Моё последнее молчание

Зацикливаясь на проблемах, мы забываем жить.

      Я открываю глаза и вижу белый потолок своей комнаты. Из-за светлых штор прорываются теплые лучи солнца — они падают мне на лицо, руки и путаются в волосах. Солнечные зайчики, что отражаются от изголовья кровати, бегают по комнате. Уверена, это очень завораживающее зрелище, но я слишком хочу спать. Зеваю. Думаю, если я сегодня посплю на капельку больше, то тётушка даже не узнает. Она все равно пропадает на своей работе, так откуда ей знать, что позволила себе поспать немного дольше чем обычно? Единственное, Марта может ей доложить. И она доложит. Ох, эта плохая Марта! Все время она тётушке жалуется на меня!       В большом особняке вновь тихо. Я решаю все же встать, чтобы потом не ссориться с тётушкой. Потягиваюсь, широко зевая. Сегодня хороший день, хотя летом каждый день — сказка. Очень люблю это время года. Особенно из-за того, что у меня День Рождение в июле месяце, а сейчас… Июль! Я быстро перевожу взгляд на стол и пытаюсь сконцентрировать взгляд на календаре — тринадцатое июля! Сегодня мой День Рождение! Как я могла забыть? Я вскакиваю с кровати и подлетаю к зеркалу, быстро беру расчёску в руки и привожу себя в порядок — тётушка обещала остаться сегодня дома и провести целый день со мной! А ещё она не переносит, когда я появляюсь перед ней в пижаме и с гнездом на голове — она говорит, что настоящая леди не должна выглядеть так на людях и я ее понимаю. Вряд-ли кому-нибудь приятно видеть такую меня — сонную и растрёпанную.       Надеваю серый сарафан и быстро обуваю черные туфельки. На голове — высокий хвост с большой, красивой резинкой — тётушке понравится, точно понравится!       Аккуратно, почти бесшумно выхожу на коридор — делаю вид, будто я ещё сплю, чтобы напугать тётушку Аннет своим неожиданным появлением. Спускаюсь в холл большого дома и никого не встречаю на своем пути. Тётушка точно в кабинете, идти до него ещё пол пути. Странно, что так тихо. Наверное, Аннет отпустила всю прислугу, чтобы мы провели этот день полностью вместе. От этой мысли сердце начинает быстрее биться — мы так давно не оставались вместе. Я больше ждала возможности остаться с тётушкой, нежели самого праздника.       Тихо крадусь к большой дубовой двери. Дёргаю ручку и вхожу:       — Бу! — мой звонкий, детский голос отдается эхом по всему помещению. Тётушки в нем нет. Есть только заваленный бумагами и документами стол, кожаная софа и стеллажи с папками. Улыбка сползает с моего лица сама по себе. Я бегаю взглядом по комнате в надежде увидеть лицо самого родного мне человека, но не нахожу ее. Неужели она забыла о моем Дне Рождении? Но она ведь обещала! А если тётушка Аннет обещает — она всегда держит свое слово! Она не могла. Не моя Аннет.       Я выбегаю из тетушкиного кабинета чуть-ли не в слезах. Бегу в ее спальню. Дверь сменяется дверью, а персидский ковер все никак не закончится. У него красивая расцветка: королевский красный, серый, оттенка мокрого асфальта — таким его прозвала Элли в детстве — и красивый синий. Концентрируя свое внимание на ковре, я не заметила, как зацепилась носком туфель об выступ этого самого ковра. Я никогда не любила падать — после этого самого падения раны заживали очень долго. Так же как и шрамы, что обволакивали все мое тело в разных местах. Одним словом, я ненавижу падать и ненавижу шрамы. Вот и сейчас я сижу на саднящих коленях, опираясь на ладони. Кровь сочится из раны и я начинаю опасаться насчет того, что в ранку зайдет инфекция. Поднимаюсь, глотая ком в горле, я все же подхожу к спальне Аннет и дергаю ручку двери. В комнате пусто. Что и следовало ожидать — тетушка забыла обо мне.       Руки опускаются и я иду в сторону кухни. Мои шаги совсем не слышны — во-первых, я еще слишком маленькая, а во-вторых, звуки заглушает ковер. Большие двойные двери всегда мне не нравились, но Аннет говорила, что это почти то же, что двери в Нарнию или как в сказке с Рапунцель. И я стараюсь просто не обращать на нее внимание. Открываются они легко, да так, что я быстренько проскальзываю внутрь. Пусто. Абсолютно.       Выхожу в холл вновь, и натыкаюсь на рыжую шевелюру Марты.       — Агата? Ты уже проснулась? Пойдем.       — Марта, где тетушка?       — Агата, послушай, — лицо Марты искривилось в неприятной гримасе — такой страшной, что мне захотелось сбежать от нее. Она вздохнула.       — Я не хочу слушать! Отведи меня к тетушке! — Марта вздохнула и покачала головой. Иногда я бываю слишком капризной. Но сейчас я просто не в настроении.       — Нет, Агата, пойдем позавтракаем и..       — Нет! — я вскрикиваю и стараюсь оббежать Марту кругом, дабы добраться к главному выходу. Марта в три быстрых шага преграждает мне путь и я не успеваю остановиться — врезаюсь в нее. Кожа к коже. Мои руки на ее талии, касаются ее локтей, а ее — на моей голове. Больно. Боже, как же мне больно!       Вновь эта адская боль и меня бьет током. Кожа покрывается красными волдырями и ожогами.       Марта буквально отпихивает меня от себя и кричит от ужаса. Ей страшно смотреть на меня. А мне больно смотреть на открытые участки кожи. Мне просто больно. От всего: от того, что моя кожа пылает огнем и от того, что завтра я уже буду лежать в больнице под капельницами, от того, что через неделю у меня появятся новые шрамы. Но, больнее всего мне от того, что тетушка забыла о моем Дне Рождении.       Свое девятилетие я провела под капельницами и в бинтах, в белой палате, с ожогами третьей степени. Марту уволили, а тетушка еще долго просила прощения. Эта аллергия — мое проклятие. Моя жизнь — сплошной страх от контакта с людьми, кожа о кожу. Страх, что однажды после одного контакта меня уже не спасут.