Мёртвое озеро

flashback. День рождения Ынби. Пять лет. Маленькая свеча на торте шептала о времени, которое ещё не наступило, и о том, что уйдёт слишком быстро. Юнсо поправила розовую ленточку в волосах дочери. Рука её была лёгкой, как прикосновение солнечного зайчика. Скрипнула дверь, но никто не обратил внимания. Этот звук не был таким, как все остальные — он был глухим, словно земля сама пробудилась и заговорила. Мгновение затянулось, и казалось, что в воздухе повисла тень, небрежно скользящая по стенам, скрываясь в каждом углу. Свет потускнел, и на мгновение стало так тихо, что можно было услышать, как пульсирует жизнь в самом сердце комнаты, как шепчет пламя свечи, но эти шёпоты больше не приносили радости. Это был шёпот боли, стоявший на грани забвения. Чонин появился поздно. Его шаги не звучали, будто он не касался земли. Никто не заметил, как он вошёл. Его взгляд был странным, почти нечеловеческим. Тёмные глаза, в которых отражались все тени комнаты, но ни одного лица. Он стоял у двери и смотрел. Только смотрел. Ынби бросилась к нему, обняла за ноги, но её голос, такой звонкий обычно, сейчас стал тихим, как шелест бумаги. — Дядя, ты тоже принёс подарок? — спросила она. Он улыбнулся, но улыбка была странной, как будто нарисованной на лице. — Конечно, — сказал он. Голос его был мягким, но каким-то липким, как горячий воск. Он медленно поднял руку, и в его ладони была коробочка, обёрнутая в чёрную бумагу. Когда он протянул её Ынби, время на секунду остановилось. Огонёк лампы мигнул. Тени на стенах зашевелились, будто стали живыми. — С днём рождения. — Чонин, ты в порядке? — спросил Хёнджин, нахмурившись. Но Чонин не ответил. Он смотрел, как Ынби разворачивает подарок. Лента упала на пол, шурша, как змеиная кожа. Внутри коробки был стеклянный шар. Ынби встряхнула его, и в нём заплясали снежинки. Но это не был снег. Это были маленькие искры, светящиеся странным, жутким светом. — Красиво, правда? — спросил Чонин. Но никто не ответил. Все молчали, как будто слова застряли где-то в горле.

***

Огонь на свечах был живым. Он плясал, изгибался, звал. Языки пламени, словно змеи, извивались, бросая блики на стены. Пять свечей, и каждая — портал в неизвестное. Огонь говорил. Шёпотом, едва уловимым. Но Чонин слышал. Он сидел в углу, спиной к празднику. За его глазами — буря. Звезда внутри него медленно умирала. Её свет был слабым, но он жёг. На коленях Чонин вертел маленькую спичечную коробку. Пальцы дрожали. На другом конце комнаты Хёнджин хлопал в ладоши. Его улыбка — как лунный свет на чёрной воде. Юнсо поправляла волосы Ынби, которая с восторгом смотрела на торт. Сынмин тихо шутил с Минхо, их голоса — будто шорох ветра в лесу. Джиын держала за руку Чанбина, и их взгляды были светлыми, словно первая утренняя роса. Но Чонин всё это не видел. Не слышал. Ему казалось, что комната — это нечто чуждое, неправдоподобное. Люди были лишь тенями. Мир мерцал, как дрожащая свеча перед тем, как погаснуть. Он поднял взгляд. Огонь. Свечи мерцали ярче. Они знали, что он смотрит. Они улыбались ему. Тёплый свет превращался в ледяной. Глаза Чонина расширились, и он услышал шёпот снова. «Зажги», — сказал огонь. Он потянулся к спичкам. Огонь танцевал на краю сознания. Всё исчезло. Не было криков. Не было улыбок. Не было праздника. Было только разрушение. Тепло разрасталось, заполняя его грудь. Становилось тесно, словно сердце больше не могло биться в этом теле. Он встал. Мир рассыпался на мелкие части. Пол под ногами стал зыбким. Воздух в комнате сделался густым, вязким, как старый мёд. Чонин сделал шаг, и кажется, что время остановилось. Не помнил, как облил стены. На кухне было тихо. Даже чайник замолчал, хотя никто его не выключал. Всё жило своей жизнью, но в этой жизни не было ни радости, ни покоя. Он вытащил спичку из коробки, поднёс её к краю стола и посмотрел на её острый конец. В голове — пустота. Тишина, пронизанная стуком. Один щелчок. Искра. Сначала ничего. Потом — яркий свет. Спичка вспыхнула, её маленький огонёк заиграл, как дитя. Он поднёс её к шторам. Он поднёс её к мокрым от чего-то, с резким запахом, стенам и дверям. Он положил её на пол. Огонь встретил пол с жадностью. Он завыл, как зверь, он поднялся на лапы и побежал. На кухне стало жарко. Воздух гудел, словно огромный рой насекомых. Свет поглощал тьму, но с каждым новым отблеском становилось темнее. Тени становились длиннее, глубже, они танцевали на стенах, повторяя огненный вальс. Чонин стоял и смотрел. Его тень растворилась. Он не знал, сколько времени прошло. Смех из комнаты внезапно оборвался. Кто-то вошёл в кухню. Хёнджин. Его лицо побледнело, когда он увидел пламя. Оно уже успело пробраться к мебели, обвить ножки стульев, потянуться к потолку. — Чонин! Что ты сделал?! Но Чонин молчал. Ему не нужно было говорить. Огонь говорил за него. Тишина была недолгой. В доме начали кричать. Пламя завладело домом, будто обрело разум. Горело перед дверями и окнами, будто специально не давая сбежать, создавая ловушку. Оно пело, трещало, дышало — живое существо, рождённое в тишине. Шторы взметнулись вверх, словно крылья гигантской птицы. Полы становились жидкими, как расплавленный металл, стены скручивались, будто корни, вырывающиеся из земли. Тени. Их стало больше. Они ползли по стенам, танцевали на полу, обнимали людей. Но это были не обычные тени — они жили, шептали, хохотали. Они звали. Юнсо пыталась подхватить Ынби, но её руки проходили мимо. Девочка сидела на ковре, её глаза были широко открыты. Она смотрела в огонь, словно разговаривала с ним. Губы её шевелились, но слов не было слышно. — Ынби! — закричал Хёнджин, бросаясь к дочери. Но ковёр уже горел. Огненные лапы обвили его края, языки пламени подбирались к девочке. Хёнджин шагнул вперёд, но пол под ним треснул. Ему пришлось отступить. Юнсо рыдала. Она кричала имя дочери, но её голос был поглощён гудением пламени. Оно хохотало. Джиын закрыла глаза. Она слышала, как трещат балки, как шепчут тени. В её голове плели узоры голоса. Они звали её по имени, шептали что-то тёплое, ласковое, но её сердце сжималось от ужаса. Минхо стоял у окна. Его закрывало пламя. Лицо было серым, словно он уже принадлежал этому огню. Он видел отражение пламени в стекле, видел, как оно тянет к нему свои щупальца. Сынмин стоял на ступеньках лестницы. Дальше проход заблокирован, его лизало пламя. Он смотрел, как огонь подбирается к перилам, как пепел оседает на его руках. Его дыхание было рваным, глаза блестели. Чанбин рванулся к двери гостиной. Его руки сжались на дверной ручке, но она была горячей. Он отдёрнул пальцы, кожа покрылась волдырями. Он зашипел от боли, но всё же попробовал ещё раз. Дверь не поддалась. — Откройте! Кто-нибудь, откройте! — он кричал, его голос сорвался на крик отчаяния. Но никто не отвечал. Чонин стоял в центре комнаты. Его глаза были чёрными, как бездна. В руках у него не было ничего, но казалось, что пламя подчиняется ему. Оно тянулось к нему, словно к хозяину. Он улыбнулся. — Это всё для вас, — сказал он. — Для вашей истины. Пол начал оседать. Балки трещали, стены сгибались. Потолок рухнул, и с него посыпались искры, как звёзды, падающие с неба. Чонин шагнул к огню. Тени радостно закричали. Они взметнулись к нему, слились в единый поток, обвивая его тело. Но он не остановился. Он пошёл прямо в пламя. Сынмин в этот момент заметил его. — Чонин! — закричал он, его голос был полон ужаса. — Уходи оттуда! Чонин повернулся к нему. Его лицо было пустым. — Я уже внутри, — прошептал Чонин, его глаза блеснули, как пустые окна в доме, которого больше нет. — Я пройду через огонь, а ты останешься с ним. Это только начало. И огонь заговорил. Он прошептал что-то, что никто не мог понять. Но все знали: это конец. Или начало, как сказал Чонин. Ынби исчезла в пламени. Минхо упал, обняв свои колени. Сынмин сделал шаг вперёд, но воздух вокруг него сгустился, как вязкая масса. Чанбин хватался за Джиын, но она была как тень. Хёнджин бросился к Юнсо, но его руки прошли сквозь неё. И тогда всё поглотила тьма. Когда пожарные нашли дом, он был пуст. Ни более-менее целых тел, ни остатков мебели — только пепел. Вокруг стояла абсолютная тишина. И на этом пепле, там, где когда-то был центр комнаты, осталась коробка спичек. Одна. Абсолютно целая.

***

На краю вечности лежит озеро. Его вода неподвижна. Она мёртвая. Озеро есть в каждом из нас. Оно ждёт. Его глубины тянут вниз. Это не вода — это разум. Его разум. Разум — озеро, которое не справилось со своей глубиной. Слишком тёмный. Слишком пустой. Мёртвое озеро. Оно не отражает свет. Только тени. Тени его мыслей. Тени его ошибок. Тени тех, кого он потерял. Они говорят с ним. Шёпотом. Сквозь толщу воды. — Ты слышишь нас? — они спрашивают. Он слышит. Он помнит. Он не хочет помнить. Но озеро не прощает. Оно затягивает. Медленно. Беспощадно. Сначала воспоминания. Потом дыхание. Он сидит на краю. Его ноги касаются воды. Вода холодная. Слишком холодная. Она зовёт. Она манит. Она обещает покой. Но это ложь. Озеро не знает покоя. Оно знает только вечность. Его разум — озеро. Озеро, в котором тонет всё. И он сам. Надгробия. Ровные ряды, как шрамы на земле. Мрамор трескается, будто кожа, покрытая сетью прожилок. Холодный гранит шепчет имена. Ким Сынмин. Хван Хёнджин. Хван Юнсо. Со Чанбин. Со Джиын. Ли Минхо. Маленькая плита. Хван Ынби. Буквы стёрты временем. Или слезами. Его имя отсутствует. Не нашли. Не оставили. Не вспомнили. Сердце. Как спящая бабочка, оно трепещет в клетке из боли. Крылья рвутся. Не летают. Разум. Разрушение идёт изнутри. Сначала — трещина. Маленькая, едва заметная. Потом — провал. Разум, как хрупкий лёд. Трещит. Крошится. Под ним — вода. Глубокая. Мёртвая. Его озеро. Тени водят хоровод. Они смеются, не произнося звуков. Он слышит этот смех внутри. Его голос. Их голоса. Плетутся в паутину. Тонкую, но неразрывную. Звезда дрожит в тумане. Её свет напоминает о тепле, которого уже нет. Тепло режет. Жжёт. Он идёт. Шаг за шагом, но ничего не меняется. Тени бегут за ним. Псы, вырвавшиеся из кошмаров. Кусты шепчут: «Остановись». Но ноги идут дальше. Дальше, где дверь скрипит, словно рыдает. Дверь открыта. Внутри — ветер. Внутри — пустота. Зеркало. Его нет. Но отражение смеётся. Серебро света падает на его кожу. Свет, как нож, режет прошлое. Режет, но не освобождает. Голоса становятся громче. Они не кричат, но звучат яснее. Имя. Имя, которое он не узнаёт. Свет угасает. Тени растут. Звезда падает, оставляя за собой ледяной след. Никто не загадывает желания. Потому что нечего желать. Он растворяется. Его разум — мёртвое озеро. Но вода в нём всё ещё движется. Поглощая. Уничтожая. Живя. Чонин остался в аду, который создал из собственного разрушения, как тёмное пристанище для своей души. Конец.