Уже взрослый

      Пусть всё бы шло так, как шло. Пусть бы Антон, сидя на последней парте, распевал песни Киркорова, а его единственным слушателем был бы Дима, который, вырывая промежутки, когда друг замолкает, начинал что-то строчить под диктовку учителя, что распинался у доски. Пусть бы в сторону Шаста полетел бы ещё миллион замечаний о том, что нужно молчать на уроках и слушать Павла Алексеевича. Пусть бы он, полулёжа на парте, делал вид, что что-то пишет. Пусть было бы, что угодно, но только не урок русского языка.       Сидя на первой парте в гордом одиночестве, Шастун глазами прожигал в листке дыру уже минут двадцать. А над ним, оставив остальной класс без должного внимания, нависал преподаватель. И что он хочет добиться этим? Пересадил вперед, не оставил возможности списать, а теперь ещё и пялится на Антона. Будто от этого что-то изменится, и парень начнет строчить всё в идеальном виде. Но пока голову не посещали умные мысли о произведение, которое должно было быть прочитано ещё неделю назад. Антон читал… комментарии в тик-ток. Сейчас мозг прокручивал вчерашний вечер и то волнение, которое Шастун еле сдерживал, пытаясь выглядеть перед Арсением максимально уверенно. Чтобы ложь оказалась более правдивой.

***

      Как только Антон добрался до квартиры, он упал на кровать и выдохнул. Он до сих пор чувствовал себя плохо. После приступа сил не осталось совсем. Даже короткий путь до такси казался длиной не меньше трёх километров. Руки кое-как тащили за собой рюкзак, губы с трудом могли отвечать Павлу Алексеевичу на вопросы, глаза всё время закрывались, пугая учителя и Диму. Жутко хотелось спать в школе. На мягкой подушке сон нависал ещё сильнее.       В свежей квартире было хорошо. Пустота дополняла идиллию. Из-за того, что отпустили Антона с трёх уроков, у него было много времени для одиночества. Он поднял «каменную» голову, чтобы найти рюкзак и оценить, насколько он далеко. Ему нужен был телефон. Без времени и смс Антон не смог бы спокойно заснуть. Пришлось приподняться на локтях и, стараясь не слезать с кровати, дотянуться до одной из лямок портфеля. Парень упал вместе с ним на подушку, откопал в небольшом кармашке мобильник и неаккуратно бросил почти пустой рюкзак на пол.       Было всего двенадцать дня. Прекрасно. Врач вернётся лишь ближе к семи. Решив поспать часа два, Антон отписывается Диме, что до дома он добрался, дожидается ответа о том какой он придурок и в следующий раз его никто откачивать не будет, отправляет смайлик, который пожимает плечами, и откидывает телефон подальше от себя. Он закрывает глаза и моментально отключается, приходя в себя лишь, когда ухом ощущает вибрацию телефона.       Попов. Чё ему надо?       Антон открывает глаза только чтобы посмотреть кто его беспокоит. Не поднимая ни рук, ни головы, он пытается взять трубку. Главное не закрыть глаза. Иначе потом открыть их будет сложнее. Арсений не отстанет, пока подросток не ответит. И будет названивать, не давая отдыхать дальше. Ставя Попова на громкую, Антон её же закрывает глаза. — Чё? — полуспящий мозг не может выдать ничего, кроме чуть слышного невнятного мычания. — Через плечо, — Попов передразнивает подростка, но, услышав короткое цоканье, меняет интонацию на более серьезную. — Во сколько уроки заканчиваются? — А чё? — Шастун толком не помнит сколько сегодня должно было быть уроков и совсем не понимает к чему врач задаёт такой вопрос в середине дня. Неужели он собрался домой? Или его пораньше отпустили? Антон совершенно не хочет этого. ему хорошо и одному в большой квартире. — Да ничё, — голос врача начинает становиться более напряжённым, но Антона это особо не беспокоит. — У меня сейчас перерыв. Могу забрать тебя со школы. А то заблудишься ещё. — Ну и чё? — Антон, ты спишь? — Арсений устает слушать тягостную речи парня и уже хочет поскорее сбросить трубку, передумав за кем-либо ехать. Сейчас из Антона нельзя было вытянуть что-то членораздельное и внятное. — Ага. — Вас отпустили пораньше? — Ага. — Ну и спи тогда, — Арсений бросает трубку. Антон ощущает сквозь телефон, как Попов закатывает глаза и недовольно качает головой. Завидует, наверное. Ему-то ещё пол дня в больнице сидеть.       Заснуть вновь так и не получилось. Пролежав ещё около десяти минут, Антон поднялся и сел на край кровати, спустив ноги на пол. Он сильно сгорбился и оглядывался по сторонам. Мир будто погрузился в вакуум. Подросток слышал лишь своё глубокое нечастое дыхание. Рот пересох, невероятно хотелось пить. Такое случалось, когда парень забывал принять лекарства. Тогда он осушал около трёх кружок, а через какое-то время начинал бегать в туалет по несколько раз за пять минут.       Подросток с трудом поднимается с кровати, замечая на стуле комок из своей домашней одежды. Переодеться нужно будет в любом случае. Лучше сделать это «по пути», чем потом возвращаться в спальню специально для этого. Он сбрасывает на пол кофту, рубашку и школьные брюки. Натягивает шорты и серую растянутую майку. Пока Антон полз до кухни понимал, что его ноги начинают «леденеть». Раньше он не замечал, что полы в квартире такие холодные. Тонкие носки не защищали его ступни. Антон предположил, что это могут быть последствия приступа. Внимание на этом он зацикливать не собирался. Хоть такого никогда и не было, но врачу об этом знать не стоило. К тому же всё равно его скоро потащат по обследованиям. Там и так всё узнают. — Антон, ты как? Кушать будешь или уже ел? — ближе к вечеру Арсений вернулся с работы, а подросток так и не вставал с кровати. Лишь крикнул из спальни вялое «привет» и больше не подавал признаков своего существования. — Не хочу я есть, — подросток не мог найти в себе силы на что-то большее, кроме как лежать без сил. Уроки пришлось отодвинуть на дальний план. Мозговую деятельности организм на сегодня не прогнозировал. Парень не отводил глаз от телефона, боковым зрением замечая, как врач садится рядом с ним. — Кушал уже? — Арсений обводит подростка взглядом, замечая, что тот бледнее, чем обычно. — Да кушал, кушал, — Антон не был настроен на разговор, но старался не грубить. Не хотелось ругани и разборок. он лежал с безэмоциональным лицом, стараясь не смотреть на врача. — Что-то я в это слабо верю, — Арс говорил спокойно, проводя рукой по мальчишечьей голени к стопам. — Господи. Ты себя хорошо чувствуешь? Ноги ледяные и бледный весь, — Арс поднялся, подошёл к шкафу и вынул из него плед. — Ничё не холодный я, — Антон выключил телефон. чтобы проследить за действиями врача. — А что ты ел? — Арсений вернулся к кровати и, расправив плед, накрыл им подростка. Он подбил плед около ног, плотно окутывая стопы. А потом резко наклонился ко лбу Шастуна, припав сомкнутыми губами. Придерживая парня за затылок, он замер так на несколько секунд. — Я разогревал белиберду вчерашнюю, — Антон ляпнул первое, что пришло в голову, на деле пропитавшись весь день только кусочком шоколада и водой. — Ну молодец, — врач издал тихий смешок. — Температуры нет вроде. Тебе точно не плохо? — он нахмурился, заглядывая в лицо Антона. — Нет, просто в школе устал. Да и погода, наверное, так влияет. То солнце, то ветер, — Антон кутался в пледе, понимая, что лишь сейчас начал согреваться и организму стало проще приходить в себя. — Хочется спать. — Ааа, — Попов понимающе покивал головой, погладил парня по волосам и, выпрямившись, подошёл к окну, за которым уже практически стемнело. Он плотно закрыл жалюзи и направился на выход из комнаты. — Хороших снов. — Спасибо, — Антон вернул свое внимание к телефону. Мозг вновь начал отключаться. В тепле и практически полной темноте, сон захлёстывал с новой силой. Глаза, как и днём, стали закрываться. В конце концов рука ослабла и выронила телефон, который отключился сам по себе спустя время. Антон засопел и проснулся лишь утром, когда Попов его разбудил. Утром телефон стоял на зарядке и показывал полную батарейку, плед превратился в одеяло, а носки исчезли с ног.

***

      Сейчас Антон чувствовал себя хорошо. Поэтому от сочинения увильнуть не получилось. И дураку было понятно, что Шастун не был готов. На прошлом уроке он сидел и, глядя в окно, представлял, как сейчас было бы хорошо дома на мягонькой кроватке, с кружечкой чая, с любимым телефоном в руке. А находился он на твердом стуле, в одном помещение с далеко немолчаливым учителем, который ухудшал и без того испорченного с утра настроение. Чёртово сочинение! Кому оно вообще нужно? Что оно дает кроме потраченных на него нервов? — Что, Шастун, нечего писать? — уже упоминалась заносчивость Павла Алексеевича? Так вот теперь она не только упоминается, но и проявляется в действие. — Слушать меня надо было, — мужчина стоит с гордо вздернутым подбородком, наблюдая за сгорбившимся школьником, и одной рукой опирается на спинку стула, на котором тот сидит. Но в следующий момент эта самая рука летит вверх и легонько шлепает ученика по лопаткам. — Спину выпрями, — Антон закатывает глаза и нехотя, исполняет прихоть преподавателя.       Через пару секунд подросток тихонько вздыхает и принимается писать то, что считает нужным. Сочинение — это письменное высказывание своих мыслей. Поэтому на бумаге появлялись слегка корявенькие буквы, выражающие то, о чем думал подросток. Хоть он и думал о том, как бы не получить пиздюлей сейчас, а потом ещё и в будущем, но писал не об этом. Темой сочинения был Тарас Бульба. Текст был написан не сильно к нему относящимся. Но написан в итоге был. Причем за минимально короткий срок. До этого Антон сидел пол урока и думал над сочинением, а теперь выдал его одним разом. Павлу Алексеевичу этого не понять.       Рука быстро выводит мелкий текст, который сейчас учителю не разобрать, несмотря на то, что он сильно щурит глаза и накланяется ближе к парте. Но даже так не приходится долго ждать. Ведь Шастун быстро ставит точку, на кой-то черт расписывается в конце листа и, перекинувшись через парту, кладет его на учительский стол.       Под настороженный взгляд Павла Алексеевича он берет ручку и отправляется на своё законное место в конец ряда. Чувствуя себя не слишком уверенно, парень пытается избегать взгляда учителя, который будто примагниченный не покидает его, ни когда он идет к парте, никогда занимает своё место, ни когда, прячась за спинами одноклассников, пытается незаметно достать телефон, который уже высвечивал одно новое уведомление.       Подросток надеется, что Павел Алексеевич не начнет сейчас читать его сочинение. Иначе юмористического представления перед одноклассниками не избежать.       У Антона уже есть шутки учителя, что закрепились за ним, словно клеймо, давно и видимо надолго. Из-за приключений, в которые он вечно влипал, появлялись новые издевки. И ладно если бы это были ученики или ненавистная Антону компания Выграновского. Это были подколы от Павла Алексеевича, который, не стесняясь, мог выдать не слишком уместную, понятную только ему шутку. Порой это забавляло, порой раздражало, порой не стоило ничьего внимания. Но с годами этих подколов становилось больше, а неприязнь к учителю почему-то не росла. Хотя на это были точные причины.       Звонок спасает Шастуна от всеобщего позора и вырывает из мыслей, а Павлу Алексеевичу не даёт возможности дотянуться до листка ученика. Антон, все же понимая, что рано или поздно его творчество будет прочитано, решает быстро удалиться. Он наспех прощается с Димой, кидает ручку в полупустой портфель и вылетает из класса, параллельно заглядывая в телефон. Сообщение, пришедшее от Арсения, заставляет немного напрячься. Ведь неизвестно, что тот хочет.       Попов (мамы) Тох, на меня повесили три головные боли, вчера Хотел тебя забрать, но не смогу Доберись до дома сам, только давай без приключений И застегни куртку, надень капюшон. На улице ветер.       Ох, эта точка в конце. Она раздражает и угнетает. Что человек пытается показать этой точкой? Какой он грамотный? Или может то, с какой интонацией произнесена фраза? Даже если и так, то она ничего не меняет, а только раздражает. Пускай на улице ветер. Даже если бы там был ураган, Антон не стал бы надевать эту стремную куртку. Решив, что сегодня тоже доберётся до дома на такси — денег, которые перевела мама, хватило бы на поездок десять, — он отвечает врачу.

      Вы      

Ок..........

      Закрыв переписку, Шастун подошёл к окну, чтобы подождать Диму. друг жил в той же стороне, куда нужно было Антону. — Димон, го на такси? Я плачу, — потреся перед лицом Димы, который вышел из кабинета телефоном, Антон деловито улыбнулся. — Погнали, — Позов снял очки для зрения и нацепил солнцезащитные. Накинул на плечо рюкзак и качнув головой в сторону выхода из школы, вместе с Шастом отправился на улицу.

***

      Арсений, уставший и измотанный, сидел на кухне рядом с подростком и уже пять минут лениво пережевывал кусочек котлеты. Не было сил, что — либо делать. Даже жевать получалось с трудом.       За сегодняшний день, набегавшись по всей больнице, объясняя практиканткам, что да как, он устал не только физически, но и морально. Девушки смотрели на него именно так, как Арсений и представлял: растерянные, обескураженные и вечно хотящие помочь, но помощь не несла абсолютно ничего, кроме истрачиваемых нервов врача, который пытался объяснить, что сегодня он просто введёт их в курс дела и никакой практики не будет.       Если до двоих вроде как дошла эта информация, то третья — Кира — оказалась до боли неприятной персоной. Вечно вставляя свои аргументы там, где не нужно, она вызывала восторг у главной врачихи и дикое внутреннее раздражение у Арса, которому нужно было стараться держать себя в руках, дабы ни на кого не сорваться. С каждым часом это становилось сложнее. Когда практикантки отняли у него законный перерыв на обед, вся солидарность к ним сошла на нет. Девушки затянули с заполнением карт пациентов. Попов мог их оставить одних и спокойно удалиться. Но банальные ошибки, которые он замечал, пока студентки работали, заставляли сидеть в кабинете. Иначе потом самому придётся всё переписывать.       Всё то раздражение, которое копилось днём и не было выплеснуть вовремя, сейчас переросло в пустой взгляд и медленное течение мыслей. Даже ощущая человека рядом, мужчина продолжал не обращать на него внимания, но из мыслей не выпускал. вернувшись домой сам не свой, врач сперва дернулся от внезапно заигравшей громкой музыки из комнаты подростка. Когда парень заметил врача вся домашняя дискотека была прекращена. И пускай прошло уже много времени в голове, как на повторе до сих пор крутилась та самая песня вперемешку с собственным именем, которое за день прозвучало из уст практиканток раз сто.       На самом деле песня слегка расслабляла и позволяла сосредоточиться на одном. Пускай ее слова даже близко не говорили о расслаблении и спокойствии, все равно становилось немного легче. Кто же знал, что песня о кукле и колдуне так повлияет на уставший мозг.       Арсений резко выныривает из своего внутреннего мира, когда слышит скрип вилки о тарелку. Переводя взгляд на предполагаемый источник неприятного звука, Попов не прогадывает. На удивление, на недовольном лице тут же мелькает слабая улыбка. Мужчина просто видит уставшего, вновь недовольного подростка, который, сидя в растянутой футболке с непонятным принтом, ковырял репу, заботливо приготовленную врачом. Губы, казалось, были обидчиво надуты, брови почему-то хмурились, а сгорбившаяся спина равномерно вздымалась. — Арсений Сергеевич, — Антон выдыхает, не поднимая глаз от тарелки и даже не подозревая, что на нём уже сосредоточено внимание. Арсений жмурится от надоевшего собственного имени и, отведя взгляд, фыркает. — Фу, что за официальность, — он начинает чуть агрессивнее, чем ранее накалывать на вилку макароны, но в рот не отправляет. Ведь даже капелька еды в горло не лезла от скопившейся за день усталости. Антон удивлённо смотрит на врача, не понимая, почему у того данное прозвище вызвало такие недовольства. По-другому подросток старшего никогда не называл. Обращался на ты, но «Арсений Сергеевич» никуда не девалось. — А как мне тебя называть? — подросток легко жмёт плечами, продолжая елозить вилкой по тарелке и издавать новый скрежет, который звенел в ушах и заставлял тело покрываться мурашками. — Не скрипи, — тут же реагирует Попов, бросая вилку на стол, чем пугает Шастуна, который сразу же напрягается и старается стать более незаметным. А врач осознавая, что всё же случайно сорвался, хотя очень этого не хотел, выдыхает и, аккуратно беря вилку в руку, накалывает макароны поновой. — Извини, — кратко отвечает он, сочувствующе наклоняя голову и поджимая губы, но все эти жесты остаются без чьего-либо внимания, ведь сам подросток чуть ли не в стену впечатывается, дабы вновь не попасть под горячую руку. — Тяжёлый день? — интересуется Антон и на удивление слышит спокойный будничный голос врача, что позволяет ему расслабиться и продолжать ковырять репу. — Да, слишком, я бы сказал, — теперь мужчина пожимает плечами и даже хмыкает, считая собственные слова смешными. Но скорее это истерический или нервный смех, не приносящий и капли радости. — Понятно, — подросток отвечает сухо и, кажется, с горстью сожаления и грусти в голосе. Но, внешне не показывая этого, он продолжает медленно жевать и, качая под столом ногой, отмахивать какой-то ритм. А возможно это тоже было от нервов и усталости, также как и у врача, накопившейся за день. А тут ещё и такой стресс пережил от эмоциональных качель Арсения.       Арсений кидает на Антона взгляд и удивляется, что сумел, как ему показалось, испортить настроения парня настолько. Ведь на лице того не осталось ничего от радостных эмоций. Лишь какая-то непонятная каша из усталости, грусти, злобы и обиды. Не понимая, как и почему такое произошло, Арс решил, что ситуацию оставлять в таком положении никак нельзя, поэтому решил начать с обычных будничных вопросов, в надежде, что после разговор польется сам по себе. — А кто такие «головные боли»? — только лишь мужчина открыл рот, дабы задать вопрос, как он прилетел ему самому. И не самые хорошие моменты сегодняшнего дня, только что ушедшие на второй план, вылезли вновь, заставляя тяжело вздохнуть, тем самым вызывая удивление и у подростка, который, стараясь быть незаметным, исподлобья стал глядеть на мужчину. — Это практикантки, — Арсений вновь начинает проявлять злость и недовольство, накалывая макароны, резко тыкая в тарелку, вызывает скрип похуже, чем до этого Антон. — Блять, три девушки, — в конечном счёте, Попов не выдерживает и, вновь бросая вилку с нанизанными на ней макаронами, складывает руки в замок, сгибая локти, и опирает на получившийся кулак подбородок. Взгляд он отводит к окну, за которым уже кромешная тьма, ведь осень есть осень. Холодная, мерзкая и темная, как сейчас.       Как в больнице в обществе с глупыми студентами, которые толком ещё ничего не смыслят, а корчат из себя не пойми кого. Это раздражает настолько, что хочется разорвать, оскорбить кого угодно. Хоть их самих. Но нельзя, ведь потом есть риск слететь со своей должности и опуститься ниже плинтуса. Поэтому вот на Антоне и остаётся отыгрываться. Хоть и очень не хочется, но эмоции льются сами по себе, не собираясь никого жалеть. Но, на удивление, на очередной срыв врача подросток лишь хмыкает и чуть дёргает бровями. — Всё настолько плохо? — искренне удивляется парень. — Что плохого в девушках-практикантках? — он отрывает голову от тарелки и, размахивая в воздухе вилкой с кусочком овоща, что практически сразу отправляется в рот, смотрит на врача, которому, кажется, эти самые девушки доставили максимальное недовольство. — Да, плохо — Попов резко поворачивается на Антона и смотрит настолько жалостливыми глазами, что сразу хочется обнять и приласкать. Но не успевают эти мысли даже полноценно сформироваться в голове подростка, как из Арсения вырывается все, что он тщательно хранил в себе весь день. — Они же идиотки полные. Каждый раз творят кучу всякой фигни, а мне потом разгребать. В тот раз припёрлись, мало того, что все нервы вытрепали, так ещё и в мед. книжках такую чепуху понаписали, что листы пришлось вырывать и за них переписывать, — голос с каждым словом становился все громче, порой переходя на рык. — А при этой швабре, главной врачихе, такие ути-пути «мы умненькие и послушные», — Арсений повышаеи голос и пищит, пытаясь спародировать студентов. — А эта мымра ещё мне что-то предъявляет. Мол, нужно было следить за ними. Только вот как за ними следить, если они как обезьяны лезут туда, куда их не просят и даже не думают о последствиях, — Арсений резко замолкает, смотря прямо в удивлённые зелёные глаза.       Он начинает часто и глубоко дышать, дабы восполнить тот кислород, который потратил во время своей пламенной речи. На душе моментально становится легче, чем было парой минут назад. Весь негатив вышел наружу и теперь ждал оценки от Антона, которая, судя по выражению лица, обязательно должна быть.       Мужчина, начиная осознавать, что видимо напугал подростка, уводит от него глаза и, шмыгая и стараясь вновь занять руку хоть чем-нибудь, берет несчастную вилку, которая уже успела полетать. Антон промаргивается, отходя от немого шока, переваривает всю информацию и решает оказать хоть какую-то, может и слишком слабую, поддержку. — Надолго они с тобой? — он задаёт первый вопрос, что приходит на ум и от ответа чуть не давится собственной слюной. — На неделю и скоро тебе придется пройти осмотр у них, — Арсений не поднимает голову и с горечью сообщает эту новость, уже догадываясь о реакции парня. — Что?! Это с чего ещё? — искренне удивляясь, юноша хмурит брови. В голове почему-то всплывает случай с утренней шоколадкой и становится страшновато от того, что Арсений неожиданно узнал об этом. — Твой плановый осмотр. Я буду рядом, так что бояться тебе нечего, — на губах мужчины проскакивает еле заметная улыбка.       А в голове Антона после разъяснения тут же забывается версия о шоколадке и появляется ещё больше вопросов. Почему он должен даваться в руки каких-то там практикантов, если его лечащим врачом, как бы он этого не хотел, являлся Попов. Лучше уж он, чем эти девки, которых он никогда в жизни не видел и знает лишь о их умственных способностях. — Ну уж нет. Живым не дамся, — четко отвечает подросток, стукая по столу кулаком. Такая реакция вызывает у брюнета смех, хоть и не слишком сильный и чуть слышимый, но все равно смех. Хоть какая-то положительная эмоция за день. — Не бойся. Может они не такие уж и монстры, — смотря на хмурого подростка, вновь сгорбившегося над тарелкой, предполагает Арсений. — По твоим словам именно этими монстрами они и являются, — недовольно бурчит младший, закатывая глаза и нервно хихикая. — Кстати говоря, как ты себя чувствуешь? Таблетки принимал? — Попов наконец отправляет в рот макароны и в приподнятом настроении заводит новую тему. — Потому что я догадываюсь, что твоё состояние вчера вызвано именно тем, что опять ничерта не пьёшь таблетки.       Антон мысленно цокнул. Какой Арсений догадливый. Поразительно. Пусть даже врач прав. Но он об этом никогда не узнает. Сейчас лучше сладкая ложь, чем горькая правда. — Пил, — кратко бубнит подросток, а потом решается добавить. — И сегодня, и вчера. Говорю тебе, я устал вчера, поэтому такой был. — Сделаю вид, что поверил. Пойми, что этим ты не мне хуже делаешь, а себе. А как обстоят дела с уроками? — Всё сделал.       У Арсения в голове мелькает воспоминание, как он сам когда-то сидел, утирая Антону слёзы, и помогал делать английский. Как оказалось потом, Попов тиран и мучитель бедного мальчика. Тогда текст на английском был выучен, пятёрка получена и они с Майей просто посмеялись над такими высказываниями пятиклассника. Сейчас в слова подростка хотелось верить. Но понимание того, что Антон давно не маленький и учится в старших классах, говорило, что половина домашки осталась нетронутой. — Ну — ну. Если что, это будет на твоей совести.       Антон лишь недовольно покачал головой и больше они к этой теме не возвращались. А литература и история остались невыученными. До конца ужина парни молчали. Антон лишь с сарказмом похвалил репу от Арсения, помыл посуду за собой, за Поповым, который молча подкинул ее, как кукушка птенца. Потом они выключили на кухне свет и разошлись по своим комнатам, открыв на лоджии окно и двери, ведущие на нее, чтобы проветрить.