Возрождённые

      Бургундские ворота, на которые с непомерной радостью во все глаза глядела Катрин, были распахнуты, введя молодую женщину и оголодавших беженцев из мужчин и женщин с детьми в узкую улицу. С одной стороны улица была ограничена монастырём, а с другой — рядом домов с наглухо закрытыми ставнями. С каким-то оттенком ностальгической грусти Катрин подумала об уютном и гостеприимном доме её с Лоизой дядюшки Матье, который приходился родным братом Жакетте Легуа. Именно добрый и отзывчивый к горю ближних дядя Матье дал кров и тепло семейного очага не только сестре с её двумя дочерями, но и Саре. С тринадцатилетнего возраста, вынужденная бежать с родными и друзьями в Бургундию от ужасов парижских бунтов, Катрин прожила немало счастливых лет под крышей дома её родного дяди. Матье Готрен, так и не женившийся, не обзавёдшийся своими кровными детьми, всю свою любовь, тепло и заботу отдал дорогим для него племянницам — детям его сестры Жакетты. Искренне сопереживающий горю родной сестры и племянниц, Матье Готрен старался сделать всё для счастья дорогих ему людей, безмерно любил и баловал Лоизу с Катрин, и ни разу не сказал ни слова упрёка сестре — нежданно появившейся на пороге его дома не только с двумя её детьми, но и с цыганкой Сарой, не пожелавшей расставаться с Катрин, к которой прикипела всем сердцем — как к своей родной дочери, да ещё в компании Барнабе-Ракушечника. Не единожды Катрин поймала себя на мысли, что была бы счастлива хоть ненадолго оказаться в доме любимого дяди, который столь трепетно и преданно любил свою сестру Жакетту и Катрин с Лоизой. Но молодая женщина с тоской осознавала, что теперь путь в Бургундию, под кров доброго и любящего дяди Матье, к родной матери, теперь для неё заказан — поскольку Катрин ослушалась приказа герцога Филиппа вернуться ко двору. У Катрин не было иллюзий, что бывший любовник простит ей это своеволие и не бросит в тюремную камеру, в наказание за её неповиновение. Пусть сейчас разум Катрин посетили грустные мысли, что она ещё нескоро сможет увидеть и крепко обнять родных маму с дядей, навестить Лоизу в её монастыре, всё же нечто согревало её сердце живительным теплом. Ведь сегодня она стала ближе к своей мечте разделить с Арно все тяготы войны и подставлять ему плечо в эти страшные времена, быть ему верной поддержкой и опорой. Всё же в душе Катрин жила робкая надежда на то, что её возлюбленный захочет узнать от неё правду, кто виновен в чудовищной и изуверской расправе над его любимым старшим братом, которого Арно всегда обожал, которым искренне восхищался и старался во всём хорошем быть хотя бы немного похожим на Мишеля. Катрин лелеяла рождённую давно мечту, что любимый и дорогой для неё человек всё же смягчится к ней, как только она расскажет ему всю правду о парижских событиях шестнадцать лет назад. Иногда из воспалённых глаз Катрин скатывались вниз по щеке несколько слезинок, которые она даже не утирала. Молодая женщина ощущала себя так, словно из Девятого круга Ада, как в «Божественной комедии» одного из её любимых авторов Данте Алигьери, она вознеслась в Рай. Катрин, наконец-то добравшаяся до заветного города её мечтаний, совершенно забыла о своих кровавых мозолях на пальцах обеих ног. Забыла о своих сбитых в кровь босых ногах и израненных при падениях руках. Даже мучившие Катрин сильные озноб и жар меньше занимали её разум. Она забыла напрочь об усталости, чуть ли не валящей её с ног весь путь до Орлеана. Больше она не думала о том, что её жалкое и поистрёпанное рубище плохо справляется со своей задачей скрывать наготу её отощавшего от голода тела. И только благодаря подаренному Бертиллой плащу, Катрин могла скрыть свои довольно жалкие и обветшалые лохмотья. Она даже меньше думала о том, что её урчащий желудок сводит от голода, и он едва ли не готов поглотить самого себя, не обращала внимания на боли в животе от частого недоедания. Слишком окрыляла молодую женщину её наполовину сбывшаяся мечта, поддерживающая в ней силы на протяжении всего нелёгкого и полного опасностей пути — добраться до Орлеана, пусть даже пешком и босой, через разорённую войной с англичанами страну. Теперь же Катрин про себя молилась только о том, чтобы разыскать Арно здоровым и живым, невредимым — насколько это вообще возможно в условиях этой страшной войны. На бледных, потрескавшихся от холода и бескровных губах Катрин зацвела, словно цветы по весне, преисполненная блаженства улыбка. Иногда молодая женщина обращала взор своих больших и восторженно сияющих глаз, ярко выделяющихся на её бледном и замученном лице, на людей (явно военных) со всё ещё пыльным и почерневшим после недавней атаки оружием. Некоторые из них держали факелы, освещавшие выход из ворот. На огне в железной клетке кипел горшочек с варевом. Дул сильный ветер, и пламя неистово трепетало во мраке. — Ещё беженцы! Новые лишние рты, но не назад же их отсылать!.. — сорвалось с губ одного из мужчин грубое восклицание, немедленно заставившее сердце Катрин сильнее забиться от радости. — Это люди из Монтрана, — объяснил кто-то. — Их деревня вчера была сожжена… Первый из говоривших ничего не ответил, но Катрин почувствовала, как непреодолимая сила тянет её туда, где он находится. Она не ошиблась: в нескольких шагах от неё стоял Арно де Монсальви. Сияющие глаза безмерно счастливой Катрин заволокло пеленой слёз. Они лились множеством солёных дорожек по её исхудавшим щекам с горящим на них болезненным румянцем. Катрин даже не думала о том, что её щёки и лоб полыхают жаром как в адском пламени, а всё тело колотит озноб, что лихорадка не свалила её с ног только лишь из-за её волевого усилия — которого молодой женщине всегда было не занимать. Не веря своим глазам, Катрин позволила себе плакать, но восторженная улыбка не исчезала с её нежных, пусть и бледных губ. Всего какие-то несколько шагов, может быть, десять или двадцать, отделяли её от любимого и бесконечно дорогого ей человека, рядом с которым она хотела разделить все опасности с тяготами войны, бок о бок с ним сражаясь против англичан — душащих своими когтями её с Арно родную и любимую Францию. Всё окружающее Катрин казалось ей слишком нереальным, каким-то прекрасным и добрым сном, от которого она не хотела пробуждаться, пусть вокруг царили разруха с нищетой и смертью, несмотря на все перенесённые мучения. Даже то, что Катрин видела воочию Арно, которому она так мечтала стать верной опорой и поддержкой во всём, казалось Катрин миражом. Молодая женщина боялась поверить тому, что её мечта не только добраться до Орлеана, но и найти безумно любимого ею мужчину здоровым и живым, наконец-то воплотилась в жизнь, стоит только преодолеть несколько шагов, протянуть руки, крепко прижаться и обнять… Облокотившись о стену монастыря, Арно с раздражённым видом, на грани усталости, изучал людей, которые только что вошли в город. Арно стоял с непокрытой головой, его короткие чёрные волосы с первыми нитями седины были взъерошенными. На лице остались следы пороха, одну щеку пересекал шрам, которого Катрин раньше не видела. Его доспехи были иссечены, и выглядел он изрядно усталым, но Катрин с большой радостью заметила, что он не изменился. Огромной и непомерной радостью для Катрин стало то, что она видит перед собой Арно живым, не при смерти и не при последнем издыхании, не страдающим от тяжёлых ранений и не искалеченным. Замеченный ею небольшой шрам на щеке молодого мужчины вызвал у Катрин острое желание со всей нежностью прикоснуться к нему губами и бережно, ласково погладить его своими пальцами. Черты лица Арно были теми же, может, только немного резче очерченными. У рта появилась скорбная складка. Эти глаза, которые так редко смягчала нежность, были, как всегда, жёсткими, и голову он держал так же надменно, как и раньше. Небритый, со следами недавнего боя он казался Катрин прекраснее архангела. В конце концов, разве он не был её мечтой во плоти? Арно не видел Катрин, щёки которой пылали нездоровым горячечным румянцем. Граф де Монсальви с большой досадой осматривал свои согнутые ножны. Он нахмурил брови, стоило ему оглядеть также погнутую гарду своего оружия. Катрин, забывшая обо всём на свете от безмерной радости, что она смогла разыскать Арно по другую сторону городских ворот, плакала совсем не от горя. Всё существо молодой женщины неудержимо тянулось к нему. С радостно горящими глазами, с дрожащей за слезами улыбкой на губах, Катрин собрала последние остатки сил, и, насколько позволяли её измученные тяжёлой дорогой и сбитые в кровь ноги, уверенно и самозабвенно устремилась к тому, ради кого она проделала полный опасностей путь от самой Бургундии и до Орлеана. Пришедшие в город с ней беженцы были изумлены настолько, что отступили, давая ей пройти. Ноги Катрин сами несли её по круглым, всё ещё блестящим от недавнего дождя булыжникам. Арно кое-как вдел оружие в погнутые ножны, с удивлением узрев какую-то молодую нищенку со следами лишений на похудевшем лице, одетую в жалкие лохмотья, с трудом держащуюся на ногах из последних сил, но ясные большие глаза цвета распустившихся тёмных фиалок сияли неземным светом. Великолепные и густые, длинные волосы цвета расплавленного золота струились по её скрытым лохмотьями и плащом плечам. Для Арно оставалось непонятным, откуда в ней столько сил, чтобы устремиться к нему, когда она выглядит такой измученной. Недоверчиво молодой человек вглядывался в облик молодой женщины, протягивающей к нему дрожащие руки со стёртыми в кровь ладонями. На мгновение Арно показалось, что это иллюзия, вызванная его усталостью. Позади был день ожесточённой битвы, и его руки устали от тяжёлого двуручного меча. Он с силой потёр глаза и посмотрел ещё раз… и вдруг неожиданно узнал её. С чувством неверия и глубокого потрясения он какое-то время молча взирал на женщину, все эти годы часто тревожившую его сон, которую он со всем жаром ненавидел и при этом страстно желал… Её омытое слезами, похудевшее и бледное лицо с нездоровым ярким румянцем, с лихорадочно горящими глазами, сияло, словно гемма. Все эти годы он напрасно тщился её забыть, изгнать из памяти, вырвать с корнями из сердца, куда она крепко вросла. Не успел Арно сказать и слова, как молодая женщина бросилась к нему и крепко прижалась, обвила руками его шею и счастливо смеялась, тихо, немного хрипловато. Как обезумевшая, она целовала его щёки и лоб, кончик острого прямого носа, тонкие губы с пролёгшими горькими складками в уголках, особенно трепетно и ласково губы молодой женщины касались небольшого шрама на щеке Арно. Молодого мужчину пробрала столь сильная оторопь, что он застыл как соляной столб, не в силах оттолкнуть от себя доверчиво льнувшую к нему Катрин. — Арно, слава Богу, ты жив! Я нашла тебя… Как ты? Я так рада, что ты выжил, что не страдаешь от тяжёлых ранений, тебя не искалечили… — нежно шептала Катрин на ухо онемевшему от потрясения Арно. — Ты даже не представляешь, как я мучилась страхом за тебя всю дорогу до Орлеана… Мне снились жуткие кошмары, что с тобой случилось много всего ужасного… — на конце последнего слова Катрин снова сорвалась в слёзы. — Я всё бросила, без сожалений — как только узнала, где ты… Так мечтала тебя найти, биться бок о бок с тобой против англичан, стать тебе поддержкой и опорой во всём! Бедный мой, как же ты осунулся! — пылко и с жаром, словно в горячке, роняла слова Катрин, не переставая плакать. Вот только сейчас плакала Катрин вовсе не от боли, как было весь её путь до Орлеана, а скорее от радости. Все злоключения, которые она пережила после её побега от Фортеписа и его банды, все долгие дни пути, вид разорений и лишений терзаемой войной страны, отошли для Катрин на второй план. Сердце и душа её были преисполнены ликования, наконец-то она смогла разыскать Арно — ради мечты быть с которым она проделала столь тяжкий путь, оставивший следы на её ногах и руках. Крохотный лучик надежды зажёгся в душе Катрин, когда она не встретила со стороны Арно привычной для неё враждебности. — Катрин, но как… ты здесь?.. — только и смог проронить он глубоко потрясённо, мягко отстранив Катрин от себя, и осторожно придержав её за плечи, поскольку она едва ли не валилась с ног. — Ты хоть немного башкой своей думай, когда тащишься по большим дорогам в разгар войны! — нахмурившись, молодой человек неодобрительно покачал головой. — Враги не жалеют даже маленьких девочек и седых старух! Думаешь, пожалеют тебя?! Решила стать трофеем для англичан или бургундцев?! — вскипел смешанный с тревогой гнев Монсальви, заставивший Катрин в немом испуге воззриться на него. — Не ругай меня, Арно… Я так хотела найти тебя невредимым, здоровым и живым… Ради тебя я бросила свою прежнюю жизнь… Я так счастлива… — тихо прошептала Катрин с ласковой улыбкой на губах, с теплотой во взгляде её дивных глаз, которые единственные и жили на её лице, взирая на свою сбывшуюся мечту. Столь безграничное счастье и блаженство оказались слишком непосильными для Катрин, измученной лишениями и голодом, трудной дорогой и далеко не всегда к ней милосердной погодой, спящей, где придётся и где свалит её с ног усталость. Сознание отказалось ей повиноваться, в глазах потемнело, мир словно утратил для Катрин все краски, и она непременно упала бы прямо на булыжную мостовую, разбив себе при падении голову, не успей Арно вовремя её подхватить. До сих пор не в силах поверить во всё только что произошедшее, Арно в немом потрясении глядел прямо перед собой, взяв на руки потерявшую сознание и пребывающую в беспамятстве Катрин, с бледных губ которой не сходила радостная улыбка.