Vis a Vis: El Mundo

Сальма пробежала глазами по расслабленным лицам. Хорхе — этот «миллениал с макбуком» — сидел за столиком в самом дальнем углу. Место было замечательное, почти без свидетелей. Разве что Фредди-Фаррух в излюбленной триумфальной позе мог что-то услышать или подсмотреть: вся стена была увешана его знаменитыми снимками. Женщина простучала каблучками мимо оживившихся при ее появлении мужчин и приземлилась напротив ожидающего уже битый час друга. Если бы Мака посмотрела на этого «друга», она сразу бы поняла, что он — слава всем святым! — гей. Сальма как женщина его совершенно не интересовала. — Прости, дружище. В пробке застряла, — соврала Зариф, поправляя алую рубашку. — Совершенно ничего не успеваю… — Она еще раз взглянула на часы, чтобы признать свое поражение. — Все в порядке? — Мужчина махнул ручкой официанту. — Может, воды со льдом? — Эспрессо и воду, пожалуйста, — сказала блондинка парню с меню и вернулась к диалогу: Надеюсь, я не отняла у тебя много времени? Я все оплачу. Время деньги, это все знают. — Ой, дорогая. Приятно, конечно, но… Расслабься. — Хорхе игриво отмахнулся. — Думаешь, я такой крохобор? Буду обдирать тебя как липочку? — Гей прищурился и цокнул язычком. — Я тебя обожаю. — Сальма послала ему воздушный поцелуй. — Ты душка. — Но счет ты все-таки оплатишь. — Мужчина расплылся в широкой улыбке. — У меня сегодня очень хороший аппетит. — Да не вопрос. — Зариф откинулась на спинку стула. — Может, я и вправду потерялась? Вчера я опоздала к Чжан Ци… Представляешь? К самому Чжан Ци! — Она запустила пальцы в волнистые волосы и помассировала кожу головы пальцами. — И правильно. Этому сукину сыну еще надо говна за шиворот накидать… Ой, извини. — Хорхе прикрыл рот ладонью и прошептал: Я углубился в его дело не на шутку. Там мрак! — Так, мне нужно всё! — Сальма схватилась за ноут. — Дай мне это. Срочно! — Подождет этот хмырь. — Хорхе постучал ей по рукам. — Ты сегодня какая-то слишком оживленная, — заметил мужчина, рассматривая розовые щечки своей давней подруги. — Случилось что-то, о чем я не знаю? — Он снова прищурился. — Мне казалось, у тебя депрессия и дичайший завал на работе. Разве нет? — На работе правда завал. Но я стараюсь все разрулить. — Зариф приняла свой кофе и сразу сделала глоток. — Ох… Мне просто надо проснуться. Я готова отключиться прямо здесь и сейчас. Глаза закрываются. — Она перенеслась мыслями в место на теле, которое устало больше остальных, и подавила улыбку. — Нельзя столько работать, Сальма. — Хорхе протянул ей флешку с данными. — Ты же как шарпей будешь. Я вот не поспал ночь, и у меня две новых морщины. Вот тут. — Он ткнул себе между бровей. — Ты, может, и не видишь, а я-то вижу… Я же против ботокса! Наказание какое-то! Вот за что мне это, скажи? — Я не работала, Хорхе, — кратко ответила подруга и, сунув накопитель в планшет, открыла папку «говнюк ЧЦ». — И что тут у нас, говнюк Чжан Ци? — Значит, Рауль постарался? — Мужчина закатил глаза. — Я так и знал. Он горячая штучка. — Это был не Рауль. — Сальма достала из футляра очки и снова посмотрела на экран. Она заметила, что Хорхе буравит ее взглядом. — Ну что? — Так ты нашла себе новую зверушку! — Парень заерзал на стуле. — Так, рассказывай… Кто он? Красивый, да? Ну, что я спрашиваю… Конечно, красивый. Поди, вулкан ходячий… — Хорхе навалился на столик. — Значит, Рауль теперь свободен? — Рауль теперь свободен, но он стопроцентный гетеросексуал. И как у тебя может вставать на гетеро? — Сальма тихо рассмеялась. — Он бишка, просто еще не знает об этом. — Парень надул губы. — Он раскидывает свои трусы по всей квартире. — Понятно. Гетеро, — заключил друг и, обхватив губами трубочку, отпил из стакана с горой взбитых сливок. — Так кто он? Кому так повезло? Не томи. — Давай сначала решим деловые вопросы? — Сальма наклонила голову. — Подожди, что? — Она смотрела на оцифрованную вырезку из газеты. На ней была юная пара китайцев. — Ничего мы решать не будем. — Хорхе дернул плечом. — Просто уничтожь этого говнюка. И все будут счастливы. — Я ничего не понимаю. Тут плохо видно. — Зариф максимально прищурилась, рассматривая плохо пропечатанное изображение. — В каком это формате? В «джипег»?! — Скажи спасибо, что я вообще это нашел. Хорошо, что у меня есть друзья-геи из Китая. Попросил одного порыться в архивах. — Мужчина унесся мыслями в сладостные воспоминания. — Кстати, очень большой чинуша. Военный. — И гей. — И гей. — Хорхе снова сделал глоток. — С двумя детьми, — добавила Зариф и покачала головой. — Как ты узнала? — Он округлил глаза. — Несложно догадаться… Так и о чем это всё? Я сейчас глаза сломаю. — Сальма сняла очки и откинулась на спинку стула. — Когда Чжан Ци было двадцать, он изнасиловал пятнадцатилетнюю девочку, — прошептал Хорхе, оглядываясь. Дело тогда замяли. Сама понимаешь, его семья деньги лопатой гребет. Осталась только эта статья. Тираж газеты изъяли, а журналиста то ли убили, то ли посадили. Я так и не смог выяснить. Осталась вот такая копия, очень плохого качества. — Мужчина постучал по крышке ноута. — Наша удача, что она вообще сохранилась. Ты же знаешь, как все прячут в Китае. — Я не сомневалась, что Чжан Ци полон тайн, но как это связано с Янем? — не понимала подруга. — Не дошло еще? Это его сын. — Подожди, девочка родила?! — Сальма открыла рот. — Да, был слишком большой срок для аборта. Семья этого подонка положила ее в психиатрическую больницу. Там она родила. Ребенка сразу забрали. — Ты как это выяснил? — Зариф покачала головой. — Ощущение, что ты мне сюжет дорамы рассказываешь… — В Китае много геев-хакеров. Ты не знала? — И ты со всеми трахался, что ли? — Сальма прикрыла губы рукой. — То чинуша, то хакеры… Коммунизм — это гейская коммуна? — Ах если бы. — Хорхе провел рукой по бородке. — Есть же мужская солидарность. А есть солидарность гейская. — Повезло тебе. — Зариф с шумом выдохнула. — Ты сможешь закатать его в асфальт, Сальма. У тебя есть все карты. Как ты сказала, в формате «джипег», но есть. — Я не знаю, Хорхе. — Зариф закусила губу. — Я знакома с его женой и дочерью… — Он ебаный насильник. Педофил! — Я поняла. — Девочка повесилась, Сальма. — Ебучая дорама. — Сальма достала из кармана «дуделку» и затянулась никотином. — А родители умерли от горя… — Вот про родителей ничего не знаю. Но вряд ли они были счастливы после смерти единственной дочери. — Хорхе сделал последний глоток и отставил стакан в сторону. — Интересно, Чжан Ци вспоминал о ней? Знал, что она руки на себя наложила? Или это не так и важно в жизни, где ты убиваешь направо и налево? — Это действительно неважно, когда убиваешь. — Зариф сцепила зубы и снова затянулась «дуделкой». — Если я закурю настоящую, меня выгонят, да? — Тебя и с искусственной выгонят. Просто пока не заметили. — Это все ебучие «зожники». Пошли они в жопу. — Сальма убрала очки в футляр, а футляр в сумочку. Накопитель остался на столе. Она смотрела на него и не знала, что делать дальше. Может, вернуть? Стереть себе память? Бросить все? Схватить Маку с сыном в охапку и улететь к океану? — Ну что, Сальма Зариф? — Хорхе закрыл ноутбук и положил его перед собой. — В тебе хоть что-нибудь колыхнулось? Подруга молчала. — Я хочу убрать с пути не Чжан Ци, а Гао Яня, — начала она после паузы, и мужчина закатил глаза. — Я догадывалась, что у них кровное родство. Но я-то думала, что это его сын от какой-нибудь уборщицы, а не от бедной девочки. — Это что-то меняет? — не понимал ее собеседник. — Яня усыновили. Там есть информация о его семье. Не знаю, как Чжан Ци его нашел. Видимо, очень долго искал. Поэтому так и кудахчет вокруг — от радости. — То есть вся империя перейдет к Яню. Мужчина все-таки… — Сальма хотела сделать еще одну затяжку, но заметила, что за ними следит официант. Пришлось вернуть современный девайс в сумочку. — Если он еще детей на стороне не настрогал. Пес его знает. — Вряд ли. — Может, отожмешь его бизнес? — Хорхе повел плечами. — Зачем мне его бизнес? У меня свой есть. — Зариф покачала головой. — Если я начну войну против него, он меня убьет. В этом я уверена. — Убей его первая. Слабо? — Зачем? — Сальма нахмурилсь, скрестив на груди руки. — Он мне живой нужен. — Вы сколько с ним работаете? — Я уже и не помню. Давно. Меня Шуньли с ним познакомила. — Та лесбиянка с маленькими сиськами? — Нормальные у нее сиськи, — рассмеялась Зариф. — В любом случае они больше, чем твои. — Знаешь, почему он с тобой сотрудничает? — Ну и почему? — Блондинка взяла свою чашку. — Потому что он запал на тебя. Ему нравится на тебя смотреть. — Ты его вживую не видел. Он камень. — Такой камень, который сто лет ищет родную кровинушку, а потом передает ей бразды правления? — Даже у камня есть свои слабости. — Он хочет тебя трахнуть, просто боится. Вдруг ты ему член откусишь? — Хорхе подмигнул, и Сальма скорчила гримасу отвращения. — Не говори ерунды. У тебя все друг друга хотят. — Да, это мой мир. В моем мире есть секс. — Парень довольно улыбнулся. — В моем мире теперь тоже… — Блондинка улыбнулась, вспоминая события этого утра. — Так кто он? — спросил друг после паузы. — Фотку покажешь? — А ты мне фотки своих бойфрендов показываешь? — Кстати! — Хорхе покопался в сумочке и протянул черно-белое фото из автомата. — Это Дэн. Он швед! Представляешь, норд! Красивый, да? Я с юга, он с севера… Есть в этом что-то. Роман можно писать. — Вы такая красивая пара. Не теряй его. Знаю я тебя… — Сальма провела пальцем по улыбающимся лицам. Хорхе, как ребенок, выхватил снимок. — Теперь ты. — Ты будешь смеяться. — Зариф выдохнула и приложила ладони к раскрасневшимся щекам. — Он карлик? — пошутил мужчина, игриво дернув бровями. — Нет, ты правда будешь смеяться. — Кто-то смешнее карлика? — Хорхе развел руками. — Убить меня хочешь? Колись давай! Зариф протянула ему фото из портмоне. Хорхе долго не мог понять, в чем дело. Он нахмурился, открыл рот, потом снова нахмурился. — Это вообще кто? — спросил он спустя несколько секунд. — Кто эти заебавшиеся женщины? — Посмотри внимательно. — Так… Это ты? Подожди, это ты? — Друг подпрыгнул на месте. — Мать моя женщина… Как тебя старит черный цвет! Это ужас! Тебе кто-нибудь говорил? — Ладно, дай его сюда. — Сальма протянула руку и потрясла пальцами. — Зря я тебе показала… — Это твоя первая любовь? Я не понимаю. — Хорхе тяжело вздохнул, пытаясь разгадать увиденное. — Так… Начнем с того, что рядом с тобой девушка… И по логике… Ты встречаешься с женщиной?! — Ну, можно и так сказать… — Она точно в тебя влюблена. Ты — не знаю. Но она точно… — Парень нахмурился. — Сколько лет этой фотке? — Я и так много тебе рассказала. — Зариф забрала у него снимок. — Ты же понимаешь, что я могу найти абсолютно всё? — Ты не сможешь. Я твоя подруга. — А почему бы нет? Раз из тебя все клещами тянуть надо! — Это не моя первая любовь. Мы просто жили вместе. Какое-то время. — Сальма усмехнулась. — Пришлось, знаешь. — Ничего себе! — Хорхе ударил себя по ногам. — Так, значит, она твоя бывшая? Вот те на! И зачем она тебе, если вы уже разошлись один раз? Уверен, это она виновата. Я все вижу по ее лицу. Та еще штучка! — Это то, что я не смогу тебе объяснить. — Блондинка вернула фотографию на место. Она зависла на несколько секунд. — У нее есть ребенок, Хорхе. — Еще и с прицепом. Только не говори, что она надавила на жалость… — Меня сейчас стошнит от твоей мизогинии. — Извини. — Хорхе взял ее руки в свои. — Зачем тебе бывшая, еще и с ребенком, когда у твоих ног может быть любая или любой? Тебе стоит только пальцем указать. — Мужчина заглянул подруге в восточные глаза. — Или это любовь? Ты что, любишь ее? — Мне и так непросто. Еще и ты со своими вопросами. — Сальма отвела взгляд. — Давай не будем? — Влипла ты, милочка. По самое мама не горюй. — Хорхе махнул официанту. — Какие тут мальчики красивые работают… Нам нужно выпить. Отметить отъезд твоей кукухи. — Я ничего не ела. Меня сразу развезет. — Значит, поешь. Мы сто лет с тобой не виделись. Ты же у нас в Китае, — сделал он акцент на последнем слове. — Нам, пожалуйста, два самых крепких алкогольных коктейля, — сказал мужчина приятному пареньку. — Но не противных. В общем, лучших. И закусочки легкой. Эта женщина забыла, что утром надо завтракать. Не только трахаться. — Я не могу. У меня переговоры. — И что, сдохнуть теперь? Несите, не слушайте ее. — Парень подмигнул официанту. — Мальчики красивые, конечно, но у меня дома свой есть. — Там будет Янь, — выдохнула Сальма. — Теперь ты можешь его пожалеть, — заключил Хорхе и улыбнулся официанту, заметив его любопытный взгляд. — Ладно, сдаюсь. — Зариф подняла руки. — Я слишком долго все себе запрещала. Ты прав. — Значит, вы встречаетесь? — Хорхе положил щеку на кулак. — Романтика, все дела? — Пока мы только трахаемся. Никакой романтики. — Неплохо. — Мужчина улыбнулся. — Ну да, она очень милая. На зайку похожа. — Ты ее не знаешь. Она совсем не зайка. — Ты волчица, и тебе нужна зайка. — И я не волчица. — Сальма, засмущавшись, отвернулась к окну. — Так, что-то изменилось… — Друг перестал улыбаться. — Ты же криминальный авторитет. Столько людей уничтожила. Как ты можешь быть не волчицей? — Я уже ничего не знаю, Хорхе. Я какая-то размазня, а не волчица. — Мамочки… Это точно любовь. — Парень схватился за волосы. — Мы теряем ее! — Ты первый, с кем я поделилась. — Таким надо делиться с друзьями, иначе будешь делиться с психотерапевтом. Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись. Так уж вышло, что с Хорхе они тоже познакомились в эзотерической группе. Он приехал в Тибет позже остальных и не понимал, чем все так усердно заняты. Парень, видимо, ожидал ретрита, где он попьет что-то из разряда аяуаски и познает суть человеческого бытия. Но никто ему кокоса с вонючей жидкостью не предлагал… Яблоком раздора оказалось место на коллективной медитации. Заир специально выбрала место ближе к выходу — чтобы в любой момент можно было отлучиться в кусты из-за тошноты. Хорхе тоже хотел сидеть ближе к двери — он ожидал поставщика дури, тоже, кстати, туриста. Они начали спорить, после чего в ход пошли кулаки. Дралась, в основном, Зулема, а парень громко визжал, обзывая ее самыми последними словами. Их двоих взяли на учет, а позже устроили дотошную медиацию с разбором взаимных обид. Только предъявить им друг другу было нечего: Хорхе просто хотел расслабиться, а Зулема, уничтоженная болезнью, всего лишь старалась выжить. Позже Заир протянула Хорхе самокрутку мира. «Истеричка», — прохрипела она, пряча свое «Извини». «А ты невоспитанный мужик», — ответил парень, но самокрутку взял. Так началась их дружба.

***

Макарена сидела у зеркала и рассматривала свое побитое жизнью — и сексом — лицо. «Какая я стала старая», — подумала она, остановив осмотр на морщинках во внешнем уголке глаза. А вот Сальма… Или Зулема… Феррейро улыбнулась: так смешно, что она не знает, как ее теперь называть. Кажется, что уже ни одно из имен ей не подходит. Бывает же так, что человеку становится в своем имени тесно. Видимо, это тот самый случай. «А кто я тогда?» — спросила Макарена у своего отражения, и то ей высунуло язык. Она показала ему кулак в ответ и стала делать то, с чем пришла на это место изначально: замазывать синяки и засосы на плечах и шее. Скрыть их под курткой не получилось бы — на улице вовсю жарило солнце. Мака выдавила жидкость на подушечку пальца и провела ей по длинной царапине на плече. Она даже не заметила, как ее получила. То ли кольцом, то ли увлеклись вампирскими играми. Феррейро вновь ощутила сильную вспышку желания: по телу пронеслась волна красного жара. Да, эта ночь была особенной. Тогда, в фургоне, Макарена не чувствовала ничего, кроме страха. Они не занимались любовью в привычном смысле — они боролись, доказывая, кто в их паре главный. И, Мака, уничтоженная очередным извержением вулкана, всегда считала, что победила именно она. Она снова ее соблазнила. Снова видела эти безумные, летающие в другом мире глаза. Ей хотелось доказать, что ты, Зулема, живешь не просто с подругой, не просто с подельницей, с которой вы обчистили половину ювелирных магазинов Мадрида, а с сексуальной женщиной, которую можно хотеть. Мака охватывала влажное тело ногами, требуя, чтобы гангстерша вошла в нее еще глубже, чтобы она с ума сошла от факта, что ее глупенькая сожительница может быть настолько жаждущей. И гангстерша тотчас реагировала. Она прижимала горячие бедра к своим, давая Маке желаемое. Феррейро держалась из последних сил, чтобы не зарыдать — это был ее личный триумф. Потом они молча отворачивались друг от друга. Зулема обязательно закурит. Потом ей надоест лежать в постели, она натянет штаны и куртку на голое тело и выйдет на воздух. И Макарена вновь останется одна. Но последняя ночь была другой. Макарена тонула в нежности. Ей так нравилось, что они разговаривают в перерывах, а не — словно с куском льда в горле — молчат. Она мечтала разговаривать в постели — о чувствах, друг о друге, о всякой смешной ерунде. Обниматься, щекотать и целовать самые любимые места. Наконец-то сбылось. Зулема больше не отвечала отказом. Не смотрела с раздражением, от которого стыла кровь в жилах. Не язвила. Не уходила молча курить. Мака смотрела на улыбающееся, счастливое — и такое родное — лицо и благодарила судьбу, что это случилось с ними. Что они встретились и познакомились снова. И никто никого не убил, одержимый прошлыми — безусловно, значимыми — обидами. Мака оставляла на спине языком мокрые отметины, а потом дула на них, и Зулема делала все возможное, чтобы не повернуться и не трахнуть эту женщину еще раз. Она зарылась носом в подушку, надеясь, что пытка скоро закончится, но Мака и не думала. Она прошлась по всему позвоночнику и, довольная, прижалась щекой к самой мягкой части. — Ты уснула, что ли? — пробасила Зулема, приподнимаясь на локтях. — У меня технический перерыв, — ответила Макарена и вонзила зубы в нежную кожу. Вернув себя в реальность практически насильно, Мака забрала волосы в пучок на затылке, припудрила носик, нанесла на щеки немного румян и опустила глаза на экран телефона, который то и дело включался. Сарай ее потеряла. Мака решила набрать — она не хотела придумывать ответ, а потом еще печатать его уставшими пальцами. — Ты где? — крикнула Сарай с порога. — Ты живая там? — В отеле. — Мака осмотрелась. Да, она же в отеле? — Прости, не написала вчера. — Все хорошо, я так понимаю? — Сарай, только не смейся. Я знаю, что я дура. — Вы поссорились? — вскрикнула Варгас и выругалась на цыганском. — Опять?! — Нет, все хорошо. Даже не знаю, как тебе сказать… — Макарена закусила губу. — Ты, наверное, решишь, что я окончательно с ума сошла. — Ну, говори давай. Что там такого могло произойти? — Я сделала ей предложение, — выпалила подруга и сразу стала кудахтать: Я была трезвая, Цыганочка. Я все прекрасно понимала. Просто мне захотелось. И даже сейчас хочется… Поверить не могу! — Кому? — Варгас ничего не понимала. — Ты спишь? Я сделала предложение Зулеме. — Что? Подожди, что? — Сарай подавилась едой и сделала перерыв на глоток воды. — Извини, я завтракаю… Ты сделала предложение Зулеме?! — Да. — Мака подняла глаза к потолку. — Ты пьяная была? — Я же тебе говорю, я была абсолютно трезвая. Мы ничего не принимали. — Ну ты даешь… — Варгас снова замолчала. — И она тебя не выгнала? — Нет. — Макарена закусила губу. — Или она согласилась? — засомневалась подруга. — Конечно, нет. — Феррейро обреченно махнула рукой. — И на что я рассчитывала? — Ты разве хочешь на ней жениться? Почему я об этом только сейчас узнаю? — Я захотела именно в тот момент. И сказала. Это так глупо с моей стороны, Сарай. Я такая дура, поверила во что-то… — Не понимаю, ты чему удивляешься? Тому, что она отказала, или тому, что ты захотела на ней жениться? — Варгас стала что-то жевать. — Мне кажется, все к этому шло. Я видела эту картинку. А я цыганка, если ты забыла. — К чему шло? Ничего же не будет. Она против брака, тем более со мной. — Феррейро погладила себя по бедру, успокаивая нервы. — Неудивительно… У нас уже был опыт совместной жизни. Никто не захочет возвращаться в место, где ему было плохо. — Это было сто лет назад, Макарена. Ты другая, и она другая. Она вон вообще себе личность перекроила. — И зачем я ей это предложила? — Феррейро продолжала себя винить. — Это так глупо. Я как в дешевом романчике. — В дешевых романчиках соглашаются сразу. А здесь решили немного потянуть… — Никто тянуть не решил, Сарай. Просто Зулема не такая дура, как я. Она не будет себе вредить. — Она любит тебя. Когда ты это поймешь? — Варгас снова выругалась. — Это просто вопрос времени. — Даже если она мне снова откажет… Я так счастлива, Цыганочка. Счастлива с ней, представляешь? Именно с ней. С Зулемой. — Макарена провела ладонью по стеклянному ребристому столику. — Мне кажется, я даже осуждаю себя за это счастье. Оно невозможное. Оно не должно случиться с нами. За нашими спинами столько горя, вплоть до ее смерти. Какое может быть счастье? — Знаешь что… Я удивлена, малыш. — Сарай смачно крякнула то ли от удовольствия, то ли от негодования. — Чему? — Книжки ты читала, философию жизни изучала… — И? Ну? — Чтобы познать что-то, сначала нужно познать противоположное ему. Чтобы узнать, что такое любовь, нужно пройти через опыт нелюбви. Иначе как ты узнаешь, что любовь существует? — С одним и тем же человеком? — Выбирать не приходится, когда это судьба. — Подруга рассмеялась. — Ты действительно дурочка… — Она уехала встречаться с каким-то Хорхе… — Ревнуешь? — Цыганка налила себе сока в стакан. — Да нет. — Брюнетка дернула плечом, сомневаясь. — Хотя, наверное, да. У нее столько знакомых сейчас. Постоянно встречи, звонки. И это Зулема, которая людей даже за мусор не считает! Как это могло так перевернуться? — задала самый главный вопрос Макарена и снова посмотрела на себя в зеркало, словно ответ был именно там. — Хотя… Она рассказала, через что она прошла в Китае. Целый сериал, Цыганочка. Причем мистический. — А мне так и не рассказала. — Варгас состроила недовольную гримасу. — Засранка. — Не знаю, как она это пережила. Одна! В чужой стране! — Макарена пробежалась взглядом по косметике, которой касалась рука Сальмы утром. — Мне кажется, я сплю. Я не верю, что это происходит в реальности. — Знаешь, что Зулема делает лучше всего? Выживает. — Варгас прекрасно знала, что ее подруга прекрасно справится в любых условиях. Даже из гроба встанет. — Ты явно ее недооценивала. Как и я, собственно. — Я не знаю женщины удивительнее, — завершила свой доклад Макарена и посмотрела на часы. — Цыганочка, ты не будешь ругаться, если я еще задержусь? Я так устала. И морально, и физически. Не могу все это никак переварить. — За Лео не беспокойся. Бегает с воздушным змеем во дворе. — Ты покормила его? — А чего его кормить? Он взрослый пацан. Сам поел. — Сам?! — Мать открыла рот. — Да, ты с ним слишком нянчишься. Пацан все прекрасно ест. Аппетит отличный. — Спрашивал, где я? — Да. Я сказала, что ты строишь свою личную жизнь. — Сарай… — Макарена закатила со вздохом глаза. — Что? Я не уточняла, с кем и в каких позах. — Сарай рассмеялась. — Он спросил, что такое «личная жизнь». Я ответила, что его маме очень сильно понравился один человек и сейчас она с ним общается. — Я убью тебя, Сарай. — Не хочу врать ребенку. Вдобавок его надо как-то готовить… — К чему? — Феррейро не понимала. — К тому, что у него будут две мамы. Помимо нерадивого отца. — С чего ты взяла? — Макарена даже встала от негодования. — То, что я сделала Зулеме предложение один раз, не значит, что я сделаю это снова. — Ты споткнешься и разлюбишь ее? — Ну… Нет… — Мака опустила голову, раздумывая. — Не ври ты ему. Дети это чувствуют. — Позволь мне самой воспитывать моего ребенка. — Я забыла, что ты курочка-наседка, — пошутила подруга и цокнула языком. — Что там за Хорхе? Совсем ничего не знаешь? — Знаю только, что это связано с важными документами. И дело срочное. — Она такая деловая стала, я поражаюсь. Еще и на шпильках бегает. — Варгас стала чистить апельсин. По тюремной привычке она его чистила, а не резала. — Ах да, я совсем забыла… — Макарена налила себе холодного кофе. — В ресторан она пришла в виде Зулемы. — Она подпалила сигарету и сунула сразу в зубы. — Это как? — не понимала цыганка. — Длинные черные волосы, мешковатая одежда, массивные ботинки… — Феррейро выдохнула струю дыма. — Я думала, умру там на месте. — Понятно. Решила тебя добить. — Вот и я так решила. — И что ты почувствовала? — Это как в ад спуститься… — Это правда была Зулема? Ну, та, из прошлого? Не Сальма? — Цыганочка сунула в рот сочную дольку. — Потому что они довольно сильно отличаются, на мой взгляд. — Да, это была именно она. — Мака кивнула. — У меня появилась такая странная мысль… Мне кажется, я ее, настоящую, вообще не знаю. Знаю только Зулему. Ту, которая была порождением тюрьмы. Порождением всех бед, что с ней случились. Как защитная маска… А что там внутри, Сарай? — Я люблю эту «маску». Она офигенная. — Нет, Сарай. Я увидела нового человека. Это совсем другая женщина. — Феррейро улыбнулась, вспоминая веселый взгляд восточных глаз. — Теплая, мягкая, нежная. — Нежная? — Сарай захохотала. — Зулема? Она же чертов скорпион! — Я тоже так думала. Но нет, Сарай. Она совсем иная. Такая чувственная… — Ну не знаю… — Цыганка засомневалась. — Видимо, невозможно носить броню всегда. В какой-то момент она спадает. — И это сочетание твердости и хрупкости сводит меня с ума. — Мака затянулась сигаретой, совсем забыв про кофе. — Я видела это в ней тогда, в тюрьме. Видела это в фургоне. Но тогда она не могла мне довериться. Она никому довериться не могла… И я предала ее. — Так, хватит. Ты счастлива или несчастна? Я не пойму. — Может, я не привыкла быть счастливой? — Феррейро с горечью улыбнулась. — Приезжай, и мы напьемся. Если хочешь, накуримся. Думаю, Паула присоединится. — Паула уже в нашем лагере? — Мака расплылась в довольной улыбке. — Надо поблагодарить ее за платье. — Сработало? — Варгас рассмеялась. — Приведу себя в порядок и приеду. Не могу же я тут сидеть вечно. Феррейро положила телефон в сумочку и осмотрелась. Если она немного поизучает быт Сальмы, ничего же не случится, ведь так? Мака потрогала белую шелковую блузку в открытом шкафу, провела носом по блестящей ткани и улыбнулась, чувствуя, как тотчас отзывается тело. Погладила спинку кресла, как большое верное животное, и остановила взгляд на дорогом чемодане с биркой. Она совсем забыла, что Зулема собирается вернуться в Китай. Рука автоматически потянулась к ручке шкафчика. Возможно, там был пистолет. Феррейро даже представила, как он будет выглядеть: черный, компактный, блестящий. Она открыла глаза, но никакого оружия не увидела. Поверх всяких безделушек лежал фотоснимок, уже немного истрепавшийся со временем. Мака поднесла фотографию к лицу. Это была не Сальма — это была именно Зулема, в свой самый страшный период жизни. На фоне можно было различить стену тибетского храма. Но Зулема — истощенная, с белым лицом и черными кругами под глазами — была не одна. Рядом с ней стояла улыбающаяся во весь рот азиатка. Азиатка явно была счастлива. Мака поджала губы. На обратной стороне фотографии была подпись на китайском языке и крохотное сердечко. Макарена упала в кресло. И о чем она думала? Конечно, у Зулемы были друзья. Конечно, у нее могли быть отношения. Возможно, даже любовь. Мака — за время их разлуки — нашла себе мужа… Так почему Зулема, даже не Сальма, не могла прикипеть сердцем к другой — очень миленькой, кстати — девушке? «Должно быть, эта девочка заботилась о ней… Я же не смогла», — подумала Макарена и ощутила такое к себе отвращение, что захотелось разбежаться и удариться о стену. Она не смогла о ней заботиться даже после того, как узнала, что Зулема больна. Что Мака сделала вместо этого? Наставила на Зулему пистолет. Оставила подыхать в пустыне под палящим солнцем. Мака еще раз посмотрела на надпись от руки. Эта девочка точно любила Зулему, можно было не сомневаться. Она взяла в руки телефон. «У тебя есть знакомые китайцы?» — спросила она у Сарай, на что та ответила: «Ну, спала я с одной… Надеюсь, она меня не забанила на Фейсбуке. А что?» «Нужно кое-что перевести. Тут от руки», — добавила Макарена и провела пальцем по белому лицу умирающей. Она пропустила целую жизнь. Огромный кусок жизни Зулемы просто исчез. Эта женщина боролась за жизнь, мучаясь от галлюцинаций и тошноты, а она танцевала на своей свадьбе и думала о том, как прекрасен и светел их новый дом. Ужасно.