Глобальная чистка

      Проснулась я от женских рыданий и сурового голоса Эвинда, который что-то втолковывал рыдающей женщине. Открыв глаза и, разумеется, увидев, как обычно, серое нечто с туманными проблесками призрачного света, я поняла, что лежу на широкой кровати в своей спальне в башне Когтеврана. Лежу одетая в новую просторную ночную рубашку, и что у меня болит каждая клеточка тела. Вспомнив, отчего она, эта самая каждая клеточка тела, болит, я почувствовала, что густо краснею. Ох, Эвинд! Ты просто шторм, цунами и торнадо в одном лице! Кстати, какую это там дамочку он успокаивает.       «Дамочкой» оказался Молдвин. Молодой друид, всхлипывая, поднялся с колен, на которых, судя по всему, умолял о чём-то Эвинда. Дурацкая рабская привычка, кою не удаётся у него выбить десятилетию свободы. После двадцати лет в цепях и колодках под землёй с восьми лет вообще трудно что-либо выбивать.       — Твой телохранитель не желает ничего слушать! — возопил мой… названый сын, что ли. Ведь Молдвин тоже один из персонажей моих книг.       — Этот недомужчина пытался…       — Не смей его так называть. Если у Молдвина нет того, что есть у тебя, это не делает его хуже. И, к твоему сведению, Эвинд, в Италии в восемнадцатом столетии кастратов уважали и ценили за их красивые голоса, за…       — Знаю я, за что ещё ценили кастратов, можешь не рассказывать. Но этот…       — Молдвин, ты что, его домогался?       — Что я делал? – Молдвин, кажется, пришёл в ужас. — Ни один мужчина, кроме Мал-Дуинна, не вызывает во мне ни ответных чувств, никаких иных желаний, и ни одна женщина. Просто в рабстве на моих глазах толпа рабов до смерти изнасиловала женщину, а меня самого, пока я был ребёнком, они… тех парней было много и… два года… Мал-Дуинн спас меня от позора, он ухаживал за мной, пока я не стал взрослым: отдавал свою еду, укутывал тряпьём, когда я болел, защищал своим телом от кнутов надсмотрщиков, а потом, когда в наш забой кинули женщину, и другие рабы её… Мы с Мал-Дуинном тогда в первый раз. Но я тогда уже был взрослым мужчиной. Это было за полгода до того, как рухнули Снэгарские горы и все рабы получили свободу. Двадцать лет, двадцать лет я…       И он заплакал.       — Я обещаю тебе, что мы найдём твоего возлюбленного. Мы все тоже его ищем. Сутки назад он ушёл в Заповедный лес и до сих пор не вернулся. А…       Какой ужас, Мал-Дуинн ведь до сих пор в Запретном лесу, а там сейчас бушует колдовская буря, вон, как завывает за окнами, отсюда слышно, как хлопают где-то неплотно закрытые ставни, как черепицы стонут под порывами ветра. Страшно подумать, что может случиться с Мал-Дуинном, Флоренцом и Аррантхеймом. Ведь они все втроём там. И какая разница, что все трое высококвалифицированные маги. Эта буря тоже магическая, но магия не обычная тёмная — это природная атмосферная магия, которая может оказаться неизвестной этим троим представителем своих рас. Ведь друиды по умолчанию не владеют тёмной магией — это всем известно из легенд, варрад, мои варрад — тоже по умолчанию светлые целители, а кентавры… Говорят, среди кентавров встречались тёмные колдуны и ведьмы, но в большинстве своём потомки Хирона являлись носителями исключительно светлой магии.       Молдвин, похоже, подумал примерно о том же. Его рыдания возобновились с новой силой.       — Послушай меня, кастрат, — гаркнул…       — Сэр Саймон де Кент, вы не могли бы не пугать нашего гостя? — обратилась я к Кровавому барону.       — Сэр Саймон! — удивился тот. — Я же никогда не называл вам своего имени.       — Я просто много читаю, барон, и знаю, что это именно вы являетесь предком знаменитого сэра Саймона де Кентервиля, зарезавшего свою неблаговерную супругу и её любовника прямо в супружеской постели, а после мучительной казни дух сэра Саймона триста лет был вынужден скитаться по родовому замку, пугая его обитателей и стирать пятна крови, которые наутро вновь возникали на прежнем месте, пока ему не даровала свободу в двадцатом веке младшая дочь американского посла, купившего замок рода де Кентервилей. {краткий пересказ произведения Оскара Уайлда «Кентервильское привидение» примечание автора} А Саймоном я вас, барон, назвала на удачу. Но дело в другом. Прошу вас, станьте снова невидимым. Наш гость боится вашего облика. Ну, Молдвин, тише, тише, всё хорошо, — говорила я, гладя по волосам тридцатилетнего человека, рыдавшего так, словно он был по-прежнему маленьким, грязным, оборванным и опозоренным восьмилетним мальчишкой, которого впервые увидел Мал-Дуинн — в ту пору молодой цветущий юноша, только что привезённый на горный рудник торговцем рабами.       — Я жить без него не смогу, — плакал Молдвин, уткнувшись лицом мне в колени.       Никогда ничего более жалостливого я не слышала, не читала и не вспомню за всю свою жизнь. Воспоминание, гнетущее воспоминание о том, как именно Молдвин стал кастратом, придавало горечи солёным слезам молодого друида.       — Больно было тогда, когда вода в том подземном озере, на берегу которого вы, шестеро рабов, вырубали мрамор, вдруг потеплела и превратилась в кислоту. А ты ведь тогда был на середине озера.       — От шока я не чувствовал, как с меня пластами сходила кожа. Видел, но боли не чувствовал. Почувствовал лишь на руках Кахуранги, пока остальные удерживали Мал-Дуинна, который винил себя, что вовремя не спас меня из того вулканического озера.       — Ну кто же знал тогда, что под водой скрывается подводный вулкан, который в любую минуту может…       — Ила и Кахуранги догадывались. Они предупреждали нас с Мал-Дуинном не купаться в озере. Мал-Дуинн тогда очень устал от тяжёлой работы и скоро вернулся на берег, а я решил переплыть озеро, и на середине…       Молдвин говорил и говорил. Я слышала удивлённое дыхание Эвинда и троих призраков: Елены, Барона и Миртл, но молчала, давая Молдвину возможность высказать то, что он хранил в памяти ни один год, и тем самым облегчить душу. Да, воспоминания были тяжёлыми, но на клинической психологии нас, будущих медсестёр по медицинскому массажу, обучали, что… А, впрочем, какая разница, чему нас когда-то обучали, когда сейчас…       — Какого валлийского дракона там происходит? — вдруг воскликнул Эвинд. — Они там что, с ума все посходили.       — Итак, Барон, Елена, вы остаётесь здесь и следите, чтобы Молдвин не порезал себе вены и прочее в том же духе. А мы с Эвиндом и Миртл пойдём…       Договорить мне не дали: Эвинд грубо вышвырнул меня и Миртл за дверь и, таща нас обеих за руки, причём даже Миртл, хотя как он умудрился взять за руку призрака, бросился бежать по бесконечным коридорам и лестницам. Стоп, не понятно: ведь больничный отсек был где-то рядом с главным вестибюлем, откуда и слышались крики, или я чего-то не понимаю.       Проблема криков разрешилась очень скоро. Оказалось, что вопит одновременно с полусотни мужских глоток, и вопит эта полусотня на нашего бедного ректора, а профессор Макгонагалл, пытаясь сохранять спокойствие, объясняет мракоборцам во главе со своим бывшим учеником Дином Лавгудом, что колдовское торнадо — это вовсе не дело рук преподавателей Хогвартса, а…       Дальнейших объяснений мне услышать не довелось, ибо в этот момент небесно спокойная Полумна Лавгуд увела меня в свой кабинет. Увела она исключительно меня, Эвинда никто не звал. Он бесцеремонно вломился следом, ударом ноги едва не снеся с обеих петель дверь, и заявил удивлённой Полумне, что он, мол, мой личный телохранитель и не намерен…       Чего именно он там не намерен, мне довелось узнать, потому что именно в этот момент на меня нахлынули видения. Впервые за всю мою жизнь. Видимо, бурный секс прошедшей ночи, несостоявшееся моё убийство и переживания сегодняшнего утра спровоцировали пробуждение магического дара.