Золотой цветок

Том первый

      Лёгкое покачивание кареты на дорожных кочках, песни птиц за границами моего обзора, смертельная скука, и без того бледное лицо сестры стали спутниками, несколько дней подряд сопровождающими меня. В голове крутились надоедливые мысли, как тараканы, мешавшие мне заснуть, чего я несомненно хотела, ну или пыталась. В карете как всегда было светло, но если в начале пути этот свет казался мне комфортным, то теперь вызывал только раздражение уже и без того красных глаз, интересно, а глаза могут менять цвета в зависимости от эмоций? Потому что я бы не хотела променять свои голубые, на кроваво-красные, как у папы, после разбора новых документов... А если бы и хотела, то только на несколько минуточек. Как у сестры! Я подняла заторможенный взгляд на аметистовые глаза Сяомин, и меня тут же поразили сомнения. – Неужели сестра настолько волнуется перед встречей с этим... Наследным принцем Се Лянем? Конечно, отец рассказывал, что королевство, в которое мы едем имеет множество красот в число которых как раз-таки засчитывается этот принц, но я на девяносто девять и девять была уверена, что он окажется каким-нибудь заносчивом слезлявым человечком! Потому что стоило нашему королевству проявить дружелюбность и подружиться с соседями, то их отпрыски оказывались глупыми тараканами, мешавшими мне избежать наказания после поедания конфет, до сих слышались их слезливые восклицания:        – Нет, ну нам же сюда нельзя!       – Ваше высочество наследная принцесса Дзюй Лин, мне... М-мне не разрешают.       – Нельзя же!!!       Меня передёрнуло, и от этого золотые волосы, всё ещё заплетённые в косы, попали под лучи света, прямо под окошечко, расположенное в этой тёмной каморке (её я сравнивала с темницей). В тот же час резиночки и ленты озарили нашу повозку разноцветной палитрой, расцветая безудержными звёздочками, пленяя моё сердце, которое прыгало в такт от столь долгого бездействия. Ноги уже начинало ломить – я привыкла бегать по дворцу от слуг, а не рассаживаться в карете для того, чтобы поговорить с соседним государством о том, каким вкусным был теперешний чай, насколько он лучше прежнего и почему я выросла такой непохожей на родителей – неужели у матери была интрижка с кем-нибудь другим?        – Как же здорово, – всё ещё восхищённая радужной атмосферой, я глядела на голубые, как мои глаза маленькие бриллианты, которыми были усыпаны резиночки. Я обожала драгоценности, чего в нашем дворце (да и во всей стране) было навалом. Так уж повелось, что государство Бэйцзын имело множество источников и шахт для добывания драгоценных камешков и золота, которое я так люблю. Поэтому чем чем, а драгоценностями наша страна славилась на весь континент. И недавно моему обожаемому отцу в голову прилетела мысль подружиться с «соседями». Не знаю, за что больше всего он боялся – потерять своё государство или драгоценности, которыми обладал.       На этой мысли я хихикнула. Хоть в чём-то с ним мы были похожи.        Так и получилось – он вечно был в разъездах и успешно подружился чуть ли не с каждым королевством. Последним в списке «лучшие подружки-страны» оказалось Сяньлэ. Поразмыслив, насколько у него защемило крестец, папочка решил отправить в сольное плаванье, в абсолютно незнакомую страну, к абсолютно незнакомым людям обожаемых дочек, не достигших совершеннолетия – меня, десятилетку, вместе с Сяомин, хоть ей и было шестнадцать. И, то ли государю Сяньлэ было всё равно на двух пиявок, которых в качестве «даров», ему впихнут в руки настолько, что он согласился, то ли он строил какой-то коварный план по взятию нас в плен, потому что я не понимала его от слова совсем. Какая ему от этого была выгода? – что же узнаю, когда приеду. Надеюсь меня не заморят голодом (если я сама не создам голодовку) и не отберут «камешки», ведь настроя я была боевого.        – Дзюй Лин, – окликнула меня бледная сестра, выдворив из мира мыслей. Она всё также сидела, сжав руки в кулаки. Неужели её настолько впечатлил рассказ о прекраснейшем наследном принце государства Сяньлэ, что она сидит и кусает губы? – Прошу, успокойся.        Старшая сестра редко называла меня полным именем, а я еще реже покорно закрывала рот так как с самого рождения росла с шилом в одном месте. Видно так уж сошлись звёзды, я была второй дочерью моего государя-батюшки, из-за чего меня знатно разбаловали, глядя только на старшую дочь, выращенную со спокойным и милым личиком. Вот только никто из них не задумывался, что я сама заставлю на себя посмотреть. Матушка растила меня с любовью, которую редко встретишь в мире живых (да и мёртвых тоже), и я с каждым днём наглела всё больше. А глядя на то, как в нашем замке переливается золото, часто посматривала на собственные золотые волосы, сравнивая такие драгоценности с собой, отчего моя самооценка поднималась выше замка в котором мне приходилось скромно коротать жизнь. Моя сестра, Сяомин, жила в строгой, но любящей атмосфере, отчего и сама была кроткой и робкой с длинными как шоколад волосами и аметистовыми глазами. Своей особенности она нередко стеснялась, ведь где же это видано такой странный цвет глаз! Но матушка смогла отвести слухи, выказав с помощью врачей, что «якобы, это не глаза такие, а просто на свет попадает, поэтому они и меняются!». На удивление и к счастью, слухи поутихли и зеваки отстали. Она выросла достойной принцессой поэтому, когда родилась я, то особых восхищений не получила. Разумеется, мои достопочтенные родители и люди дворца убедились, что растить меня надо было в клетке с режимом, не уступающим обезьянам, так как именно это животное олицетворяло мой характер – быстрый, наглый, сумбурный. Конечно я соглашалась только со словом быстрый. В свои десять лет моя сестра уже интересовалась точными науками, правилами этикета и красивыми мальчиками, тем временем, как меня – сдохший от проезжей повозки голубь и побеги из-под длинных носов нянечек. И, так как они их сували куда не надо, то я пользовалась хорошей, но безответственной техникой при их утилизировании – «отрывай длинный нос с корнем». Вскоре после дотошных бабушек не осталось и следа, ведь наябедничать и рассказать какие они плохие было для меня, как два пальца об асфальт.        – Когда же мы уже приедем? – чуть ли не взвыла я, сжимая руки в кулачки. – Сколько там ещё, а, дурак?!        Поняв мой намёк на его скорейшую смерть, парень (которого я называла дураком) у лошедей громко, но жизнерадостно выкрикнул:        – Совсем скоро, Ваше Высочество, подождите совсем чуть-чуть. Уже сегодня мы прибудем к воротам государства. Осталось не больше часа.        Да ладно!        Стоит ли говорить, что мой вздох, больше походил на состояние отца, которое я называла «Бобик сдох». Впрочем, так и было.        – Сестрёнка-а... – будто напевая колыбельную, из-за кочек, слово растянулось. Однако сестра не слушала, казалось, она всё ещё была занята мыслями, не больше чем я. Не желая прерывать её думы, мои глаза пожирали её внешний вид. Сестра как всегда была прилежно одета, волосы украшала шпилька с пионом, ханьфу было нежного аметистового цвета, словно в дополнении к глазам. Я тотчас стыдливо посмотрела на себя, ощутив как к горлу подкатывает неприятный комок, который я часто описывала стыдом. Что бесконечные нянечки, что матушка часто вдалбливали в мою голову одну важную истину – равняйся на свою сестру. Не то, чтобы их слова останавливали меня во время странных занятий, но я искренне могла осознать про себя, что хочу быть похожей на Цзецзе. Она была спокойной, пользовалась благосклонностью и отца, и матушки, и прислуги. Всегда находила ответы на вопросы, входила в каждую сферу деятельности, как рыба в воду, имея при этом опыт пятисекундной давности. При этом её безукоризненная красота всегда вводила меня в ступор, нередко провоцируя на белую зависть, отчего слушалась я только сестру, равнялась только на сестру и вела себя хорошо только при сестре. Остальным управу на меня найти было невозможно. Вот и в последние несколько дней я вела себя тише воды, ниже травы, стараясь быть на неё похожей. А сейчас глядя на то, как мечутся от лёгкого ветра шоколадные волосы, как роскошно в них смотрится эта дурная гриль с пионом (от осознания насколько я бы плохо в этом смотрелась), мне хотелось обхватить сестру и долго-долго не отпускать, пытаясь впитать в себя, хоть дольку её непревзойдённости.        Я резко вцепилась в стены повозки и перевела взгляд на сестру.        – Эй, дурак!!!        В то же мгновение грудь сдавил страх, а лёгкие сжались, будто стараясь стать меньше в размере от картины перед глазами. Мне бы хотелось закричать, но что-то упрямо не давало это сделать схватив грудную клетку в железные тиски. Сестра, только что небрежно кусающая губы, теперь сидела ровно, прямо, не двигаясь, словно точно выкроенная кукла-марионетка у мастера-кукловода. Казалось, что мир остановился, я больше не слышала ни пение птиц, не галлоп лошадей, а уж о тряске в карете не шло и речи. Если бы не душераздирающий страх, то с моих уст слетел трёхразмерный мат и не один, но находясь в таком шатком положении, я слабо вымолвила:        – Цзецзе?        Но, как бы долго я не молчала, внутри меня распирала лава как из кипящего вулкана. Даже этот горе-кучер не отвечал, что и подтвердило мои догадки – снаружи творится что-то похожее. Мне стало не по себе, а открыть дверцу для меня сравнилось со страшайшим наказанием. Неожиданно она сама отворилась, а я подпрыгнула на месте, потеряв самообладание. В такой момент моё лицо округлилось, я до звёздочек в глазах зажмурилась, боясь сделать лишний вдох. Мои пальцы сами нашли заветную шпильку, некогда дарованную моей сестрой. С тех пор она являлась вещью, которую я носила всегда и везде – она была моей маленькой драгоценностью. Пусть таких и было много, эта шпилька являлась для меня настоящим сокровищем, ведь это – частичка моей любимой сестры, которая та так бескорыстно отдала мне. Я нащупала на самой её вершине изящную бабочку, на усиках которой выделялись жемчужинки, звякнули цепочки, а тот, кто открыл дверь, спокойно прошествовал внутрь кареты, напоминая привидение, но никак не человека. Тогда же воцарилась тишина. Я сидела прямо, боясь шелохнуться или издать жалкое пищание недостойное принцессы, крепо сжимая в руках серебряную шпильку и переживая падение в обморок. Уверена, если бы не боль, которая исходила из острых концов шпильки, то моё тело упало замертво.        Я закусила губу, ощутив как солёные капельки крови достигают языка, давая мне миллисекунду отрезвления. Вокруг не ощущалось движение или хоть какие-то живые организмы. Эта иллюзия была похожа на то, когда меня заперли в собственной комнате по причине того, что мою тушку не находили несколько дней. Тогда я нагло сбежала из дворца, ощутив воздух свободы и миллион раз наказав себя за разум, недодумавшийся взять с собой парочку вкусняшек или закусок. К счастью, тогда ситуацию спасли мои мини-золотые слитки, на которых я купила фрукты. Сейчас же, если тайный открыватель дверей не являлся вором, то всё пропало.       Я воровато приоткрыла один глаз. Тотчас перед взором всё помутнело от слишком долгого «пребывания в темноте».        – Дзюй Лин.        Сказал чей-то спокойный голос, поработив и атрофировав тем самым, мой бедный мозг. Это явно был мужчина, не слишком большого возраста и когда взор наконец перестал менять краски будто в радужных очках, то рядом с сестрой, напротив меня сидел незнакомец в белых как туалетная бумага и траурных как моя жизнь по утрам, одеяниях. Кончики его широких рукавов падали на ханьфу сестры, меняя мой страх на гнев перед этим верзилой, кем бы он не был. Моё желание вцепиться в лицо этого противного существа возрастало с каждой секундой, пока я не обратила внимание на маску, с одной стороны которая смеялась, а с другой плакала. Может, он уже был искалечен до невозможности, раз уж решил скрывать лицо? – я на это надеялась.        – Что ты сделал с моей сестрой? – моё лицо исказилось, а голос был враждебным. Я окончательно растеряла страх, обнажив обезьянью сторону личности. – Говори, человечишка!        Он рассмеялся, с таким тоном как у него – бархатистым и низким, мне хотелось исполнять серенады о его посмертных криках. Интересно, а если вцепиться в его достоинство, он умрёт?        – Чего тебе нужно?!        – Твоё обещание. – словно ничего выдающегося не произошло. Он будто смеялся над всем моим существованием.        – Обещание? – я недоверчиво посмотрела на сестру, находящуюся рядом с «гостем», которого я обязательно кастрирую.        – Пообещай, что поможешь мне.        Он кивнул, а я разразилась громким смехом, настолько громким, что существо передо мной вопросительно склонило голову набок.        – Н-никогда в жизни! – с глаз уже начали спускаться слёзы, а по карете всё также раздавался мой чистый смех. Какой нормальный человек во время нападения смеётся с нападавшим? – не знаю. Внезапно я почувствовала сдавливающую хрипоту, которая исходила из моего рта и осознала всё спустя несколько секунд, когда незнакомец обхватил моё горло и как нашкодившего щенка поднял вверх за шиворот. Внутри всё разрывалось, задыхаясь, моё сердце билось с невероятной скоростью, будто наличие крови могло остановить это.        – Тебе нужно вести себя более подобающе, Дзюй Лин, принцесса всегда обязана сдерживать свои мысли, или выражать их более... – он задумался, на несколько секунд ослабив хватку. – Цензурно.        Моё тело глотнуло воздух с лихвой, боясь треснуть от его недостатка. В ушах у меня стучало бьющееся сердце; звон, но через звуки собственного горла, я все равно расслышала его нотации.        Тук-тук, тук-тук        – Так и не хочешь мне помочь? – словно сейчас он не душил меня, ворвавшись в мою повозку, а бесстрастно вещал о погоде. Моя гордость была неисчерпаема и положение, в котором меня, принцессу величественного государства Бэйцзин, хотят убить столь скудной смертью не прельщало. Находясь в положении, когда незнакомец чуть не убивал меня, я лишь выдавила:        – Не дождёшься, скотина.        Я редко позволяла себе брань в слух, но сейчас был особый случай. Существо, кажется задумалось о чём-то и, разжав пальцы, отпустило меня. Я плюхнулась на ложе из подушек, с остервенением вдыхая нужный кислород.        – Вот как? А если я наврежу твоей сестре? – я инстинктивно вздрогнула, однако я не чуточки не сомневалась, что он это заметил. – Что будет, если я сломаю шею ей?       – Не смей даже пальцем её тронуть! – инстинктивно вырвалось из меня до того, как я смогла закрыть рот рукой.        Черт       Он вдохнул, пусть его лицо и скрывала маска, я чувствовала на себе его пронизывающий взгляд и улыбку. Не ту, которую мне дарила прислуга в родном дворце, не ту, которой одаривала меня родная матушка, перед тем как наругать или помиловать, а другой, более тёмной. Внутри меня что-то сжалось, стоило осознать, что эта тварь могла сделать моей сестре больно. Я стиснула зубы, потеряв контроль. Волнение и гнев переполняли меня, заставляя сердце биться чаще. В памяти снова и снова всплывали образы, как она смеется, как делится со мной своими мечтами.        Я не могла допустить, чтобы кто-то причинял ей вред. Внутри меня бушевал ураган эмоций — страх, ярость, желание защитить. Я знала, что не могу оставаться в тени, когда она находилась в опасности.        Когда он потянулся к сестре, еле-еле двигая руку в направлении её шеи, из меня вырвалось:        – Хорошо!        Он остановился, а я задыхалась.        – Обещаю, я выполню твоё желание!        Он удовлетворённо откинулся, подойдя ближе, прямо ко мне, нависая телом, горой из бесконечного белого. Воздух вокруг нас накопился с лихвой, меня знобило, как после сильнейшего шторма в светлой жизни. Хотелось сделать что-то исключительное, подавить этот порыв беспомощности, который я так ненавидела, ведь по жизни привыкла не уделять проблемам внимания. Рядом со мной всегда были слуги, которые решали всё за меня, а если и случалось что-то невообразимое, то я всегда высказывала свою точку зрения, не давая никому и шанса составить меня на место, благодаря статусу и отцу, но сейчас... Сейчас я как никогда раньше поняла, что беспомощна, что подобна жалкому червю с улицы. Демон мог проглотить мою душу, тело, он мог навредить сестре, а я была как богомол, пытавшийся остановить повозку. Моя голова резко заболела, а он был в нескольких сантиметрах от моего лица, лишь в жалких сантиметрах...        – Молодец, – ласково сказал он, потянувшись к моей голове как к послушному щенку, который правильно выполнил комнадцу. К моему горлу подступила очередная волна отвращения.

*ੈ✩‧₊˚༺☆༻*ੈ✩‧₊˚

       – Мэймэй! – я резко открыла глаза, глядя на взволнованную моим состоянием сестру. Она безудержно хмурилась, да так сильно, что между бровей у неё залегла морщинка. – Не нужно спать на ходу, упадёшь.        Протерев глаза, я убедилась, что нахожусь в одном из многочисленных залов, преисполненных нефритовыми украшениями. Вырезанный на стенах жемчуг вырисовывался в немыслимые фигуры белесых птиц, а сапфир и шпинель (красный камень) преисполнились важности, словно играя на фантазиях людей и исполняя чудесную картину-мозаику, из которой вырисовывался алый дракон и синее море. И он кружил, преисполнившись важностью. Несмотря на роскошь окружающего меня пространства, я чувствовала себя неуютно. Мягкий свет, отражающийся от драгоценных камней, создавал иллюзию тепла, но в воздухе витала холодная тишина, словно сами стены хранили секреты, которые не желали открываться. Я сделала шаг вперёд, и мои пальцы невольно скользнули по гладкой поверхности одного из нефритовых украшений. В этот момент мне показалось, что камень отозвался на моё прикосновение, словно оживший.        – Как тебе здесь? – подала голос сестра, в ожидании королька.        – Неплохо, – капризные нотки выдавали меня с головой. – Золото – лучшая драгоценность и никакой сапфир или жемчуг его не затмит, особенно своим сиянием.        Сяомин знала о моей одержимости золотом, поэтому ничего на это не говорила, лишь улыбалась, вспоминая как я, после долгой недели «не-создавания-проблем» радовалась огромному металлу жёлто-оранжевого цвета. Всё-таки, тогда я натворила целой ни одной вылазки, поэтому отец меня поощрил. Тогда я ещё несколько часов лежала на этой каменной глыбе, размером с большой валун и любовалась небом, разговаривая с этой самой глыбой и сладко-сладко приговаривая: «Мое ты золотце».        – И долго нам ещё ждать? – недовольно пробурчала я, вспомнив недавний сон. Странное ощущение, проснувшееся во время разговора со странным белым существом вновь вспыхнуло где-то рядом с кишечником, будто приговаривая: «Нет, это не страх, Дзюй Лин! Просто не нужно было пытаться засунуть в себя золотое яблоко с утра пораньше, ну что, нажралась?!»        Мы находились в бестолковом ожидании государственной семьи, правителей страны, в которую нас по приглашению запихнули. Сестра уже выглядела не настолько уставшей и вымотанной, поэтому я позволила себе заснуть, совсем на чуть-чуть, только на секундочку, и на тебе! Странная гадюка в маске на которой буквами написано «А у меня раздвоение личности!», пришла чтобы задушить и меня, и сестру. Не хватало только, чтобы эта тварь вломилась во дворец, и с лёгким смешком, помахивая из ниоткуда взявшимся веером, сказала:        – «Да ты по лицу читаешь!»        Я растёрла точку между бровей, чуть ли не вырвав стон.        – Вы ещё кто?! – писклявый голос оповестил меня о вызывающей реальности, поэтому я тотчас развернулась. – Хотя, неважно.        – Ты зелёный гоблин? – его лицо тотчас вытянулось, как по струнке. У меня перед глазами пронеслось – это и есть его высочество наследный принц государства Сяньлэ? Се Лянь? У паренька было розовое лицо и густые брови, делавшие его очень миловидным, глупым и слезлявым молодым человеком. Однако вся его внешняя красота меркла, стоило только узреть характер, что, впрочем, я только что и сделала.        – Повтори, – вякнул он, яростно нахмурившись. Глаза стали напоминать огромные ядра яблок, губы разошлись в прокуренной улыбке. – Да как ты, тварь, смеешь даже...        Я глубоко вздохнула, сказать, что я была собой довольна – ничего не сказать. Всё таки этот принц и вправду оказался весьма... Тупым. Как я и думала. Кто там говорил, что его высочество прекрасный принц на белом коне?        Пока на меня выливался ушат, полный грязи, я со спокойным выражением лица поглядывала на Се Ляня, ощущая сладость удовлетворения.        – Ой, иди убейся! Гоблин зелёный, чтоб у тебя было бессилие.        – Да чтоб ты сдохла самой собачей смертью!        – Ци Жун! – с беспокойством воскликнул чей-то мягкий женский голос. Тотчас из-за поворота появились три фигуры, облаченные в одежды, белее чем весь этот мир, хотя до меня им было далеко. Я на триллион процентов была уверена, что это были те подонки, которых мы ждали – семья государя, так и оказалось. Пожилой мужчина с морщинками на лице, женщина, невероятна неплохая (разумеется, моя мама лучше) и... Миловидный парнишка. Прочем, он был даже лучше наследного принца, почему его нельзя сделать наследником престола? Внезапно говнюк, некогда поливавший нас грязью остановился, его лицо озарилось радостью, к этой картине не хватало только добавить дельфинов и написать «От счастья я становлюсь лучше!», хотя я бы написала: «Купите жалкий кактус, а то своего хозяина он съел, никак не может дождаться нового». Они быстро приближались к обеспокоенной сестре, будто желая провалиться от позора! Надеюсь, этот Се Лянь своё получит! Пусть и его мерзкая рожица превратилась в улыбку невинной овечки... Или барана. Второе мне понравилось больше.        – Ци Жун, что ты себе... – величественно вымолвил старик, я прямо чувствовала его ауру «Прибью, не моргнув и глазом». Стоп... Ци Жун? Разве наследного принца зовут не Се Лянь? Мутная история.        – Это же наши гости! – прервала денную речь царя, женщина. – Прошу прощения, – ответила она, уже повернувшись в сторону меня и сестры.

*ੈ✩‧₊˚༺☆༻*ੈ✩‧₊˚

             Если бы у меня спросили, что меньше всего мне понравилось в Сяньлэ, я бы ответила: «зелёный кактус», потому что её наглость была запредельной, и именно так я чаще всего её называла. Почему её? Да потому что достоинства у этого человека не было. Индивидуум, а ещё был похож на кактус, такой же зелёный и с полусдохшым цветком на макушке. Оказывается, передо мной тогда находился не Его Высочества наследный принц, а Ци Жун – брат по сестре через колено-поколение. А настоящий принц оказался весьма приятным (вот это да) пареньком, который также отругал Ци Жуна пусть и не так сильно как я бы хотела. Что же, за характер ему можно твёрдо поставить галочку. Он оказался весьма спокойным, терпеливо переждал моё бесконфликтное поведение, хотя когда государыня шептала ему на ухо: «Какая милая, но характером похожа на Ци Жуна», я с преспокойным выражением лица стерпела. Потому что у себя в мыслях я материла каждый пенёк, который встречался мне на пути, а снаружи миленько улыбалась и к сожалению, это лицемерие остановить было нельзя. Я родилась принцессой, поэтому хоть какие-то задатки спокойствия во мне были, а ещё у меня подсознательный страх из ниоткуда появившейся преподавательницы, которая будет стучать мне по рукам чем-нибудь тяжелым. Так о чём шла речь? – точно, о наследном принце. Кстати не могла не выделить, сестра, когда на сцене появился Его Высочество так сильно покраснела, что я была уверена – она бы не проиграла помидору. Что насчёт государя и государыни... Миленькие. По крайней мере не бесились, когда между мной и кактусом разгорелась брань трёхэтажного уровня.        И пока я давала тумаков жалкому кактусу, сестра решила познакомиться с королевской семьёй.        – Приятно с вами познакомиться, прошу величайшего прощения за сестру, она просто... – глубоко вдохнула, смущённо приулыбнувшись. Разумеется моя персона уже не обращала внимание на какую-то там болотную оливку, представление перед глазами казалось гораздо интереснее.        – Вам не следует извиняться, он сам виноват, – ответил будущий муженёк. Я уже придумывала целые оды, которыми буду подкалывать сестру. Цзецзе определённо их оценит, особенно та часть про неё и Его Высочество.        Кажется мы уже закончили часть приветствия, которое из-за выходки Ци Жуна вышло не такой уж праведной. Ещё бы, после такого количество матов в противоположные стороны по-другому быть и не могло. Сейчас же сестра о чём-то задумчиво молчала, похоже её интересовал Се Лянь. Конечно теперь я буду прилеплять его во все думы Цзецзе, как же ещё?        – Муж и жена, – выдохнув, я благородно опустила глаза, даже и не мечтая получить хоть капельку интереса к своей персоне. Слуги привели нас к огромным золотым комнатам, уверена, государи постарались на славу дабы показать их роскошь, ведь упасть в грязь перед детьми важных людей было бы позорно. Впрочем моя настоящая комната в родной столице была наполнена таким большим количеством золотых побрякушек, что я не особо обратила внимание на то, что приготовили для нас здесь, как для гостей. Довольно миленько.        – Будь осторожнее, – предупредила сестра, выйдя из мира грёз, похоже мечты о Его Высочестве понемногу начали иссякать. – И не смей никуда убегать. Я ушла, – слуги вывели сестру из комнаты. Да, ей определённо пора.        Большущая кровать, полы, стены — в общем, всё, что есть у меня в комнате, создавало атмосферу роскоши и уюта. Несмотря на моё первоначальное недовольство, я поняла, что всё не так уж и плохо. Комната, предоставленная мне левыми людьми, выглядела вполне неплохо.        Мягкие ткани покрывал диван, а на стенах висели картины, изображающие какие-то там пейзажи и сцены из жизни двора. Золотистый свет ламп создавал волшебное настроение, и я ощутила, как в душе начинает расцветать задорство, присущее мне природой. Для меня это был повод, чтобы восхититься миром, а у окружающих меня людей – умереть от стыда.        Мои глаза уже привыкли к блестяшкам и красивым вещам, поэтому я решила, что пора покормить свои впечатления и представленные государем Сяньлэ тоже. Я оглядела всю комнату, но не заметила ничего, что могло бы привлечь мое внимание. Из окна в мою копну волос залез свежий ветерок, развевая все сомнения – наконец я могу выйти на улицу и осмотреть это государство. Не теряя времени, я подошла к окну. Забраться в него было не так-то просто — моё маленькое тельце еле дотягивалось до подоконника. Я подтянулась изо всех сил и наконец оказалась на месте. Взгляд мой охватил всю столицу, словно в это мгновение вся ее красота раскрылась передо мной. Город раскинулся как огромная мозаика: крыши зданий блестели на солнце, а улицы, полные жизни, напоминали реки, текущие между островками истории и культуры. Я почувствовала, как в груди разливается тепло — это была радость открытия, смешанная с легкой грустью от того, что я не могла запечатлеть всё это великолепие в одном взгляде. Каждый уголок столицы таил в себе новую историю, и я была готова исследовать их все. Город выглядел величественно, разумеется для меня он бы не встал в один ряд с собственным городом, но всё же... Весьма неплохо. Я ожидала худшего. Украшения в тот же миг оказались на полу, а золотые волосы собраны в хвост.        Задорство в мгновение ока затмило мой разум и как-то так получилось, что мои маленькие ноги уже шагали по устойчивой (сейчас проверю насколько) крыше. Я прихватила с собой в дорогу чёрную накидку, поэтому без страха и с любопытством делала шаг за шагом, будто ступая по точно выкроенной лестнице. Внизу шумела жизнь, удивительно, что по улице гуляет такое большое количество людей и никто не замечает маленькую фигурку на самом замке. Ну что ж, это не плохо. Бегая по всяким тупикам и заколукам крыш, которые приводили меня в самую глубину, где можно было смачненько упасть, я упрямо бегала туда-сюда. Мне очень нравилось разминать ноги, тем более что моей тушке пришлось несколько дней просто сидеть в карете. Это же ужасное передвижение! Когда уже народ придумает что-нибудь новенькое? Впрочем, скоро я наткнулась на одно открытое окно и, не долго думая, пролезла внутрь. Как удачно всё сложилось! Там же находилась охранники, точно опоясовавшие круги.        – Мэймэй? – я подпрыгнула на месте, чуть не выкрикнув всякое непотребство.        – Цзецзе! Что ты здесь делаешь?        Сестра выглядело недовольно, сразу видно – мой план осознала без подтекста.        – Разумеется слежу за замком, в надежде застать твой умышленный побег. Этого нельзя не предсказать.       – Я слишком предсказуема?        – Я живу с тобой довольно большое количество времени, поэтому прекрасно знаю твои мысли, и что ты собираешься делать.        Да как же так? Неужели я настолько проколатая дура, что меня с первого взгляда распознали?        – Вот как...        Сяомин тяжело вдохнула и протянула мне какую-то бумажку с весьма важным видом.        – Возьми, – я взяла. – Покажешь это стражникам и тебя пропустят.

*ੈ✩‧₊˚༺☆༻*ੈ✩‧₊˚

       Не знаю, чего уж в этой карточке нарисовала сестра, но стражники и впрямь пропустили меня с ужасающим выражением лица и, будто не видя, стрёмные одежды в которых я щеголяла. Меня это уже никак не смущало, я привыкла выглядеть для людей «странной». Мне довольно часто приходилось выбегать из собственного дворца, так что со временем стража поумерила свой пыл и, чаще всего, пропускала, особенно, когда я со своим длинным носом тыкалась им в затылок. Мда, бедняги. Возможно в моей голове слухи о собственной «странности» и «недоразвитости» как раз-таки выглядели нормой. А что мне ещё оставалось, когда я находилась в недосягаемом обожании сестры, которую воспевали как богиню? – привлечь внимание. Хотя бы таким способом. Для людей я всегда останусь маленькой непослушной девочкой, что любит тарзанки и бегать по крышам, а Сяомин?.. Сяомин будет примерной девушкой, с надлежащим характером и поведением, с прекрасной внешностью и очаровательной улыбкой.        Что-то меня не туда повернуло.        Я забежала за угол, наконец-то увидев огромную улицу, базар, который был наполнен людьми-тараканами, что как тараканы копошились, издавали громкие звуки. Не то, чтобы мне это не нравилось, наоборот в этой толпе моя волосатая проблема решалась гораздо лучше, ведь в прикрыти я, мягко говоря, была слаба. А в таких людных местах в силу маленького, но проворного роста, бегать по улицам для меня не представлялось чем-то невозможным.        – Покупайте!        – Девушка, вам очень идёт вот это ханьфу, ну же, примерьте!...        – Не представляешь, вчера он дотронулся до моей руки губами и отказал, потому что он обрезанный ру-...        Душещипательные разговоры вовсе не щипали струны моей брезгливой души, лишь распаляли демонические хотелки, и их поистине надо было называть демоническими. Вокруг меня словно шмели, проносились люди, суетливо пробираясь сквозь толпу. Их разговоры, смех и споры сливались в один неразборчивый гул, мешая сосредоточиться на том, что происходило вокруг. Я хмурила брови, пытаясь найти свою нишу в этом хаосе. Почему они не могут просто идти нормально? Я, маленький ребёнок в этом огромном мире, чувствовала себя как будто среди роя пчёл, где каждый шаг мог стать неожиданным столкновением.        Но, по правде говоря, всё это не сильно меня беспокоило. Я огляделась вокруг и заметила, что везде, где бы я ни посмотрела, подавался исключительно-невообразимый-волшебный и бла-бла-бла товар. Яркие витрины, блестящие игрушки, сладости, которые искрились, как звёзды на ночном небе — всё это захватывало моё внимание. Каждый уголок этого базара манил меня своими чудесами, и даже шум толпы не мог затмить восторг. Пусть я могла одним щелчком и простым «хочу» купить всю эту площадь, а то и людей, играясь с ними как с игрушками, но... Проходить вот так мимо этих товаров, забывая о своей золотой крови являлось моей отдушиной и любимым занятием. Быть просто ребёнком, которого не заставляют каждый день на дню тренироваться, учиться и заниматься, было приятно. Знаю, за этим тоже стояли трудности, однако... Моё сердце сделало решительный удар, воспарив к небесам, а уголки губ поползли наверх, я не в силах была их остановить, даже если бы хотела.        И, сделав шаг вперёд, стараясь не попадать под ноги спешащим прохожим, я с замиранием разглядывала выставленные товары. Каждая вещица казалась волшебной, словно из сказки. Я почувствовала, как внутри загорается искорка счастья — ведь даже в таком шумном и многолюдном месте можно найти что-то удивительное.        – Люди, весь народ честной, пора бы собираться вам всем в строй! Появляются детишки – маленькие шалушники, наши представления волшебны, проходите, наше представление посмотрите!        Громкие голоса распаляли толпу, кто-то остановился, глазами начиная выискивать крикунов, кто уже ускорил шаг в надежде увидеть представление.        А я, с лёгким головокружением, двигалась вперёд, ощущая как покалывание одолевает кончики пальцев. Определённо представления уличных артистов всегда сопровождались трюками, так они и зарабатывали. У меня на родине, редко можно было встретить таких «работников», поэтому эти представления я видела нечасто (также как и люди в моём королевстве), соответственно и платили им немало. Поэтому пакет с сочными персиками, которые поблёскивали на солнечном свету нередко встряхивало, как меня после новых нравоучений папеньки. Я торопилась изо всех сил и вскоре вышла на ещё более людную улицу, где каждый наступал друг другу на ногу, с невообразимой силой теснился и тихо шикал. В общем – я пришла туда, куда надо. Как раз таки в самой середине находилось несколько крепких мужчин, которые напоминали мне нескольких продавцов в магазине, которых я часто видела, стоило лишь отъехать по делам за новым набором платьев. Видно и эти ребята придерживались тактики, кто не умеет улыбаться, тот не должен открывать магазин.        Вокруг крутился народ, и я была частью этого странного, но увлекательного сборища. Музыка заполнила пространство, поднимая настроение и создавая атмосферу непрерывного праздника. Наконец, на «сцене» появился главный артист, и представление началось с яркой вспышки возрадованных голосов. Кто же не хотел посмотреть на эдакую клоунаду? Люди, словно заколдованные, начали двигаться в такт ритму, ходя по низко натянутым канатам, которые были едва видны. И я искренне не понимала как и куда они их подцепляли, создавалось ощущение, будто те ходили по воздуху.        Некоторые смело прыгали, подражая оригинальным танцам, с легкостью балансируя на тонкой линии. Кто-то крутил на пальцах тарелочки, ловко управляя ими, словно это было самым естественным делом на свете. Другие же без усталости кувыркались, создавая настоящие акробатические номера, которые заставляли публику замирать от восторга.       В воздухе витали звуки смеха и восторженные крики, а народ, будто единое целое, захлопал в ладоши, поддерживая артистов и подчеркивая каждый их трюк. Я тоже не могла устоять, и, порабощенная этим зрелищем, присоединилась к общему волнению, чувствуя, как сердце бьется в унисон с ритмом музыки. В этот момент все заботы и тревоги остались позади, и только магия наступающего вечера наполняла мою душу. Всё ещё удерживая в руках персики, облачённая во всё темное, я могла поклясться, что глаза сияли так как другого быть и не могло.        – Молодцы!        – Вот это да!        – Не может быть!        В толпе каждый пытался высказать своё мнение, крича другу другу на уши, ведь, куда не повернись везде были люди. Мне повезло и вместе с тем, не повезло. Маленький рост, помогал мне умещаться между толстыми как дыни, людьми, но те, то и дело смещали меня, мешая разглядывать концерт, оставляя лишь несколько неудобных щелочек. Под конец представления мне стало совсем не удобно, пока среди «шкафов» я не увидела маленького мальчишку, худого, бледного и измождённого, он никак не вязался в ряд со шпалами, рядом с которыми стоял.        Что ему там вообще надо было?       Он внезапно выбежал в самую гущу танцоров, будто не замечая ничего и встал, как истукан, глазея на собравшихся зевак. Он чего-то ждал, держа руки в кулачках и покусывая губы. Я резко подавилась воздухом и судорожно сжала пакет в руках. Казалось, что публику появление малыша лишь раззадорило. Они с ещё большей силой начали верещать, казалось, что ещё чуть-чуть и мои барабанные перепонки не выдержат давления. Сам мальчишка был одет в какие-то оборванные лохмотья, его грязные волосы были спутаны в комок, создавалась ощущение, будто он пытался их расчесать, но после свалился в какую-то лужу, и они слиплись. Его правая половина лица оказалась перебинтована, лишь большой чёрный глаз блестел то ли от слёз, то ли просто так. Я почувствовала, как резко брови полезли к переносице. Что-то здесь было не так. Я не часто видела оборванцев, так как сама жила во дворце, но наше государство (на удивление) было настолько богатым, что бедняков, не имевших за спиной и краюшки хлеба, существовало мало. Но Сяньлэ – это не Бэйцзин. И какова была разница – стало видно мне самой. Деньги летели в сторону циркачей горой, между проделанными трюками они то и дело собирали их в охапку и относили куда-то за угол, а потом вновь присоединялись к собратьям.        Внезапно поток моих мыслей оборвался, когда один из мужиков, с короткими (на удивление) волосами схватил мальчонку под мышку как игрушку и, шепнув что-то на ухо, потащил к деревянной бочке. Остальные артисты ушли за угол, видимо для того, чтобы освободить место. На сцене осталось лишь трое акробатов, один из которых как раз-таки нёс мальчишку.        – Н-не надо! – закричал он. – Пожалуйста, я больше не хочу! – он так сильно надрывал глотку, что из его глаз брызнули слёзы, на которых было больно смотреть.        По толпе прошлись недоверчивые шепотки. Что же такого он хочет сделать? Неужели навредит мальчику? Но никто не выказал и тени недовольства, продолжая оставаться безмолвными наблюдателями. Однако вскоре вопросы такого типа исчезли, почти половина людей, а в частности дети моего возраста, скривились, и тогда толпу поразила новая волна слухов.        – Это же тот самый уродец, – хрипло.        – Какая мерзость, – грязно.        – Что ему здесь надо? – противно.        – Хватит брыкаться! – наконец рявкнул старший. – Сам же попросился...       – Но я... больше не хочу-у!        – Дорогие зрители! – провозгласил тот самый коротковолосый мужик. – Я хочу представить вам наш новый номер под названием «Несколько минут в воде»! Этот мальчик, – он указал на «уродца», – исполнит трюк, проведя три минуты под водой и не смея глотнуть воздуха.        Люди разразились бурными аплодисментами, а мальчик начал вырываться из крепкой хватки и на удивление он оказался сильным, ведь трюкач, пытавшийся показывать себя с беспечной стороны, будто ему всё равно, наоборот прикладывал все силы, его зубы были крепко стиснуты, на руках вздулись вены. Не знаю, чего там ел этот малыш, но право, содрогнуть такую махину (с его-то весом) задачей было нелегкой. Это я знаю, проверено на собственном опыте, а когда и как – не скажу. Внезапно к держанию мальчика присоединились ещё двое трюкачей и в скором времени оборванца удерживали уже трое рослых людей, пытаясь донести до злосчастной бочки и, не дай Бог, опечалить публику, которая выступала неким спонсором этого «перетягивания каната». Наконец, тяжело ступая, преодолевая столь маленькое расстояние за столь большой срок, мужчины наконец пригвоздили уже обессилевшего мальчика к воде.        – Новый номер! – крикнул главный артист, желая, чтобы толпа вновь возрадовалась и осыпала их комплиментами.        Что и случилось. Каждый прохожий стоял в предвкушении невиданного номера до того момента пока голову одноглазого уродца не макнули в прозрачную воду. Вокруг царила атмосфера паники и возбуждения. Люди толпились, кто-то кричал, кто-то смеялся, но все были прикованы к зрелищу. Мальчишка, затянутый в бочку, изо всех сил пытался вырваться, его лицо покрылось красными пятнами от напряжения. Пузырьки поднимались на поверхность, словно предвещая что-то ужасное. И лишь я, казалось, была отрезвлена происходящим, видя то, через что оборванец проходил. Разве достоин он таких издевательств? Мне было не ясно. Неужели он чем-то заслужил такое? Конечно, никто не обращал внимание на вопросительное лицо девочки, я была для них незаметной.        – Держите его крепче! - закричал один из мужчин, пытаясь удержать ребенка, который отчаянно боролся за свободу. В его глазах была видна паника и страх. Он не понимал, что происходит и лишь инстинктивно желал выбраться из этого кошмара.        Толпа вокруг разрасталась, и вскоре кто-то выкрикнул:        – Это не шутка! Остановитесь! – но волнение только нарастало. Мужчины, пытавшиеся удержать мальчишку, не знали, что делать дальше. Ситуация выходила из-под контроля, и напряжение нарастало, как и крики вокруг.        – Кто это сделал?!        В этот момент что-то слезливое угодило прямиком в глаз главного трюкача, он остановился, от шока подняв взгляд на небеса. Двое помощников тотчас стихли, а я взяла ещё один персик, что был идеальным сосудом для нанесения неожиданности. Так им и надо! Моё укреплённое желание справедливости охватило душу, я без страха закинула ещё парочку персиков в мужиков, и они отпустили уродца, который с таким остервенением пытался выбраться и наконец сделал это. Я видела с какой жадностью он вдохнул чистый воздух, как по его лицу скатывались слёзы (я уверена, что это слёзы) вперемешку с водой из бочки. Мой настрой тотчас подпортился. Громилы, которые как девочки уворачивались от оранжевых снарядов, наконец остановились дабы найти недостойную, посмевшую тронуть их куриные мозги и разумеется персики в моих руках говорили о чём-то. И пока эти трое соображали, вытирая пораженные сладким фруктом места, я подбежала к мальчишке и схватила его за руку. Он не противился, но на миг, лишь на миг, я заметила, как блеснул его единственный глаз, озарившись удивлением, личико перестало казаться отчужденным. Не хотелось признавать, но уродцем его называть было нельзя. Казалось, он был чем-то озабочен, но не удивленной толпой или обозлёнными трюкачами, а чем-то... чем-то другим.        – Хватайте их! – очнувшись, командир злой шайки обратил взор своих чернеющих от несправедливости глаз, будто обиженный индюк. Двое его помощников побежали к нам, но я опередила их, схватив мальчика за рукав оборванной одежды и устремилась вглубь толпы, разумеется, никто и не думал нас хватать, все наблюдали за образовавшимся театром, лицемеры.        – Разойдитесь! – кричала я, не желая быть пойманной. Моё осознание пути было мягко говоря, хреновым, ведь приехала я в это королевство в первый раз и порядком не видела ничего. Люди что-то кричали мне вслед, словно надеясь задеть своими едкими репликами, но... неужели они думали, что моя самооценка позволит уронить её каким-то грязными нищебродами? – ага, сейчас. Я сжимала хрупкую ручку мальчонки, пытаясь не надавить слишком сильно, а то, мой мозг был в этом уверен, – она сломается. Оборванец был ниже меня, при этом не имея никакой жировой прослойки, да, а откуда она здесь возьмётся? Сам он ничего не делал, то есть не брыкался, следовал за мной по пятам, не отставая ни на шаг, словно знал, что я не сделаю больно. Так мы и петляли между переулками и улицами, заметая следы, да так, что преследователи и в жизни не догадались бы, куда наши тушки пролезли.        – Л-лучше... – донёсся до меня голос мальчишки, сквозь громкий ту-дум в ушах, и всхлипы, граничащие со стонами смерти. Я обернулась, взглянув на него, наконец освободившись от преследователей и изумленно приподняла брови. В юнце не было и капельки усталости, будто он лежал в карете, пока я бежала целый город. Мы оказались на одной из запустелых улочек Сяньлэ, куда еле-еле пробивался крошечный лучик света в закатном солнце, а пыль летала в воздухе, будто прижитая.        – Что лучше? – воздух вновь попал в мои лёгкие, поэтому я смогла хоть что-то сказать. Но он не ответил, устремив, будто пристыжённый, взгляд в землю. Он отчего-то начал краснеть, то резко, то шумно вдыхая, мальчик нечленораздельно всхлипнул:        – Вы устали.        Стоп.        Что?        Су-...        На моём лице отразилась такая гамма эмоций, которые я не додумалась бы применить за всю свою жизнь, и мальчик заметил это, судя по тому как его глаза наполнились виной, а руки судорожно сжались. КАКАЯ Я, МАТЬ ТВОЮ, ВАМ?! МНЕ ДЕСЯТЬ!!! ДЕСЯТЬ!!! ДАЖЕ ДО ДВЕНАДЦАТИ НЕ ДОЖИЛА! Да, я привыкла к таким обращениям во дворце, что каждый день со всех сторон летит «Ваше Высочество», «Ох, Ваше Высочество», «Не надо так делать, Ваше Высочество», но слышать это от твоего примерного ровесника, который и знать не знает о моем приезде в эту страну... Это бесит! Внезапно мальчик приоткрыл рот, выдавив жалостливым голосом:        – Простите! – он был полон отчаяния, а глаза слезами, казалось, ещё совсем немного, и оборванец заплачет, горько и беспощадно, как делали дети в его возрасте (я. не. в счёт). – Я так виноват! Этот нищий не хотел разозлить вас, правда не хотел! Он понесёт любое наказание, которое сможет угодить вам! – и упал на колени, громко рухнув больными чашечками. Я не понимала, что происходит. За что именно он просит прощение? За то, что я просто скрючила недовольное лицо, ну и что? Не нужно же лить слёзы из-за какой-то настолько глупой выходки, а со стороны незнакомой девочки тем более. Он остановился на этом, покорно замолчав, я невольно сравнила его с рабом, не имевшим свободы, и моё сердце наполнилось грустью... Которую тотчас заменил праведный гнев.       – Не смей плакать! – гордо выпятив грудь, я наверняка показалась в самом глупом на свете свету. Сомневаюсь, что после этого его психика не сломается. – И поднимись с колен для мужчины колени – самое золотое, чего ты себе позволяешь?        Мальчишка, наконец, встал, но казаться супер слабым не перестал. Весь ссутулившись, он стоял передо мной, как перед погибелью. А я, глянув вниз, вспомнила о пакетике с персиками, которые недавно купила. Всё же, покормить этого мальчугана не будет лишним, да? Даже не заглядывая в пакет, я выглядела весьма довольной, пока не обнаружила там пустоту. Точно, кто же кидался в мужиков персиками? Эх, Сяомин бы (что уж тут говорить про моих нянечек) упала в обморок от этой выходки. Я с жалостью посмотрела на мальчика и спросила:        – Как тебя зовут? – он застыл, будто изумлённый, пока на его щеках не расползся румянец. Чего уж тут стесняться?        – У меня нет имени, но вы можете звать меня Хун...        Что-то тут не то, – шептала моя селезёнка. И вообще я на самом деле озадачилась проблемой с родителями этого юнца, что же они не следят за сыном, а, беспечные? Внезапно на самом дне пакетика я нашла последний персик, маленький и неприметный, в большом пакете найти его было сложно, что я и сделала! Моё лицо озарилось радостью, и я протянула маленькому Хун-Эру (как я начала называть его в голове) фрукт, пока собственноручно не глянула на него. Плод оказался с гнильцой, которая проступала на рыжеватой кожице неприятным осадком. Мне сразу захотелось удалиться в дамскую комнату. Зато Хун, кажется, не был отвращён. Он застыл, глядя на гнилой фрукт с таким воодушевлением, что я даже приоткрыла рот, что же в нём такого? Глаз мальчика зажёгся, будто на моём месте стоял кто-то другой или мне даровали всевидящее око, я заметила какая яркая искра взметнула в душе Хун-Эра. Поразительно. Моё состояние было подавленным, тем временем как его, воодушевлённым. Я забылась, что персик был наверняка невкусным, но всё же выпалила, смотря на надежду, которая прошивала мальчика с улицы:        – Это тебе.        Он вскинул голову, приоткрыв рот в немом удивлении. А после улыбнулся. Так мягко, но восхищённо, что я даже не сразу поняла, что это было обращено мне. Меня благодарили, так чисто и искренне просто... Так.        Это точно мне, он не ошибся?       Удивление пронзило меня. Я наблюдала за тем, как Хун-Эр, с благодарностью в глазах, принимает сгнивший персик, словно это было нечто ценное и редкое. Его радость была настолько искренней, что я почувствовала, как что-то трепетное зашевелилось внутри меня. Я задумалась о том, как много значит для него этот фрукт. Для меня он был всего лишь гнилым персиком, но для него — символом надежды чего-то важного. Он осторожно откусывал персик, его лицо светилось счастьем, и я поняла, что простые вещи могут приносить радость, которую не осознаешь, пока не увидишь это в глазах другого человека. Мир вокруг будто остановился, и я стала свидетелем того, как маленький жест может изменить восприятие. Такая простая истина...        – Спасибо вам, – после долгого молчания ответил мальчик, на его губах застыла теперь уже неизменная улыбка, обращённая мне и тогда я решила для себя кое-что.

*ੈ✩‧₊˚༺☆༻*ੈ✩‧₊˚

       Персики определенно стоили столь большой цены. Они действительно были вкусными, и я с жадностью откусывала новый кусочек, наслаждаясь сладким нектаром ведь мне всегда нравились эти фрукты, которые лежали в моих покоях горами, через которые и простому человеку будет трудно пробраться. Хун, сидя рядом, делал то же самое, хотя и старался быть аккуратным. Я не могла не заметить, как его руки слегка дрожали от голода, и как он с нетерпением тянулся к очередному фрукту, словно это был самый лакомый деликатес на свете. Но когда я предложила ему купить что-то другое, он сразу же отказался, покачав головой. В его глазах читалась решимость и, возможно, гордость. Мне стало ясно, что никто не сможет его переубедить, так как несмотря на грозное «вы» в мою сторону в тот момент он стоял на своём до победного, сердито хмуря бровки.        Я почувствовала, как сердце сжалось от жалости. Я хотела, чтобы он знал, что может рассчитывать на меня, что я готова помочь. Но его отказ заставлял меня задуматься. Может быть, для него было важно сохранить свою независимость, даже в такой простой вещи, как еда. И в то же время, я понимала, что иногда гордость может быть тяжелым бременем. Мы продолжали есть персики, и мои глаза следили за Хун-Эром, его радость придавалась каждому кусочку. В этот момент я была благодарна за то, что могу разделить этот момент с ним. Сидя на крыше одного из зданий Сяньлэ, мы с Хун-Эром любовались столицей, которая раскатывалась перед нами, залитая мягким золотым светом заката. Город, казавшийся полным жизни и роскоши, выглядел особенно красивым в этот момент. Я наслаждалась сладким вкусом персиков, их сок стекал по подбородку, и это было словно возвращение в самое раннее детство, когда мир казался ещё более простым и беззаботным.        Хун рядом со мной выглядел таким маленьким и хрупким на фоне этого величественного пейзажа, мы были абсолютно разными, что можно было понять, только глянув на нас со стороны. Его речь, голос, внешность – разнилось всё, но его глаз светился счастьем, отдалённо напоминая меня в семилетнем возрасте. Я не могла не улыбнуться, глядя на него. Он пережевывал очередной кусочек фрукта, и его лицо светилось той искренней радостью, которую можно встретить только у нас, детей.        Тем не менее, мысль о сестре не покидала меня. Она наверняка будет недовольна, если я задержусь слишком долго и мой мозг понимал, что у меня есть обязательства, но в этот момент мне хотелось просто наслаждаться временем, проведенным с Хун-Эром. Это был один из тех редких моментов, когда я ощущала простую радость, забыв о заботах и тревогах повседневной жизни.        – Куда мы пойдем после того, как солнце сядет? — спросила я, глядя на Хун-Эра. Он задумался, его лицо приняло серьезное выражение, и я заметила, как он внимательно смотрит на горизонт, будто ища ответ очень сложного вопроса.        – Можно будет посмотреть на звезды, — наконец произнес он, и в его голосе слышалась надежда. Эта простая идея наполнила меня чувством тепла. Мы могли бы найти укромное место, где не будет никого, и просто наслаждаться мгновением.        Я улыбнулась ему в ответ и почувствовала, как внутри меня зарождается ощущение, что этот день действительно станет одним из тех, которые остаются в памяти навсегда.        – А сколько тебе лет?        – Десять.        – А?        На меня будто скинули целый ушат холодной воды, убрав всю романтику, которая царила в атмосфере. СКОЛЬКО ЕМУ?! Нет, я знала, что он, скорее всего, будет просто невысок ростом, да и намного ниже меня, но всё же... Десять, серьёзно?        Я тяжело вздохнула, ощутив как покалывает в носу от такого контраста и перемены воздуха. Хун-Эр, кажется не заметил произошедшего, наконец доев все персики. И пока он ничего не заметил, новые грустные мысли заполнили мою голову. Что с ним будет, когда я уйду? Кто его родители и любят ли они его? Все произойдёт снова, он так и будет голодать? То, что я покормила его парочкой-другой персиков, вовсе не значит, что через пару часов он снова не захочет кушать. А о родителях мне было и страшно подумать. Сомневаюсь, что сестра вновь разрешит мне так беззаботно покинуть замок государей Сяньлэ после моей выходки.        Я посмотрела на него: его глаз отражал лёгкую грусть, а уголки губ были немного приподняты, как будто он пытался убедить себя, что всё в порядке. Но я знала, что это лишь маска.        «Почему он так страдает?» — думала я, чувствуя, как жалость наполняет моё сердце.        – Ты же знаешь, что ты не один? — наконец, решилась я сказать. Он повернулся ко мне, и в его взгляде уловила смешанные эмоции: удивление, надежду и, возможно, страх. Я продолжила:       – Я здесь, и я готова тебя выслушать. Не бойся делиться своими переживаниями. Я могу помочь, если ты дашь мне шанс.        Он замялся, как будто обдумывал мои слова. Возможно, что это может быть сложно — открыться кому-то, особенно после того, как его жизнь была полна разочарований. Но я верила, что в глубине души Хун-Эр хочет быть понятым и любимым.        – Ты не должен делать это в одиночку, — мой голос стал тише, стараясь поддержать его. – Есть люди, которые заботятся о тебе, даже если иногда это трудно увидеть. Ты заслуживаешь любви и поддержки, просто знай об этом.        Я надеялась, что эти слова смогут пробудить в нём желание поговорить, поделиться своими чувствами. Может быть, именно в этот момент он поймёт, что не всё потеряно, и что есть выход из тёмного туннеля, в котором он оказался. Его взгляд был полон нежности и надежды, словно он искал в моих глазах ответы на вопросы, которые мучили его долгое время. Я чувствовала, как внутри меня поднимается волна тепла от того, что он наконец-то увидел во мне поддержку и понимание. Это была не просто жалость — это было что-то большее, что заставляло моё сердце биться быстрее.        – Цзецзе и вправду думает, что я не один? — тихо спросил он, его голос дрожал от эмоций. Я кивнула, стараясь передать ему всю искренность своих слов.        – Да. Ты не один. Я здесь, и я готова быть рядом, чтобы выслушать тебя. В твоей жизни есть место для любви и поддержки. Давай попробуем разобраться в этом вместе, — произнесла я, ощущая, как между нами возникает невидимая связь.        В этот момент крыша над нами казалась хрупкой, как будто могла обрушиться от тяжести наших чувств и мыслей. Но я не боялась. Я знала, что если мы сможем открыться друг другу, то сможем создать что-то прочное, что не испугается ни одной бури. Хун-Эр продолжал смотреть на меня с обожанием, и я поняла, что в его глазу пробуждается надежда. Это было началом чего-то нового, и я почувствовала, что, возможно, именно в этом и заключалась наша судьба — поддерживать друг друга в трудные времена, находить свет даже в самых темных уголках жизни.        С моих губ слетел тихий вздох, ведь я ощущала свежесть вечера, и позволила себе забыть о всех заботах и тревогах. Облака, которые раньше были легкими и воздушными, теперь сгустились, и вечер стал наполняться особой атмосферой. Серебряные звезды стали пробиваться сквозь темноту, как будто мир вокруг нас превращался в сказку. Мы отвлеклись от горького разговора, вновь позволив теплу окутать нас с головой, по крайней мере мне так казалось.        – Смотри-ка! — воскликнула я, указывая на небо. Его глаз засиял от восторга, когда он увидел, как звезды начинают мерцать, словно стараясь привлечь наше внимание.        – Ты знаешь, звезды всегда были там, даже когда мы их не видим, — кажется маленький Хун-Эр, и впрямь задумался над моими словами. – Они просто ждут, пока мы обратим на них внимание.             Так всегда говорила мне мама перед сном. Рассказывала о подвигах, демонах и людях, которые всегда были правы и всегда знали, что делать. Что геройство может скрывается в самом неприятном человеке, о котором как о герое даже сказать будет стыдно. Но стоит ему осознать свою силу, как он способен защитить кого угодно, вот и я ждала своего часа, пока не увидела сестру. Мою любимую сестру, что сияла как самая настоящая звезда и даже лучше.        Хун-Эр кивнул, и я заметила, как он с интересом вглядывается в ночное небо, словно пытаясь разглядеть каждую звезду, каждую галактику. В этот миг все остальные мысли отдалились, и мир вокруг нас стал единственным, что имело значение.        Может быть, время действительно можно остановить, если просто позволить себе быть здесь и сейчас. Я повернула голову к Хун-Эру, и наши взгляды встретились. В его глазах отражалась та же радость, которую я чувствовала внутри. Мы были на одной волне, и это было прекрасно.        – Давай загадаем желание! — предложив, я в тот же миг почувствовала, как в груди разгорается искра надежды. Мы закрыли глаза, и я обронила желание, надеясь на её сбыточность.        Прошу, сделай так, чтобы у Хун-Эра появился человек, с которым он сможет разделить свою жизнь. Чтобы он был искренне кем-то любим и не был одинок. Пожалуйста, звёздочка. Я хочу, чтобы он был счастлив.        Когда мы снова открыли глаза, небо уже стало темным, и звезды горели ярче, чем когда-либо. Я знала, что рано или поздно мне придется вернуться к реальности, но сейчас, в этот миг, все было идеально.