unfair

– Папа, а через сколько самолет? – все не унимается маленькая девочка, перебирая подвесочки-брелоки на своем разноцветном чемоданчике с изображением персонажей детского мультика. – Еще час, милая, – отвечает Кевин, заправляя выбившуюся пядь тонких мягких волос за ухо, – Имей в виду, полет будет очень долгим, точно капризничать не будешь? – Мне уже не пять, – бурчит Мелани, оставляя чемодан в покое и поворачиваясь лицом к отцу, – А мы съездим к дяде Чанхи и дяде Енхуну? Кевина бросает в дрожь. Но ему молчать нельзя. Нужно что-то ответить и желательно так, как бы потом он посоветовал прошлому себе отвечать на вопросы в будущем. – Конечно, – Мун выдавливает настолько уверенно, насколько это возможно, – Если они не будут заняты. Папа с дочкой замолкают на пару минут. Девочка рассматривает с интересом проходящих в спешке мимо людей, стараясь зацепиться взглядом за каждого и никого не пропустить. А Кевин делает абсолютно тоже самое, только с немного другой целью. В груди плещется тревога не только от вводящего в ступор вопроса от его ребенка, но и от ситуации в целом. Все ли будет в порядке? Хоть они и не в первый раз летят из Канады в Корею, но переживает Мун каждый раз, как в первый. Так, что ноги потряхивает. Хотя его ребенок прав. Ей уже не пять. Ей уже одиннадцать, удивительно как быстро летит время. Вроде недавно они с Джейкобом взяли ее трехлетнюю. И они уже летали два раза за границу. И тем не менее, первый раз Муну вспоминать не хочется от слова совсем, хотя бы потому что Мелани тогда было шесть. И не только. – Вегетарианских сендвичей не было, поэтому я взял с индейкой и фруктовый, – Кевин вздрагивает от неожиданного голоса возле своего уха и вмиг разворачивается, встречая Джейкоба с забитыми едой руками, – Ты чего так пугаешься? – Я ожидал, что ты выйдешь с той стороны, – Кевин носом показывает туда, куда смотрел все это время, и вздыхает с облегчением, ведь действительно испугался. Он забирает пачки с сендвичами, а Джейкоб сразу, как руки становятся свободными, тормошит своего мужа по волосам,  успокаивая. – Чем занимались, принцесса? – Бэ садится рядом с чемоданами на свободное место зала ожидания аэропорта, точно также погладив свою дочь по голове. Его действия отражают безграничную любовь, которая, кажется, даже ощущается в воздухе. – Ничем, – вяло отвечает ребенок, принимая раскрытый бутерброд из рук первого отца. Вдруг девочка как струнка вятягивается на сидении, обращаясь к старшему, – Папа, а мы поедем в гости к дяде Чанхи и дяде Енхуну? Кевин тут же переводит тревожный взгляд на мужа, не смея перебивать ни его, ни свою дочку. – Конечно, милая. Если они будут свободны, то обязательно. Но сначала, мы съездим к дяде Джеффу, хорошо? Мелани с набитым ртом радостно кивает, размахивая маленькими ножками. Ответ Джейкоба видимо прозвучал авторитетнее или более убедительно для ребенка, но Кевин был безмерно благодарен старшему за то, что тот читает его мысли, так просто, почти не задумываясь. Хотя вероятнее, что они просто думают одинаково. Наконец мучительные часы ожидания подходят к концу. Однако тревога не исчезла из груди. Этот полет прошел как нельзя хорошо. Лучше, чем все остальные. Мелани смотрела мультфильмы и спала, иногда папа Мун ее развлекал, потому что ему не спалось, а Джейкоб проспал почти всю дорогу. Счастливый человек.

***

– Дядя Джефф! – подбегает с криками уже совсем взрослая девочка к брату Джейкоба и крепко обнимает его. Младший Бэ подходит вслед, тоже обнимая его еле ощутимо. – Совсем большая стала, принцесса. Как долетели? – дядя Джефф всегда был как большой плюшевый мишка, которого хочется не обнимать, а утопать в его объятиях. Кевину всегда он нравился, с момента, как Коб впервые рассказал о нем с таким теплом в глазах и благодарностью, что создается впечатление, что это ангел во плоти. Хотя, для Джейкоба все его близкие люди ангелы во плоти. Но Кевин – это его ангел хранитель, со слов самого Бэ, отчего Мун всегда покрывался едва заметныи румянцем, который действительно ощущался только на его ушах, – Здравствуй, Кевин, очень рад видеть тебя снова. Как долетели? – Здравствуй, Джефф, взаимно. Долетели хорошо, Мелани даже не скучала, кажется. – Неправда! – возражает ребенок, – Это было ужасно скучно, кроме того, когда папа Бин мне рассказывал смешные истории. А папа Коб вообще все время спал! Джейкоб отшучивается, тормоша маленькую макушку. Кевин понимает, насколько он счастлив.

***

– Привет, Енхун, – почти шепчет Джейкоб как только дверь в злополучную квартиру открывается. Перед ним стоит Ким, кажется, не в домашней одежде, возможно только с работы. Лицо его все так же утонченно красиво, однако есть черты, которые изменились с их молодости навсегда – это потухшие глаза и пара морщин возле глаз и на лбу. – Привет, Коб, – Енхун все-таки выходит за порог, чтобы обнять старого друга, с которым кажется дистанция размером в пропасть, и улыбается, – Ты похорошел. – Ты тоже выглядишь неплохо. – Не ври мне, друг. Когда они проходят вглубь квартиры, интерьер которой ничуть не изменился, Джейкобу на плечи падают невидимые каменные плиты, а из окна веет легкий осенний ветерок. Ощущение тюрьмы. – Знаешь, Енхун, – Бэ прерывает гнетущую тишину на кухне, пока Ким с опущенными плечами готовил лимонад из минеральной воды и сиропа, – Мелани очень хочет увидеться с тобой. – Как она, кстати? – Хорошо, в послений класс начальной школы пойдет уже. – Как быстро время летит. Как Кевин? – Также. Переживает за тебя, ты же его знаешь. – Со мной все в порядке, Коб, правда, – бросает Ким и ставит два высоких стакана с трубочкой на стол, присаживаясь напротив гостя, – Я бы хотел извиниться. – Тебе не за что извиняться. Разве что с Хендже тебе, возможно, стоило бы поговорить. – Думаешь? Он меня не простит. Таких слов не прощают. – Ты в горячке выпалил это. – Так это дела не меняет, Джейкоб. Я на самом деле не знаю зачем я нахожусь здесь, – Енхун теребит трубочку, прислушиваясь к шипению газиков из стакана, – Прости, это не то, о чем ты хотел бы поговорить, я прав? – Ты мой друг, Енхун. Я готов говорить с тобой, о чем угодно. – Даже о Чанхи? – Даже о нем. И в воздухе воцаряется тишина. Джейкоб старается сохранять умиротворение, хотя пару клеток кожи опаляются напряжением Кима. А тот вжимает пальцы в стакан, сжимая его, желая на самом деле сжать себе горло. – Знаешь, как мне было невыносимо ходить к нему каждый день? Его брат не появлялся у него месяц. Когда я просил сходить туда вместо меня, он отвечал, что ему больно видеть своего брата в таком в таком состоянии. А мне было не больно? Смотреть, как все, что помогает ему не задыхаться от боли – это уколы морфина. И то, последний месяц ему даже они не помогали. А я их ему ставил только, хоть и ни разу в жизни шприца в руках не держал. Кажется, несправедливо. – Ему очень повезло, что ты был с ним, Енхун. Поверь, я помню как сильно ты его любил, – Джейкоб сжимает руки в кулаках, помогая себе более тщательно подбирать нужные слова. Хотя он знает, что ни одна самая святая фраза на этом свете не вернет Енхуну того, без кого его жизнь для него кажется бессмысленной. – И люблю, – выдыхает Ким, всхлипывая и сразу вытирая подступающие слезы, – Почему ему досталась такая мучительная смерть, я не понимаю. Джейкоб уже не пытается как-то прервать тишину, потому что это все выльется во все тот же разговор, от которого у него сердце кровью обливается. О том, что лучше бы Енхун был более внимателен, о том, что он недостаточно ухаживал за ним, о том, что он гнида, раз умудрялся ругаться с Чанхи в его состоянии, о том, что неправильно в двадцать три говорить о смерти, о том, что лучше бы умер Енхун, вместо него. И никакие утешения о том, что Чанхи для него такого точно бы не хотел, тоже не помогут. Проходили Джейкоб надеется, что когда-нибудь его друг сможет вспоминать о Чанхи без слез. Но не вспоминать о нем нельзя. Ведь люди живы в наших воспоминаниях. – Прости. А Енхун вспоминает каждый день. Не вспоминать нельзя. Ночью вместо воспоминаний он видит сны. Сны, в которых они были счастливы? Тогда Чанхи постоянно отвергал его, истерично водя носом. Тогда он ругался на Кима за то, что тот слишком неуклюжий. Тогда он ворчал на него и просил не писать ему в какаоток каждые пять минут. Тогда они были действительно счастливы. Последнее слово, которое Ким услышал из уст умирающего Чанхи до сих пор режет его на куски и пульсами бьет по ушам ночами. Вымученное «отпусти» воспринималось никак не иначе, как «уходи». Но даже когда в муках Чхве все-таки вздохнул в последний раз, Ким не смог уйти. И отпустить тоже не смог. – Не хочешь встретиться с Мелани? Я думаю, Чанхи был бы рад тому, что ты увидишь ее.

***

Енхун не знает как перетерпеть эту боль. Эта дыра в сердце никак не затягивается. И скорее всего не затянется. Первую неделю после похорон он был в запое. И ему на самом деле было легче, как ему думалось. Но он ничего не помнит, все было заполнено пеленой и мраком одновременно.  Только на девятый день Чанхи пришел к нему во сне. И напомнил, что всегда запрещал ему пить, ведь тот становился злым и крикливым. После той ночи, Енхун не выпил ни грамма алкоголя. Его Чанхи для него работает лучше любой кодировки. А та неделя была самой кошмарной для Джейкоба и Джуена и казалась бесконечной. Каждый день они приходили к Киму домой, чтобы проверить, жив ли тот. В лучшем случае Енхун был в невминозе и поливал лучших друзей всеми возможными помоями в истерике и слезах. А в худшем они стояли перед дверью, за которой была неизвестность. Однажды вместо Джейкоба Джуен пришел со своим парнем Хендже, и Енхуну снова сорвало крышу. Ему было тошно видеть своих друзей счастливыми, когда он должен мириться с тем, что его постель пустая, с тем, что никто больше не возьмет его за руку, не обнимет за плечи, не наругает за пролитый кофе, не скажет с вымученным от боли голосом о том, как устал. Этого уже не случится. Енхун орал, разрывая глотку, обвинял всех, особенно себя. А после того, как Хендже решил не терпеть это, показушно захлопнул дверь. И Енхун прекрасно понимает его и совсем не злится на него, только на себя. Прошло около десяти лет, а Енхун с того момента так и ни разу не поговорил с Джехеном.

***

– Хуни, о чем ты мечтаешь? Чанхи, сидя на кровати в позе лотоса, гладит нежно прильнувшую к нему Бори, крепко укутавшись в одеяло. Собачка периодически похрюкивает да зевает, довольно распластавшись на острых коленях. – Я? Уже ни о чем, – отвечает Енхун, не отвлекаясь от экрана. – Как это так? - Чанхи морщит нос в непонимании. – Ну, раньше я мечтал о том, чтобы ты стал моим парнем. А сейчас ты эту мечту воплотил в жизнь. Чанхи смущен, но вида не подает. Ему даже стыдно за то, что Енхун когда-то так упорно пытался добиться его доверия. Ведь Чанхи иногда был не очень тактичным со старшим. Однако Енхун этого уже не помнит, для него полгода усердных ухаживаний и разбитого в крошку сердца замылились размеренными утрами в теплой постели и романтичными уютными вечерами под пластинки Дэвида Боуи. И конечно же с Бори. – Ты странный, – бурчит Чхве, почесывая песеля за ухом. – Ну а ты? Ты о чем мечтаешь? – Енхун наконец разворачивается, прерываясь от работы, чтобы посмотреть прямо в глаза для наичестнейшего ответа. – Я? – Чанхи задумался, – Я мечтаю прожить счастливую долгую жизнь с тобой. И с Бори. – Ну это же не мечта, Чан-и, – со смешком отвечает Енхун. – Для меня мечта, – Чанхи улыбается в ответ, целуя собаку в мокрый нос, скрывая какое-то странное щемящее и давящее чувство в груди.

***

Комната как парилка, со лба стекает пот, а стоны кинжалами впиваются в нервные окончания, не оставляя и шанса на пощаду. Чанхи мечется по кровати, ногтями раздирая кожу на руках, по венам льется раскаленный свинец, но холод нитями пробирает до кончиков пальцев. – Чанхи, – Енхун влетает в комнату, отбрасывая всю защиту младшего в виде одеяла на пол, – Почему ты мне не позвонил? Чхве не в состоянии отвечать, он может только кусать язык, чтобы не заорать от боли, и хвататься руками за рукава Кима. Енхун хватает с полки заранее подготовленный укол, снимает колпачок с иглы и вонзает его прямо в предплечье. Все действия автоматичны, на глазах собираются слезы, ведь агония проходит мучительно медленно, Чанхи все еще взвывает, но уже не с такой силой и болью в голосе. Ким гладит младшего по голове, совершенно беспомощно и бесполезно, пока тот судорожно вжимается в тело старшего. – Чан-и, – младшему, кажется, стало лучше, дрожь в теле прошла, а хрупкие ладони ослабили свою хватку. Наконец морфин подействовал, – Тебе лучше? – Я в порядке, спасибо, Енхун, – прерывисто выдавливает из себя Чхве, колачиком сворачиваясь вокруг руки старшего. Енхун видит, как Чанхи засыпает, и сдерживается, чтобы не разодрать себе горло, в котором он держит подступающие слезы. Шевелиться нельзя, потому что Чанхи проснется.

***

– Он палеативный, да, – выдыхает Ким, не давая покоя трубочке в стакане с айс американо. – Но как? Он же буквально полгода назад в ремиссию вышел? – Хендже вспыхивает не столько из злости, сколько из непонимания. Енхуна крайне смущает данный вопрос, потому что он не выбирает через сколько раку вернуться, – Прости, херню сморозил. – Метастазы почти во всех органах, видимо новый очаг образовался очень быстро и разнесся по всему телу почти моментально. Даже если бы мы его заметили, ничего сделать не успели бы. – Как он себя чувствует? – спрашивает Джуен, сжимая кончики пальцев не только рук и ног. От описания Енхуна внутри все переворачивается. У Хендже спазм в где-то желудке, он не знает почему именно им достался такой крест. – Плохо. Говорит, что хочет эвтаназию. – А ты как к этому относишься? – Я? Я готов горло себе перерезать, когда он об этом говорит. Но я даже на четверть не представляю, как ему больно. Я не буду ему препятствовать. – Я думаю, это самое разумное решение, Енхун. Но ты ведь говорил с ним? – О чем? – О том, что будет после. – Я не хочу об этом разговаривать. – А Чанхи? – Джуен старается надавить, ведь иначе старший говорить откажется. Енхун из кожи вон лезет, чтобы спасти. Он не рассматривает иного варианта, как тот, что Чанхи выздоровеет в какой-то прекрасный момент и они вместе улетят отдыхать на Чеджу. Чанхи очень хотел слетать туда напоследок. Но Енхун не согласен везти его туда в последний путь, ведь это неправильно. Их история не должна закончиться сейчас. Они же ничего не успели. Чанхи обязательно поправится, он будет ходить, не сгибаясь от боли, он будет в состоянии сидеть больше получаса в день, они будут любоваться морем на берегу, шепча нежности под ухо, они будут есть мороженое, они будут гладить кошек и собак, они будут любоваться рассветом и закатом, держась за руки, они будут- – Он готовит меня к своей смерти, но я не знаю, как к этому подготовиться. Они не будут.

***

– Папа, папа! Пойдем запускать змея, – Мелани тянет отца за рукав, вытаскивая его из-за стола, за которым он сидел со своими старыми друзьями, – Ну папа, ты же обещал! – Хорошо, хорошо, – Джейкоб берет дочь под руку, чтобы та не оторвала ему рукав, – Я схожу с ней, иначе мне это не простят. Бэ покидает стол, оставляя хозяев наедине с Кевином. Честно говоря, он чувствует себя минимально комфортно в этом окружении. И не то, чтобы Кевин не считал Джуена и Хендже близкими друзьями. Но появились они в его жизни однозначно благодаря Джейкобу. С Джуеном Бэ познакомился еще в школьные годы, когда его попросили сыграть за школьную сборную по волейболу. Тогда они где-то и Енхуна подцепили. Так и дружили до самого выпуска из универа. Думали, что эта дружба останется с ними навсегда обещанием на мизинчиках, но жизнь снисходительна не ко всем. Этого суждения абсолютно точно придерживается Мун. – Как у вас с работой? – решает разрядить обстановку канадец, считая грани на стакане. – Да неплохо, – отмахивается Джехен, размешивая уже давно приготовленный салат, – Джуена повысили недавно, теперь дома появляется дай бог в выходные. – Ого, поздравляю, – Кевин переводит взгляд на смущенного Джуена. – Мы все равно там видимся, я не знаю, что тебя не устраивает? – Раз не понимаешь, потом объясню, – Хендже ухмыляется, заставляя младшего покраснеть пуще прежнего. Кевину становится очень неловко, – Надо вместе на природу выбраться. Как в старые-добрые. – Хорошая идея, – соглашается Мун, все еще не оставляя стакан в покое, собирая в себе все внутренние силы, которые он имел, чтобы задать тот самый вопрос, – А вы с Енхуном не помирились? Мелани очень хотела его увидеть, я думаю можно было бы всем вместе и съездить? Кевин произносит эти слова на одном дыхании и комната погружается в напряженную тишину. Хендже сглатывает слюну, моментально меняясь в лице, хотя подсознательно, он думал, что если не Кевин, то Джейкоб обязательно задаст этот вопрос. Джуен чувствует напряжение своего хена и обхватывает необъятной ладонью его бедро, легонько сжимая. – Мы с того дня не общались с ним, – отвечает Джуен сухо, как будто его это совсем не волнует. Это совсем на него непохоже. Кевину кажется, что Джуен врет. – Я понял, – Мун поник, крепче вонзаяясь в несчастный стакан, под ложечкой сосет, а в руках будто мышцы от костей отсоединяются. Атмосфера максимально некомфортная. – Джуен, у вас есть клей? У нас змей порвался. Одна из причин, почему Кевин любит Джейкоба заключается в том, что он всегда приходит в нужный момент.

***

Ночь накрыла Сеул, но за окном слепят яркие фонари, вывески и все прочее, что свойственно кипящему мегаполису. От этого Кевин себя чувствует отчужденно, словно его закрыли в банке со светом. Стоя возле окна, накрывшись пледом, он думает о том, как соскучился по дому. Хоть их отпуск совсем не в тягость для него, но тянущий дискомфорт в груди Мун деть никуда не может. К утру, он надеется, это пройдет. Дверь отворяется, пропуская струи теплого света в комнату. Джейкоб заходит мягко, еле слышно, подкрадываясь к младшему со спины. Кевин не слышит его шагов, но чувствует их. – Мелани спит, – Бэ подхватывает спадающий плед и поправляет его на чужих плечах, оставляя на них свои руки, – Ты в порядке? – Да, конечно, – Кевин поворачивается внутри объятий, обхватывая талию старшего, а затем положив подбородок на плечо, – Просто устал немного. – Отдых – это тоже труд, – смеется Джейкоб, вдыхая запах шампуня, – Нам надо выспаться. Завтра в аквапарке Мелани с нас всю шкуру спустит. – Это уж точно. Кевин улыбается куда-то в ключицу, расслабляясь под размеренное дыхание и нежные похлопывания по спине. Больше по дому он не скучает. Кевин благодарен судьбе, что встретил Джейкоба. Джейкоб благодарен Кевину за то, что тот разделил с ним свою судьбу.

***

– Мелани, беги сюда, – Джейкоб хлопает по коленям, как только девочка подбегает к нему, он подхвает ее под руки и садит к себе, – Дядя Енхун передал тебе подарок. – А в гости он не придет? – девочка дергается на коленях в негодовании, – Давайте сами к ним сходим! Я хочу поиграть с дядей Чанхи тоже! Ему в прошлый раз, кажется, было нехорошо, но он все равно играл со мной. И уже много времени ведь прошло. – Они очень заняты, принцесса, – Кевин подходит из-за спины и берет в руку жиденькую косичку, которую сам же утром заплетал, – Но они просили передать, что очень соскучились по тебе. Кевин чмокает девочку по носу, не зная как побороть отвратительное, разъедающее чувство внутри. Врать ребенку ощущается грехом для него. Но он искренне не знает, как сказать ей, что к ее дядям жизнь оказалась не так благосклонна.  С Енхуном договориться Джейкоб так и не смог. Кажется, корни Енхуна уже было не спасти, он гниет и гниет с каждым солнечным днем или сезоном дождей. И Хендже уже не желает, чтобы что-то менялось. Ведь они и так сделали, что могли, Енхун не хочет исцеляться. Так сказал Хендже. И Кевин частично его понимает. Но признавать, что жизнь отвернулась от Енхуна, не хочет. В последствии он сам отвернулся от нее, хоть это очевидно, что Чанхи не такого исхода хотел для Кима. Но кажется, иначе жить уже невозможно. Слишком больно видеть всех счастливыми в этом мире кроме себя. Джейкоб чувствует вину. За то, что они уехали именно тогда, когда Чанхи поставили диагноз. За то, что Кевин не мог быть с ним, хотя так хотел. За то, что сам был недостаточно рядом со своим лучшим другом, когда тот медленно умирал.  Джейкоб понял, что все кончено, когда Енхун ему сказал: «Если бы таким как я делали эвтаназию, меня бы уже здесь не было». Отпуск подходит к концу, а семья Мун-Бэ возвращается домой. Сидя в самолете, Кевин не знал, как сказать Мелани, что она больше никогда не увидит дядю Чанхи и дядю Енхуна.