Неполноценные.

──⊹⊱✫⊰⊹──

      На следующий день Осаму буквально вскочил с кровати, побежал в уборную и спешно умыл бледное, слегка отёкшее лицо. Вернувшись в палату, он сразу же наткнулся на психиатра, который ждал его с кислыми на вкус таблетками и стаканом холодной воды. Без лишних слов шатен выпил препараты и выжидающе взглянул на мужчину.       — Чего это Вы такой взбудораженный с утра? На Вас не похоже.       — Доброе утро, — быстро пробормотал он ради приличия, после чего спросил, состроив щенячьи глаза. — Скажите, пожалуйста, когда мама будет здесь?       — Так вот оно что, — рассмеялся врач. — К сожалению, не помню. Точное время смогу сообщить Вам только после завтрака.       Осаму согласился, кивнув.       Сидя в столовой, Дадзай лениво ел невкусную кашу, не смея подпускать к себе ни единого пациента, в чьих глазах видел хотя бы намёк на желание сесть рядом. Не до этого ему сейчас. В голове была лишь долгожданная встреча с матерью: он бесконечно прокручивал в голове то, как встретит её, подбирал заранее нужные слова и действия, как бы «репетируя», чтобы точно не облажаться, отчего кашу до конца он снова не доел. И вместо того, чтобы через «не могу» запихать в себя пищу, остатки смеси он втихаря смешал с водой и вылил в раковину, надеясь остаться безнаказанным. Стряхнув холодные капли с рук, парень поспешил вернуться в палату, где с нетерпением ждал врача и важных вестей. Сидеть без дела долго не пришлось.       — Ну-с, юноша, как Вы и просили, я узнал точное время: она будет здесь ровно в полдень.       — Угу, в полдень… — пробормотал он задумчиво. — Понял, спасибо.

──⊹⊱✫⊰⊹──

      Следующие несколько часов шатен усидеть на месте спокойно не мог: даже на прогулке он метался в разные стороны, наворачивая бесконечные круги вокруг здания. В такие моменты Дадзая всегда неудержимо трясло, а ноги неугомонно вели его непонятно куда, руки бесконтрольно дрожали, коленки подкашивались от волнения, а душа странно и неприятно содрогалась, словно в ней поселился крохотный мотылёк, что усердно пытался выбраться на волю, но проигрышно и больно бился о стенки. В палате он, как и обычно, сидел на койке, обняв дрожащие колени, и ожидал врача, который вывел бы его к матери в нужное время. И он всё без остановки крутил в мыслях придуманный себе идеальный сюжет встречи с матерью, пока не был прерван психиатром, вошедшим в помещение.       — Подъём! Ваша мама пришла, и уже ждёт Вас на улице, — мужчина улыбнулся.       Глаза Осаму засияли, когда он услышал заветные слова. Он мгновенно встал и с согласия врача нетерпеливо помчался по лестнице вниз.       — Не нужно так спешить! — рассмеялся мужчина, быстрым шагом догоняя юношу. — Она никуда не денется.       Выйдя на улицу и чуть отдышавшись, Осаму огляделся по сторонам. В пустом дворе он заметил всего одну молодую женщину: это была невысокая дама, на вид которой лет двадцать пять, хотя внешность очень обманчива. Слегка вьющиеся каштановые волосы были собраны в небрежный хвост, из которого чуть выпадало несколько коротких, непослушных прядей. Одета она была в тёплый белый свитер и чёрные брюки. Впрочем, приблизительно так всегда и одевалась мать Осаму.       Когда она подняла глаза на юношу, то чуть улыбнулась, чем заставила его мгновенно растеряться: из головы вылетели абсолютно все важные слова, которые он собирался сказать; ноги стали ватными, а глаза мокрыми в одно мгновение. Помедлив, Дадзай ринулся к матери и, не дав сказать ей ни слова, вцепился в её шею, крепко обнимая. Танэ лишь прижала сына к себе, и стала медленно покачиваться из стороны в сторону, утешающе поглаживая его по спине. Осаму изо всех сил старался держать себя в руках, дабы в голос не зареветь, однако тихое хныканье всё же предательски сорвалось с дрожащих уст.       — Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Танэ, чуть отстраняясь, чтобы взглянуть на ребёнка.       Осаму поднял глаза на мать и прошептал, тихо всхлипывая:       — Прости меня, пожалуйста…       — Всё нормально, Осаму, — спокойно произнесла она, нежно сжимая его плечи. — Брось всё это и лучше расскажи, как ты?       — Нормально, мам… Теперь нормально, — негромко вымолвил тот, быстро смахнув с лица слёзы. Его всегда поражало, как Танэ умудряется вести себя так безмятежно в столь тяжёлые, душераздирающие моменты, в то время как Осаму срывается с первых же секунд. В этом, почему-то, похожи почти все родители: они просто не показывают свои слабости детям.       — Отлично, — Танэ улыбнулась. — Я рада тебя видеть.       — Я тоже рад, что ты пришла.       — Расскажи, как ты здесь? Что нового? Всё ли хорошо?       — Всё в порядке, не переживай. Чувствую себя нормально, нового друга здесь завёл, но он уехал вчера. После моей выписки хотим продолжить видеться.       — Правда? Это замечательно! Хотя на тебя не очень похоже, — усмехнулась она. — Расскажешь мне о нём позже, хорошо?       Осаму кивнул.       Танэ немного поглядела на сына с тёплой, но тоскливой улыбкой, и осторожно подняла его густую чёлку, бережно зачёсывая тёмные волосы назад, отчего Осаму начал тихо и недовольно бормотать:       — Мам, не надо…       Та лишь хихикнула и поцеловала Дадзая в лоб:       — Ты хоть что-нибудь видишь под этими шторами?       — Вижу, — пробурчал он под нос, улыбнувшись на нежности матери.       Танэ мягко продолжила:       — Глазки у тебя красивые.       Осаму довольно хмыкнул, чуть смутившись:       — На твои похожи.       Женщина ещё больше расплылась в улыбке:       — Да, ты прав. Ты в целом на меня больше похож, нежели на отца.       — Ой, кстати, про отца. У тебя как дела? Он руку на тебя не поднимает?       — Нет, Осаму, он меня не трогал, не переживай.       — Славно, — он с облегчением вздохнул, неуверенно сжав холодными руками её запястья. — Но очень странно, что он успокоился именно тогда, когда я в больницу лёг…       — На что это ты намекаешь? — недоумевала она, догадываясь, к чему ведёт Осаму.       — Дело ведь во мне. Я — причина всех ссор и скандалов дома.       — Вовсе нет, Осаму. Не говори так, — она помотала головой.— Просто характер у него такой, неприятный.       — Неприятный характер? Разве это оправдывает то, что он ненавидит своего родного ребёнка?       — Осаму, милый, послушай, — она вновь ласково коснулась его макушки, поглаживая мягкие волосы. — Он то ли вовсе детей не хотел, то ли для него на тот момент рождение ребёнка было ни к чему.       Осаму сдался и не стал продолжать, иначе диалог завернулся бы совсем не в то русло, а говорить о средствах контрацепции и обо всём, что с этим связано, он не хотел, уж тем более с матерью. Потому он продолжил по-другому:       — Извини, что я это говорю, но почему бы вам просто не развестись?       — С твоим отцом это будет очень тяжело, солнце, — она вздохнула. — Я не знаю, чем это закончится.       — Тогда зачем вы с ним расписались?       — Я же говорю, до твоего рождения он был совершенно другим. Я не могла знать, чем обернётся этот брак, Осаму. И в этом нет твоей вины, совсем нет. Ты мой единственный ребёнок, и я счастлива, что ты у меня есть. Если отец от тебя не в восторге, то это не значит, что я тебя не люблю, — Танэ вновь поцеловала Осаму в лоб.       Парень закрыл глаза и снова прижался к матери. Тёплые слова любви грели душу, но в то же время причиняли боль и рождали чувство глубокой вины:       — Ты его все ещё любишь?..       — Уже, наверное, нет.       — Тогда постарайся что-нибудь сделать, чтобы с ним развестись. Я не хочу хаоса в доме…       — Я тоже не хочу. Я попробую сделать всё возможное.       — Спасибо…       — Пока не за что, Осаму, — она вновь прижалась тёплыми губами к его лбу и взглянула в очи сына.       — Мам, — он глубоко вздохнул, когда тон и выражение его лица вдруг стали более серьёзными, — я хочу сказать тебе кое-что очень важное, мне это не даёт покоя.       — М? Хорошо, я внимательно слушаю.       Шатен начал тихо:       — Прости меня, пожалуйста, я причинил тебе очень много боли и хлопот, — его голос чуть надломился и начал слегка дрожать. — Я жалею обо всём, что когда-то сделал. Мне правда очень и очень жаль…       Танэ на несколько мгновений растерялась, но беззаботно улыбнулась, и прижала юношу к себе, с теплотой и нежностью произнося:       — Ничего, Осаму, я за всё тебя прощу. Главное, что с тобой всё в порядке.       — Я тебя люблю… — добавил он тихо, когда на глаза снова стали накатывать слёзы.       — И я тебя люблю, солнце. Не плачь, всё в порядке.       Осаму судорожно и глубоко вздохнул, уткнувшись в плечо матери:       — Спасибо, мам.       — Угу… — она погладила его по спине, чуть похлопывая.       — Когда ты сможешь меня снова навестить? Мне бы хотелось видеть тебя чаще, здесь очень одиноко…       — Когда я приеду навестить тебя снова, ты об этом узнаешь. А пока придётся потерпеть.       — Хорошо, я тебя понял, — он шмыгнул носом и с облегчённой, но уставшей улыбкой взглянул на мать.       — Ну что, чудо в перьях? Успокоился? — шутливо спросила Танэ, положив тёплые ладони на обе его щёки.       — Да, — облегчённо вздохнул тот, мило улыбаясь.       — И, я надеюсь, ты достаточно со мной наобнимался и поговорил.       — Нет, — невозмутимо и абсолютно серьёзно ответил тот, чем заставил Танэ рассмеяться.       — Твой отец ждёт, я еле смогла из дома выйти. Более того, большая часть выделенного времени уже прошла.       Осаму печально вздохнул, но спорить не стал:       — Ладно.       — Всё, давай, береги себя и сильно не тоскуй. Не могу видеть твои слёзы, — Танэ напоследок крепко обняла Осаму, а тот взял руки матери и поцеловал тыльную сторону её пальцев.       — Спасибо большое, мне правда стало легче…       Танэ кивнула с улыбкой:       — И тебе спасибо.

──⊹⊱✫⊰⊹──

      Перенесёмся немного в другое место, но в то же время: крохотная комната, в которой царила умиротворённая тишина, разбавленная ритмичными тиканьями настенных часов, создавала чудаковатое на душе ощущение того, что квартира совсем омертвела. Такой приятной тишины в шумном доме большой семьи Накахары не было давно. Чуя сидел за своим столом и бездумно листал неинтересную книгу, заданную на лето, лишь изредка пробегаясь по расплывающемуся тексту уставшими от напряжения глазами. Но в один миг его бесцеремонно перебил Кашимура:       — Чем занят?       — Литературу читаю, — не поднимая глаз, ответил он.       — Может, пора на улицу выйти? Ты вечно в своей комнате.       — Не хочу.       — С чего вдруг?       — Не знаю, просто не хочу.       Мужчина подошёл ближе и встал перед рабочим столом Чуи, отчего младший немного напрягся:       — Нет, Чуя, так никуда не пойдёт. Выйди хотя бы с братьями прогуляйся, — возмутился он.       — А они сами не могут, что-ли?       — Они младше тебя, и могут вляпатся во что-то. Ты бы мог присмотреть за ними.       — Вы меня для этого рожали? — юноша явно начал злиться, однако большую часть гнева пытался удержать в себе.       — Это ещё что за разговоры? — вновь возмутился Кашимура.       — Обычные. Я не нянька для ваших младших сыновей. Вы никак не изменили ко мне отношение, хотя меня в конечном итоге поместили в психиатрическую лечебницу. Вам с матерью меня не жаль? Или все родители учатся на старших детях, чтобы в дальнейшем понимать, как правильно обращаться со следующими?       — Что, прости? Мы тебя кормим, одеваем, у тебя есть крыша над головой. Что тебя не устраивает?       — Это ваши базовые родительские обязанности, — Чуя встал, уже повышая голос.       — Тон пониже! — теперь и отец перешёл с обычного голоса на приказной. — Это твоя благодарность за наши старания? Мать с тяжким трудом родила тебя для этого?!       — А я и не просил меня рожать! — чётко проговорил Чуя каждое слово, стукнув рукой по столу.       На внезапные крики в мирной тишине пришла и мать Чуи, ненароком услышав слова, которые так не хотела слышать:       — Что происходит?       — Ничего! — крикнул тот, с недовольным выражением лица схватил со стола телефон, обошёл отца и направился в прихожую.       — Куда собрался? — отец захотел его остановить, однако Чуя, крикнув лишь «Гулять!», спешно вышел из квартиры, громко и демонстративно хлопнув дверью.       Родители Накахары застыли в непонимании. Женщина спросила у Кашимуры негромко:       — Что ты ему сказал?       — То, что должен был.       — Я серьёзно, что ты ему сказал? — она начала беспокоиться.       Кашимура не смог подобрать ответа, ибо конфликт был устроен на ровном месте, а потому ничего лучше, кроме как промолчать, в голову не пришло. Он был так же горд, как и его старший сын.       — Вот не можешь ты без этого! — расстроенно говорила Фуку. — Он уже перестал молча проглатывать твою строгость и жестокость. Дальше что? Из дома сбежит?       — Ты напрасно переживаешь.       — Нет, не напрасно. Сегодня же вечером ты с ним поговоришь и перестанешь так холодно к нему относиться! Это не обсуждается, — Фуку вздохнула, чтобы чуть успокоиться. — Я не раз говорила тебе перестать его терзать! Тебе сына не жаль? Мы довели его до больницы! И после этого ты всё ещё считаешь нас хорошими родителями? Нет уж, хватит! — Фуку поспешила выйти из комнаты и бросила все дела, чтобы дозвониться до Чуи.       А отцу хоть бы хны…

──⊹⊱✫⊰⊹──

      Чуя поспешил направиться в ближайшее уединеннённое место, где с облегчением вздохнул. Взяв телефон слегка дрожащими руками, Накахара достал из-под чехла самодельную игральную карту, восьмёрку червей, на которой Осаму оставил номер своего телефона, и написал короткое, но важное сообщение, прекрасно понимая, что Дадзай в ближайшее время его точно не прочтёт: «Мне тебя очень не хватает, Осаму.»