Авария

      Больницы переполнены, в городе не прекращая стонет сирена, заставляя леденеть кровь в жилах, а в воздухе отчетливо слышится запах гари, химии и… смерти. Все службы города стоят на ушах, и все силы брошены на ликвидацию ЧС.       — Власти города просят не поддаваться панике, ситуация полностью контролируется экстренными службами и администрацией. Объявлена срочная эвакуация, автобусы будут ждать в нескольких точках города, включая главную площадь. Все пострадавшие, которые на данный момент находились в непосредственной близости от эпицентра взрыва будут доставлены в медицинские центры радиологии…       В одной из тысячи квартир Нововоронежа резко замолчал голос ведущего новостей.       — Неправда… Все неправда, — женщина средних лет старалась сохранять невозмутимость, но тяжелая тень событий упала на ее лицо. — Пытаются успокоить население, но это конец, это конец. Милая, давай скорее!       Из соседней комнаты выбежала светловолосая девушка, таща за собой желтый чемодан и ноутбук подмышкой. По ее щекам катились слезы.       Тем временем сотрудники пожарной станции и МЧС пытались сохранить самообладание, хотя ужас в их глазах плескался бескрайним ночным океаном. Радиация распространялась с бешеной скоростью и проникала липкими лапами сквозь химическую защиту и маски. Одна упущенная цифра в измерениях стоила сотни тысяч поломанных судеб. И стоила ИМ жизни. Машина скорой помощи летела по пустой встречной полосе, разрезая острый едкий воздух сигнальной сиреной. Двадцатипятилетний Антон боролся с адской лихорадкой.       — Сильная интоксикация, нужно срочно под капельницу, иначе организм даст шок и кому, — молодая медсестра устало вытерла пот со лба и поправила маску одной рукой. — Счёт на минуты.

***

       — Да какое воспаление легких? У меня, как у быка же… этот… Иммунитет. Я его имел в виду.       В зеленых коридорах липецкой больницы ругались двое мужчин за тридцать пять. Один из них был в медицинской форме, с планшетом в левой руке, а второй в красных кедах и мешковатой толстовке цвета хаки, из-под которой торчали рваные на коленках джинсы.       — Арсений Сергеевич, я же не фокусник или маг, чтобы избавить Вас от симптомов. Тем более, раз Ваш организм выдает такое осложнение, значит ему нужен отдых. Вы так себя в гроб вгоните, — мужчина по имени Арсений досадливо закусил губу, но беспокоить пациентов за стенами своими пререканиями больше не стал. — Вы поймите меня, Попов, держать Вас тут намеренно долго и силой я не собираюсь, тем более в связи с ситуацией под Воронежем.       Врач устало потер переносицу, и Арсений только сейчас заметил, что мешки под глазами этого молодого врача не сравнятся даже с его собственными.       — А сейчас я вынужден Вас покинуть, меня ожидают в закрытом блоке. Возвращайтесь в палату, Арсений Сергеевич, — доктор хлопнул Арсения по правому плечу и быстрым шагом двинулся прочь по коридору.       — Блять, сколько же мне тут торчать, — пробубнив себе под нос, Арс развернулся на пятках и прошел пару шагов, прежде чем завернуть за угол и открыть дверь в его палату номер девятнадцать.       Арсений попал в медицинский корпус еще неделю назад, когда напугал своих коллег по работе страшным кашлем, в результате которого начал задыхаться и разбил любимую кружку бухгалтера Оксаны, когда схватился за край стола, падая без сил. Не понимая причину, коллеги в панике вызвали скорую, которая в итоге положила Арса в стационар. Изрядно вымотав нервы всему персоналу больницы, Попов стал докучать студентам-практикантам, старшим врачам и другим пациентам. Ночами он плохо спал от сильных приступов кашля, из-за чего было принято решение перевести его в девятнадцатую палату, которая почему-то находилась в отдалении от других, рядом с закрытым блоком в пустом коридоре. В последние два дня в госпитале гармония, тишина и спокойствие по ночам для всего второго этажа корпуса, пока в закрытый блок не стали доставлять тяжелобольных после взрыва АЭС.       Нынешней ночью Арсению тоже не спалось. Мучительный кашель вырывал легкие из грудной клетки, гарпунами драл горло, и слезы градом катились из глаз, пока мужчина в агонии хватался за простынь, сжимая ее до хруста костяшек пальцев, и пытался успеть вынырнуть из болота боли для глотка воздуха. Болезнь высасывала все силы до последней капли, как хорошая хозяйка выжимает тряпку от воды. В темноте одиночной палаты ему казалось, что нечто каждый раз держит Арсения на мушке. Он практически кожей ощущал тяжелый взгляд, что заставлял извиваться на кровати в поисках удобной позы, чувствовал склизкое касание мокрых лап на своих ногах, бедрах, плечах и волосах, знал, что Оно давит изо всех сил на ребра. До хруста, до паники, до скуления. Мужчина лежал на сбившихся и мокрых простынях, подушка оказалась на тумбочке слева, а одеяло комком упало к подножию кровати. Часы надоедливо тикали, показывая белыми пальцами на четверть третьего. В окно жутко стучала ветка умершего от болезни клена. Но тут по блоку внезапно прокатился жалобный вой, который тотчас же вызвал у Арса сотни тысяч мурашек от затылка до копчика. Ему показалось, что он бредит из-за недостатка кислорода в мозгу, но звук повторился. Это было что-то между криком о помощи и воем раненого медведя. Будучи скептиком и реалистом, Попов не верил в призраков, но, подгоняемый жутким интересом, решил найти медведя-оборотня. Наспех вытерев тыльной стороной ладони пот со лба, он даже не надел тапочки. Босыми ногами, которые прилипали к ледяному кафельному грязному полу, Арс, стараясь не вызвать шума больше, чем обычно, покрался к источнику его дополнительной бессонницы. Если в окно палаты сквозь нередкие тучи прорывалась луна, то в больничном коридоре была кромешная тьма. Попов решил идти короткими шагами, выставив руки в разные стороны, чтобы не налететь на стулья, кушетку или что-нибудь еще. В горле скопилась липкая слюна, которую никак не удавалось проглотить, хрипы эхом отскакивали от стен, как теннисные мячи и прилетали мужчине обратно в лоб. Стоны стали тише, но в мучительной тишине их было слышно четче, чем собственное сердцебиение. Звуки шли из закрытого блока.       На самом-то деле это крыло не закрывалось на какой-то амбарный замок, войти сквозь двойные металлические двери мог любой желающий, но таких было немного. Большую часть времени блок номер три пустовал или был на ремонте, а коридорные двери закрыты, за что данный отсек и обозвали так. Но сегодня в нем была жизнь. Или скорая смерть. Накануне в туда положили нескольких бедолаг с тяжелым свинцовым отравлением и возможным сильнейшим радиационным излучением после аварии. Радиологические центры били тревогу, потому что уже не могли размещать все прибывающих и прибывающих людей. Областные и ближайшие госпитали вынуждено принимали зараженных.       Дверь за Арсением жалобно заскрипела и закрылась. Он уже мог различать какие-то скамьи в тягучей лакричной темноте, но он ни разу не был в закрытом блоке, в отличие от обычных коридоров больницы, поэтому опасался нечаянно разбить какое-нибудь зеркало или сломать себе палец на ноге. Какого черта он вообще поперся босиком? Ступни уже заледенели и покалыванием отдавали в виски.       — Мама…       Тяжелое дыхание и шепот на грани изнеможения раздался по левую руку от Попова. Он шагнул наугад и уперся руками в дверь. Арс почувствовал могильный холодок, который лизнул его оголенные щиколотки, когда тут потянул ручку двери на себя. В мутном желто-зеленом свете прикроватной лампы лежал донельзя бледный и худой парень. Его высокий рост не позволял нормально разместиться на маленькой больничной койке, поэтому одна его нога свисала с кровати, а вторая была чуть согнута. Одеяло перемешалось в бесформенную кучу в одной стороне. Лицо покрылось испариной, из глаз не прекращаясь бежали горячие дорожки слез, губы потрескались и походили на иссушенную солнцем степную землю. Парень то открывал, то закрывал глаза, метался по подушке, поскуливал и яростно хватался за металлический каркас кровати тонкими длинными пальцами. В палате находились еще двое, которые совсем не подавали признаков жизни, лишь леденящие душу звуки приборов обещали выздоровление. У Арсения на миг замерло сердце от увиденной картины, он так и остался стоять в проходе, оперевшись о дверной косяк.