по-необычному прекрасно. Испивая игристое, покалывающее язык, шампанское из нового бокала, Азирафаэль всё больше замечал новых деталей в мужчине напротив. Тот, сидя на кресле, которое притащил из другой комнаты, постоянно извивался на нём, подбирая лучшую позу, а после смиренно замер, поджав одну ногу к груди. В новинку ему стал ещё тот факт, что Кроули очень медленно ел, словно пережевывал даже самую маленькую крошку.       С холла донесся громкий звон. Азирафаэль уставше закатил глаза и встал из-за стола. — Прости, я сейчас.       Довольно быстро найдя телефон в кармане пальто, он удивлённо всмотрелся в экран. “Стефан” — Да? — сдержанно ответил Фэлл. — Привет! Ты где? — донёсся голос мужчины из трубки. — Что ты хотел? Я уже подписал все бумаги и завтра Гавриил передаст их тебе. — Что? Я не по поводу бумаг, просто хотел предложить тебе встретиться. Я заезжал в павильон, тебя там не было. Поехал к тебе, но дома темно. Так где ты? Я подъеду.       Стефан и так раздражал мужчину своим появлением в такой сокровенный вечер, а чужая настырность лишь подогревала желание сбросить звонок, отключив телефон. Сделав тяжёлый выдох, Азирафаэль спокойно проговорил. — Послушай. Я сейчас и так весь в работе и мне нет дела до личных встреч. В особенности с тобой, после того, что ты сделал… — Но.., — начал мужчина с той стороны, однако его сразу перебили. — Я не хочу ничего менять. Пусть всё останется таким, как сейчас. — Ладно, но если.. — Никаких “если”. Тебе понятно? — Да, и более чем. — Великолепно.       Азирафаэль сбросил вызов и облегчённо вернулся к Кроули, который уже доел свою порцию. — Опять тот? Который этот.. — Да-да, он самый. Стефан словно не понимает понятия “личное пространство”, — возмутился белокурый, умащиваясь на стул. — Еще в ту ночь я написал ему, чтобы он больше не тревожил меня.       Кроули сжался и опустил ногу на пол, принимая более серьёзную позу для предстоящего диалога. Взяв сигарету с пачки, он затянулся и немного настороженно спросил: — Я могу чем-то помочь? Азирафаэль неуверенно пожал плечами. Едва ли он мог представить путь к выходу из данной ситуации вовсе.