Глобальная чистка

      — Я попробую добыть нам еды! — сказал Инфорд. — Ничего не бойся, я скоро. И подыщу нам другое укрытие от брызг, дождя и ветра. Эта пещерка слишком мала для двоих.       И он кое-как выбрался из нашего тесного укрытия. Я свернулась калачиком на ледяном каменном полу пещерки, подтянув колени к груди и обхватив их руками, чтобы хоть как-то согреться, а вернее, уберечь хоть каплю тепла. Вдруг почувствовала, что мне что-то мешает. На правом запястье обнаружился браслет наручных механических тактильных часов для незрячих. Забыв в московской квартире трость — основного помощника для любого незрячего, я не забыла наручные механические часы, правда, только потому, что по какой-то прихоти нацепила их на руку и даже завела с утра. И завод ещё не кончился. В Хогвартсе и окрестностях они продолжали работать, так как были именно механическими, а не на батарейках, а в Хогвартсе не работали лишь электрические приборы и всё, что содержало электричество: батарейки, аккумуляторы и прочее. Правда, время часы показывали московское. Но я теперь хотя бы могла ориентироваться во времени. Открыв стеклянную крышечку, я по расположению длинной и короткой стрелок и по делениям поняла, какой сейчас час, и, снова закрыв крышечку-стекло, стала ждать. Примерно через пятнадцать минут я поняла, что замерзаю. Добыть наши вещи из отравленной пещеры, как я уже упоминала, было невозможно, соорудить себе подобие одежды тоже было не из чего, и, если бы и было, я без зрения мало что смогла бы, да и при такой буре высовываться наружу из пещерки было рискованно. Я садилась, пыталась вставать и делала несколько шагов и опять опускалась на камни, но ничего не помогало: холод неотвратимо проникал всё глубже и глубже к мышцам и костям, замораживал кровь, останавливал дыхание, замедлял сердце. Я попыталась снова впасть в тот шамано-друидический транс, как тогда, в пещере инферналов, но ничего не получилось. Если моими дальними предками и были сибирские шаманы, финские колдуны и кельтские друиды, то, видимо, это было настолько давно, что древние знания сознательно и даже подсознательно не воспроизводились. Видимо, тот транс был каким-то ошибочным. А может, от холода моё подсознание всё забыло?.. Я стала погружаться в транс, но не колдовской, а в транс замерзающего живого существа. Последнее, что я помню, — это ощутимые покалывания в сердце и накативший страх удушья. Но страх был мимолётным. За ним снова пришло отупляющее спокойствие. В себя я пришла от каких-то холодных — очень холодных — и каких-то очень невкусных пресных капель, падавших мне на лицо, губы, тело. Я попыталась заслониться руками от этих противных ледяных капель и только тогда поняла, что это слёзы. Слёзы Инфорда. Он плакал, плакал навзрыд. Да, я сама описывала подобное в своём «Льде и пламени», но не думала, что мне придётся столкнуться с этим наяву. Чтобы довести живого мертвеца до слёз!.. Неужели он плачет обо мне?!       — Инфорд? Это же ты?       — Ты жива?!       Он подхватил меня на руки и так прижал к груди, в которой неистово и неритмично колотилось сердце, не разгоняя, однако, по жилам ледяную кровь, что я ойкнула.       — Рёбра мне не сломай! И вообще, отпусти меня. Я и так замёрзла, а ты мокрый и ледяной. Зачем же тебе бьющееся сердце, если оно всё равно не разгоняет застывшую кровь?       — Не знаю я. Я вообще почти ничего не знаю о своей физиологии. Всё приходилось познавать самому. Прочесть в книгах было нечего: нас, живых мертвецов, обычно предпочитают уничтожать, а не изучать с точки зрения биологии и физиологии. И…       Его голос прервался, и на меня снова хлынул поток ледяных слёз. Выпускать из объятий Инфорд меня явно не собирался.       — Да выпусти ты меня, изверг! Больно же!       И, не выдержав, я выругалась на когда-то придуманном мной тёмном наречии клана Проклятых, языке Варатхэ. Как оказалось, зря. Видимо, все магические миры, в каких бы измерениях и вселенных они ни находились, были связаны друг с другом, в независимости от разницы во времени, во временных и климатических поясах и от своих создателей — авторов книг, потому что, едва слова проклятого Чёрного наречия сорвались с моих губ, раздался грохот, и мы, вместе с градом камней, полетели вниз. Каким-то чудом Инфорд ухитрился ухватиться за каменный торчащий обломок и повис на одной руке. Его нечеловеческая сила спасла нас, главное, чтобы теперь скальный карниз не обвалился. Неизвестно, насколько прочно держался весь карниз и этот конкретный обломок. Инфорд стал медленно подтягиваться на одной руке.       — Лия, попробуй, держась за меня, подтянуться, я помогу тебе забраться на этот каменный карниз. Там дальше будет пещера, которую я нам присмотрел и уже натаскал туда водорослей, чаячьих яиц и пару подбитых морских птиц, кажется, бакланов, я не разбираюсь! — проорал он мне в ухо, так как завывающий резкий ветер, грозясь оторвать нас от скалы и друг от друга, заглушал и человеческую речь.       Вместо ответа я, обхватив живого мертвеца, стала подтягиваться. Инфорд помогал мне свободной рукой. Вытянув руки, я ухватилась за край утёса, и Инфорд стал помогать мне подтягиваться выше. Когда я, наконец, перевалилась грудью и животом за край карниза, оказавшись на узком каменном выступе, он проорал:       — А теперь проползи немного вперёд. Почти сразу ты окажешься в пещере. Ты почувствуешь. Только аккуратно. Там хрупкие яйца. Не раздави их! Я буду следом за тобой.       И я поползла. За грохотом моря, свистом ветра и шумом дождя я не слышала звука обвала за моей спиной.