Темные воды чужой жизни

Всё пропало. Она влипла. Сегодня все узнают правду, и ее жизнь больше никогда не будет прежней. Саша спускалась по ступеням школьного крыльца на ватных ногах. Она слышала разговоры и шепотки за спиной: — Ну и где эта ее машина? — Думаешь приедет? Или наврала? У нее правда черный «Гелентваген»? — Да чушь, нет у нее никакой машины, иначе почему раньше не показывала? Один за другим красивые дорогие авто подъезжали к крыльцу, чтобы забрать со школы учеников. Личные водители, тонированные стекла — так, не больше не меньше, с шиком, забирали практически всех, кто здесь учился. Дети бизнесменов, заграничных дипломатов, даже депутатов и политиков. Сашины одноклассники не спешили по домам. С любопытством они ожидали ту самую машину, на которой должны были забрать ее, Сашу. Машину, которой, конечно, никогда не существовало, но про наличие которой ей удавалось врать больше года. Она не выдержит, если правда раскроется. За ее спиной Марк, Женя и Мориси делали ставки. Саша слышала, как Марк залихватским жестом скинул в коробку сто долларов, поставив на то, что у Сашиной семьи, конечно же, есть этот черный «Гедентваген». Сердце Саши болезненно сжалось. Она представила глаза Марка, когда он поймет, что она врала. И дело было, конечно, не в деньгах, сто баксов — не проблема для него. Просто Марк считал ее другом, и верил во все росказни безоговорочно. Однако страшнее всего было увидеть довольную ухмылку на лице чертовой Ани Щербаковой. Услышать ее «Я же говорила», брошенное подругам. Нет, этого Саша попросту не вынесет. Она старалась не смотреть в сторону Ани, но видела ее, Алину и Камилу боковым зрением. Они стояли опершись о перила. Аня — скрестив на груди руки. Ее осанка и поза говорили о напряженном ожидании — ожидании момента, когда вся правда раскроется. Саша не знала, что делать. Одно она знала точно — никакая машина за ней не приедет, даже «Жигули». Она простоит так еще несколько долгих тягучих минут, а потом пойдет пешком к автобусной остановке под хохот одноклассников. А на следующий день просто не придет в школу и уедет из города. Нет, лучше бы даже из страны. С этой планеты. Ее сердце панически сокращалось, а в голове почему-то проносился дурацкий звук из Тик-Тока — «Ну да, это я… Как я дошел до жизни такой?» Конечно, Саша довела себя до этой ситуации не намеренно. Просто… Так сложилось. Достаточно было несколько раз струсить в самом начале учебы— и вот ты уже профессионально всех обманываешь, загнав себя в глубокую яму. Это была дорогая частная школа, о которой кто-то вроде Саши не смел и мечтать. Она жила в доме, часть которого развалилась от старости. С отцом, который после смерти жены беспробудно пил. Такие люди не попадают в частные школы, хорошо если вообще чего-то хорошего достигают в жизни. Обычно... Но Сашу, видимо, поцеловала удача. Возможно, ее судьба могла сложиться куда печальнее. Без родительской заботы и внимания растешь, как сорняк, и учеба — последнее, что волнует. Но у Саши была очень добрая учительница математики, которой почему-то было не наплевать на девочку из неблагополучной семьи. Изо дня в день она повторяла Саше, что та одарена и не должна «пойти по кривой дорожке». Чудом эта учительница узнала о том, что одна из лучших частных школ занимается благотворительностью, каждый год принимая некоторых талантливых детей бесплатно. Не ожидая от судьбы больших подарков, Саша, чтобы не разочаровывать единственного верившего в нее человека, прошла тестирование, и неожиданно для себя самой, была зачислена в 10-А класс частной школы. И нет, у нее не было в планах скрывать, кто она есть. Просто не хотелось тогда, год назад, в первый же день ударить в грязь лицом. Она обошла все секонд-хенды, дабы урвать хоть какие-то брендовые вещи. С обувью внезапно помог Миша Коляда. Он был на несколько лет старше и жил неподалеку от Саши. Детьми они часто вместе играли во дворе. Миша работал водителем у очень богатой женщины — то ли тренера, то ли спортивной чиновницы — Саша точно не знала. Он обмолвился ее дочери о Саше — и та отдала ей свои почти новые туфли, ботинки и даже зимний полушубок от "Луи Виттон". Словом, изначально Саша просто хотела выглядеть прилично, а вовсе не обманывать. Но новый класс принял ее очень тепло, как свою. Марк сразу предложил сидеть с ним за партой, Женя Семененко — провел экскурсию по школе. Тёзка Саша Бойкова и ее парень Дима в первый же день вовлекли Сашу в крайне интересную дискуссию об экологии и глобальном потеплении, не уставая повторять, что она очень умная. Одноклассники запросто болтали с ней о своих поездках по миру на каникулах, о машинах и вещах, и по тону Саша вдруг с ужасом обнаружила, что они приняли ее за свою. Каким-то чудом не догадались, что она одна из тех учеников, которые попали в школу по благотворительной программе. Конечно, именно тогда, сразу, стоило сказать правду. Да, возможно, кто-то бы посмеялся или изменил к ней отношение. Но это не конец света. Но почему-то Сашу охватил такой теплый комфорт, такая безоговорочная радость от принятия, что она попросту не смогла. Это было слишком прекрасно — что никто не жалеет ее, не смотрит с сочувствием и снисхождением, что ей не приходится рассказывать про отца-алкоголика, про вечные подработки, про ветхий дом с туалетом на улице. Саша оробела, струсила, не смогла рассказать всё, как есть. Когда ее мимоходом спрашивали про дом или машину, она рассказывала то, что видела у той богатой женщины, на которую работал Миша. Описывала ее дом как будто бы свой, ее машину — как свою. Даже ее поездку за границу, о которой рассказал Миша, Саша упомянула, как свою. Пару недель в ее голове все же происходила тяжелая борьба. Еще теплилась надежда на то, что она все же решится. Нельзя же вечно врать. Но кое что случилось. Случилась чертова Аня Щербакова, и захлопнула Сашу в ловушке этого бесконечного обмана. Саша почти сразу заметила, что эта девушка держится от нее в стороне. Она и две ее подруги не подошли познакомиться, не участвовали в разговорах их сформировавшейся компашки из Саши, Марка, Жени и Саши Бойковой с Димой. Что-то в ее прямой осанке и несколько надменном взгляде дало Саше понять, что Аня не из тех, кто радуется новеньким в классе. Навязываться и в чем-то разубеждать ее Саша не собиралась. Женя Семененко в начале учебного года тоже заметил неладное. — Она просто завидует, что теперь не первая красотка, — хохотнул Марк, помогая Саше разобраться в столовой с подносом. Вообще Саша не очень любила когда ее с кем-то сравнивают, особенно если дело касалось внешности. Она знала себе цену. Знала, что люди оборачиваются на ее длинные рыжие волосы, знала, что приложила много усилий, чтобы иметь стройную спортивную фигуру. Но она никогда не считала себя красивой в конвенциональном смысле и не очень понимала, чему Аня могла бы так уж сильно завидовать. На самом деле Саше она показалась вполне красивой, что-то в этой девочке было эльфийское: аккуратный вздернутый носик, длинные черные ресницы, волнистые волосы, струящиеся на плечи. Пожалуй, она была слишком тощей и бледной, что выглядело не совсем здорово, но всё остальное… Только несколько надменный взгляд делал ее, по мнению Саши, иногда совсем-совсем не симпатичной. В целом об Ане Щербаковой Саша думала не много. Ей даже начало казаться, что она просто накрутилась и на самом деле Аня не испытывает к ней никакой неприязни. Но так казалось ровно до первого урока математики… Саше удалось решить сложную олимпиадную задачу со звездочкой за три минуты. Точнее, она даже не успела понять, что это была, оказывается, сложная задача. Саша сделала это играючи, как и всегда. Она любила решать задачки — это было не скучно в отличие от остальных предметов, к которым Саша подходила спустя рукава. Но стоило ей озвучить ответ первой, весь класс почему-то повернулся к Ане. Как позже Саше объяснили, оказывается раньше именно Щербакова быстрее всех развязывала сложные уравнения и олимпиадные задачи. Порой была единственной в классе, кто вообще был способен их решить. Именно ее учителя готовили к городской олимпиаде, именно у нее дома лежала стопка грамот с разных математических конкурсов. В момент, когда Саша оказалась проворнее, на лице Ани появилось очень странное выражение. Во взгляде — что-то от юной булгаковской ведьмы. Заметила это, похоже, не только Саша, но и весь класс... Марк подлил масла в огонь. — Что, Щербакова, кажется у тебя появилась достойная конкурентка, — сказал он громко. Дима и Мориси рассмеялись. Видимо, задетая этим, Аня выдала безразличное, но обидное: «К вашему сведению, выиграть олимпиаду— это не случайно решить одну задачку» Саша на такое замечание тоже уязвилась и не осталась в долгу. — Случайности не случайны, если голова на месте. Но если тебе такие задачи помогает решать только Случай, у меня для тебя плохие новости. Марк, заглянув в Сашину тетрадь, присвистнул. — Да она почти ничего не написала, решив в уме, — сказал он. — Боюсь, Щербакова, тебе таки придется сдать позиции… Аня тогда собрала в кулак, кажется, всю волю и всё достоинство, чтобы не продолжать разговор, но с тех пор между ними началось что-то вроде холодной войны. Аня и ее подруги не упускали возможности подколоть Сашу. — Это что, прошлогодняя коллекция? — спросила как-то Алина, брезгливо двумя пальцами, взявшись за Сашино пальто утром возле школы. Саша не подала виду, что это ее волнует. Пальто было из хорошего секонд-хенда. Удивительно, что там вообще такое нашлось. Аня про пальто ничего не сказала, но ее легкая ухмылка не укрылась от Сашиного взгляда. — Знаешь, — разозлилась Саша. — Если меньше думать о моде, а больше о математике, то у тебя тоже будут шансы к олимпиаде. Ближе к школьному этапу олимпиады по математике, на которой должно было решиться, кто же поедет на город, конфликт обострился еще больше. Весь класс начал делать ставки. Мориси ходил с коробкой и записывал самых азартных в список. Марк тогда тоже поставил на Сашу. И продул... В тому году выиграла Аня. Самым обидным было то, что Саша ошиблась только в последнем задании и лишь потому, что поспешила. Ее мысли и решения обычно бежали впереди того, что она записывала на листке. Это и привело к фатальной ошибке. Саша надеялась, что после победы Аня успокоится, но война почему-то только набрала обороты. Саша саркастично предрекала Ане поражения на дальнейших этапах. Марк громко рассуждал о том, что бывают настоящие таланты, а бывают — просто зубрилы. Аня и ее подруги напирали на то, что победителей не судят, а Саша просто завидует. Уже к новому году Саша знала одно — она очень любит новую школу и класс, но чертовски ненавидит Анну Щербакову. На фоне этого конфликта решиться рассказать правду о своей жизни стало просто невозможно. Саша понимала, что не вынесет подколов о том, что она вгрызается в олимпиаду по математике просто потому, что бедная и таким образом борется за место под солнцем и хороший вуз. Это, разумеется, было правдой. Но теперь Саша больше всего на свете боялась, что все, и особенно Аня, об этом узнают. Впрочем, за исключением конфликта с Щербаковой, всё остальное шло гладко, как в добрых фильмах. Всю неделю Саша наслаждалась компанией новых друзей в школе, а с пятницы все выходные — работала в больнице санитаркой. Туда ее устроил старый мамин друг. Не официально, конечно, но все же это были кое какие деньги. Конечно, из-за графика работы Саше нередко приходилось сочинять истории о поездках с родителями, о важных мероприятиях на работе отца, которые удивительным образом случались всякий раз, когда Марк или Женя предлагали куда-то сходить в выходные. Саша боялась, что ее раскроют, но долгое время предпосылок не было. Она успешно окончила десятый класс. Летом на весь июнь напросилась к Мишиной работодательнице няней. Ее семья поехала отдыхать в Ниццу вместе с детьми, куда взяли с собой Сашу присматривать за ними. Свободного времени у нее почти не было, но все же возможность сделать фотографии на южном берегу Франции перепадала. Ими Саша тщательно забила свой инстаграм, чтобы теперь вообще ни у кого и никогда не возникло подозрений. Остаток лета она проработала почти без выходных в своей «родной» частной клинике, и к первому сентября накопила прилично денег на то, чтобы снова купить вещей, которые пусть и с натяжкой, но соответствовали уровню школы. Однако в первую же пятницу нового учебного года в размеренную и такую выстроенную четкую картину Сашиной жизни снова вмешалась она — Анна Щербакова. Перед уроком математики Аня с Алиной и Камилой сидели за партами, склонившись над бумажным листком. Саша знала, над чем они мучаются — это была первая задача из продвинутого учебника. Почуяв, что ее звездный час настал, Саша лениво протянула. — Ответ: корень из пятнадцати… — Тебя никто не спрашивал, — буркнула Камила и зашептала Ане на ухо: «Правда? Она права? Корень из пятнадцати?». Аня еще какое-то время сидела над листочком, затем отложила его и с мрачным выражением кивнула Камиле. Саша торжествовала. — Может уже начнем делать ставки? — приободрился Мориси. — Кто в этом году поедет на город? Кто сколько ставит на Щербакову? Кто на Трусову? — добавил он громко, обращаясь к классу. — Идиотизм ваши ставки, — сказала Аня, — Сколько ни ставь, это ни на что не повлияет. — Боишься продуть? — ухмыльнулась Саша. — Нет, как и в прошлом году, — голос Ани был возмутительно спокойным. Саше хотелось верить, что она прилагала усилия, чтобы так звучать, а не взаправду была настолько в себе уверена. — Я ставлю на Сашу энивей, — сказал Марк, открывая бумажник и проверяя количество купюр в нем. — Конечно, она ж подружка твоя, — хохотнула Алина. — Я бы не смеялся на вашем месте, — Марк говорил очень по-деловому, — Я год сижу с ней за партой и вижу, КАК она решает. Видели бы вы эту скорость, вы бы тоже ставили на нее. Класс повернулся к Ане, выжидая ответной реплики. Это уже стало чем-то вроде любимого спорта для всех. Она выдохнула, в сущности ни на кого конкретно не глядя. — Когда-нибудь, но не сегодня до вас дойдет, — начала она своим нарочито мягким голосом, — что системность в подходе и лишние проверки _всегда_ будут выигрывать у скорострельных решений, когда мысль летит впереди паровоза да не туда. — По крайней мере она у меня летит, а не ползёт, — ответила Саша. — А спешка нужна только при ловле блох, — добавила Аня, будто игнорируя Сашу, но затем перевела взгляд прямо на нее. Саша не без радости отметила, что Аня выглядит не очень уверенной, скорее какой-то уставшей. Она была бледнее обычного, с синяками под глазами, будто не спала пару ночей подряд. — Я знаю твой стиль, — продолжала Щербакова, сохраняя тем не менее, спокойствие в голосе, — Небрежные чертежи в черновике, половина действий в уме, быстрый вывод. Возможно, ты считаешь, что это плюс или показатель таланта, но это тебя и погубит. В прошлом году и погубило, если уж честно. Математика — точная наука. Это не как писать картины широкими мазками. Она любит порядок, время, пересчеты и усидчивость. Саша нахмурилась. По правде говоря, она действительно считала умение просчитывать в голове на пару действий вперед своей супер-способностью. Так не делала ни Аня, ни кто-либо еще из тех ее знакомых, про кого говорили «математически одаренный». Возможно, в словах Щербаковой и была доля правды, неприятной правды. Но признавать это было никак нельзя. — Усидчивость? — Саша тоже заговорила низким, деланно безразличным тоном, глядя Ане прямо в глаза. — И сколько часов ты сидишь над учебниками в надежде снова выиграть? Часов по сто? Поэтому ты выглядишь, как выжатый лимон, который не отдыхал со времен палеолита? Аня прищурилась. Саша внезапно поняла, что надавила на больное. Вероятно, она действительно болезненно относилась к критике своей внешности. — Низкий приём, — Аня говорила все еще спокойно, но что-то угрожающее появилось в ее тоне, — Раз уж ты перешла на личности и то, кто как выглядит… Знаешь, не только ты можешь задевать. — И чем ты меня заденешь, интересно? Олимпиада покажет. — Нет, не олимпиадой, — Аня сделала драматичную паузу. — Меня всегда интересовало, почему в каждом классе есть хотя бы один ученик по благотворительной программе, а у нас нет. В прошлом году появляешься ты и… Марк громко расхохотался. — Трусова? По благотворительной программе? Я тогда Наполеон Третий. Саша попыталась рассмеяться в тон Марку, но вышло плохо и неубедительно. Ее тело будто сковал мороз. Она судорожно придумывала, что ответить, но все силы шли на то, чтобы держать лицо и не показывать признаков паники. Тщетно. Казалось от Щербаковой эта перемена в ней не ускользнула, поэтому она беспечно продолжала. — Да-да, все мы знаем, какой у Саши дом и какая машина. По _её рассказам_. Кондратюк, ты бывал у нее в гостях? Марк пожал плечами. — Еще нет, просто как-то повода не было. Она у меня так-то тоже не бывала. — У тебя много кто бывал, — сказала Аня, — а у нее — никто. И этот хваленый черный «Гелентваген» мы тоже не видели в глаза. Забота об экологии — хорошая ширма, правда? К счастью в разговор встряла Саша Бойкова. — Всё правильно она делает. Нам следовало бы тоже перестать гонять машины туда-сюда, оставляя углеродный след. Голые понты и ноль заботы о будущем мира. Саша энергично закивала. Конечно, ее мало волновал углеродный след. В ее жизни были проблемы посерьезнее. Но их с Сашей Бойковой увлеченность эко-повесткой была действительно чудесным прикрытием. Идя со школы на остановку общественного транспорта, Саша выглядела скорее как принципиальная последовательница Греты Тунберг, нежели как нищая ученица благотворительной программы. Конечно, она видела в этой байке сюжетную дыру и опасность. И теперь это ружье, висящее на стене, могло вот-вот выстрелить. — Да и носит она одно и то же по сто лет, пока до дыр не заносит, — Алина подхватила свою любимую тему. — Старые коллекции, будто из секонда. — Выбрасывать тонны вещей — тоже глупость и не экологично, — парировала Бойкова. Саша от нервного напряжения не выдержала. — Хочешь покататься на моем «Гелентвагене»? Так бы и сказала, — она нашла в себе силы вернуться к небрежно-спокойному тону. Но вот смотреть на Щербакову прямо она уже не могла. — Зачем же? Просто увидеть. От одного раза экосистема планеты не пострадает, правда же? Саша молчала. Аня очевидно приняла это молчание за зеленый свет. — Скажем в понедельник. Пусть тебя заберет со школы твой личный водитель на черном «Гелентвагене», если он конечно не плод твоей фантазии. В классе повисла тишина. Саша была бы счастлива, если бы все дружно рассмеялись и назвали Анины догадки глупостью. Но никто не смеялся. Разве что Марк выдал многозначительное «Бред», но был единственным. — Хочешь на спор? Окей, — наконец, выдала Саша, просто чтобы прервать эту слишком громкую тишину. — Но если меня забирает «Гелентваген» — ты делаешь пожертвование в фонд дикой природы. — Без вопросов, — ответила Аня с прищуром. Класс дружно протянул «Воу-воу», как и обычно, когда намечалось что-то интересное. Внутри Саша сгорала от стыда и ужаса — как только ее угораздило вляпаться в это плохое шоу? На самом деле тогда, в пятницу, она была уверена, что еще сможет спасти свое положение. Черный гелик в целом ведь существовал — и принадлежал Мишиной работодательнице. Пару раз он даже катал Сашу на нем, поэтому она могла в последствии описать одноклассникам детали машины. Уповая на удачу, после школы Саша трясущимися руками набрала номер Коляды. Возможно, в понедельник где-то во второй половине дня он мог бы улизнуть от своей хозяйки и заехать за Сашей. Надежда была. Недолго. — Черт, прости, — грустно сказал Миша в трубку, когда Саша описала ему суть проблемы. — Мы не в городе до конца следующей недели. Этери в командировке в Воронеже. Я тут на машине с ней. — А. Ладно. — горло Саши пересохло. — Не знаю даже, что придумать. Едва ли мы вернемся раньше… Извини. — Да ничего, не извиняйся. Я сама виновата. Саша ехала на работу в переполненном троллейбусе. Ей хотелось разбить стекло собственной головой и выйти. Надо было сначала поговорить с Мишей, а потом уже спорить. Хотелось реветь. Щербакова была права — привычка делать, а потом думать и перепроверять — погубит Сашу. Уже. И не только на олимпиаде. Обычно работа ее успокаивала. Вот эта грязная, не умственная работа в клинике. Она не была слишком тяжелой, но все же шевелиться приходилось. Надраить несколько этажей отделения. Пройтись отдельно по палатам. После обеда и ужина — дополнительно перемыть всё в столовке на втором и третьем этажах. Плюс — между делом по требованию медсестер в случае чего менять простыни или отмывать рвоту, если кто-то не успел подставить таз. Нет, Саша не была брезгливой. Ей казалось, что такая работа наоборот возвращает ей ее тело, освобождает мысли от всего постороннего. В больнице, где всегда много боли и слез, она по крайней мере могла на контрасте радоваться, что здорова, бодра и весела. Но не в эту пятницу. В эту пятницу всё будто валилось из рук. К вечеру, перемыв полы столовой, она даже забила на полив цветов — хотя земля в горшках была уже суховатой. В отделении было, как назло, спокойно. Никто не разлил в палате сок, не выдернул катетер, залив кровью простыни — ничего, что могло бы отвлечь Сашу от ее мрачных мыслей. Когда время приблизилось к полуночи, она переоделась в своей коморке, где оставалась во время смен на ночь, в спортивный костюм и скрутилась калачиком на раскладушке. Ночи в отделении, как правило, были спокойными, так что ей удавалось позаниматься уроками и даже поспать. Но опять же не в эту пятницу. Саша несколько раз открывала учебник, но вскоре обнаруживала, что читает которую страницу подряд, абсолютно не вникая в смысл. Все ее мысли вертелись вокруг катастрофы, которая ожидалась в понедельник. Саша ненавидела себя за изначальное вранье, за трусость тогда, год назад. Но теперь исправлять ошибки поздно. Утро субботы началось не с кофе. А нет, именно с кофе. Саша проснулась в шесть от звука открывающейся двери в коморку. Молодая медсестра Женя Медведева летящей походкой забежала внутрь. В одной руке у нее были два стаканчика с кофе из Старбакса. В другой — легкая ветровка, с которой она стряхивала капли утреннего дождя. — Доброе утро, страна! Хватит спать, солнце уже высоко! Саша протерла глаза, вдыхая нежный кофейный аромат, который струился от стаканчиков. Несколько мгновений она точно не могла вспомнить, почему так плохо себя чувствует. Но вскоре воспоминания о пятничных событиях догнали ее. — Не доброе… Женя не услышала ее бурчания и поставила на тумбочку один из стаканчиков. — Это тебе. — Старбакс? Кучеряво живешь, — голос Саши всё еще был хриплым. — Меня утром Даня подвозил, и мы заехали за кофе. — Ясно… В другой день кофе из Старбакса обязательно бы взбодрил Сашу, но теперь не радовало даже это. Она обожала, когда их смены с Женей совпадали. Медведева была веселой и энергичной, а главное, в отличие от других сотрудников отделения, совсем немного старше Саши. Она пришла работать в клинику почти сразу после медицинского колледжа. Другие медсестры тепло относились к Саше, но они были совсем-совсем взрослыми, поэтому в их тоне было больше покровительства, чем дружбы. С Женей — иначе. Они шутили в свободные минуты в течение рабочего дня, сбегали во время обеда в ближайшую чебуречную и болтали обо всём на свете. — Что с настроением? — Женя нахмурилась. Видимо, ее тоже насторожило Сашино равнодушие к кофе. — Долгая история… — Так. Женя присела на край Сашиной раскладушки и отпила кофе из своего стакана. — Что ж, — она взглянула на часы, — У тебя есть десять минут. И попробуй только не уложиться. На самом деле история не была долгой. Большую часть Женя и так знала. Но на моменте про обещанное одноклассникам шоу с «Гелентвагеном», она закусила губу. — Мда, ты влипла. — Я в курсе. — Не стоило поддаваться. Это же типичная провокация, — сказала Женя задумчиво. — Надо было стоять на своём. Тогда бы это выглядело как принципиальность. Перед такими людьми, как эта твоя Аня, никогда нельзя оправдываться. — Но она бы не отстала! — Теперь она тем более не отстанет. — Да поняла уж, кэп! Какое-то время они сидели молча, и в полутьме коморки раздавались только звуки сербания кофе через трубочку. — Я могу попросить Даню тебя встретить на машине, — предложила Женя. Недавно она начала встречаться с каким-то молодым перспективным блогером, и только о нем и говорила. — Что у него за тачка? — Подержанная БМВ… Он хочет взять что-то покруче в ближайшее время, дела идут в гору, но пока… Сашина на секунду появившаяся надежда медленно угасла. Это определено не потянет на замену гелику. До начала рабочего дня они так ничего и не придумали. Да и придумывать было нечего. Никто из них не обладал миллионами на счету, чтобы срочно за пару дней достать где-то черный блестящий «Гелентваген». Даже напрокат. Остаток смены Женя честно и искренне пыталась приободрить Сашу. Это было ценно. К обеду Саше даже расхотелось вешаться — в конце концов, в жизни бывают вещи и похуже. Но в воскресенье вечером, когда закончились вторые рабочие сутки и она вышла из клиники во влажный сентябрьский вечер, паника вернулась и начала нарастать, как волны в шторм. Возвращение на ночевку домой к пьяному отцу тоже не добавляло оптимизма. Впрочем, он спал на полу кухни и, к счастью, хотя бы не мешал. Саша впервые злилась на жизнь. Именно злилась. Раньше, как бы ни было плохо, она умела радоваться отдельным моментам. Верила, что судьба ее поцеловала в макушку — подарила такую крутую школу, новых друзей, перспективы, будущее. Саша не сомневалась, что у нее может быть очень хорошее будущее. Но впервые так больно и до тошноты страшно было находиться в настоящем. Впрочем, что такое «до тошноты страшно» по-настоящему Саше только предстояло узнать. И остаток часов до позора в понедельник она пребывала в счастливом неведении. *** Начал накрапывать дождь. Саша чувствовала себя глупее некуда. Она, конечно, не видела, но знала, что ее лицо стало красным. Она вся горела от стыда. Стоять дальше было бессмысленно. Класс притих. Нужно было просто взять и пойти через школьный двор к остановке, как всегда. Взять и пойти, стараясь не слушать смех и ликование за спиной. Она спустилась на негнущихся ногах еще на пару ступеней. У крыльца остановилась очередная машина, чтобы забрать кого-то из школьников. Саша подняла глаза, чтобы пропустить ее и наконец двинуться вперед. Это был блестящий черный «Гелентваген». Чей? Наверное кого-то из учеников другого класса. Иронично. «Давай припаркуйся подальше, придурок» — раздраженно подумала Саша. Это совпадение выглядело как насмешка судьбы, не иначе. Но автомобиль никуда не двигался. На долю секунды сердце Саши сделало кувырок. Может Этери с Мишей вернулись каким-то чудом раньше из своего Воронежа? Но новое отчаяние охватило слишком быстро — это была другая машина, с совсем другой модификацией бампера. С водительского места вышел молодой парень-блондин. На вид совсем мальчишка. Он учтиво кивнул Саше. Может показалось? Парень сделал несколько шагов и открыл перед ней задние двери, новым кивком приглашая сесть. Ошибки не было. Он смотрел в упор на Сашу. Она была спасена. Но кем?